Осенью 1835 года, вырвавшись в Михайловское, Пушкин сочинил там очередной реквием лежащей на Смоленском кладбище нянюшке. "Какая эпитафия сравнится с этой? Какие ещё нужны доказательства и характеристика той роли, которую сыграла неграмотная Арина Родионовна в жизни великого поэта?" - так, высокопарно и верно, оценил данное произведение один из современных пушкинистов.
В сельце, между 21 и 26 сентября, Пушкин работал над стихотворением "…Вновь я посетил…" (впоследствии в тетради ПД № 984, в списке подготовленных к печати стихов, оно было обозначено автором как "Сосны").
Черновой автограф (в тетради ПД № 846) содержал несколько посвящённых Арине Родионовне строк - этакую поэтическую тираду:
Вот ветхий домик -
Где жил я, с моею бедной няней -
Уже старушки нет - уж я не слышу
По комнатам её шагов тяжёлых
И кропотливого её дозора…
И вечером - при завываньи бури -
Её рассказов - мною затвержённых
От малых лет - но всё приятных сердцу
Как шум привычный и однообразный
Любимого ручья… (Ill, 997–998).
Приведём и варианты некоторых стихов:
Вот мирный домик…
Её шагов тяжёлых и ворчанья…
И шопота…
Её тяжёлой поступи…
Её умолкло слово <?>…
И хлопотливого её дозора…
Не слышу я по зимним вечерам… (Ill, 997–998).
Там же, в псковской деревне, Пушкин на отдельном листке (ПД № 986) перебелил стихотворение и поставил в конце текста дату: "26 сент<ября> 1835" (III, 1008).
"В перебелённой рукописи стихотворение имеет законченный и отделанный вид", - пишет Я. Л. Левкович, досконально изучившая лирическую пьесу "…Вновь я посетил…"; но тут же она уточняет: "В тексте имеется несколько незначительных исправлений…"
Эти "исправления" коснулись и стихов об Арине Родионовне.
В беловике тирада начиналась так:
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей… (III, 399).
А далее шли варианты стихов 12–14. Пушкин их кропотливо, прямо-таки любовно совершенствовал:
Уже старушки нет - уж за стеною
Не слышу я шагов её тяжёлых.
Ни кропотливого её дозора (III, 399).Уже старушки нет - уж я не слышу
По комнатам её шагов тяжёлых -
И кропотливых дозоров…Уже старушки нет - уж не услышу
Её шагов тяжёлых за стеною,
Ни утренних её дозоров…Уже старушки нет - уж не услышу
По комнатам шагов её тяжёлых,
Ни кропотливых поутру дозоров…
Три завершающих стиха о няне, попутно тоже слегка выправленных, имели в беловике такой вид:
А вечером при завываньи бури
Её рассказов, мною затвержённых
От малых лет, но никогда не скучных…(Ill, 1007).
Эти строки Александр Пушкин - то ли в Михайловском, то ли позднее, при просмотре беловика - зачеркнул.
Казалось, стихотворение было завершено. Однако стихи об Арине Родионовне по-прежнему волновали Пушкина. И, вернувшись в октябре из Михайловского в Петербург, он сызнова обратился к ним.
На обороте черновика своего письма министру финансов графу Е. Ф. Канкрину от 23 октября 1835 года поэт записал ещё один "отрывок о няне" (ПД № 210).
Публика смогла ознакомиться с пушкинским автографом только в 1903 году.
В петербургском отрывке Пушкин дал уточнённую редакцию заключительных стихов о "старушке", написанных в Михайловском. Эти стихи он дополнил вновь сочинёнными элегическими строками - гораздо "менее знаменитыми" (В. С. Непомнящий), нежели пятистишие ставшего хрестоматийным текста ("Вот опальный домик… Ни кропотливого её дозора"):
Не буду вечером под шумом бури
Внимать её рассказам, затвержённым
С издетства мной - но всё приятных сердцу,
Как песни давние или страницы
Любимой старой книги, в коих знаем -
Какое слово где стоит.
Бывало
Её простые речи и советы
И полные любови укоризны
Усталое мне сердце ободряли
Отрадой тихой - я тогда ещё…
(III, 995–996, 1007).
Среди отвергнутых вариантов, находящихся на данном листе (ПД № 210), были и такие:
Хотя давно я знал их наизусть…
Как песни родины или страницы…
Угадывать заранее, с улыбкой…
Как песни колыбельные иль книги…
Когда смущён моим уединеньем…
(III, 1005–1007).
"Кроме портретных черт старой няни - спутника поэта в годы ссылки, с особой тщательностью и со множеством вариантов отрабатываются в этом отрывке строки о песнях и сказках Арины Родионовны, подкрепляющие чётко обозначенную в основном черновике тему творчества и поэтического восприятия жизни, - констатирует исследовательница. - В характеристику Арины Родионовны включаются реминисценции из "Зимнего вечера", где её образ также через "песни" связан с темой искусства, поэтического творчества".
С. С. Гейченко однажды назвал элегию "…Вновь я посетил…" "разговором с вечностью". А в новейшем очерке жизни и творчества Пушкина, созданном И. 3. Сурат и С. Г. Бочаровым, довольно точно подмечено, что стихотворение "построено как цепь воспоминаний с опорой на мотивы собственной поэзии, так что итог в нём подводится не только жизненный, но и творческий - так означается завершение некоего жизненного круга. Но, в отличие от болдинской 1830 года "Элегии" ("Безумных лет угасшее веселье…"), в которой также подводился на тот момент итог, впереди теперь видится не "грядущего волнуемое море", а смерть; <…>. Будущее предстаёт поэту в жизнерадостных образах "зелёной семьи" - но без него…".
И действительно, жизни в Александре Пушкине, писавшем осенью 1835 года "…Вновь я посетил…" с тирадой о незабвенной Арине Родионовне, оставалось всего-навсего на год с небольшим. Но ведь он возвращался к стихотворению и позднее - и посему мы можем уверенно говорить о том, что поэт не забыл свою няню ante diem.
До срока, до самого гроба.
Возведённому в историографы и камер-юнкеры Двора Его Императорского Величества, включённому в "Месяцеслов и общий штат Российской империи" приличествует столичная усыпальница, для крепостной же старухи сгодился бы и скромный сельский погост…
Так предполагает филистер - да судьба порою располагает иначе.
И по воле судьбы опустили Арину Родионовну в землю Васильевского острова, а тело прославленного стихотворца и члена Российской академии в начале 1837 года "заколотили в ящик", ящик сей "поставили на дроги" и повезли вон из Петербурга - в глухую Псковскую губернию, в Святогорский монастырь, что всего в пяти верстах от сельца Михайловского.
С гробом поехали жандарм, пушкинский дядька Никита Козлов и давнишний приятель поэта А. И. Тургенев. Александр Иванович вёл в дороге дневник, в котором тщательно фиксировал все подробности путешествия "Пушкина до последнего жилища его".
Из тургеневского журнала мы, в частности, узнаём, что могилу поэта рыли мужики, посланные 5 февраля П. А. Осиповой, хозяйкой Тригорского. Сами же похороны - короткие, как роковой размен выстрелами, - состоялись на другой день, 6 февраля.
Запись А. И. Тургенева о святогорской зимней церемонии представляется нам очень важной. Вот эти мемуарные строки:
"6 февраля, в 6 часов утра, отправились мы - я и жандарм!! - опять в монастырь, - всё ещё рыли могилу; мы отслужили панехиду в церкви и вынесли на плечах крестьян и дядьки гроб в могилу - немногие плакали. Я бросил горсть земли в могилу…"
Что за "крестьяне" участвовали в погребении Пушкина, кто из простолюдинов уронил неподдельную слезу у гроба - увы, неведомо. Но среди собравшихся могли находиться и люди, приписанные к близлежащему Михайловскому, - разумеем конечно же кого-либо из родни Арины Родионовны. Ведь ещё накануне вся округа узнала о доставленном в Святые Горы "ящике" - так почему бы потомкам нашей героини, детям и внукам "голубки", прежде столько слышавшим от старушки об "ангеле" и знававшим его, не прийти проститься с убиенным барином?
Почему бы судьбе не выставить их 6 февраля 1837 года на дорогу?
Этого никак нельзя доказать - вот и остаётся просто верить, что история о "красоте души человеческой, души любящей" завершилась именно так.
А вдова Пушкина сумела выбраться в Святогорский монастырь - на "святое смерти пепелище" (III, 333), туда, где "земля прекрасная, ни червей, ни сырости, ни глины", только через четыре года.
Тут и книге конец.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Давным-давно пора воздвигнуть в лице Арины Родионовны прочный вещественный памятник этой светлой силе русского простонародья.
Е. Поселянин
Много воды утекло с тех пор, немало режимов и поколений миновалось, но кардинально менявшая свой облик Россия - "земля женственная", по известному афоризму Н. А. Бердяева - не забыла героиню нашей книги.
В национальном сознании издревле сплелись в замысловатую пряжу правда и легенды об Арине Родионовне. Бытование одной из таких легенд даже привело к тому, что в конце 1928 года на Большеохтинском кладбище города Ленинграда по инициативе Комиссии по охране и изучению кладбищ была "прибита" мемориальная доска с надписью:
На этом кладбище,
по преданию, похоронена
няня поэта А. С. Пушкина
АРИНА РОДИОНОВНА,
скончавшаяся в 1828 г.
Могила утрачена.
Лишь после уточнения А. И. Ульянским места погребения няни доска "в память столетия со дня её смерти" была демонтирована и поступила на хранение в Институт русской литературы (Пушкинский Дом).
Накоплена обширная и разнообразная литература об Арине Родионовне.
Деятели искусства XIX–XX столетий постарались не отстать от тружеников пера и внесли свою лепту в прославление пушкинской няни. Например, её усердно (и подчас удачно) рисовали художники.
Образ старушки не раз воплощался на театральных подмостках. (Так, в пьесе К. Г. Паустовского "Наш современник", поставленной в 1949 году на сцене академического Малого театра, роль Арины Родионовны исполнила народная артистка СССР Е. Д. Турчанинова.)
Существуют музыкально-литературные композиции, любопытные работы кинодокументалистов, пользуются спросом поделки палехских мастеров…
Сверх того, восстановлены правдоподобные "домики" Арины Родионовны, в них действуют бесхитростные провинциальные музеи. Есть и мемориальные доски в честь "голубки", открытые после Великой Отечественной войны, - их можно увидеть в Кобрине и Михайловском, на петербургском доме, где она умерла, и при входе на Смоленское православное кладбище. Там, в арке бывшей богадельни, на мраморной плите выбито:
На этом
кладбище
похоронена
АРИНА РОДИОНОВНА
няня
А. С. Пушкина
1758–1828
"Подруга дней моих суровых
Голубка дряхлая моя!"
А. Пушкин
Давным-давно муссируется вопрос и о памятнике Арине Родионовне, сооружение которого стало бы апофеозом государственного и общественного почитания "мамушки".
Первым на данную тему высказался в печати, по нашим сведениям, Е. Поселянин (E. Н. Погожев) в январе 1917 года. Но вскоре после публикации Е. Поселянина началась революция, потом Гражданская война - и призыв писателя не был услышан и поддержан.
В наступивший вслед за Смутой период истории к мысли о создании достойного монумента пушкинской няне неоднократно возвращались видные представители отечественной науки и культуры.
В 1924 году в селе Михайловском (которое по постановлению Совнаркома с 1922 года стало государственным заповедником) прошли торжества, посвящённые 100-летию высылки поэта из Одессы в псковскую деревню. На праздник, организованный властями на широкую ногу, приехали важные персоны, среди которых была и делегация пушкинистов. Последние и заговорили, с трибуны и в кулуарах, о целесообразности сооружения памятника Арине Родионовне в Михайловском. Упоминание об этом имеется, в частности, в дневнике М. А. Цявловского.
Участвовал в тогдашнем празднестве и Л. П. Гроссман, который, вернувшись из духоподъёмного путешествия, опубликовал в журнале "Красная нива" (1925, № 7) очерк "Пушкинский уголок". В очерке учёный горячо поддержал инициативу "установки в Михайловском первых памятников как самому поэту, так и верному другу его изгнания - Арине Родионовне".
В том же 1924 году произошло и другое событие: Ленинградское общество архитекторов-художников объявило конкурс на памятник А. С. Пушкину в селе Михайловском. В жюри конкурса было представлено 11 проектов, которые экспонировались в помещении главного здания Академии наук. По рассказу С. С. Гейченко, "один из проектов изображал крыльцо дома Пушкина в Михайловском, на ступенях которого сидела Арина Родионовна с чулком в руках".
Однако прекраснодушные мечты послереволюционной поры и последующих десятилетий в силу многих обстоятельств так и не были реализованы. Блаженны те культурологи, историки или политологи, которые вознамерятся когда-либо докопаться до подоплёки этого фиаско: им, пытливым и сметливым, уготована встреча с весьма красноречивыми фактами.
С начала 1980-х годов ревностно выступал (и продолжает выступать) в поддержку идеи создания монумента "голубке" В. С. Непомнящий. Как полагает наш крупнейший пушкинист, этот памятник "надо поставить <…> не там, где он будет выглядеть экспонатом, а прямо в столице, на той самой магистрали, по которой и Пушкин, и Татьяна въезжали в Москву, - чтобы няня, со спицами в руках, сидела и тихонько ждала посреди шума современного города…".
Только когда исполнилось 225 лет со дня рождения Арины Родионовны, дело о монументе чуть сдвинулось с мёртвой точки.
Памятник из бронзы и гранита, созданный народным художником СССР скульптором О. К. Комовым и архитекторами М. П. Константиновым и П. С. Бутенко, воздвигли в парке старинного города Пскова и торжественно открыли 3 июня 1983 года. В положенный миг пали покровы и собравшиеся увидели: Арина Родионовна сидит подле Пушкина - а тот, стоящий, о чём-то задумался и глядит куда-то в сторону, далеко-далеко.
Большинству знатоков и простых зрителей и тогда, и впоследствии пришлось по душе произведение скульптора.
И всё же, если всмотреться и вдуматься, это был очередной рукотворный monumentum Александру Сергеевичу Пушкину и заодно старушке.