В Буде госпиталь полностью воспроизвел организационную схему Хоробичей, даже с улучшениями – в одном здании 250 коек, баня и перевязочная, вместе с палатками – 500 мест, и хорошие дома на соседних улицах, которые можно определить для медицинских нужд. Закипела работа. Все раненые проходили санобработку и перевязку в первые сутки. Лечение было по-прежнему только срочным. В госпитале лечили только тяжелых, кого нельзя отправить в тыл. В это же время произошло важное событие в жизни Николая Амосова и Лиды Денисенко – они поженились. "В первых числах января переехала ко мне. Было объявлено во всеуслышание – жена! Кончилась моя свобода. Три с половиной года я был холостым после Гали. Так мало! А первый раз (дурак!) женился в двадцать. Теперь мне уже тридцать. Пора! Нам нашли комнату рядом с госпиталем. Хорошая комната, есть даже радио. Хозяева живут в другой половине, и нам никто не мешает. Настоящие молодожены".
Началась третья военная весна. В первых числах апреля ППГ-2266 передал раненых эвакогоспиталю, который приехал на его место. Кончился еще один этап работы. Начался "межбоевой период". Войска в обороне, большинство госпиталей свернуты. Этот период был для военных медиков временем переездов, инспекций, учебы и конференций. В апреле Амосов с коллегами ездил в Речицу на армейскую конференцию, выступал с докладами о пневмотораксах, новых методиках лечения переломов бедра и ранений суставов. Доклад понравился, даже были планы получения профиля спецгоспиталя "бедро – суставы".
А на следующее утро Амосов получил письмо из 1-го московского мединститута: его диссертацию не допустили к защите. Конечно, это было большим разочарованием: "Стало горько, хотя и не очень рассчитывал, но все же надеялся. Кончится война – кому будут интересны "бедра" и "коленки", пневмотораксы? И станешь ты, Амосов, опять ординатором. В районной больнице".
20 мая госпиталь переехал в село Озерщину, под Речицей – ожидать поступлений раненых, скоро планировались наступления. А 23 июля 1943 года Николай Амосов и Лидия Денисенко расписались в ЗАГСе белорусского города Речица, там уже была восстановлена советская власть, был ЗАГС. И войну заканчивали как муж и жена. Лидия Васильевна вспоминала, как будущий муж объяснялся ей в любви, сказал: "Ну вот что, Лида! Ты меня знаешь, я тебя знаю. Давай зарегистрируемся".
Наконец был открыт долгожданный Второй фронт, началось вторжение союзников на континент. Скоро госпиталь получил новое назначение в составе ГБА – в поселок Пиревичи. Разместились в здании деревообрабатывающего завода, он пострадал, но вполне годился для задач госпиталя. Все ждали наступления. Наконец началось! 24 июня утром врачи и медсестры проснулись от страшной канонады, стрельба не прекращалась целый день. А вечером уже начали привозить первых раненых. Опять работы до поздней ночи. Ожидали большого поступления, прорыв не дается легко.
Весь конец июня госпиталь работал в полную силу, раненых везли и везли, скопилось человек пятьсот. Но настроение – победное. После 1 июля поток раненых резко спал. 9 июля ППГ-2266 получил приказ ехать в район Бобруйска – фронт движется вперед. Потом – к Минску. ППГ-2266 догнал фронт в начале августа за Белостоком и дислоцировался в Брянске, в хорошей больнице, типа земской, вскоре подоспели и раненые, которых везли прямо с фронта. Госпиталь вышел на линию медсанбата. Амосов много занимался ранениями грудной полости, делал операции, которые принесут ему впоследствии славу: резекции легких – радикально прооперировал ранение груди с обработкой раны легкого, вспоминал, что боялся, особенно когда отсекал по зажиму кусочек доли с осколком, а потом боялся, что не ушьет. Но все закончилось хорошо.
Раненых принимали всего восемь дней. Войска опять довольно быстро пошли вперед, теперь госпиталь передвигался по территории Польши и развернулся снова в городке Комарово; фронт был очень близко. Теперь он работал как медсанбат, получал раненых из полков. В госпитале организовали "шоковую" палату. Дни были вновь загружены до отказа работой. Но работа закончилась, раненых эвакуировали, очень помогала в этом деле авиация. Амосов и его коллеги получили множество наград, начальник госпиталя и Николай Михайлович – ордена Отечественной войны 2-й степени, Лидия Денисенко и еще несколько человек – медали.
В конце декабря было получено новое назначение: развернуться в лесу около реки Нарев, поближе к линии фронта, предполагалось, что госпиталь будет принимать раненных в бедро и суставы во время наступления, надеялись, что уже последних. Военные говорили, что особенно больших потерь не ожидают, что артиллерия и авиация имеют огромный перевес над противником.
В начале нового, 1945 года, 14-го января утром началось наступление. Первых раненых привезли в госпиталь около полудня, работа шла спокойно. 19 января стало известно, что войска подошли к границам Восточной Пруссии. Вскоре было приказано готовиться к переезду.
26 февраля ППГ-2266 внезапно перебросили на север в городок Либштадт. С ходу развернулись в здании вокзала, чтобы принимать раненых, уничтожавших окруженную группировку в центре Пруссии. Устраивались легко: помещений, угля, провизии – сколько угодно, хирургия тоже уже не представляла труда. Приняли всего около трехсот раненых, большинство – легких, уже обработанных в медсанбатах. 10 марта их эвакуировали и перебросили в Морунген. ППГ-2266 установили профиль – ранения нижних конечностей. Раненых мало, и проблем не возникало. 9 апреля был взят Кенигсберг. В конце апреля ППГ-2266 получил приказ свернуть госпиталь и переехать в Эльбинг, а там развернуться для приема раненых. Шло последнее наступление на Берлин, и все с нетерпением ждали: вот-вот возьмут! В госпиталь привезли около ста раненых из ближайших медсанбатов, из тех дивизий, что сражались на косе Фриш Гоф.
А 9 мая в перевязочную вбежал санитар с криком: "Победа! Победа! На улицу!" Все сестры и врачи побежали на плац. Шум, стрельба…
Так в городе Эльбинг ППГ-2266 встретил день Победы, имея 18 тяжелораненых.
Война закончилась. Почти. Потому что и после победного салюта были еще разные события в истории ППГ-2266. Госпиталь расформировали только в ноябре. Пока была война, всем казалось, что как только победят фашистскую Германию, сразу всех демобилизуют и начнется счастливая мирная жизнь. Но были еще полгода работы в Японии. Амосов писал, что полгода эти были нудные: исчезла главная связь между людьми – работа, великая общая цель – победить! Но и к этой работе он относился очень ответственно, он просто не мог иначе.
В Эльбинге госпиталь работал еще больше месяца: "доводили до кондиции" раненых, лечили случайные травмы.
В штабе армии военные врачи и медсестры получили медали и ордена. В госпитале также проводилась армейская хирургическая конференция: "Подведение итогов". Амосов сделал два доклада о травмах суставов и бедер. Написал восемь научных работ. Но как он потом сам вспоминал: "Прочитал – вполне приличные статьи, с хорошей статистикой. Грамота только страдает. Никуда их не посылал, не рискнул после неудачи с диссертацией. Они и сейчас у меня хранятся – "Бедро", газовая гангрена, переливание крови, вторичные кровотечения, две статьи о ранениях груди, две статьи о "коленках"". А в середине июня ППГ-2266 получил приказ свернуться, сдать лошадей, машины, все лишнее имущество и готовиться к погрузке. Все радовались, рассчитывали, что едут на расформирование. Поезд отправился в Россию, все ждали, что поедут в Череповец, но проехали Москву, и когда пересекли Волгу, надежды на демобилизацию растаяли. Все видели, как на восток непрерывно идут воинские эшелоны, и главной темой разговоров была война с Японией. И снова началась военная жизнь. ППГ-2266 был определен в 35-ю армию, что простояла всю войну на дальневосточной границе. Амосов там разыскал Бочарова – он был главным хирургом 5-й армии, которая тоже разместилась в этих местах. Друзья проговорили до утра. Амосов сделал коллеге подробный отчет об Угольной, о Каменке, о Хоробичах, о Карнациске, об ушивании раны легкого. Он знал, что нашел благодарного слушателя, никто так не понимал военную хирургию, как Бочаров. Тот тоже рассказывал о своей армии. Конечно, у них дела шли гораздо лучше. Специализация была с 1943-го года, транспорта было много больше, смертность по тяжелым ранениям значительно ниже. Но до ушивания ран легких, до вытяжения бедер и первичных резекций колена они все-таки не дошли, это Бочаров признал. "Похвала Аркадия была мне очень приятна. Утром он проводил меня на своем "виллисе" до станции. Дружба наша продолжалась потом лет двадцать пять, до самой смерти Бочарова, уже генерал-лейтенанта, заместителя главного хирурга Советской армии, профессора", – писал Амосов. В августе был получен приказ срочно отправляться в Маньчжурию, госпиталь принял с десяток легких раненых на границе. В это время капитулировала Япония. Задача госпиталя была – лечить больных тифом японцев в лагере военнопленных. Там Амосов с женой встретили 1946 год. Это было последним испытанием доблестного ППГ-2266. Госпиталь принял около сотни раненых после развертывания в городе Боли. На этом и окончилась последняя война ППГ-2266 и Николая Михайловича Амосова. На дальнем Востоке Амосов систематизировал свои медицинские разработки, написал несколько научных работ, вторую диссертацию "Организация хирургической работы в полевом госпитале".
В середине сентября госпиталь вывезли в район Владивостока – на станцию Седанка, врачи разъезжались. ППГ-2266 завершил свою работу.
ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ. НАУЧНАЯ РАБОТА И ХИРУРГИЯ
В конце февраля 1946 года Бочаров, друг Амосова и главный хирург дальневосточного военного округа, вытребовал его к себе и назначил ординатором в окружной госпиталь в Ворошиловск-Уссурийский. Тогда же Амосов встретился с еще одним своим близким будущим другом – Кириллом Симоняном; они дружили всю жизнь.
Уйти из армии с дальнего Востока врачу, к тому же молодому мужчине, можно было только по блату. Когда летом 1946 года Амосовы и Кирилл Симонян, которого обещали демобилизовать, поехали в Москву (Лидия, уже свободная, – заканчивать учебу в пединституте, Николай – в отпуск), Аркадий Бочаров написал письмо академику С. Юдину с просьбой помочь.
Юдин отказал. Амосов воспринял отказ как должное, без обид: "Ну что ж, значит, так и будет. Не обиделся. В жизни ни разу по знакомству не пробивался. Как все, так и я. Будем служить".
Но Амосову помог его второй – инженерный – диплом и министр медицинской промышленности Третьяков. Организовалось новое министерство – медицинской промышленности, инженеров с медицинскими знаниями не было, а у Амосова имелось двойное образование.
И когда Амосов пришел во второй раз к Юдину и рассказал о своей идее работать в новом министерстве, тот сразу же ее одобрил и обратился к воинскому начальству, чтобы Амосова отпустили. Это подействовало, Амосову выдали ходатайство в Главное медико-санитарное управление армии. Тогда же Юдин пообещал ему работу в институте Склифосовского. Но для оформления отставки пришлось снова ехать на Восток. Там за два месяца ожидания Амосов написал еще одну – уже третью – диссертацию "Первичная обработка ран коленного сустава". Лидия Васильевна оставалась в Москве заканчивать педагогический институт.
В декабре Юдин назначил Амосова заведовать операционным отделением института Склифосовского: там было много неработающих аппаратов – хорошая задача для инженера, нужно было привести в порядок технику. Операционная когда-то была хорошо оборудована, но все было запущено. Юдин жаловался, что сам должен надевать спецовку и смазывать столы, когда они совсем теряли подвижность. Амосов отмечал, что обязанности его были несложными: "Составлять расписание операций – было четыре операционных на шесть столов, смотреть за порядком, подписывать рецепты. Еще одно: каждый день чинил эзофагоскопы. К другой технике что-то не лежали руки. Делать мне было просто нечего, поскольку была еще старшая операционная сестра – очень активная женщина. Обычно до конференции делал утренние дела и шел в операционную".
В институте Склифосовского в то время работали замечательные хирурги. Сам Юдин, величина мировая, к нему ездили учиться из Европы и Америки. Его ученики – Б. А Петров, д. А. Арапов, Б. С. Розанов, А. А. Бочаров, на войне они были главными хирургами фронтов, флотов, армий.
Отношение институтской элиты к Амосову менялось. Сначала, пока он работал больше как инженер, – попросту не замечали ("бродит тут какой-то мальчишка"). Потом, когда Амосов уже ушел из института Склифосовского и приезжал из Брянска – приглядывались. А еще чуть позже смотрели уважительно, как на равного, в чем-то Амосов их превзошел. Сергей Сергеевич Юдин даже позже говорил об Амосове – мой ученик! "Хотя, – признавался Николай Михайлович, – я даже скальпель в его институте не держал. Нет, ни к какой школе я не принадлежал, учителя у меня не было. Честно. Но кое-что у юдинцев подсмотрел – да".
Но Амосова угнетало отсутствие самостоятельной работы, не было хирургии. Техника не интересовала, тем более что не было мастерской для полноценной ее наладки, а оперировать не давали, ему надоело смотреть на чужие операции, но никто не предлагал даже ассистировать. Без хирургии Москва не прельщала, и он задумал уезжать: "С 18 лет, с электростанции, привык командовать и делать дело. А тут – вовсе безделье". В Москве Амосовы прожили только до марта 1947 года.
Амосов изучал объявления в "Медицинском работнике", ходил в Минздрав. Трудно было устроиться после войны. Помогла бывшая госпитальная старшая сестра из Брянска Л. В. Быкова, она рассказала о вакантном месте в Брянской областной больнице, и Амосова взяли туда заведующим отделением и главным хирургом области. Амосов восхищенно вспоминал, что о таком месте не смел даже мечтать!
Больница была вполне приличная, здание ее было выстроено перед войной. Главный врач, Николай Зинонович Винцкевич, пожилой терапевт, еще из дореволюционной интеллигенции, принял Амосова тепло. А Юдин его не задерживал, видимо, Николай не оправдал надежд в плане инженерной премудрости – технику все-таки не починил, да и карьерную премудрость не освоил. Сказал только: "Что ж, поезжайте".
Шесть лет работы в Брянске прошли, по словам Амосова, как в сказке – отличная работа, отличные люди: помощницы – врачи из бывших военных хирургов, – и хорошая администрация больницы. Но главное – работа, где все зависело от него, от хирурга. Много сложных больных и новых операций – на желудке, на пищеводе, на почках – во всех областях тела. Но самыми важными были резекции легких – при абсцессах, раке и туберкулезе. Такие операции в Советском Союзе никогда не делались, методику Амосов разработал самостоятельно и за четыре года прооперировал больных больше всех хирургов в Союзе. Была также интересная работа в области с районными хирургами: нужно проверять и учить, Амосов много ездил, проводил конференции, показывал операции. И завоевал заслуженный авторитет, хотя вначале был беспрецедентно молод для такой должности.
В Брянске наряду с другими разделами хирургии Н. М. Амосов целенаправленно и увлеченно занимался проблемами грудной хирургии, в то время еще мало разработанными в нашей стране. Он широко и успешно стал оперировать при хирургических и онкологических поражениях легких, пищевода, кардиального отдела желудка. Результаты его операций были тогда одними из лучших в стране.
Амосов часто говорил, что хирургом его сделала война. Но настоящим – Брянск: "Самое главное для хирурга – много оперировать, только опыт дает уверенность".
Кроме непосредственно хирургии, Амосов продолжал заниматься и наукой, ездил в Горький (ныне – Нижний Новгород) по делам диссертации. Его научный руководитель профессор Давид Лазаревич Цимхес – тот самый Цимхес, от которого Амосов "сбежал" в сороковом году, – в Горьком заведовал кафедрой факультетской хирургии АГМИ. Отношения между ними наладились теплые, прошлых обид никто не держал. Амосов поведал ему свои эпопеи с тремя диссертациями. Работа над третьей проходила успешно. Диссертацию Амосов блестяще защитил в 1948 году в Горьком. А через год он уже выбрал тему для докторской – "Резекции легких при туберкулезе". Амосов провел огромное количество операций на грудной полости, причем с великолепными результатами, его методики были действительно революционны для тех лет. Николай Михайлович начал по-новому оперировать больных туберкулезом легких. Тогда частичное и полное удаление легких почти не практиковалось, применяли торакопластику – удаляли ребра, и легкие срастались с мягкими тканями. Амосов писал об этом: "Именно операции на легких вывели меня в люди, читай – в хирурги. Долгое время был лидером в легочной хирургии, особенно в туберкулезе. Когда после первых семи операций удаления легкого с одной смертью послал статью в журнал "Хирургия", редактор левит вернул: "Пришлите заверенное подтверждение от администрации". Не поверил: откуда, дескать, такой взялся? А ведь были посланы рентгеноснимки до и после операции. Я рассердился, не стал посылать. – Подите вы… туда-сюда! Бенефис был в Москве, в большом зале был, в декабре 1951 года, когда уже сделаны сотни операций и вчерне написана докторская диссертация".
Лидия Васильевна по вечерам печатала ее на машинке – в то время найти в Брянске машинистку было невозможно. И в 1952 году докторская диссертация была готова. Грудная хирургия в те годы в Союзе только зарождалась, и академики А. Н. Бакулев и П. А. Куприянов труд Амосова одобрили, прослушав его доклад на конференции по грудной хирургии в Москве.
На протяжении 1950-х годов Амосов продолжал увлеченно заниматься проблемами грудной хирургии, в то время еще мало разработанными; результаты его операций были одними из лучших. Жена Лидия работала старшей операционной сестрой и окончила заочно пединститут, однако учительницей быть не хотела, тоже мечтала о хирургии.
АМОСОВ В УКРАИНЕ. КИЕВСКИЙ МЕДИЦИНСКИЙ ИНСТИТУТ
Многие годы Н. М. Амосов жил в Киеве. И, наверное, редко встретишь в Украине человека, который бы не знал знаменитого врача. Десятки сотен операций, проведенных хирургом, спасли тысячи жизней.
Амосовы переехали в Киев в ноябре 1952 года. Николай Михайлович с неохотой уезжал из Брянска, но хотелось новой работы, научного и хирургического роста, которых в области не было, к тому же жена Лидия поступила в Киевский мединститут, в котором давно хотела учиться. Она вспоминала: "Всегда мечтала о медицинском вузе, но отец был против, говорил: "Не нужны мне твои покойники", и заканчивала я пединститут".