После короткого совещания с Сацункевичем было решено переменить стоянки лагерей. Сацункевич остался в здешних лесах, наш отряд подался на юг, в лес Червонный бор.
Долгое время наш отряд являлся как бы основной базой и связующим звеном между партизанскими отрядами и Центральным штабом партизанского движения. Центральный штаб снабжал партизанские отряды всем необходимым, используя для этого самолеты, готовил и забрасывал рации с радистами, подрывников, разведчиков и даже переводчиков.
Директивы и указания адресовались мне, а я уже передавал их отрядам и конкретизировал в соответствии с обстановкой. Сначала директивы шли за двумя подписями - Григорьев и Пономаренко. Затем стали поступать шифровки только за подписью П. К. Пономаренко. Это взволновало меня: ведь мой код был известен только Григорьеву. Мелькнула и такая мысль, а не провоцирует ли нас гитлеровская разведка или контрразведка? От этой мысли даже в холодный пот бросило.
Запросил Москву и немедленно получил успокоительный ответ, что наш код сообщен Пономаренко.
Ну, что ж, все в порядке. Продолжая оказывать помощь партизанским отрядам в северо-восточной Минской зоне, я поддерживал непрерывную связь с Пантелеймоном Кондратьевичем и получал от него добрые советы и очередные задания. Ведь сам Пономаренко не хуже меня знал Минск и его окрестности, да и вообще всю Белоруссию, поэтому его распоряжения всегда отличались четкостью и конкретностью.
Особенно мне запомнились его указания о наших связях с подпольщиками Минска. Он настойчиво требовал расширения связей, подчеркивая при этом, что контакты с подпольщиками характеризуются тем, что мы связываемся в большинстве случаев с приходящими к нам по своей инициативе патриотами из Минска. Пономаренко предлагал тщательно проверять новых людей и активнее устанавливать связи с подпольными группами и организациями в самом Минске, посылая на такие задания наиболее преданных, опытных, умеющих соблюдать конспирацию товарищей.
Когда немцы проводили против нас карательные операции, мне приходилось руководить отрядами, оказавшимися в зоне наших действий. В этом случае мы избегали длительных боев с гитлеровцами. Затяжные бои были выгодны только им.
Мы маневрировали, наносили неожиданные удары с тыла и флангов, устраивали засады и, вырываясь из кольца окружения, расходились по разным маршрутам с тем, чтобы снова соединиться и бить противника крепким кулаком.
В конце августа 1942 года получили радиограмму с указанием передать руководство партизанским движением северо-восточнее Минска Центральному штабу партизанского движения и сосредоточить свое внимание на столице республики.
По моей просьбе Пономаренко подчинил мне отряд лейтенанта Тимофея Ивановича Кускова, насчитывавший около восьмидесяти человек. Отряд состоял из кадровых бойцов, попавших в первые дни войны в окружение, но сохранивших боеспособность и все качества армейского подразделения.
Кусков, как и ранее майор Воронянский, стремился во что бы то ни стало соединиться с частями Красной Армии. Нам стоило немалых усилий убедить его остаться в тылу противника.
- А как вы отнесетесь к тому, чтобы стать моим заместителем? - предложил я Кускову.
- Не должности и чины нас держат здесь. Готов!
Таким образом, наш отряд увеличился количественно и улучшился качественно.
За ночь мы переместились на новое место. Партизаны наскоро соорудили из еловых веток шалаши. Начальник штаба Луньков вместе с Меньшиковым обошел опушку леса, выбрал места для сторожевого охранения.
Неотложной была и другая важная задача: надо повидаться с нашими подпольщиками в Минске Кузьмой Матузовым и Георгием Красницким. За прошедшее время они, возможно, уже успели найти для выполнения наших заданий преданных патриотов.
Я вызвал к себе Гуриновича и Воронкова.
- Знаете, зачем я вас пригласил? - спросил я.
- Не столько знаем, сколько догадываемся, - ответил Воронков, тряхнув черными волосами. - В Минск идти?
- Не иначе! - улыбнулся Гуринович.
- Угадали, друзья, - сказал я. - Для начала я должен напомнить, что в первый раз вам сильно повезло: нигде не нарвались на провокаторов. А снова рассчитывать на "везенье" нельзя.
- Понятно, - сказал Воронков.
- Вы должны быть каждый момент готовы к худшему. Помните, что, кроме тех, которые сами продали свою душу фашистской разведке, находятся и такие, которых принудили шантажом, голодом, пытками. Помните, что провокатор в обличье обычного советского человека гораздо опаснее, чем эсэсовец в своем черном мундире с черепом и костями на рукаве.
- Да, черную душонку потруднее разглядеть, - сказал Гуринович. - Не тревожьтесь за нас, товарищ командир. Мы теперь опытнее, чем в первый раз…
Мы обсудили их задачу.
Воронков и Гуринович должны были встретиться с Матузовым и Красницким, выяснить, что им удалось сделать за это время. Затем подобрать людей, которые могли бы поддерживать связь между отрядом и минскими подпольщиками.
Весь день мы с комиссаром, Луньковым и Меньшиковым готовили разведчиков в поход. Они надели крестьянские рубахи, кепки и стали похожими на местных жителей. По-прежнему не было немецких документов. Поэтому Воронков и Гуринович взяли с собой по два пистолета и ручные гранаты, надеясь, что эти вещи в крайнем случае заменят им недостающие документы.
Меньшиков проводил Гуриновича и Воронкова через партизанскую зону и распрощался с ними за совхозом "Шипьяны". Отойдя от Меньшикова на пять - десять шагов, разведчики словно растворились во тьме ночи.
Утром мы с Кусковым вышли в ближайшие деревни.
Стояли солнечные дни; крестьяне спешили закончить уборку хлебов. В любую минуту могли приехать немецкие реквизиторы и дочиста ограбить. Убранный урожай население немедленно прятало.
Мы побывали в Жеремцах и Беличанах. Немецкие гарнизоны из этих населенных пунктов давно были выбиты партизанами, и крестьяне свободно занимались своим трудом. Из Беличан завернули в Юрдзишки. За Беличанами тянулись поля со скирдами необмолоченного хлеба.
- Что здесь? - спросил я подводчика.
- Рованичский совхоз, - бойко ответил он. - Заедем?
Я утвердительно кивнул.
Мы повернули на дорогу, обсаженную старыми липами, и спустя несколько минут приблизились к небольшому дому. Везде было пусто, только развешенное на заборе белье да торчащий в колоде топор свидетельствовали о присутствии людей. Вот к нам вышел высокий старик, белый как лунь. Поверх холщовых штанов была надета крестьянская рубаха, обут он был в лыковые лапти.
Невольно напрашивалось сравнение с рассохшейся бочкой - так дряхл на вид был старик. Казалось, тронь его, и он рассыплется.
- Иван Иванович, - поняв, кто мы, назвал себя старик и протянул руку.
Из-под густых седых бровей на меня пристально смотрели черные как уголь глаза. Сильное рукопожатие убедило меня, что внешность старика обманчива.
Мы сели на бревно возле дома, и старик рассказал, как пришли фашисты в совхоз, все разрушили и разграбили, потом, испугавшись партизан, убрались в райцентр Червень.
- А хлеб мы хороший вырастили, - старик показал рукой на сложенный в скирды хлеб.
- Почему же не обмолотили?
- Нечем обмолачивать, - развел он руками. - Немцы молотилку поломали. Теперь возвратятся и, чего доброго, сожгут хлеб… Вот мы и собираемся жечь наше жито, - печально заключил старик.
- Обожди, отец, не нужно торопиться, что-нибудь придумаем, - успокоил я старика. - Где у вас молодежь?
- Частью немцы угнали, частью в партизанах.
- А кто вами управляет? - спросил Кусков.
- Да никто, каждый сам себе хозяин: что хочет, то и делает, - засмеялся Иван Иванович.
- Вот мы возьмем и назначим вас руководителем совхоза, - пошутил я.
- Это можно, - серьезно проговорил старик, - хотя лучше было бы, если бы вы своего человека прислали, вроде как коменданта, а мы ему поможем.
Между тем с поля начали возвращаться крестьяне. Они работали каждый день, не зная, удастся ли воспользоваться плодами своего труда. Земля звала, и они шли на ее призыв.
Мы поговорили с рабочими совхоза, пообещали им помочь исправить молотилку и мотор.
На другой день Морозкин предложил послать комендантом в совхоз "Рованичи" партизана Сергея Романовича Белохвостика. Это был пожилой, всеми уважаемый человек, старый член партии, хорошо разбиравшийся в сельском хозяйстве. С первых дней войны он скрывался от оккупантов, потом вступил в наш отряд.
Мы позвали Белохвостика и все ему рассказали.
- Не уверен я, что справлюсь с этой задачей, но, если необходимо, пойду, - без особой радости согласился Сергей Романович и добавил: - Партийное поручение надо выполнять.
Было решено на подступах к совхозу выставить засаду, а для охраны Белохвостика выделить нескольких партизан.
- Подбери себе партизан, знакомых с кузнечным делом: нужно будет исправить молотилку и мотор, - сказал я.
Вскоре Белохвостик привел двух бывших кадровых рабочих-кузнецов Ленинградского судостроительного завода. Они заверили:
- Сделаем все, что возможно.
И вот "комендант" Белохвостик со своей командой вышел в Рованичи.
Через два дня партизаны доставили горючее, и отремонтированная молотилка весело заработала.
Крестьяне копали большие ямы, застилали дно досками и соломой и прятали зерно. Зерна было много; Белохвостик щедро наделял им нуждающихся крестьян из соседних деревень. Подсчитав, сколько зерна нужно будет на осенний и весенний сев, он совместно с местным комитетом рабочих совхоза припрятал в надежном месте необходимое количество зерна.
Кроме того, он спрятал несколько тонн пшеницы в лесу.
- Это для партизан. Если мы отсюда уйдем и придут другие - отдайте им, - сказал Белохвостик доверенным крестьянам.
К концу молотьбы мы навестили Сергея Романовича. Весь в пыли, облепленный соломой и мякиной, он орудовал возле молотилки. Работа шла весело и дружно.
- Как дела? Привык к новой работе? - спросил я Белохвостика.
- Прекрасно! Сколько хлеба спасли для народа, а фашистам - вот, - и он, показав кукиш, весело рассмеялся.
- Неправильно ваш комендант исполняет свои обязанности, - подойдя, шутливо сказал Иван Иванович, - Где это видано, чтобы комендант пыль глотал. Немец был… Так тот только палкой и нагайкой управлял.
Все рассмеялись.
Из совхоза "Рованичи" оккупанты не получили ни одного грамма зерна. При активном участии партизан во многих деревнях крестьяне успели собрать и спрятать хлеб. Только вблизи райцентров немцы обобрали крестьян до нитки. Смолевичский, Березинский, Пуховичский, Червенский и другие районы контролировались партизанами.
После разгрома вражеского гарнизона в Шипьянах оккупанты малыми силами на нас нападать не решались. По деревням распространились слухи об огромной силе партизан, про их пушки. Большие же силы немцы собрать не могли, так как каждая дивизия была нужна для фронта.
Легенда о силах партизан пугала оккупантов, и гарнизонные коменданты, чтобы избежать приказов свыше выступать против партизан, в рапортах своему начальству насколько могли раздували их количество.
Однажды над лесом послышался гул мотора. Мы, подняв головы, вглядывались в ясное небо. Шум приближался, и мы увидели немецкого разведчика. Он медленно, как ястреб, высматривающий добычу, кружился над нашими головами.
- Воздушный пират рыскает, - проронил Луньков.
- Уже авиацию против нас стали высылать. Значит, тошно им, - радостно сверкая глазами, проговорил Карл Антонович.
- Нашел чему радоваться, - пожал плечами партизан из "новеньких".
- А зачем унывать? - заспорил Добрицгофер. - Даже противник признает, что мы - сила…
- Ни радоваться, ни унывать времени нет, - перебил я. - Лучше побыстрее сменим стоянку.
Перемещались недолго. К вечеру были на новом месте. Для костров собрали сухие ветки, чтобы было меньше дыма, ночью вообще костров не жгли.
Наши партизаны просачивались сквозь заслоны гитлеровцев и продолжали пускать под откос эшелоны.
Одним из лучших подрывников был Константин Сермяжко, которого мы хорошо знали: он приходил к нам делегатом от отряда "Непобедимый".
Сермяжко был назначен командиром группы, в которую вошли Мацкевич, Пастушенко, Афиногентов, Ларионов, Тихонов и другие лучшие подрывники обоих отрядов.
Зачастую Сермяжко сам выбирал места для диверсий.
Вспоминаю один наш разговор втроем.
- Выбери участок железной дороги, на котором ты будешь действовать, - сказал Кусков, развернув карту. - Я предлагаю участок Смолевичи - Плиса, он слабее охраняется.
- Зато и эшелоны идут там медленнее - меньше вагонов окажется под откосом, - покачал головой Сермяжко. - Лучше идти на участок Михановичи - Руденск.
- Тебе известны последние донесения разведчиков? - спросил я его. - На этом участке сильная охрана, на полотне всю ночь горят костры… Понимаешь, куда идешь?
- Понимаю! Фашистов уничтожать, - не смутился Сермяжко. - Я и мои товарищи - коммунисты - выбираем самый тяжелый участок. На нем-то мы и принесем больше пользы. Обещаю, что задание будет выполнено.
Отказать ему было невозможно, и Кусков коротко ответил:
- Выполняй!
Группа выстроилась на лесной поляне. Мы проверили оружие, боеприпасы, обмундирование; все было в порядке.
- В поход! - скомандовал Сермяжко, и подрывники цепочкой тронулись в опасный путь.
Они шли быстро, скоро минули деревню Комиссарский Сад и вышли к шоссе Березино - Червень. Здесь залегли в кустах и долго прислушивались. Как будто ничего подозрительного. Тем не менее группа перешла шоссе только после того, как Мацкевич, оставив товарищей, подполз по траве ближе и тщательно осмотрел весь участок, где предполагалось осуществить переход.
В эту же ночь подрывники достигли шоссе Минск - Осиповичи.
Начинало светать, когда партизаны бегом под самым носом у противника проскочили шоссе и кустами двинулись дальше. Скоро кустарник кончился, впереди - голые поля.
- Что будем делать, товарищи? - шепотом спросил Сермяжко окруживших его партизан.
- Ты командир, как прикажешь, так и будет, - отозвался Тихонов.
- Давайте здесь дневку сделаем, - предложил Мацкевич.
Так и решили. Партизаны забрались в самую гущу кустов, заросших высокой крапивой. В трехстах метрах от них, в деревне Моторово, находились обнесенные колючей проволокой фашистские дзоты. Весь день, сменяясь по очереди, подрывники вели наблюдение за вражеским гарнизоном.
К вечеру простудившийся в прошлую ночь Ларионов стал кашлять. До боли сжимая зубы и засовывая в рот траву, он старался заглушить кашель, но все было напрасно.
- Не могу… - задыхаясь от кашля, простонал он. - Набросьте мне на голову побольше одежды.
Товарищи выполнили его просьбу. Теперь, под тужурками, Ларионов дал волю своему кашлю. Тяжелая груда одежды, наваленная на него, содрогалась, зато кашля не было слышно.
Дождавшись темноты, партизаны пошли дальше. Кашель у Ларионова затих.
- Как мы с тобой подойдем к железной дороге? Вдруг опять забухаешь, - ворчал Тихонов.
Ларионов виновато смотрел на товарищей, молча грыз малиновые стебли - лечился на ходу.
Ночью группа достигла очень извилистой в этих местах реки Свислочь. Она холодно поблескивала в темноте. Налево - деревня Лешница. Сермяжко знал, что, хотя возле нее имеется брод, идти туда опасно. Недолго думая, Константин сбросил сапоги, снял одежду и вошел в воду. Найдя удобное для переправы место, он дал знать товарищам, и скоро вся группа была на другом берегу.
На рассвете партизаны остановились в лесу, недалеко от железной дороги. Лежа в кустах, они видели, как один за другим с грохотом проносились поезда. Сермяжко и Мацкевич вышли на разведку. Вблизи железной дороги они залегли и, замаскировавшись папоротником, стали наблюдать. Блестели на солнце рельсы; по полотну расхаживали по трое немецкие охранники. Разведчики внимательно следили за каждым их шагом. Вот одна тройка повернула в сторону от полотна и исчезла. Приложив к глазам бинокль, Мацкевич увидел замаскированный дзот.
- Смотри, - толкнул он в бок Сермяжко, передавая ему бинокль.
В этот момент из дзота вышла другая группа патрулей.
Разведчики осторожно перебрались в другое место, тщательно осматривая полотно железной дороги. К востоку железнодорожная линия шла под уклон и за поворотом пропадала из виду.
Сермяжко остался вести наблюдение, а Мацкевич пополз за товарищами. С наступлением темноты вся группа собралась около Сермяжко. С насыпи слышались голоса немцев.
На восток чуть ли не через каждый час шли тяжело нагруженные вражеские эшелоны.
- Пошли, - прошептал Сермяжко Мацкевичу и Тихонову, а оставшимся приказал: - Обеспечить безопасность отхода.
Используя каждый пень и ямку, три партизана тихо ползли по просеке. И если иногда под тяжестью тела хрустела нечаянно задетая ветка, они мгновенно замирали, долго прислушивались.
Впереди полз Сермяжко, стараясь удалять с пути сухие ветки и осматривая каждый камень.
Прошло больше часа, пока подрывники подползли к полотну. В трех метрах от них слабо светились стальные полосы рельсов. Сильно бились сердца, немножко дрожали руки. Подрывники напрягли слух. По полотну прохаживались патрули. В стороне мелькнул огонек карманного фонаря - партизаны плотнее прижались к земле. Разговаривая, мимо прошли два гитлеровца. Вдали, по обеим сторонам от подрывников, загорелись огни - это согнанное немцами население начинало жечь костры. Костры могли в любой момент загореться и возле них. От этой мысли по спине пробежали мурашки. Неужели задание не будет выполнено?..
Костры все приближались, и вот уже в двухстах метрах от партизан, словно факел, запылал большой костер. К нему подошли покурить охранники.
- Время, - тихо проговорил Сермяжко и пополз к рельсам; Мацкевич и Тихонов следили за обеими сторонами.
Константин быстро вырыл под рельсами ямку, заложил туда мину, тщательно ее замаскировал.
- Мина поставлена! Отходите! - отползая от полотна, шепнул он товарищам.
Остановившись в вырубленном лесу, партизаны услышали перестук колес идущего эшелона. Шум все нарастал, и вот, ярко освещая путь, показался паровоз. Он шел навстречу своей гибели. Расстояние между эшелоном и миной все сокращалось. Вот осталось только сто метров. Теперь уже не было такой силы, которая остановила бы мчавшийся тяжелый эшелон.
- Бежим! - сказал Мацкевич, и все бросились к лесу.
Оглушительный взрыв! Воздушной волной подрывников свалило на землю. В стороне у полотна взвился к небу огненный столб и одновременно раздался оглушительный треск: вагоны налезали друг на друга, корежились, как спичечные коробки. Слышались крики раненых.
Поднявшись, подрывники снова бросились бежать к товарищам. Сердца, казалось, хотели вырваться из груди.
Обезумевшая железнодорожная охрана открыла частую, но беспорядочную стрельбу, к ним присоединились уцелевшие от взрыва гитлеровцы из охраны эшелона…
Партизаны уходили в глубь леса. Задание выполнено. Под носом у охраны уничтожены паровоз и двадцать вагонов, под их обломками нашло себе могилу немало фашистов. Позднее стало известно, что железная дорога на этом участке не работала около двух суток.
Отойдя на несколько километров, партизаны остановились отдохнуть и закусить.