…В воскресенье стало известно, что Плехавичюс отправится из своего имения в местечко Палангу, чтобы до самого вечера проводить тактические занятия с охранно-полицейскими группами. Мы с товарищем решили перехватить его в пути и уничтожить. Пробрались к шоссе, притаились в кустарниках. В час дня к нам подошел наш разведчик, местный кузнец, и сказал, что, поскольку кирмаш (ярмарка) в другом местечке, то и он пойдет туда. Мы нехотя поднялись, потому что без него мы не могли действовать, так как не знали в лицо Плехавичюса.
Сидя в кузнице, мы уже собирались обедать Я взглянул в окошко и неожиданно увидел идущего вдоль речки по тропинке к шоссе мужчину с хлыстом в руке, в английском защитного цвета френче, с черными усиками. У меня не было сомнений, что это Плехавичюс, но для достоверности я попросил посмотреть кузнеца. Тот подтвердил, что я не ошибся.
Мы выскочили на улицу и, чтобы опередить Плехавичюса, бросились через кладки, по болотам и кустарникам, срезали угол и на шоссе вышли ему навстречу. На ходу договорились с товарищем, что я брошу гранаты, а он будет стрелять из парабеллума.
День был ясный, солнечный. По шоссе никакого движения, если не считать по-праздничному одетой женщины, шедшей навстречу Плехавичюсу. Мы оказались в середине между ним и женщиной. По обочине шоссе мы подходили все ближе и ближе. Вот уже до Плехавичюса не более двадцати метров. Я швырнул одну за другой гранаты и бросился в кювет. Они завертелись у самых ног Плехавичюса, но… не взорвались.
Мой товарищ открыл стрельбу из пистолета. Плехавичюс тяжело рухнул в кювет, и я подумал, что он упал, сраженный моим товарищем, но, когда он начал отстреливаться и звать на помощь, я понял, что он уцелел.
Женщина также подняла крик. Гранат у нас больше не было… Парабеллум - один на двоих. Пришлось отступить ни с чем…
…Советская власть в Литве была задушена, но литовский народ не прекращал борьбы. Во всех деревнях действовали партийные организации. При их содействии нам удалось добраться до Тельшаи, где нам сказали, что мы должны срочно выехать в Каунас. Там я встретился с представителем ЦК Компартии Литвы, который передал мне указание податься дальше на восток. Мне опять пришлось оставить родной край, на этот раз надолго.
- Теперь гитлеровцы опять выдвинули Плехавичюса. Придем на родину, может, еще придется столкнуться с ним, - спокойно проговорил Ионас Вильджюнас и, помолчав немного, добавил: - Если не нам, то другим. Сейчас в Литве борются десятки партизанских отрядов.
И Вильджюнас рассказал, что уже осенью 1941 года в Литве вели борьбу с оккупантами и их пособниками партизанские отряды Вито-Вилуно, Петрико, Симено, Розанауска, Вилимо, Лешмантоса и других верных сынов Родины. Много литовцев пало геройской смертью в борьбе, но партизанское движение все расширяется.
Следующей ночью с прилетевшего к нам транспортного самолета выбросились остальные партизаны группы Вильджюнаса. Они привезли с собой боеприпасы и две рации, которые должны были передать литовским партизанским отрядам.
Мы сообщили в Москву, что группу "Березы" приняли благополучно; в ответ получили приказание помочь ему достигнуть районов Вильно.
Вместе с Вильджюнасом составили маршрут передвижения.
К тому времени отряд Василия Трофимовича Воронянского вырос в бригаду. Она дислоцировалась в лесах в северо-восточной части Минской области, главным образом в Плещеницком районе, а сам Воронянский со своим штабом находился недалеко от озера Палик. Я послал к нему Гавриила Мацкевича с несколькими партизанами договориться, чтобы он принял группу "Березы" и через своих партизан отправил дальше.
Мацкевич долго не возвращался. Вильджюнас и его партизаны нервничали: они стремились скорей попасть в свои края и начать бить оккупантов. Вильджюнас просил посылать на боевые операции партизан из его группы.
- Успеешь повоевать, - успокаивал я его.
- Мы хотим бить врага. Вы имеете уже боевой опыт, и мы поучимся у вас, - настаивал Ионас.
Я, разумеется, согласился. Стокас, Борейша, Грицкунас, Вагонис, Гаведас и другие из группы Вильджюнаса совместно с нашими партизанами ходили в разведку и на железные дороги. Партизаны полюбили новых товарищей за смелость и находчивость. Мы с Кусковым постоянно привлекали Вильджюнаса к решению практических вопросов по руководству работой отрядов. Он помогал нам и вместе с тем приобретал опыт партизанской борьбы.
Возвратился Мацкевич и принес письмо. Воронянский писал, что он в настоящее время поддерживает связь с Минским подпольным обкомом партии, Белорусским штабом партизанского движения и с его руководителем - Петром Захаровичем Калининым. Василий Трофимович обещал принять "Березу", при помощи районных подпольных организаций безопасно провести его через зону своих отрядов до озера Нарочь, где действуют отряды партизан Советской Литвы.
- Спасибо, дружище! - схватил меня в объятия Вильджюнас.
И вновь знакомое чувство: грустно, что товарищи оставляют нас, и вместе с тем радостно видеть, как они рвутся в бой.
Еще до возвращения Мацкевича мы подготовили группу, которая должна была сопровождать Вильджюнаса. Он, Кусков и я обсуждали последние детали, когда к нам подошли подрывники Сермяжко и Усольцев. Всегда энергичные, находчивые и веселые, на этот раз они казались погруженными в глубокое раздумье.
- Что скажете, Константины? - спросил Кусков.
- Мы задумали одно дело, - переминаясь с ноги на ногу, проговорил Усольцев. - Вернее, Сермяжко задумал. Не знаем, одобрите ли?
- Говори, говори, - заинтересовался Кусков. - Если пришли - так, видно, что-то серьезное.
Сермяжко начал докладывать:
- Когда мы взрываем эшелоны, то повреждаем паровоз, десять - пятнадцать вагонов, а остальные остаются целы. Если в эшелонах техника, то она через несколько дней движется опять к фронту, а если в них гитлеровцы, то они открывают по нам огонь. Так вот мы и задумали уничтожать эшелоны полностью, а для этого нужно подрывать их в трех местах и потом брать штурмом.
- Дельно, - проговорил я.
Сермяжко продолжал свой рассказ, и мы убедились, насколько тщательно продумал он план уничтожения эшелонов.
- Обожди, Ионас Ионович, распахнем тебе через железную дорогу "широкие ворота", - предложил я Вильджюнасу.
- Хорошо задумано. Когда-нибудь и мы используем ваш опыт. Охотно подожду, - согласился он.
- Идите, готовьтесь к походу, - сказал Кусков Усольцеву и Сермяжко. - На задание берите только добровольцев.
Мы вышли из палатки.
Усольцев и Сермяжко повели отобранных людей на подготовительные занятия. Сермяжко обучал подрывному делу по изобретенному им способу. Афиногентов, Ларионов, Тихонов, Красовский и другие спрятались в траве, каждый из них держал в руке по веревке. Концы этих веревок были у Сермяжко. После выстрела из пистолета лежавшие в траве должны были одновременно дернуть свои концы веревок.
Неподалеку от подрывников занимался с двадцатью восемью партизанами из штурмовой группы Усольцев. Кеглевые шашки заменяли им воспламеняющуюся жидкость.
По сигналу Усольцева партизаны бросались в атаку на воображаемый эшелон. Одновременно с этим две пары подрывников впереди и сзади воображаемого эшелона "подрывали" рельсы, чтобы не могло подъехать подкрепление.
Весь день тренировались партизаны. Вечером к нам пришли инициаторы похода.
- Ну как, усвоили? - спросил я их.
- На отлично, - ответили оба в один голос.
- Да, но сейчас вы орудовали днем, а как выйдет ночью?
Сермяжко и Усольцев согласились, что нужно провести еще и ночные занятия. Эти занятия прошли не совсем удачно.
- Придется еще разок попробовать, - признался Усольцев.
- Не забудь, на железной дороге будет легче, там взрывы осветят местность, - напомнил ему Сермяжко.
К этому новому для нас методу готовились серьезно. Даже в день выступления, когда партизанам полагался отдых, они усердно занимались. После обеда их все же заставили разойтись по шалашам. Только Усольцев и Сермяжко не захотели отдыхать, они о чем-то озабоченно переговаривались, осматривали заряды, термитные кегли.
Желая убедиться, все ли готово, я зашел в шалаш подразделения Ивана Любимова. Он должен был сопровождать группу Вильджюнаса. Большинство партизан перед походом отдыхали. Сам командир чистил пистолет.
- В поход? - показывая на разложенные части пистолета, спросил я.
- Так точно, - ответил он.
- Задание вам ясно?
- Ясно! Выполним, товарищ командир.
- Где Жардецкий? - спросил я.
- Если срочно нужно, я здесь, - раздался из-под шинели его голос.
- Присядь, побеседуем, - предложил я и вынул из сумки карту.
Юлиан и Любимов присели. Я показал им, где Усольцев со своими партизанами подорвет эшелон. Любимов внимательно следил за моим пальцем, а Юлиан смотрел куда-то в сторону.
- Ты гляди сюда, соображай, как нужно будет вести людей, - предупредил я его.
- Ничего эта бумага мне не говорит. Хорошо здесь показан лес, но не показано, где растет дерево, где яма, где пень. Лучше уж без нее проведу.
- Какой же ты, Жардецкий, неисправимый, - злился Иван Любимов.
- Меня нечего исправлять, я вполне исправный. А провести - проведу так, что комар носа не подточит.
Ночью, в темноте, Жардецкий видел, как филин. Его уши ловили самый незначительный звук. Юлиан имел и еще одно преимущество: в походе никогда не уставал. Высокий, стройный, он, несмотря на свои пятьдесят лет, оставлял позади самых лучших ходоков.
Уходя от них, я пожелал им удачи.
Вильджюнас и его товарищи готовились к походу. У них было немало груза: две рации, батареи к ним, патроны, взрывчатка, много литовских газет и книг советских писателей. Все это они непременно хотели взять с собой. То же самое пережили и мы, выходя из Торопца. Каждый партизан группы Вильджюнаса сделал себе ношу по двадцать килограммов, и все же много вещей осталось. Вильджюнас смотрел на них с сожалением.
- Жалко оставлять? - спросил я.
- Да, - уныло ответил он. - Пока Москва пришлет, все это пригодилось бы.
- Оставь здесь, а что нужно, Воронянский тебе даст, мы ему позже возвратим.
- Спасибо, - крепко пожал мне руку Ионас.
Вечером повара приготовили превосходный ужин. Мы решили устроить проводы уходящим товарищам. Были разложены свежий хлеб, присланный из совхоза "Рованичи", свинина, соленые огурцы. В середине круга, весело потрескивая, горел небольшой костер.
- Прошу гостей к столу, - обходя партизан, приглашал Луньков.
- За удачный поход, - поднялся Кусков.
- Ура! - ответили партизаны.
Поздно ночью партизаны разошлись по шалашам, и оттуда еще долго были слышны приглушенные разговоры. Постепенно все затихло. Хорошо замаскированные, всегда бодрствующие часовые охраняли сон своих товарищей.
Рано утром выстроились партизаны, уходящие в поход. У всех подогнано обмундирование, вычищено оружие, чисто выбриты лица. У нас существовал обычай: если собираешься в поход, то не только подготовь оружие, но и почини да вычисти одежду.
- Смирно! - скомандовал начальник штаба Луньков, и строй замер.
- Товарищи, - начал я, - мы в тылу противника ведем священную борьбу с фашистскими захватчиками. Тяжел наш путь, но мы не одни, с нами весь народ. Сегодня одним из нас надлежит провести литовских десантников, другим - выполнить новую в нашей партизанской борьбе задачу. Командование верит, что как одни, так и другие с честью выполнят задания.
- Смерть фашистам! - прогремело в ответ.
- Родина не забудет ваших боевых дел, - продолжал я. - Будьте бдительны, нужно в любой обстановке быть хитрее врага. С этого дня пусть оккупанты сильнее почувствуют карающую руку партизан.
Подошли Усольцев и Сермяжко.
- Штурмовая группа… - начал докладывать Сермяжко, но я перебил его:
- Не надо, вижу, что подготовились.
Я осмотрел группу.
- Можете идти!
От отряда отделились Мацкевич, Жардецкий и другие разведчики. Они пошли вперед. За ними двинулась группа Любимова, затем мы с Вильджюнасом, сзади нас шла его группа и замыкающие колонну бойцы Сермяжко. В трех километрах от лагеря остановились, чтобы проститься.
- Спасибо, друг, за все, - обнял меня Ионас, - встретимся после победы.
- Привет родной земле! - только и успел сказать я. Вильджюнас, торопясь, обнял Морозкина, Кускова, Лунькова… Чтобы не выдать своего волнения, отвернулся в сторону и широкими шагами направился к своей группе. Перед поворотом он обернулся, помахал нам фуражкой и исчез за кустарником.
Через несколько дней возвратились группы Усольцева и Сермяжко. Они доложили о выполнении задания.
- Был гитлеровский эшелон, а теперь его нет, - пояснил Усольцев и добавил: - Ни одного целого вагона. Все там было: и танки, и пушки, и гитлеровцы.
Я знал, что Усольцев не преувеличивает. У нас установился строгий закон - сообщать только действительные результаты, и партизаны точно придерживались его.
Мы с Кусковым пожали руки всем партизанам. Затем повели с собой Сермяжко и Усольцева.
- Сообщим в Москву о вашей операции, пишите рапорты, - приказал я им.
По их отчету мы составили радиограмму:
"Тридцать восемь партизан подорвали около станции Жодино воинский эшелон с техникой в пятьдесят два вагона.
При этом было убито 22 фашистских солдата, ранено 19, уничтожены паровоз, 14 вагонов и тяжело поврежден весь состав. Ни один вагон не пошел на фронт. Движение по линии было остановлено на одни сутки".
В тот же день получили ответ:
"Советское правительство благодарит славных партизан и желает им новых успехов и подвигов во славу нашей социалистической Родины. Представьте отличившихся участников к наградам орденами и медалями".
Радиограмму я зачитал перед строем. В лагере был праздник. Позже выяснили подробности этой операции.
Когда партизаны вышли из лагеря, они несли с собой восемь литров бензина, несколько термитных кеглей, три заряда толовых шашек по шестнадцать килограммов каждый.
Пройдя тридцать пять километров, уже в сумерках зашли в небольшую деревушку. Из-за туч, нависших над деревней, выглядывала бледная полоска луны. До железной дороги осталось около десяти километров. Усольцев с Вильджюнасом и Любимовым решили заночевать в деревне.
Выставив посты, усталые партизаны легли в сараях на соломе. Под утро Сермяжко разбудил Усольцева.
- Костя, я с маленькой группой пойду в разведку, вы меня обождите.
- А стоит ли? - усомнился Усольцев. - Еще вспугнешь фашистов.
- Не вспугну, - усмехнулся Сермяжко. - До Судабовки - рукой подать, а я оттуда родом, там вырос, местность знаю, как свои пять пальцев. Разведаю расположение железнодорожной охраны.
- Иди, - согласился Усольцев.
Они условились, что встретятся в пяти километрах от железной дороги.
На рассвете с остальными партизанами вышел из деревни Усольцев. С целью запутать следы он выступил в обратном направлении, потом, сделав большой круг, по кустам пришел в условленное место и стал ждать. Начал накрапывать мелкий дождик.
В это время Сермяжко с товарищами подошел к железной дороге и в течение двух часов вел наблюдение, приглядывался к охране. Затем партизаны отправились к месту встречи.
Сермяжко забежал в деревню к своему старому знакомому и вернулся с большим куском бараньей туши.
Вскоре разведчики были с основной группой.
Нашли сухие, еще до войны заготовленные штабеля дров. Развели костер. Константин Константинович Тихонов молча разрезал мясо, а Андрей Иванович Ларионов заворачивал куски в тряпки, обмазывал глиной и клал в горячие угли. Скоро потрескавшиеся куски глины вытащили из костра, разбили и вынули запеченное мясо. В лесу запахло жареным.
- Учитесь, ребята, - говорил своим десантникам Вильджюнас.
- Жизнь всему научит, - ответил польщенный Ларионов.
С наступлением темноты Сермяжко ее своими разведчиками вышел к дороге на Судабовку. Спустя некоторое время к железной дороге начали подходить местные жидели. Немцы заставляли их жечь костры вдоль полотна железной дороги для предупреждения диверсий. Вдали показались два подростка. Сермяжко подполз к дороге, пригляделся, тихо позвал:
- Коля! Гриша!
Он узнал младших братьев. Выполняя приказ оккупантов, они тоже ходили жечь костры на железной дороге. Сермяжко использовал это и с помощью братьев уже пустил под откос два эшелона. В Судабовке стоял большой гарнизон полиции, и Сермяжко не мог заходить к себе домой, он встречался с братьями в условленном месте, недалеко от деревни.
Пареньки, предварительно оглянувшись назад, шмыгнули в сторону, откуда был слышен голос брата.
- Ты здесь, Константин? - не различая ничего в темноте, спросил Гриша.
- Я, хлопчики, я, - прошептал Сермяжко и обнял братьев. - На полотно?
- Куда же больше? - ответил Николай. - А вы в то же самое место? Выходит, придется опять посветить.
- Придется, - подтвердил Сермяжко, - но нам нужно пройти железную дорогу, пропустит ли охрана? - с улыбкой спросил он.
- А много? - поинтересовался Гриша.
- Около сорока.
- Гм, - Гриша в нерешительности покачал головой. - Многовато. - Но, подумав, решительно махнул рукой. - Сделаем.
Константин договорился с братьями, в каком месте и в какое время будут переходить партизаны железную дорогу, какой сигнал должны будут подать Коля и Гриша. После этого мальчики вышли из кустов на дорогу и продолжали свой путь.
Пошел дождь, поднялся ветер, сгибавший верхушки деревьев. В просветах кустарника показались огни костров.
Сермяжко подвел группу к месту, где должны были жечь костры его братья. Залегли. Издали трудно было отличить местных жителей от охраны. Константин смотрел на часы и ждал сигнала. Вот у одного из костров две фигуры начали гоняться друг за другом. Сермяжко понял: это его братья. Костер медленно гас.
- Пора, - сказал он Вильджюнасу и Любимову.
Они пожали Константину руку и вместе со своими партизанами поползли через поляну. В этот момент начал гаснуть и второй костер. Оставшиеся на опушке леса партизаны видели, как один за другим проскакивали через полотно черные фигуры. Облегченно вздохнув, Сермяжко тоже пополз к железной дороге. Недалеко от полотна, спрятавшись за пень, он заухал по-совиному. К нему, будто за хворостом, подошел Гриша и прошептал:
- Фашисты ушли далеко вперед. Возле костра справа свои люди.
- Ясно, - также шепотом ответил Константин и быстро отполз назад к товарищам.
- Начинаем, - шепнул он им.
Разделившись на три группы, партизаны поползли к железной дороге. Почти одновременно достигли полотна, вырыли ямы, положили в них мины и замаскировали гравием и щебнем; оставшуюся землю и щебень собрали в корзинки, отползли обратно и залегли, держа в руках концы веревок.
Недалеко от полотна лежали партизаны Усольцева.
- Порядок? - спросил Усольцев у Сермяжко.
- Сделано, - тяжело дыша от усталости, прошептал тот.
В это же время в километре от станции Жодино на полотно выползли еще два партизана из группы Сермяжко и быстро заложили мину.