На другой день вечером операция началась. В полночь во двор столовой въехал Иванов и подал условленный сигнал.
Здесь, в центре города, фашистские офицеры чувствовали себя смелее: ни у парадного, ни в самой столовой постов охраны не было.
Девушки, схватив помойные ведра, выскочили во двор. Иванов поднял сиденье и достал пятнадцать килограммов тола. Капитолина и Ульяна уложили его в ведра, прикрыли половыми тряпками. В тот же момент подошла Дарья Николаевна, на ходу сунула Капитолине маломагнитку и зашагала прочь.
Девушки поднялись в столовую и спрятали ведра с толом в кладовку, где лежали дрова. Потом они приблизились к кадке с пальмой. Капитолина выключила в зале свет. Их взгляды встретились. Обе были бледны как мел. На кухне работали судомойки, оттуда слышался звон посуды.
Вазон с пальмой очень тяжел. Гурьева споткнулась, и вазон с шумом ударился об пол. Девушки затаили дыхание; все было тихо. Тогда они приподняли кадку, уложили под нее тол и установили подготовленную маломагнитку со взрывателем. Затем, сделав последнее усилие, поставили пальму на место. Капитолина зажгла свет и осмотрела зал, все было в порядке.
Утром, уходя на работу, Капитолина обняла мать.
- Мама, ты собери необходимые вещи; вечером, как только приду с работы, мы уйдем. Одень потеплее сестренок.
- Сохрани тебя бог, что случилось? - взволнованно спросила мать.
- Ничего не случилось, но я не могу больше служить фашистам. В лесу проживем до освобождения… Только об этом никому ни слова.
Она поцеловала мать, спящих сестренок и с учащенно бьющимся сердцем вышла в последний раз на работу.
В столовой с утра было все как обычно. Приходили эсэсовцы, завтракали, обменивались сальными остротами, гоготали и уходили. После обеда столовую закрыли. Пришли работники СД и начали проверять помещение. Один из них подошел к пальме. Капитолина вздрогнула, и на какое-то мгновение все поплыло у нее перед глазами; она оперлась о дверной косяк. К счастью, никто не обратил на нее внимания. Работник СД отошел от пальмы, осмотрел все углы, заглянул в печки и, подойдя к старшему, доложил, что все в порядке. Поставив у дверей двух эсэсовцев, они ушли.
После осмотра здания служащие столовой стали готовиться к банкету: через весь зал они установили два ряда столов и накрыли их белыми скатертями. Прибыла машина с ящиками различных вин. Из кухни доносился запах жареного.
Капитолина почти успокоилась и только с тревогой посматривала на пальму: "А что, если раньше взорвется?"
Начали собираться эсэсовцы.
Как только приехал их самый старший, все сели за стол. Выступил какой-то чин. От волнения Капитолина ничего не слышала и, чтобы не навлечь на себя подозрения, старалась как можно лучше обслуживать собравшихся, а украдкой посматривала на часы. До взрыва оставалось три часа. Время тянулось мучительно медленно. Наконец Капитолина услышала условный гудок. Выбежав во двор, она увидела в машине улыбающегося Иванова.
- Кубе там? - шепотом спросил он.
- Нет.
- У тебя все сделано?
Капитолина кивнула головой и прошептала:
- Бегу, а то еще заподозрят…
- Никуда ты не побежишь, садись. - Михаил открыл дверцу машины, за руку втянул девушку и усадил рядом.
Машина остановилась. Капитолина вбежала в дом, увела с собой мать, сестер, захватила немного одежды.
- Скорей, чтобы успеть проехать через контрольный пункт, - торопил Михаил.
Капитолина в одно мгновение усадила сестер и мать, ловко впрыгнула сама и села рядом с шофером. Все это время Капитолина находилась словно во сне. Только когда машина остановилась далеко за городом и Капитолина увидела вышедших из лесу Воронкова и Гуриновича, она пришла в себя. Максим подошел ближе к кустам и спросил кого-то:
- А вы с нами вернетесь в отряд?
Капитолина заметила в кустах двух эсэсовцев.
- Кто это такие? - с недоумением спросила она у Гуриновича.
- Разве не видишь, свои, - улыбнулся Михаил. Это были братья Сенько.
- Нет, мы назад с Ивановым поедем, - ответил Владимир.
Братья попрощались со всеми, и машина уехала обратно. В городе Иванов петлял по улицам, а Владимир и Константин наблюдали из заднего окна машины. Внезапно фары другой машины ослепили братьев. Иванов уменьшил скорость. Машина проехала мимо.
- Следи за ней, на такой машине ездит Кубе, - наклонившись к Иванову, шепнул Владимир.
Иванов, не выпуская из виду эсэсовскую машину, следовал за ней. Вот она свернула в переулок. Иванов дал газ, обогнал ее и поставил свою машину поперек дороги. Из машины выскочили два эсэсовца. В тот же момент выскочили и братья Сенько с пистолетами в руках. Эсэсовцы, увидев людей в своей форме, что-то крикнули, но два выстрела в упор уложили их на месте. Владимир успел убить и третьего эсэсовца, сидевшего за рулем. Кубе в этой машине не было.
- Ну, Миша, теперь жми… Скажешь Кате, где тебя теперь искать, - проговорил Владимир и вместе с Константином исчез в темноте.
Иванов помчался в гараж. А тем временем братья Сенько подбежали к эсэсовской машине, выбросили из нее труп шофера, и Константин сел за руль. Глухими улицами они поехали из города. На одном посту часовой хотел остановить, но Константин дал сигнал и увеличил скорость, часовой едва успел отскочить в сторону. Недалеко от Кайковского леса братья нагнали Воронкова, Гуриновича и Гурьевых. Увидев свет машины, те бросились в кусты.
- Стой, еще гранатой угостят, - сказал Владимир брату, а сам, высунувшись из машины, крикнул: - Эй, не вздумайте стрелять по своим!
Воронков узнал голос Владимира и вышел из кустов.
- Вы их машину захватили… Неужели Кубе? - пробормотал Воронков.
- Сначала понадеялись… Но в ней оказались только эсэсовцы… Машина была похожа, - усмехнулся Владимир. - Садитесь, подвезем.
- Нет, спасибо. Неохота на партизанскую очередь нарваться, - покачал головой подошедший Гуринович.
- Пусть женщины садятся, вы идите впереди и громко разговаривайте, мы тихо поедем следом за вами, - сказал Константин.
Так и сделали.
Когда рассвело, Воронков пристроил красный флажок. Все сели в машину и скоро прибыли в лагерь.
Я крепко пожал руку Капитолине и сказал:
- Народ никогда не забудет вашего подвига.
- Служу Советскому Союзу, - очень тихо проговорила девушка.
Через несколько дней в лагерь пришла Василиса Васильевна Гуринович. Она рассказала о гибели начальника штаба "корпуса самообороны" майора Евгения.
Евгений, поклявшись во что бы то ни стало уничтожить Кубе, ждал его вызова на инструктаж. Вызова не было. Тогда он сам пошел в генеральный комиссариат и попытался попасть на прием к Кубе. Личная охрана Кубе не пропустила Евгения. Он все же упрямо добивался приема.
Охранники заподозрили майора. При выходе его пытались задержать подоспевшие на помощь эсэсовцы. Евгений убил трех из них и выскочил на улицу, но тут же, сраженный пулей, упал замертво.
Нам было жаль Евгения. Он искренне хотел искупить свою вину. Жаль тем более, что погиб он из-за излишней своей горячности, нетерпеливости…
От Анны Воронковой мы узнали, что Матузов с женой продолжают работать, что Ульяну Козлову СД пока не преследует и она на старом месте.
Затем Анна достала из корзинки несколько белорусских националистических газет "Раніца". В них сообщалось, что от руки "бандитов" в столовой СД погибло шестнадцать эсэсовских офицеров и тридцать два ранено. Раньше оккупанты умалчивали про диверсии партизан в Минске, дальше молчать оказалось невозможным.
Я подозвал Капитолину и подал ей газету. Она долго, очень долго читала эти немногие строчки. Потом сурово проговорила:
- Они этого заслужили. Сколько они пролили крови наших людей!
Этот взрыв еще раз показал минскому СД и "Абверу", кто является подлинным хозяином на белорусской земле.
6
Борьбу против гитлеровцев трудящимся Минска, как и других городов, приходилось вести в чрезвычайно трудных и сложных условиях подполья, в обстановке жесткого оккупационного режима. Немецко-фашистские захватчики прилагали все усилия, чтобы сделать прочным свое господство в Минске, которому они придавали важное стратегическое значение. Минск был превращен оккупантами в военно-административный и политический опорный пункт центральной армейской группировки войск.
В городе постоянно находился большой гарнизон. Здесь сосредотачивались армейские резервы, сюда отводились потрепанные на фронте части для пополнения и переформирования. Здесь же располагались управление войск СД, армейские авиационные части, много госпиталей. В сохранившихся крупных зданиях размещался генеральный комиссариат Белоруссии во главе со ставленником Гитлера - гауляйтером фон Вильгельмом Кубе. Генеральный комиссариат был создан немецкими оккупантами для управления захваченной территорией Белоруссии. Он опирался в своей деятельности на ряд подчиненных ему учреждений, в том числе на чудовищно большой аппарат СД и полевой полиции. На охрану военных объектов, расположенных в Минске, было брошено большое количество войск СС.
Передвижение по улицам и за пределы города жителям разрешалось только в строго установленное время и по специальным пропускам. В Минске гитлеровцы особенно широко применяли террор. В городе и его окрестностях гитлеровские палачи истребили десятки тысяч советских граждан. Тысячи минчан были угнаны на каторгу в фашистскую Германию.
По улицам Минска - на столбах, стенах домов, на заборах - висели многочисленные приказы, в них на разные лады повторялось слово "расстрел". За неявку на регистрацию в комендатуру или полицию - расстрел, за нежелание работать на немцев - расстрел, за появление на улице с наступлением темноты - расстрел.
Подпольные организации Минска работали в тяжелых условиях. Ни одного дня не проходило без волнений и тревог. За подпольщиками охотились полицейские, эсэсовцы, СД. Непрерывно приходилось менять явки, пароли, перемещать людей из одной конспиративной квартиры в другую, заметать следы, а иногда и уничтожать преследователей.
Партийное подполье в Минске начало действовать с первых дней оккупации. Исай Павлович Казинец, инженер-нефтяник, когда фашисты оккупировали Минск, стал секретарем подпольного горкома партии. Под его руководством была создана широкая подпольная сеть, издавалась газета "Вестник Родины", выпускались листовки. Вместе с Казинцом минское подполье создавали старые большевики, участники Октябрьской революции и гражданской войны А. Арндт, Е. Баранов, М. Думбра, И. Матусевич, Д. Одинцов и другие.
Но Казинец и многие его товарищи в марте 1942 года попали в руки СД. Причинами провала являлись, прежде всего, слабая конспирация, отсутствие у патриотов достаточного опыта борьбы с таким сильным и коварным врагом, каким были гитлеровцы, недостатки организационных форм подполья. Были, конечно, и другие причины. Руководящий центр подполья погиб.
Минское СД торжествовало. Оно поспешило сообщить в Берлин, в имперское управление службы безопасности, что с коммунистами в столице Белоруссии покончено. На очереди, мол, уничтожение "банд", скрывающихся в лесах. Однако радость СД была преждевременной. Партизан уничтожить не удалось. А в мае 1942 года, через два месяца после ареста руководителей минского партийного подполья, возник новый центр. Он объединил уцелевшие кадры коммунистов и комсомольцев и с новой силой развернул борьбу против гитлеровских поработителей.
В состав нового руководящего центра вошли замечательные коммунисты Д. А. Короткевич, В. К. Никифоров, В. С. Омельянюк и другие. Однако и они через некоторое время при помощи провокатора Б. Рудзянко были схвачены СД.
Фашистские карательные органы имели большой опыт в проведении различных пыток. Захватив кого-либо из подпольщиков, фашисты применяли изощренные, зверские истязания. Отдельные узники не выдерживали и выдавали кое-какие сведения, необходимые СД.
Немало подпольщиков расстреляно и повешено. Например, в одном из секретных отчетов СД в Берлин говорится:
"…9 мая 1942 года в Минске были публично казнены через повешение 28 человек, принадлежавших к организации партизан Белоруссии. В этот же день было расстреляно 251 человек… В Минске была проведена кампания против группы на железной дороге. Было арестовано 126 человек".
Деятельность минского партийного подполья особенно активизировалась в 1943-1944 годах. В феврале 1943 года состоялся V пленум ЦК КП(б)Б. Подпольные комитеты, партизанские отряды и бригады, дислоцировавшиеся вокруг Минска, под руководством подпольного обкома партии, создали в столице Белоруссии многочисленные разведывательные и диверсионные группы, которые с новой силой развернули в городе и пригородных районах борьбу против оккупантов.
После гибели руководителей второго партийного центра ЦК Компартии Белоруссии принял решение создать Минский подпольный городской комитет партии. Это способствовало улучшению партийной работы в городе.
Унылым, дождливым вечером к нам с комиссаром вошел радист Яновский и принес радиограмму.
- Могу порадовать, - улыбнулся он.
Центральный Комитет Компартии Белоруссии сообщал, что из Полесья решением Минского подпольного обкома партии в наш отряд посланы секретарь Минского подпольного горкома, редактор и работники типографии. Я передал радиограмму Родину.
- Ого! - сказал он. - Поднимаемся на высшую ступень.
Я позвал командира взвода конной разведки Николая Ларченко и, наметив маршрут, приказал выехать навстречу товарищам. Отправились Валя, Терновский, Каледа, Денисевич.
На следующий день большая подвода въехала в лагерь. От нее отделилась группа мужчин, среди них я увидел высокую фигуру Машкова, комиссара отряда Шубы.
- Здорово, Георгий Николаевич, что же, совсем к нам? - приветствовал я его.
- Совсем… Областной комитет направил… А вот, - Машков указал на стоящего рядом плотного, широкоплечего мужчину, - секретарь Минского подпольного горкома партии Савелий Константинович…
- Лещеня, - дополнил, улыбаясь, секретарь, с силой пожав мою руку.
Темные, узкого разреза глаза Лещени смотрели пристально, изучающе и в то же время задумчиво, словно, смотря на меня и комиссара, он держал перед своим умственным взором кого-то еще…
Познакомились и с редактором газеты Александром Демьяновичем Сакевичем. Это был высокий, худощавый и необыкновенно подвижный человек.
Во время обеда разговорились. Лещеня - белорус, окончил Московский институт стали, работал на партийной работе. В начале Великой Отечественной войны направлен ЦК Компартии Белоруссии в тыл врага, был парторгом Минского подпольного обкома партии, а затем комиссаром партизанской бригады.
Машков, по профессии электромонтер, тоже прошел большую школу подпольной и партизанской борьбы. В тылу противника - с первых дней войны. Он был секретарем партбюро, а позже комиссаром партизанской бригады.
Сакевич до прихода к нам работал редактором подпольной районной газеты "Кліч Радзімы" (орган Любанского подпольного РК КПБ).
После обеда Лещеня ознакомил меня с решением Минского обкома. Он назначался секретарем Минского подпольного горкома, Машков - секретарем городского комитета по пропаганде, я и И. М. Родин - членами комитета.
- Отныне ваша парторганизация берется на учет Минским подпольным горкомом. Где ваш секретарь парторганизации? - спросил Лещеня.
- Уже три дня на задании: вышел с подрывниками на железную дорогу. Скоро должен возвратиться, - сказал комиссар.
Я подробно доложил о работе отряда и подпольщиков Минска. Лещеня и Машков внимательно выслушали и, когда я кончил, долго молчали, обдумывая все данные.
- Диверсионная работа налажена неплохо, шпионов и провокаторов не допустили к себе, но нужно усилить разъяснительную деятельность, - резюмировал Лещеня. - Хорошо, что занялись разложением изнутри "корпуса самообороны".
- Вернули советскому коллективу многих обманутых и колеблющихся, - добавил Машков.
- А теперь прочтите директивы ЦК партии Белоруссии, адресованные всем партизанским отрядам и подпольным организациям. - Лещеня достал несколько тонких листов бумаги.
Центральный Комитет указывал, что взрывы, диверсии необходимо совершать только на предприятиях, которые работают на военные нужды. На других предприятиях принимать меры к тому, чтобы помешать оккупантам вывезти ценное оборудование. Для этой цели создать новые подпольные патриотические группы.
Партия предупреждала, что, отступая под сокрушительными ударами нашей армии, оккупанты будут стремиться силой угонять население с собой. Поэтому рекомендовалось организовывать в лесах лагеря и с приближением фронта выводить в эти лагеря население из города; всемерно усиливать агитационно-пропагандистскую работу.
- Здесь у нас слабо, - заметил комиссар.
- Вот и будем вместе работать, чтобы и в этом направлении добиться успехов. Сделано немало, а теперь, когда получили типографию, сумеем сделать еще больше… Радисты у нас есть, а Москва сообщила, что у вас имеются запасные рации, я думаю, вы уступите их городскому комитету для поддержания связи с подпольным обкомом партии?
Мы с комиссаром согласились. Я добавил:
- Силами одного нашего отряда тяжело поддерживать связь с подпольщиками Минска. Рядом стоят партизаны М. Г. Мармулева, Л. И. Сороки, 2-й и 3-й Минских бригад, бригад "Штурмовая", имени Калинина. У них тоже есть свои люди в Минске. Может быть, поговорить с ними? Тогда в городе можно было бы создать крупную подпольную организацию с централизованным руководством…
- Да, - подхватил Лещеня, - об этом есть указание Минского подпольного обкома. Мы создадим единое руководство подпольными группами в городе. Так и решим: выявить все имеющиеся подпольные группы в Минске, через них усилить пропагандистскую работу среди населения, организовать диверсионную работу, начать выпуск печатного органа Минского подпольного горкома партии газеты "Минский большевик". Кто за это предложение?
Все подняли руки.
Так закончилось первое заседание комитета.
Мы вышли из землянки. Партизаны помогали наборщикам разгружать повозку. Все оборудование типографии они уложили на разостланный мешок. Комиссар, улыбаясь, напомнил мне, как, получив от Центрального Комитета радиограмму о посылке нам типографии, мы беспокоились о трудностях ее доставки в лагерь, а оказывается - она немного больше пишущей машинки.
- Это очень удобная типография, - заметив мое удивление, сказал Сакевич. - Ее сконструировал наш инженер Пильтиенко и назвал "Партизанка". Она может печатать в час сто экземпляров размером в одну восьмую печатного листа. Такие машины сейчас изготовляют в Москве.
- Куда вы хотите ее поставить? - спросил Коско.
- Где-нибудь подальше от лагеря, чтобы нас никто не беспокоил, - ответил Сакевич.
Вместе с Сакевичем мы нашли прекрасную поляну. Спустя два дня партизаны вырыли здесь просторную землянку и сделали большие окна. Наборщики поставили в землянку "Партизанку" и сложили свое имущество. Радисты Яновский и Глушков вынули из автомашин аккумуляторы и лампочки, провели туда электрический свет. И наборщики приступили к работе.