- Владимир погиб… Константин, раненный, в СД… - глухо, не своим голосом проговорила девушка.
Я невольно прислонился к выступу землянки. Больно сжалось сердце. Перед глазами всплыла картина последнего прощания: перекидываясь шутками с остающимися в лагере партизанами, Владимир и Константин выходят в город…
- От кого слышала? Может, это еще не…
- Нет, это точно… - наклонила голову Катя. - Константина выдал какой-то предатель. Работники СД выследили его и окружили. Отстреливаясь, Константин убил восемь фашистов, но был ранен, надолго потерял сознание, и его увезли в СД.
Плечи Кати вздрагивали.
Только теперь я понял, как дорог был для Кати Владимир. Больше, чем каждому из нас, а его любили все…
- Где держат Константина? - тихо спросил я.
- Не знаю… Старались узнать, но пока ничего не вышло, - Катя говорила едва слышно.
- Больше никого не взяли?
- Говорят, на заводе Мясникова кого-то взяли, но кого именно - не знаю. Взяли профессора Клумова и из "корпуса самообороны" какого-то начальника.
- Фамилию этого предателя знаете?
- Нет.
- Хоть что-нибудь говорили они о нем?
- Ни слова.
- Откуда же тогда…
- Константина неожиданно окружили на улице. Он крикнул ребятам, что их предал… Больше он ничего не успел сказать.
Несколько минут мы молчали.
- А как Фролов и Иванов?
- Работают еще.
- У вас СД не было?
- Нет.
- Вы должны срочно выйти в отряд или переменить квартиру, - решительно сказал я.
- Что вы! Неужели думаете, что Константин… Нет, он фашистским палачам ничего не скажет, - горячо заговорила девушка, - а кроме Владимира и Константина, про нашу работу никто не знает.
- Катенька, я верю, я знаю, что Константин не выдаст… и все-таки конспирация требует, чтобы вы скрылись, - убеждал я ее.
В этот момент в землянку зашли комиссар Родин и Лещеня. Я им кратко рассказал о случившемся.
Печальную весть нужно было сообщить Марии Сенько. Анатолий Чернов привел ее в землянку. Мария взглядом обвела нас, внимательно посмотрела на Катю и дрожащими губами прошептала:
- Катя, что случилось?
Катя обняла Марию.
- Владимир погиб… Константин…
- Погиб… - едва слышно повторила Мария. Она освободилась из Катиных объятий и твердыми шагами вышла из землянки.
Я нашел ее за лагерем. Мария сидела на краю окопа и невидящими глазами смотрела вдаль.
- Мы все вместе с вами горюем, Мария, - проговорил я.
Она крепко сжала мою руку.
- Мы, комсомольцы, в первые дни войны поклялись бороться против оккупантов. Мои братья погибли на боевом посту…
- Константин жив, - нерешительно произнес я.
- Жив? - в ее голосе прозвучала слабая надежда.
- Жив, Мария, но он, раненный, попал в лапы палачей из СД.
Лицо Марии стало совсем бескровным. Срывающимся голосом она попросила:
- Оставьте меня одну.
Я шел по лагерю, напряженно раздумывая о причине гибели подпольщиков. Простая ли случайность или СД пролезло в наши ряды… Надо предпринимать экстренные меры, иначе могут погибнуть другие.
На экстренном заседании подпольного горкома мы решили послать в Минск товарищей, чтобы они узнали о подробностях и размерах провала и помогли оставшимся в живых подпольщикам.
Родин предложил послать Михаила Гуриновича и Максима Воронкова. Все согласились. Вызвав обоих, я им подробно рассказал о случившемся и о предстоящем задании.
- Согласны пойти в Минск? - спросил Лещеня, выходя из-за стола.
Поднялся Гуринович и коротко сказал:
- Мы коммунисты.
Через неделю они возвратились в сопровождении Фени Серпаковой, Галины Киричек и Клавдии Валузенко.
- Где Константин Сенько, так и не удалось узнать, - прежде всего сказал Воронков и опустил голову.
- Да… неизвестно даже, жив ли он еще или нет, - тихо проговорил Гуринович. - Узнали только одно: Михаил Иванов и Николай Фролов по-прежнему работают на своих местах… И не собираются уходить…
- Значит… - нерешительно начал я.
- Да! Они крепко верят, что Константин их не выдаст, - ответил Максим на мою невысказанную мысль.
- С завода Мясникова арестовали Сумареву, инженера Силантьева и механика Верлига, - вставила Галина.
- Их на день раньше, чем Соболенко, - быстро подхватила Феня. - Поэтому я думаю, что их арест не связан с арестом Соболенко…
Ночью мы с Лещеней, Родиным и Машковым обсуждали сообщения пришедших из Минска подпольщиков.
Мы были одного мнения: захватом Константина Сенько, арестами Сумаревой и других товарищей СД нанесло сильные удары по патриотам Минска. Но проникнуть в минское подполье фашистам все-таки не удалось.
Константин Мурашко прислал мне со связным записку:
"Работа идет. Срочно пришлите двадцать партизан. Место встречи - тайник".
Я сейчас же вызвал командира роты Малева:
- Николай, готовься идти в Кайковский лес. Возьми с собой двадцать партизан и продовольствия на три-четыре дня.
- К Мурашко?
- Да. Разыщешь его, и он укажет, что дальше делать.
Спустя полчаса группа партизан ушла.
Минуло два дня, и они возвратились в лагерь. Вместе с ними пришел и Мурашко. Войдя в землянку, он тотчас же выложил на стол толстый портфель.
- Что тут?
- Чертежи с планами радиолокационной станции "Медведица". Здесь вся документация.
- Как удалось ее достать? - Лещеня и Машков удивленно посмотрели на Константина.
Мурашко рассказал:
- Сам не ожидал, что так удачно получится. Однажды зашел я в Сеницу навестить свою мать, а потом заглянул к Вороничу. У него я застал подростка из нашей деревни Анатолия Шпаковского. Парнишка мне и раньше помогал.
Я завел разговор о строительстве немцами радиостанции и начал выпытывать: не бывает ли в деревне кто-либо из охраны или монтажников. "Этого не знаю", - ответил Воронич. - "Вот так не знаешь! - усмехнулся Анатолий. - А переводчик Ян? Он постоянно приходит к Марии Леваневской, влюбился в нее".
Я подробно расспросил Анатолия о переводчике. Мальчик знал немного, но обещал узнать больше.
Хотя было и небезопасно, я остался на ночь у Воронича и на другой день с нетерпением ждал Анатолия. Он пришел под вечер и сообщил, что переводчик - поляк Ян Шалневский - навещает Леваневскую почти каждый вечер. С наступлением темноты Анатолий пошел узнать, пришел ли Шалневский, и скоро вернулся. "Есть!" - шепнул он мне. Я проверил оба пистолета, гранаты и вышел. Анатолий провел меня кустами на тропинку, по которой должен был возвращаться переводчик. Я спрятался в кустах, стал ждать.
Было уже поздно, небо было ясное, звездное, светила луна. Я увидел идущего от деревни человека. Он шел, беспечно насвистывая песенку и освещая дорогу электрическим фонариком. Я вышел на тропинку и направился ему навстречу. Поравнявшись с ним, я сказал: "Добрый вечер, Ян!" Он отшатнулся.
- Откуда вы меня знаете? - Он быстро взглянул на мой карман, оттопыренный пистолетом, и, не ожидая ответа на первый вопрос, задал новый: - Кто вы?
- Я советский партизан. Мне надо поговорить с вами, Ян. - Он оглянулся, соображая, как ему отнестись к этой неожиданной встрече.
- Говорите, - сказал он.
Чувствуя его настороженность, я закурил и предложил ему сигарету. Он взял. Трепетный огонек на миг осветил его молодое худощавое лицо.
- Лучше бы не на этой дороге. Отойдем в сторонку, - посоветовал я.
- Я без оружия, - ответил он, - а вы, конечно, с оружием. Хотите силой увести?
- Нет, - сказал я. - Не хотите отойти - не надо. Силой уводить вас не собираюсь. Но я должен предупредить… - Я подошел вплотную и тихо закончил: - Когда кончатся монтажные работы, эсэсовцы всех вас, поляков, расстреляют.
Он вздрогнул.
- Зачем нас расстреливать, если мы у них работаем?
- Для того чтобы вы никому не смогли рассказать о вашей работе. Это обычный прием эсэсовцев, - ответил я.
Он долго молчал, затем спросил:
- Что вы нам предлагаете?
Я предложил ему организовать всех монтажников и уйти к партизанам.
Мы условились встретиться следующей ночью и попрощались…
Мурашко оглядел меня, Лещеню и других товарищей - все мы внимательно слушали.
На следующий день я опять встретил Яна, и он мне сообщил, что разговаривал со своими товарищами, даже беседовал со старшим инженером монтажников. "Все будет хорошо", - заверил Ян. - "А как охрана? Может, нужна помощь?" - спросил я. Ян пояснил, что охраняют слабо. Во-первых, потому, что неподалеку город, откуда может быстро подоспеть подкрепление; а во-вторых, немцы надеются, что поляки в чужом краю не разбегутся.
Так я еще два раза встретился с Яном. Потом он привел с собой инженера. Тот рассказал, что всеми работами руководит эсэсовский начальник, а он является лишь его техническим помощником, но копии всех чертежей имеет. Я предложил инженеру передать чертежи нам. Он долго изучающе глядел мне в лицо и - согласился.
Вместе обсудили план побега. Отлучаться с территории станции эсэсовцы разрешали только инженеру и переводчику, но вечером вся охрана находится в бараках, а возле ворот стоит лишь часовой. Поэтому побег наметили на вечер.
Прибыл Малев с группой. Они остались в лесу, а я пошел опять в Сеницу. В условленном месте инженер передал чертежи и сказал, что у них все подготовлено.
К вечеру я вышел на дорогу. Скоро от станции выехали две автомашины без светомаскировки. В воздух поднялись ракеты, началась стрельба. Я выбежал на дорогу и посветил фонариком, но машины проскочили мимо.
Спустя некоторое время по той же дороге промчались немцы, и я отошел к Малеву. Мы ждали до утра, выслав во все стороны разведку. На другой вечер пришел Анатолий и сообщил, что эсэсовцы сразу же обнаружили бегство монтажников и пустились их догонять. Заехав в лес, монтажники остановили машины и разбежались. Вся охрана радиостанции арестована и отправлена в Минск.
- Необходимо сообщить соседним отрядам, чтобы приняли монтажников, - сказал Родин. - Ведь они будут искать партизан.
- Обязательно, - подтвердил я.
Луньков тотчас же выслал связных в другие отряды.
- Спасибо, дружище. - Лещеня крепко пожал руку Константину. - Передай привет и благодарность своему младшему товарищу Анатолию Шпаковскому.
- Служу Советскому Союзу! - вытянулся Мурашко.
Когда мы вошли в землянку, он достал еще один пакет. Это были документы и военные чертежи, взятые Раей Волчек и Раей Врублевской из авиационного склада.
Я послал радиограмму на Большую землю и через три-четыре часа получил ответ:
"Переслать все собранные немецкие документы в Москву".
В тот же день группа автоматчиков, взяв документы, вышла в Полесье, где находился партизанский аэродром.
Скоро Мурашко привел в лагерь Анатолия Шпаковского, Раю Волчек и ее родных.
- Вот наш герой, - Мурашко слегка подтолкнул Анатолия вперед.
- Сколько ж тебе лет, дружок? - спросил его Лещеня.
- Пятнадцать, - неохотно пробормотал Анатолий, наклонив голову и оглядывая нас исподлобья умными, внимательными голубыми глазами.
Трудно было поверить, что этот мальчик выполнял ответственные и опасные задания.
- Расскажи, как ты поднимал на воздух фашистов? - попросил Константин парнишку.
- Говори, говори, - подбадривал его комиссар, но Анатолий только смущенно мял в руках шапку, по-прежнему поглядывая на нас исподлобья.
- Ладно, придется мне рассказать, - улыбнулся Мурашко. - В деревне Сеница помещение школы оккупанты приспособили под артиллерийский склад, здесь же разместилась охрана из восьми солдат и одного офицера. Этот офицер постоянно брал у матери Анатолия молоко. Первое время Анатолию было запрещено заходить в школу к немцам, но вскоре офицер, присмотревшись к Анатолию и посчитав его несмышленышем, разрешил ему это. Анатолий стал носить офицеру молоко, и охранники постепенно привыкли к нему. Мы узнали, что снаряды хранятся в классе рядом с учительской комнатой, где сейчас жила немецкая охрана, и решили взорвать их. Я приготовил две маломагнитки и тщательно объяснил Анатолию, где и как заложить мины.
И вот вместе с молоком Анатолий понес в школу мины; он сунул их в сложенные за печкой дрова.
Как мы и рассчитывали, взрыв произошел в час ночи. Не уцелел ни один фашист. К горящему зданию нельзя было подойти: рвались снаряды.
- Жалко, школа сгорела… - проговорил Анатолий.
- После войны выстроим новую, еще лучше будет, - уверенно сказал комиссар.
- Его матери не грозит опасность? - обратился я к Мурашко.
- Нет, иначе бы обязательно привели ее. Немецкими органами установлено, что дом загорелся от печи… Население не пострадало, а некоторые офицеры этой части были арестованы за недосмотр.
Все сели за стол, Мария Белезяко принесла чай.
- И сахар есть! - радостно воскликнул Анатолий, но тут же осекся и умолк, видимо испугавшись, как бы его не посчитали недостаточно взрослым.
- Есть, Толя, с Большой земли нам присылают, - ласково сказал комиссар.
Мы разговорились с Раей Волчек. Она - стройная, тоненькая, кажется даже хрупкой. На ней застиранное, искусно подштопанное, старенькое синее платье. По первому впечатлению ее загорелое лицо было малоприметным, но достаточно было заглянуть в спокойные, вдумчивые светло-карие глаза, чтобы почувствовать и силу воли и решительность.
Она рассказала, как устроилась работать в офицерскую столовую-казино. Позднее ей удалось установить связь с подпольщиками, стала распространять подпольную литературу и "собирать" документы эсэсовцев. И вот стало известно, что весь обслуживающий персонал фашисты собираются уволить и заменить его немцами.
Рая Волчек не хотела уходить в отряд с пустыми руками. Она все рассказала Мурашко и попросила:
- Дайте мне мину, я ее подложу.
- Но ведь при входе в столовую проверяют? - спросил Мурашко.
- Проверяют, но постовой солдат меня хорошо знает и последнее время не обыскивает.
Константин показал ей, как заложить мину.
- Боюсь, что ничего не поняла, - с досадой на себя сказала Рая и попросила Мурашко встретиться еще раз.
На следующий день она пришла в деревню Сеница. Здесь ей Мурашко долго и терпеливо разъяснял обращение с миной.
- Теперь выйдет, - повеселела Рая. - Давайте.
На следующий день Олег Фолитар принес на квартиру Раи три маломагнитки.
Как пронести мины в столовую?
Оккупанты не выдавали обслуживающему персоналу спецодежду. Каждый должен был иметь свою. Рая фартук, чепчик и рабочие туфли носила в небольшом чемоданчике. Часовой сначала осматривал его содержимое, но, находя постоянно одни и те же вещи, перестал проверять.
- Поставь, чтобы мина взорвалась около двенадцати часов, - попросила Рая Фолитара. - А раньше времени она не взорвется?
- Все может случиться, - нехотя ответил Олег.
- Вижу, ненужный вопрос я задала, - улыбнулась Рая. - Ставь!
Олег вставил взрыватель в мину с заводом на двенадцать часов. Рая, уложив ее на дно чемоданчика, прикрыла сверху одеждой.
Поравнявшись с постовым, она приветливо поздоровалась с ним. Охранник пропустил ее, как и обычно в последнее время, без проверки.
В одном из залов столовой обедали старшие офицеры. Они были особенно придирчивы, и ни одной официантке не хотелось подавать им. Поэтому их зал обслуживали по очереди.
- Пусти меня сегодня обслуживать большой зал, - попросила Рая свою подругу. - У меня просьба к одному из офицеров…
Та охотно согласилась.
Рая вошла в зал и положила чемоданчик в шкаф для одежды. В половине двенадцатого начали собираться эсэсовцы. Рая притворилась больной, пошла к немке, заведующей столовой, и отпросилась к врачу. Выйдя из столовой, она побежала домой, где ее ожидал Олег Фолитар и ее семья.
Когда они находились уже за городом, раздался сильный взрыв. В тот же день Олег вернулся в Минск и узнал, что взрывом убито двадцать два офицера и немка, заведующая столовой.
- Не страшно было? - спросил комиссар.
- Страшно… Из столовой чуть не бегом пустилась, но скоро все прошло, - улыбнулась Рая.
- Да ты не волчок, а тигренок, - засмеялся Лещеня. - Теперь можешь отдыхать, твои боевые задания закончены.
- Дайте мне винтовку, немного подучите, и для меня начнутся новые боевые задания, - сверкнула глазами девушка.
- Обязательно научим! А на первое время попросим в нашу столовую. Партизаны тоже любят квалифицированное обслуживание. Только попрошу не подкладывать мин по старой привычке, - улыбнулся комиссар.
Все весело засмеялись.
Семью Раи определили в семейный лагерь, а она сама, пока училась владеть винтовкой и автоматом, работала на кухне. Здесь она познакомилась с Марией Сенько. Мария тяжело переживала гибель братьев, но никто не видел ее плачущей. С осунувшимся лицом, впавшими глазами, она упорно работала.
Мы рассказали Рае про горе Марии и попросили отнестись к ней с особым участием. Девушки скоро узнали друг друга ближе и крепко подружились.
Дня через два нам сообщили, что все поляки-монтажники живы и находятся в соседнем с нами партизанском отряде.
8
На следующий день рано утром в лагерь прибыл Константин Мурашко. После диверсии на аэродроме прошло три недели, и это время он не сидел без дела.
Рая Врублевская - член его подпольной группы - работала на военном складе, расположенном в Козыреве. Этот склад снабжал армию и воздушный флот радиоаппаратурой. Мурашко дал задание: при отправке аппаратуры на фронт вытаскивать паспорта.
- Я думаю, что это неплохие документы, - сказал Мурашко и передал их мне. Из другого кармана Константин достал пачку приказов и заметок.
- Откуда это?
- У пьяных эсэсовцев Рая Врублевская вынимает из карманов, - пояснил Мурашко.
Документы оказались ценными. Среди них были и такие, которые пополняли наши представления о методах борьбы оккупантов с партизанами и подпольщиками.
- Передай Врублевской благодарность от имени подпольного горкома партии. Пусть дальше так же работает, - сказал я Мурашко.
- Наметили мы с Раей, - продолжал Мурашко, - еще одно дело, правда, рискованное. Гитлеровцам на фронтах туго приходится, и вот они отправили на восток с аэродрома зенитную команду, а вместо нее поставили словаков. Рая Врублевская уже встречалась с ними и разговаривала, рассказывала про партизан. Словаки не желают воевать за фашизм, хотят перейти к партизанам… Мы обещали им устроить это.
Я задумался, молчал и Лещеня.
- Да, дело здесь рискованное, - через некоторое время проговорил Лещеня. - Может быть, эти словаки и на самом деле честные люди, а может, и провокация СД. Организовать предварительную встречу можно?
- Постараюсь. Они обещали прислать офицера, - ответил Мурашко.
- Встретимся. Для прикрытия выделим группу партизан, - добавил я.
- Этого не нужно, - запротестовал Мурашко. - Они сочтут это за недоверие к ним.
Мы согласились. Снабдили Мурашко пистолетом, гранатами, подпольной литературой, и он вышел обратно в Сеницу.
Спустя три дня, в последних числах октября 1943 года, он вернулся с двенадцатью словаками.