…Группа Воробьева быстро нашла в заславских лесах Вайдилевича. Он к этому времени сформировал небольшой отряд, на счету которого значились два эшелона противника, пущенных под откос. Воробьев сообщил Вайдилевичу наши очередные инструкции и передал взрывчатку. Он собирался возвращаться обратно, а Вайдилевич со своей группой был намерен перейти в Налибокскую пущу, так как оккупанты буквально следовали за ним по пятам.
Во второй половине дня затрещали автоматы, и почти в тот же миг, запыхавшись, прибежал дозорный с сообщением, что с трех сторон показались каратели. Вайдилевич и Воробьев быстро повели партизан через болото в лес. По ним ударили из автоматов и винтовок. Был убит Вайдилевич.
- Вперед! За Родину! - крикнул Воробьев.
Партизаны, забрасывая карателей гранатами, кинулись на врага. Кольцо окружения было прорвано. Вслед партизанам летели разрывные пули, однако в лесу они не причиняли большого урона, так как разрывались даже от прикосновения к листьям.
Партизаны уже оторвались от немцев на сто пятьдесят метров, как вдруг неожиданно упал Воробьев: разрывная пуля попала ему в бок. Товарищи бросились к нему, но помочь было уже нельзя. Лицо Воробьева побледнело, куртка набухла от крови.
- Бегите, спасайтесь! Я погибну как коммунист.
Каратели преследовали. Партизаны вынуждены были отступить. Воробьев остался. Партизаны видели, как подбежавшие к Воробьеву два эсэсовца были уничтожены взрывом. Это Воробьев пустил в ход оставшуюся у него гранату.
Мы собрали партизан.
- Товарищи! - дрогнувшим голосом начал комиссар. - Недавно в борьбе с оккупантами геройски погибли наши товарищи: Яков Кузьмич Воробьев и Николай Федорович Вайдилевич.
Партизаны обнажили головы.
- Они пали в кровавом бою, - продолжал комиссар, - до последнего вздоха верные Коммунистической партии и своему народу. Пусть их светлая память воодушевляет нас и будет нам примером в борьбе.
- Мы отомстим за товарищей! Смерть фашистам! - прозвучала в лесной глуши суровая клятва.
Больше мы никогда не услышим задушевных песен Вайдилевича, веселого смеха Воробьева.
Вайдилевич и Воробьев указом Президиума Верховного Совета СССР посмертно награждены орденами Отечественной войны 2-й степени.
…Прошло три дня. Беспокоясь о посланных в районы товарищах, я решил вызвать их в лагерь, узнать о проделанной ими работе и еще раз проинструктировать. Это задание поручили Мацкевичу. Чтобы облегчить поиски партизан, я указал ему некоторых наших людей в деревнях, через которых он мог кое-что узнать.
- Приведу, - сказал Мацкевич и попросил себе в помощь сибиряка Чернова.
В тот же день Мацкевич и Чернов отправились.
Мы по-прежнему ждали самолеты из Москвы. Я послал запрос в Москву и получил ответ, что самолеты могут выслать не раньше июня. Мы, конечно, были огорчены. Москва руководит обороной всей страны, там решаются тысячи неотложных вопросов… Если сообщила, что не может, - значит, не может. Пришлось снять людей с приемочной площадки.
Возвращаясь в лагерь, встретили группу партизан из отряда "Бати".
- Что вы здесь делаете?
- Ищем свою группу. Боимся: не погибла ли, - ответил командир группы, коренастый, крепко сколоченный Василий Щербина.
- Кто ею командовал?
- Черкасов.
- Ваша группа у нас, правда, не вся: четверо убиты, один ранен.
Мы повели партизан в лагерь.
Бойцы радостно смотрели на встречу боевых друзей. Скоро партизаны "Бати" собрались уходить. У нас не хватало тола, и я решил попросить его у Щербины.
- Не одолжите ли? Без тола прямо задыхаемся.
Щербина согласился.
- Вот это по-братски! - обрадовался Воронянский.
До лагеря "Бати" тридцать пять километров, нужно было идти через пункты, где расположились немецкие гарнизоны, переходить шоссе. Поэтому для сопровождения партизан послали сильную группу в двадцать пять человек. С группой вышли комиссар Егор Морозкин, комиссар отряда "Мститель" Тимчук и только что прибывший в плещеницкие леса комиссар отряда "Борьба" Ясинович.
Спустя пять дней сопровождавшая партизан группа возвратилась, она принесла подарок от Линькова: пятьдесят килограммов тола, капсюли и около двадцати противопехотных мин.
Взрывчатку поделили между тремя отрядами.
Немецкие эшелоны в то время ходили быстро: шестьдесят - семьдесят километров в час. Поэтому толовый заряд в пять килограммов, заложенный под рельсы, особенно под уклоном, давал эффективные результаты: разрушал состав в двадцать - тридцать вагонов.
Теперь отряды "Борьба" и "Мститель" почти каждый день посылали диверсионные группы на железную дорогу.
Мы также не собирались отставать. Ко мне подошел Добрицгофер:
- Пустите меня. Хочу рассчитаться за свинец, которым меня угостили фашисты.
- Вы еще слабы, Карл Антонович.
- Ничего, - улыбнулся он, - пять килограммов для меня - пустячок.
В тот же день Добрицгофер с группой Любимова вышел на железную дорогу Минск - Москва.
- Москва сообщает, что следующей ночью прибудут самолеты, - крикнул, вбежав ко мне в шалаш, радист Глушков.
Прочитав радиограмму, я быстро собрался и вышел.
Всходило солнце. На листьях блестели капли росы; назойливо жужжали комары. В лагере было спокойно - все объято глубоким сном.
Я приоткрыл палатку Воронянского. Заложив под голову руку, командир отряда "Мститель" спал. Черные волосы густыми завитушками рассыпались по загорелому лбу. Он всегда спал очень мало. Жаль было его будить, но радиограмма жгла мне руку. Сколько положили сил, готовясь к приему самолетов! И вот - наконец-то! - твердое обещание: самолеты будут! Нет, такая новость для партизанского командира лучше самого сладкого сна!
Я потряс Воронянского. Он вздрогнул, приоткрыл глаза, откинул со лба волосы, вскочил. Я молча протянул радиограмму. Лицо его просияло.
- Помнит о нас Москва! - радостно воскликнул он.
Тотчас выделили группу партизан: надо спешить на приемочную площадку и выставить вокруг сильные заслоны.
- Через полчаса собраться в поход, продуктов взять на двое суток, - сказал я выстроившимся партизанам.
Скоро все были готовы. Выслали разведчиков. С группой в сорок человек вышли Воронянский, Луньков, Тимчук и я.
К обеду были около площадки. После тщательной проверки прилегающих деревень убедились, что противника поблизости нет. Мы успокоились: немцы про "аэродром" ничего не знают.
Посадочная площадка выбрана удачно: с трех сторон ее окружали непроходимые болота, с четвертой - лес.
В двух километрах от площадки устроили засаду. В соседнюю деревню Крещанка выслали разведчиков.
- Немцы не смогут неожиданно напасть. Примем московские подарки аккуратно, - радовался Луньков.
Темнело. Из болот потянулся молочно-белый туман, густой пеленой накрыл кусты можжевельника.
Партизаны сложили костры и, приготовив бутылки с керосином, ждали сигнала.
Лысенко включил рацию, надел наушники. Через несколько минут он подал мне клочок бумаги. Я прочитал: "Готовы ли к приему самолета?" - "Готовы, ждем!" - написал я. Бойко застучал ключ рации.
Туман понемногу опускался, скоро стали видны головы партизан.
В полночь послышался шум мотора.
- Зажечь костры! - прозвучала команда.
Пилот, заметив огни, начал снижаться. Партизаны, сняв шапки, махали ими. Самолет, рокоча, мелькнул над головами и, сделав разворот, снова появился над площадкой.
Мы увидели, как от самолета отделялись одна за другой белые точки.
Самолет приветственно помахал крыльями и взял курс на восток. На площадке лежали двенадцать парашютов с прикрепленными к ним огромными мешками. Партизаны отцепили парашюты, свернули их, а мешки оттащили в сторону.
Дорога в лагерь трудна, предстояло обойти крупный населенный пункт Крайск, а повозками воспользоваться мы не могли. Пришлось на заранее подготовленных лошадей навьючить по два мешка. Оставив на площадке сильное прикрытие, партизаны тронулись в обратный путь.
В лагере никто не спал, ждали нас. Встречавшие щупали мешки и счастливыми глазами следили, как Луньков ножом разрезал веревки. Он вынул из одного мешка листок бумаги - опись содержимого. Сто пятьдесят килограммов тола! Будет чем угостить фашистов!
Из второго мешка выглянули густо смазанные тавотом стволы пулеметов и автоматов. В других мешках были цинковые коробки с патронами, диски к автоматам, литература, газеты, табак.
Литературу Морозкин роздал комиссарам отрядов. Газеты целый день переходили из рук в руки. Никто не был обделен подарками Москвы.
Утром получили радиограмму:
"Подготовиться к приему второго самолета".
На этот раз встречать самолет пошли Долганов и Ясинович.
Воронянский, Тимчук и я остались в лагере, потому что хотели услышать рассказ только что вернувшегося разведчика Юлиана Жардецкого.
- Ну, кажется, все в порядке. Оказывается, не все, кто служит у немцев, являются нашими врагами, - начал Жардецкий веселым голосом, когда мы уселись в шалаше.
Перед получением задания, с которого Жардецкий только что пришел, он сообщил нам, что в местечке Илия находится "украинский" батальон добровольцев.
- Можешь с ними установить связь? - спросил я.
- Это с изменниками-то?
- Да, - твердо ответил я. - Надо добиться, чтобы этот батальон перешел на нашу сторону или в крайнем случае сложил оружие.
- Если это нужно обязательно, - схожу. Только скажите, что мне с ними делать.
- Отнеси им сводку Совинформбюро, побеседуй, узнай, чем они дышат.
- Вроде апостола к ним явиться, - иронически улыбнулся Жардецкий. - Работа, прямо скажу, не по сердцу, но выполню.
Трудная сложилась судьба у этого человека. С восемнадцатого по двадцатый год он бился против интервентов, потом организовал крестьянскую артель, с начала тридцатых годов руководил колхозом. В сорок первом не успел эвакуироваться и остался на оккупированной территории, помогал нашим бойцам, вышедшим из окружения, продовольствием и оружием. Нашелся предатель, который выдал Жардецкого. Оккупанты окружили его дом. Он швырнул в окно гранату, уложил из пистолета трех эсэсовцев и скрылся. Будучи бессильными что-либо сделать самому Жардецкому, в отместку фашисты расстреляли его жену и дочь, сожгли дом. Один, без близких, без пристанища, остался Жардецкий в своем родном краю. С появлением партизан возле Минска он пришел к нам в отряд. Прекрасно зная прилегающие к городу районы, он в темную ночь без труда находил нужную тропинку, среди белого дня проникал во вражеские гарнизоны.
Выполняя наше задание, Жардецкий установил связь с украинцами, побеседовал с рядовыми, а потом, осмелев, и с командиром. Он передал им последние вести с фронтов, рассказал о борьбе партизан, убедительно доказал, что, служа оккупантам, они идут к позорной гибели. В результате его агитации основная масса солдат начала колебаться. Жардецкий должен был договориться о времени и месте перехода батальона на нашу сторону.
Жардецкий подал мне письмо. Украинцы писали, что они решились и сегодня ночью просят встретить их около деревни Кременец. С их стороны явятся тридцать восемь человек. Был указан пароль.
Я задумался. Это могло оказаться и провокацией, они могли преподнести нам хорошую пилюлю. Но не подать им руку помощи было бы непростительно. Обсудив этот вопрос с Морозкиным, Воронянским и Тимчуком, решили выслать на место встречи отличившегося при взрыве эшелонов лейтенанта Цыганкова с шестьюдесятью партизанами, а для гарантии была послана вперед уже зарекомендовавшая себя разведчица Настя Богданова. Она должна была пройти по прилегающим к месту встречи деревням и, если обнаружит что-нибудь подозрительное, немедленно сигнализировать остальным.
Перед выходом мы сказали Цыганкову, чтобы в лагерь их не вел, а оставил в пяти километрах на противоположном берегу реки Илия.
Утром группа вернулась. Цыганков доложил, что задание выполнено. Тридцать восемь украинцев, захватив с собой немецкие автоматы и три ручных пулемета системы Дегтярева, расположились лагерем на берегу Илии.
- Все желают бороться с немцами, чтобы искупить свою вину, - закончил Цыганков.
Мы решили испытать их на боевых делах. Командовать ими назначили лейтенанта Цыганкова.
- Пристукнут они меня и сбегут, - пожал он плечами, но без возражений взял взрывчатку и ушел.
На другой день перешедшие на нашу сторону под руководством Цыганкова, подорвали два моста через Илию и разбили на шоссе автомашину с гитлеровцами…
В районе деревни Крещанка мы приняли четыре самолета. Последний самолет сильно опоздал, что вызвало большие затруднения с транспортировкой полученного груза. Нам пришлось идти на рассвете через крупный населенный пункт Крайск. Необычный груз на лошадях и появление самолетов привлекли внимание жителей, и кто-то, видимо, дал знать об этом в плещеницкий гарнизон. И все же каратели опоздали. Они прибыли в Крайск, когда партизаны были уже далеко.
Я сообщил в Москву, чтобы пока самолетов нам не посылали.
Немцев из Крайска, где они остановились, мы с Воронянским решили выгнать. Такое соседство нас не устраивало.
Вечером отряд "Мститель" подошел к Крайску, однако карателей там уже не было: они побоялись остаться на ночь.
Наутро немцы вновь прибыли в Крайск и начали укреплять стоявший на возвышенности, удобный для круговой стрельбы дом; за день работу не закончили и, чтобы партизаны не разрушили дом, поместили в нем на ночь учительницу, запретив ей уходить куда-либо. Ночью партизаны перенесли вещи учительницы к соседям, помогли укрыться ей самой, а дом подожгли.
С приемочной площадки пришли связные и доложили, что самолеты принимать там нельзя: по близлежащим деревням рыщут эсэсовцы и полицейские из долгиновского гарнизона.
Этот гарнизон стал для нас бельмом на глазу, и мы решили его разгромить. Долгиново - крупный населенный пункт и узел автомобильных дорог Вилейской области, которые позволяли гарнизону быть весьма оперативным в борьбе с партизанами. Весной 1942 года долгиновский гарнизон состоял из пятидесяти немцев и тридцати полицейских, имел фортификационные сооружения и дзоты, опутанные сетью проволочных заграждений.
5
В партизанской борьбе каждую операцию нужно продумывать до мельчайших деталей, вкладывать весь свой опыт, всю сообразительность, избегать боев на авось. Ведь у партизан зачастую не остается резервов, обычно бросается в бой все, что есть.
План разгрома долгиновского гарнизона мы с Луньковым, Морозкиным, Тимчуком и Воронянским разрабатывали несколько дней. Нам было ясно, что удержать Долгиново мы не в силах, поэтому ставили только две задачи - разгромить гарнизон и уничтожить маслобойный и кожевенный заводы. Я вызвал Жардецкого:
- В Долгиново не мог бы проникнуть?
- Это обязательно? - ответил своим обычным вопросом на вопрос Юлиан.
- Необходимо разведать, в каких домах расположены немцы и полицаи.
- Выходит, не обязательно, - улыбнулся Жардецкий. - Я это и так знаю.
С помощью Жардецкого мы составили план налета на Долгиново. Руководство операцией поручили начальнику штаба отряда "Мститель" Петру Серегину. На командира первой роты Антона Кирдуна возлагалась задача разбить гарнизон и полицейский участок. В помощь ему были выделены рота Чумакова и взвод Пичугина.
Серегин с помощниками разработал детали плана. Под вечер восемьдесят партизан выступили в поход. Путь был далек, около тридцати километров. Перед рассветом подошли к Долгинову. При переходе отряда через мост в местечке раздался одиночный выстрел.
- Неужто обнаружили? - заволновался Чумаков.
- Все равно возьмем, - успокоил его Серегин.
Партизаны Чумакова обрезали провода на телеграфных столбах и залегли. Кирдун подозвал командиров взводов своей роты.
- Командиру первого взвода Морозову приказываю окружить здание полицейского участка и уничтожить. После выполнения приказа прибыть ко мне на подкрепление.
Сам же Кирдун с одним взводом пошел к занятому гитлеровцами зданию.
Под покровом ночи партизаны бесшумно двигались к намеченным объектам. Подошли к казарме, огороженной тремя рядами колючей проволоки. Прислушались. Тишина.
Кирдун приказал:
- Первому отделению зайти справа к воротам, отрезать фашистам выход, второму отделению подойти к дверям. - Когда отделения собрались уходить, Кирдун добавил: - Дайте несколько очередей из автоматов по казарме с расчетом, чтобы немцы выскочили сюда, на нас, а мы тут их и положим…
Партизаны разошлись. Кирдун и командир взвода Копалев с третьим отделением подошли к забору. Кирдун приказал забросать окна гранатами.
Вдруг тишину разорвала пулеметная очередь: партизан обнаружили. Одиночный выстрел до этого был случайным.
- Ложись! - крикнул Кирдун.
Партизаны залегли. В это время посланные в обход отделения открыли с флангов сильный огонь. Враги растерялись, выбегали со двора и падали, скошенные партизанскими пулями. Партизаны плотным кольцом сжимали засевших в домах фашистов. Над головами свистели вражеские пули и мины, но они пока не причиняли партизанам вреда.
Бой затянулся. Связные докладывали: кончаются патроны.
Тогда Кирдун приказал:
- Гранаты к бою!
Силы фашистов ослабевали: раздавались только редкие одиночные выстрелы. Стены домов были испещрены осколками гранат и пулями. Оставшиеся в живых гитлеровцы, прикрываясь трупами, стреляли, не прицеливаясь.
- Эх, еще немного патронов - и покончили бы с гадами, - процедил сквозь зубы Кирдун, снял фуражку, вытер большой с глубокими залысинами лоб.
В это время к нему подполз связной и передал приказание Серегина: "Сниматься!" Стал слышен гул машин - это немцы спешили на выручку блокированному гарнизону.
Было уже четыре часа утра. Во всех домах поселка окна и двери раскрыты настежь, перепуганное население попряталось.
После длительной трескотни пулеметов и грохота разрывов вновь наступила тишина.
Подбежал Морозов, командир первого взвода, и отрапортовал.
- Товарищ командир, приказание выполнено - полицейский участок разбит, взяты трофеи: подводы с кожей, маслом, мукой.
- Потери? - спросил Антон Кирдун и бросился к подъехавшим подводам. В этой операции партизаны потеряли двух человек.
На горизонте голубоватого небосклона показалась красная кайма зари. В просыпавшемся лесу, еще погруженном в белесый туман, робко посвистывали птицы.
Возвратившись в отряд, Серегин и Кирдун немедленно доложили о проведенной операции.
- Передай, Антон, от имени командования всем бойцам и командирам благодарность за отличное выполнение операции, - сказал я.
Как позже выяснил Жардецкий, в Долгинове было убито девятнадцать эсэсовцев и двадцать два полицейских, около двадцати человек ранено.
Теперь мы в течение нескольких дней опять могли принимать самолеты на старой площадке, хотя стало ясно, что оккупанты не оставят нас в покое. Придется уходить из этого района.
В тот же день я сообщил в Москву о проведенной операции и дал координаты временной приемочной площадки, которую мы выбрали недалеко от лагеря. Москва обещала выслать самолеты.
Три или четыре ночи подряд на площадке зажигали костры и принимали груз.