Неделю спустя царь из Москвы уехал в Петербург, где он излил своей сестре Екатерине свою боль и отчаяние, признавшись, что он не обладает ни опытом, ни талантом полководца.
После участия в успешной перестрелке вместе с казаками атамана Платова Павел был глубоко потрясён тем, что всё выглядело таким образом, как будто слава о непобедимости опережала французские войска и заставляла русских отступать без дальнейшего сопротивления. Перед лицом той возможности, что обе столицы могут подвергнуться осаде, он попросил Софию своевременно убрать в надёжное место его личные бумаги. На время своего отсутствия он поручил ей ведение своих личных дел.
Из бивака, в 17 верстах от Смоленска, он писал ей 30 июля 1812 года:
"…На войне всегда допускаются ошибки; но если они имеют такие катастрофические последствия, как те, которые мы в настоящий момент переживаем, то нельзя больше смотреть на это и бездействовать… Обе армии почти единодушно изъявляют желание, чтобы руководство взял на себя Багратион… Если мы отступим из Смоленска, то я не вижу, каким образом могут быть спасены обе столицы, а это решило бы судьбу империи. Мы находимся всего лишь в 350 верстах от Москвы. Если нам суждено потерять обе столицы, я бы хотел, чтобы ты без огласки укрыла мои бумаги в безопасном месте. Это был только совет и я полагаюсь на твою осмотрительность, на то, что всё будет сделано должным образом. Прощай. Любовь к родине, терпение и выдержка должны теперь стать нашим девизом. До сих пор это были мы, которые несли нашим соседям огонь и опустошение. Теперь провидению угодно, чтобы нас постигали те же самые беды. На самом деле это только справедливо.
Прощай".
Французская армия натолкнулась на сопротивление. Когда Удино со своими вооружёнными силами стал наступать на севере, его наступление было успешно отбито на дороге, ведущей в Псков, Витгенштейном .
После героической защиты города французы захватили Витебск. Основные события боёв под Смоленском развернулись в районе дивизии Строганова. Командир корпуса был смертельно ранен, и Павел, как самый старший по чину, взял на себя командование третьим корпусом. Прежде чем Смоленск был сдан, он был подожжён. Это пламя было предвестником пожара в Москве, которая теперь, при дальнейшем отступлении русских, оказывалась открытой для врага. Главное командование русским войском принял Барклай де Толли . Его резко критиковал горячий, вспыльчивый и героический Багратион.
22 августа 1812 года Павел писал:
"Ты говоришь, Смоленск мне понравится. Я действительно был рад увидеть его ещё сохранившимся, так как сейчас город сожжён дотла… Я рад слышать, что ты выполнила мою просьбу и каждый год будешь жертвовать 2500 рублей до тех пор, пока продолжается война… 28 августа к нам присоединился с подкреплением Милорадович, а 2 сентября сюда прибыл князь Кутузов, главнокомандующий армией… Я могу тебя заверить, что его присутствие подействовало исключительно… У меня всё хорошо, но у меня нет никаких вестей от тебя. Попытайся написать в Мраморный дворец через великого князя (Константина Павловича) с помощью полковника Лагоды… Может быть, мне тогда больше повезёт, потому что я уверен, что ты пишешь, но ни одно письмо не доходит, а ведь мы пишем только о самых безобидных вещах…"
Ввиду разносторонней критики, которой подвергался Барклай, Александр снова обратился к Кутузову. Почти против его воли он назначил его главнокомандующим с условием никогда не вступать с врагом в переговоры. Надежды царя и всей страны сосредоточились теперь на старом воине, популярность которого в армии усиливалась ещё и тем, что он был русским, а в царской армии было очень много офицеров-иностранцев. Однако должно же войти в историю и русское имя. В противоположность этому командирами иностранных воинских частей наполеоновской армии были по большей части французские офицеры.
Между тем в Або, в Финляндии, было подписано соглашение о том, что все стоящие там русские гарнизоны представляются для участия в защите Отечества.
Кутузов был полностью согласен с тактикой Барклая избегать прямого столкновения. Тем не менее защита старой столицы имела решающее значение для того, чтобы поддержать боевой дух армии. Кутузов вынужден был выбрать для сражения местность в районе Бородино.
Веллингтон сказал позже: "Ход сражения напоминает бал. Никто не может точно определить, в какой последовательности или в какой момент разыгрывались события, а именно от этого зависит всё в конечном счёте".
Самое большое сражение произошло 28 августа (7 сентября) 1812 года. Строй наполеоновских войск представлял собой выпуклую линию, расположившуюся перед русской армией, которая, учитывая рельеф местности, вынуждена была выстроиться вогнутой линией, что обеспечивало французской артиллерии существенное преимущество. Обе стороны, смирившись с огромными потерями, сражались с невероятным упорством. Было взято в плен всего лишь 800 русских, а убито 40 000 – это около половины всего войска. Французы потеряли убитыми 50 000 человек и 47 генералов. Самой большой потерей для русской армии была смерть героического князя Багратиона: его унесли с поля боя после того, как он был смертельно ранен. С наступлением ночи обе армии разбили биваки там, где они находились. Обе стороны рассчитывали на свою победу, но Кутузов не хотел рисковать, вступая в новое сражение, чтобы не нанести своим силам слишком большие потери. Он знал, что Москва окажется французам "не по зубам", и решился на отступление. "Наполеон – это водопад, который пока ещё невозможно сдержать. Москва впитывает его в себя, как губка", – разъяснил Кутузов своим пришедшим в ужас от его решения генералам.
В городе царила страшная неразбериха, в то время как русская армия в организованном порядке покидала Москву, отступая на юг, к деревне Тарутино. Французы продолжали своё продвижение вперёд, избегая любого соприкосновения с противником так, как будто об этом было заключено какое-то тайное соглашение.
Строганов нацарапал поспешное короткое письмо своей жене и сообщил ей новости о друзьях и родственниках. "После этого единственного в своём роде события нам нечего терять: состояние врага, возможно, хуже, чем наше. Больше я ничего не могу сказать в настоящий момент… Сражение было одно из самых ужасных. Это был день ангела твоей мамы. Кто бы мог подумать, что мы встретим его с таким грохотом…"
Кутузов похвалил Строганова за его необыкновенную храбрость, которую тот доказал, сражаясь целый день во главе своего корпуса, и произвёл его в чин генерала.
Тактика генерала Кутузова
Для судьбы России Бородино имело такое же решающее значение, как и Куликово поле в 1380 году, когда Дмитрий Донской дал отпор татарам. Для Наполеона этот день означал поворотный пункт в серии его непрерывных побед.
Со взятием Москвы его империя пошатнулась.
Французы были в полном восхищении, когда они увидели Москву в первый раз с Воробьёвых гор. Один офицер писал восторженно :
"Общий вид этого удивительного города, вдоль прямолинейных улиц которого выстроились дворцы, жилые дома, сады и многочисленные расписанные разноцветными красками церкви, великолепен и романтичен. Надо всем этим возвышается Кремль. Её красота лучше Парижа, описать её невозможно".
Но когда французы по пятам русской армии вошли в город, они обнаружили, что от легендарной Москвы осталась лишь одна пустая оболочка. Из 250 000 жителей в покинутом городе остались только несколько тысяч. На стенах домов были сделаны мелом надписи, часто на французском языке , которые были продиктованы ужасом и отчаянием:
"Слово "прощай" – это страшное слово!.."
"Я с вами прощаюсь, очаровательные места. Я покидаю вас с такой грустью".
Наполеон обосновался в Кремле и заявил своему штабу: "Приведите ко мне бояр". Бояр же в России не было уже в течение нескольких столетий. Также и в некоторых других отношениях Наполеон был неверно осведомлён. Недолго думая, он решил привлечь крестьян на свою сторону, объявив об их освобождении от крепостной зависимости. Но мысль о том, что это могло бы вызвать беспорядки в стране, заставила его отказаться от своего намерения. Кроме того, он не хотел обидеть высшие слои общества. Было возражение и у Коленкура: "Одна треть страны, может быть, и поддержала бы этот шаг, но две трети не поняли бы, что при этом имелось в виду… особенно с учётом того, что это решение исходит от врага".
Политик и философ Жозеф де Местр подтверждал в своих мемуарах, что Наполеон заблуждался во многих отношениях. Меньше всего он был осведомлён о своеобразии русского народа, о его представлениях. "Нужно побывать в России, чтобы избежать опрометчивых суждений об этих людях. Книги полны историй о деспотизме и рабстве в этой стране, но я могу заверить, что нигде люди не пользуются большей свободой, чем здесь, делать то, что им хочется. Крайности сходятся, и правительство произвола принимает республиканские формы… Если кто-то, благодаря своим собственным усилиям, может осуществить всё возможное, то у него нет никакого интереса в том, чтобы свергать существующий государственный режим. У крепостного строя есть много преимуществ, и он не исключает подлинного патриотизма. Бонапарт думал, что он имеет дело с французами или с итальянцами, какими мы их знаем. Он пал жертвой заблуждения. Большего, чем оно было, невозможно себе представить".
Иностранцы из всех частей Европы искали убежища в России. Может быть, никогда раньше страна не давала приюта такому количеству беспристрастных наблюдателей. Наполеон не только недооценил своего врага, что имело для него тяжелые последствия, но и не понял также отношения глубокой преданности, которое связывало народ со своим царём; вся нация поднялась теперь против французского императора. Так же, как и в Испании, население воспринимало любой вид иностранного господства как совершенно неприемлемый. Когда французы вошли в Москву, они удивлялись красоте, открывшейся их взорам, однако вскоре разбой и кражи стали привычным делом. Церкви осквернялись, их превращали в конюшни; практически ничего не предпринималось, чтобы положить конец действиям солдатни. Добыча считалась для них справедливой оплатой. При содействии остатков черни большая часть французских офицеров тоже набросилась на богатства покинутой метрополии.
Той же ночью в городе вспыхнул пожар. Поджигателями были мародёры с обеих сторон и бродяги, но губернатор Ростопчин сыграл в этом свою роль, отдав распоряжение вывести заранее из города все пожарные команды.
Пламя грозило перекинуться на Кремль, и император со своим штабом переехал оттуда во дворец на окраине города. Они неслись галопом сквозь море огня в грохочущем, пылающем шторме. Город горел четыре дня; затем Наполеон возвратился в Кремль. Из своего окна он мог видеть разыгравшуюся у его ног катастрофу, ожидая со всё возрастающим нетерпением и озабоченностью предложения о мире, которого всё не было.
На письменном столе в его комнате лежал переплетённый в кожу экземпляр книги Вольтера "Карл XII", в которой описывается уход из России шведского короля после проигранной битвы под Полтавой столетие назад. Но уже было слишком поздно извлекать для себя из этой книги полезные уроки. Наполеон недооценивал своего противника во всех отношениях.
Мадам де Куани, умная француженка, которая впоследствии познакомилась с Александром, писала в своих мемуарах: "Точно так же, как корсиканец был флорентийцем, славянин мог быть греком. Когда Александр улыбался своей обворожительной улыбкой, в его глазах можно было прочесть несгибаемую решительность".
29 сентября Строганов подробно писал Софье Владимировне из укреплённого лагеря под Тарутино:
"Вступление Наполеона в Москву обернётся для него гораздо большими трудностями, чем он это себе мог представить. Он обещал своей армии, что это конец их долгого марша и что теперь их ожидают мир и жизнь в изобилии… Когда он пришёл, он не нашёл ничего, кроме кучи пепла – остатки пожаров, которые частью были зажжены нами самими… В других столицах он не привык к такого рода приёму. Даже в Испании он был встречен более любезно…"
В день сдачи Москвы вместе с Павлом обедают многие русские офицеры. Шурин Павла Дмитрий Владимирович Голицын замечает с горечью: "Я сожалею только о том, что мы сами не подожгли наши дома, когда мы уходили из Москвы!"
В одном перехваченном письме французский офицер жаловался: "Какой злой рок ввязал нас в эту войну? Что нам сделали русские, за что нас завлекли сюда, в самый конец Европы?"
Выбрав Тарутино, Кутузов оказался в таком положении, что он мог напасть на армию Наполеона с тыла, если тот решится продвигаться дальше к Санкт-Петербургу, защищаемому Витгенштейном. Тем самым была бы оправдана сдача Москвы. Кроме того, французы были отрезаны от подвоза продовольствия с юга.
"Все пути, ведущие к Москве, охраняются… – писал Павел, уверенный в победе. – Продовольственные запасы "Великой армии" тают, а зима приближается… Французы потеряли тридцать генералов, десять из них в сражении 7 сентября. Мы потеряли восемнадцать… И хотя потеря Москвы трагична, это было необходимо".
Русский офицер пророчествовал: "Москва вновь возродится из пепла… Её пожары рано или поздно осветят нам дорогу на Париж!"
Мнения в стране разделились: одни стремились к почётному миру; другие предпочитали риску гибели капитуляцию. Александр разрывался между этими двумя лагерями, но после пожара в Москве за ним, сплотившись, стояла Россия. После того, как он преодолел свою нерешительность, он был убеждён, что Наполеона можно победить, только обладая выдержкой и терпением. Здесь он был полностью согласен со своим главнокомандующим, симпатии к которому он обычно не выражал.
Армия Кутузова росла день ото дня: каждый русский, кто только мог носить оружие, записывался добровольцем. Уже скоро в его распоряжении было 200 000 ополченцев – резерв, который стоял вокруг Москвы, в то время как 80 000 человек пехоты и 35 000 человек хорошо вооружённой кавалерии с 216 орудиями из его войск представляли собой значительную военную мощь. Приближалась зима, и он хотел при любых обстоятельствах поддержать в армии её боеспособность. По этой причине он упорно отказывался напасть на врага, хотя его командиры ждали этого дня с большим нетерпением.
Французскому парламентёру Лористону Кутузов сказал: "Для русского народа французы – татары Чингисхана".
"Разница всё же есть!" – воскликнул возмущённо Лористон.
"Русские не видят здесь никакой разницы", – ответил Кутузов сухо.
Наполеон провёл больше месяца в Кремле, находясь в нерешительности: необычайно долгое бабье лето, казалось, уличало во лжи все мрачные предупреждения о том, что зима будет ранней. Однажды вечером император и его свита отправились верхом на окраину разрушенного города, где были окружены татарскими уланами князя Кудашева и чуть было не захвачены в плен. 12 (23) октября французы потерпели поражение под Винково, недалеко от Тарутино. Этот бой, сопровождавшийся большими потерями, побудил Наполеона в конце концов уйти из Москвы после тридцатидвухдневного пребывания в ней.
Строганов писал: "Мы застали противника врасплох, напав на него с флангов; в наши руки попали многочисленные орудия, боеприпасы, подвижной состав и один генерал".
100 000 человек оставили разграбленную, опустошённую и сожжённую метрополию и тащились назад, изнемогая под грузом своей военной добычи, по той же самой дороге, по которой они пришли сюда, потому что все другие пути были для них отрезаны.
Они снова прошли через Бородинское поле и нашли там среди бесчисленного количества убитых некоторых оставшихся в живых. В женских пальто из шёлка на меховых подкладках и с лошадьми, покрытыми одеяниями священников, "Великая армия" тащила с собой военную добычу, размеры которой трудно было себе представить. После всех грабежей войско было полностью деморализовано. Каждый думал только о том, как бы ему не упустить своего имущества. При отступлении по бесконечным дорогам их неожиданно, как гром среди ясного неба, настигла зима.
Французская армия захватила себе бесчисленные средства передвижения всех видов: от элегантных экипажей, дрожек и линеек до простых тележек, которые были вместо продуктов нагружены награбленным добром: тюками ткани, мехами, золотом и серебряной посудой, скатанными в рулоны полотнами старых мастеров; там были целые библиотеки в кожаных переплётах, бочки с вином, украшения и украденные в церквях предметы культа. Многие лёгкие тележки сразу же ломались, и канавы вдоль улиц наполнялись сокровищами, которые были украдены у страны. "С самого первого дня это отступление превратилось в паническое бегство", – писал французский офицер М. де Монтескье.
Другой очевидец упоминает о жестоком убийстве многих пленных, что приводило к ответным действиям, потому что французов постоянно преследовали подвижная русская кавалерия, казаки и партизаны. Отдельные героические поступки не могли предотвратить того, что разлагающаяся армия полностью вышла из-под контроля. При отступлении французского войска вся страна поднялась на свою защиту, и с отставшими разговор был короткий.
Тёплая погода, которая превратила улицы в болото, в течение одной ночи изменилась и уступила место беспощадному, несущему смерть морозу.
Строганов командовал третьим корпусом в Тарутино во время последнего, решающего боя за Малоярославец. Город шесть раз переходил из рук в руки и в конечном счёте от него осталась только дымящаяся гора пепла. Потери, включая тяжелораненых, были значительными с обеих сторон, но из-за этой смертоносной битвы Наполеон был вынужден отступать по той самой смоленской дороге, по которой он перед этим всё дальше и дальше проникал в Россию. Тем самым его намерению свернуть в направлении Калуги не суждено было осуществиться. Вину за это Наполеон возложил на проявившего медлительность Даву: "Вот что случается тогда, когда опаздываешь только на один-единственный час!"