- Не поймет, чего просите. Совсем как малое дитя стал. Ложку возьмет, а до рта донести забывает, - тихо говорила, идя за гостем, Арина. - Благословите его, отец Иван. Он - человек хороший.
По волнам сивой бороды прошел какой-то трепет, тусклые глаза старика осветились, он поднял руку и начертал ею в воздухе крест.
- Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Прости тебе Господи кровь пролитую.
- Провидит, - со страхом шептала побледневшая Арина. - Предрекает вам, Петр Антонович, храни вас Господь.
За столом притихли. Андрей Иванович перекрестился, за ним Вьюга и Мишка.
На лице принявшего благословение, истово поцеловавшего высохшую старческую руку Петра Антоновича, когда он повернулся к столу, играла подчеркнуто беспечная улыбка.
- Что примолкли, господа офицеры? Словечка, одного только словечка испугались? А когда вы саму ее, милочку, увидите, тогда что?
- Не оробеем, господин директор, виноват, господин есаул, - злобно отпарировал Броницын.
Пришедшего знали все, кроме Кудинова. Он был заметной фигурой в городе. Петр Антонович Степанов появился в нем лет шесть назад, работал сначала учителем математики, потом быстро выдвинулся в директора школы десятилетки, прекрасно поставил ее и за год до начала войны был назначен директором нового ремесленного училища с интернатом, очередного "модного" мероприятия правительства. Здесь он тоже имел успех. Обком хвастливо щеголял достижениями Степанова перед приезжавшими из Москвы знатными партийцами.
Всех удивляло то, что Степанов, делая уверенно и, как казалось, легко блестящую советскую карьеру, оставался беспартийным. Болтали об этом много и, конечно, подозревали тайную связь его с НКВД. Некоторые из педагогической среды побаивались работать под его рукою, но большинство шло к нему охотно: он умел обеспечить работников жизненными благами, в силу чего отбирал себе лучших, а на шепоты вокруг себя не обращал никакого внимания.
- Издыхающие раки в ведре тоже "шепчутся", и когда "перешепнутся" - дохнут. Те, кто этого себе желают, шепчитесь, а кто хочет жить, - работайте. Хорошие работники необходимы самой партии. Смею считать себя в их числе. Дальнейшее комментариев не требует.
Ученики ремесленного училища были выведены из города пешком утром, в день его сдачи. Ребят конвоировали энкаведисты и, по так и не узнанной причине, перестреляли их большую часть из пулеметов, отойдя всего километров двадцать от города.
Но Степанова с ними не было. В эту ночь он с женою исчез, чтобы вечером того же дня появиться в немецкой комендатуре и предложить там свою службу.
Теперь городская интеллигенция была поражена его новым обличием: энергичный и деятельный советский активист Степанов оказался кадровым есаулом Уральского казачьего войска, уцелевшим при разгроме Дутова, годы скрывавшимся у киргизов в песках, и возвратившимся в советский мир под своей настоящей фамилией. В немецкую комендатуру Степанов представил свой послужной список царской армии и несколько других, подтверждающих документов. Там, конечно, за него схватились и назначили начальником полиции первого городского района.
Снова зашептали:
- Засланный…
Некоторые завистливо восклицали:
- Вот это так ловкач! Как завернул?!
Степанов же и здесь, на новом месте, показал себя образцовым организатором и был на лучшем счету у немцев.
- Нет, робеете, господа студенты, теперь уже робеете, - твердо, но не запальчиво продолжал Степанов, - почему у меня в полиции ни одного вашего нет? Ведь голодаете, побираетесь, а я хороший паек даю, в столовой сытно кормлю, обмундирование новое, студентам исхитрился бы и еще чего добавить. Мне нужны дельные интеллигенты. Учитесь у немцев: у них доктора философии полицейскими инспекторами служат. А вы не только что крови, но и неизбежной в нашей работе грязи боитесь. Эх, вы, интеллигентные белоручки!
- Виселица на базаре, вот что нас отталкивает. Операции эти ведь русская полиция обслуживает, - ворчал Таска.
- За три месяца на ней повисло только двое: один вырезал семью в шесть человек, считая детей, другой ограбил и изнасиловал, - постукивал каблуками, усевшись на ящике, Степанов. - Стоило? На мой взгляд, стоило. Жаль только, что мало. Немцы не дают, а я бы еще десятков пять из сидящих у нас под замком вздернул. Кстати, вот тебе, дядя Ваня, подарочек на новоселье, - вынул Степанов из кармана шинели два пистолета, - при каждом две обоймы. Но патронов мало, всего один коробок. С пистолетами плохо - немцы сами расхватывают, зато винтовок у меня сейчас сколько хочешь! Автоматы и гранаты тоже есть. Получили два грузовика трофеев из-под Грозного. Завались теперь этим добром. Присылай сегодня же к складу своих ребят, как стемнеет, - сколько хочешь выдам. И сопровождающего по городу дам.
- Вот за это спасибо, друг, - схватил в обе руки пистолеты Вьюга. - Это услужил! Нуждаемся. В городу винтовка ни к чему, в карман ее не сунешь. Теперь дело веселей пойдет. Спасибо и за прочее. Сегодня же у тебя наши будут, в ночь транспортируем на базу, сколько подымем, - он любовно отер оружие рукавом и положил его на полку буфета. - Ты, Арина, не ошибись случаем, заместо ложек к борщу этого гостям не положи, - подморгнул он единственным глазом бабе.
Броницын, завистливо смотревший на пистолеты в руках Вьюги, перевел на Степанова холодный, почти враждебный взгляд.
- А известно ли почтенному начальнику полиции, как говорят в палате лордов, что в городе действует подпольная советская радиостанция? - холодно-насмешливо спросил он офицера.
- Известно, - тоже холодно, но спокойно и с достоинством ответил тот.
- Да? - с нарочитым удивлением вскинул брови студент. - Ее местонахождение и работающие на ней, может быть, тоже известны?
- Тоже известны, - так же спокойно, почти небрежно промолвил Степанов.
- Тогда разрешите спросить господина начальника полиции, что он намерен предпринять?
- Извольте, выждать некоторое время, а потом ликвидировать всю банду при помощи вашей уважаемой организации. - Насмешливо, подражая тону Броницына, раздельно проговорил Степанов. - Объясню почему: выжидать надо, потому что работает на ней техник, мелкая рыбешка, а над ним стоит неизвестная нам щука, и эта щука рано или поздно выявит себя в поле нашего наблюдения. Это поле - именно радиостанция.
- Рано или поздно. Первую часть формулы с успехом можно отбросить. Поздно будет.
- Наблюдение мы ведем своими силами, не сообщая немцам, - пропустив мимо ушей колкость, продолжал начальник полиции. - Своими же, вернее вашими силами, проведем и ликвидацию в нужным момент. Снова объясню почему: оперативные действия русской полиции всецело подчинены беспрерывно торчащему в моем кабинете, вернее, сидящему у меня на шее немецкому унтер-офицеру. Я полностью под его контролем. Получив сведения, немецкое гестапо или "фельджандармерия" сами поведут операцию и про…ут, - стукнул он по столу кулаком, - так же, как про…али организатора подолья генерала Книгу. Ведь прямо на золотом блюде я его им подал! Берите тепленького, в постельке! - с неожиданной страстностью выкрикнул Степанов, - а они замотали дело по своим "абтейлюнгам", где в каждом советский осведомитель имеется. Ну и драпанул вовремя Книга!
- Мы-то ловить мух не будем, - впился в Степанова горящим, как уголек, глазом Вьюга, - давайте нам адрес и прочие сведения, господин есаул.
- Нет нужды затруднять уважаемого начальника полиции, - в том же насмешливом тоне вмешался Броницын, - Таска, докладывай атаману!
Отогревшийся и зарумянившийся от двух стопок водки студент комом проглотил заполнявшую его рот кислую капусту, утер рукавом губы и, солидно кашлянув, начал:
- Мавринская улица номер два. Почти рядом вот с этим домом. И дом схожий: большой, двухэтажный, что на улицу, тот пустой, в него бомба попала, а во дворе флигелек, где прежде прокурор жил. Ход с улицы и тоже, как здесь, со двора, через пролаз из парка культуры. Работают двое: радист-техник обкома Зуев и наш Плотников, нынешний завжилотделом.
При этих словах Таски Броницын с многозначительной улыбкой посмотрел на Мишку:
- Вот он твой "исполнитель"!
- Зуев и живет там, а Плотников только по вечерам приходит, - торопливо продолжал Таска, входя постепенно в привычную ему роль всезнайки.
- Известно ли вам все это, господин есаул? - снова углом рта обронил Броницын.
- Наши агентурные сведения полностью совпадают. Более того: мне известно, что аппарат портативный, из обкома. Зуев выкрал его в первую ночь по занятии города немцами. В сутолоке всеобщего грабежа это было легко. Известно и другое: Плотников пролез в завы жилотдела по заданию и по заданию же раздает квартиры, ведя адресные списки работающих у немцев, дислокацию воинских частей, складов и так далее. Некоторые из этих списков мне доставлены. Имею и копии без шифра и зашифрованные. Но кто шифрует - этого мы не знаем. Пока. - Добавил после паузы Степанов.
- И я все это тоже знаю, - обидчиво проговорил Таска, - и даже кто шифрует - знаю.
- Кто же? - впился в него глазами Степанов.
- Энкаведист какой-то.
- Какой? Фамилию или хоть приметы?
- А черт его знает. Красивый.
- Красивых много, откуда у вас эти сведения? - допытывался Степанов.
Таска смешался, покраснел и молчал.
- Не волнуйтесь, господин есаул, - погладил Таску по плечу Броницын, - тут политика слилась с лирикой юной души. Сведения эти Таска получил от так сказать дамы сердца, а заодно и желудка. Она тоже завербованная комсомолка и наша студентка, но безвредная, даже, наоборот, может быть полезной - дура на все сто и втюрюхтамшись по ухи вот в этого Аполлона. Ликвидации не подлежит - пригодится даже для… для ловли щук.
Вьюга молча подошел к буфету и вынул из него пистолеты.
- Слушать задание, - проговорил он негромко, подойдя к столу.
- Словно переродился человек, - думал, смотря на него, Мишка, - теперь не мужик, а командир не хуже Степанова, - потом прилип глазами к пистолетам. Иметь такую вот вороненой стали "пушку" было его заветной мечтой. - Кому даст? Ясно тому, кого назначит. Назначит убить Плотникова. Плотникова… - Кровь прилила к сердцу Миши, потом ударила в голову и заметалась в висках. - Если мне даст? Тогда… Как тогда?
- Я все-таки подождал бы, - нерешительно посоветовал Степанов.
- А я ждать не буду, - отрубил Вьюга и положил один пистолет перед Броницыным. - Признавайся, Андрей Иванович, ты профкома вашего из обреза хлестанул?
- А ты думал - кто? - хвастливо вскинул голову "подземный человек". - Жалко, что оживел, гад. Доктор Дашкевич выходил.
- Тогда получай, - положил перед ним на стол другой пистолет Вьюга. - Задержишься маленько сегодня у нас в городе. Авось жинка не стоскуется.
- Чего ей, не первый год женаты.
- Только для такой операции и другой инструмент требуется, - задумался Вьюга. - Этот, - ткнул он пальцем в пистолет Броницына, - больно шумный. Его на крайний случай. Потише что у вас найдется?
Броницын блеснул по-волчьи оскалом зубов, вынул из внутреннего кармана пиджака финку в черных кожаных ножнах, вытянул и сверкнул никелированным лезвием.
- Еще до войны приобрел. Месячную стипендию полностью дал.
- У меня попроще, - лениво пошарив в кармане, вытянул оттуда кусок газовой трубки с навинченной на него увесистой гайкой Андрей Иванович, - кистенек немудрящий. Однако, - поиграл он трубкой, - одну получишь, другой не захочешь.
- Ты, студент, - обратился Вьюга к Броницыну, - в технике маломало смыслишь?
- Я словесник, на учителя готовлюсь, а не на инженера, - покачал головой тот. - А что?
- В аппарате его, в радио незаменимые части поломать надо. Такие, каких достать здесь невозможно.
- Ну, это просто. В этом разбираюсь. Сам радиолюбителем был.
- Тогда все в порядке. Придешь ко мне в одиннадцатом часу. И ты тоже, - повернулся Вьюга к Таске. - Тебе оружия не требуется. Дом только покажешь и пролаз из парка. А ты собери остальных ваших ребят побольше и к ним, - указав на Степанова, приказал Вьюга Мишке, - на склады, рядом с тюрьмой топай. К которому часу?
- В двенадцать тридцать быть на месте. Точно. В кучку не сбиваться. По одному и у дверей не стоять. Прохаживайтесь, держа связь между собой. Сам там буду, - чеканил Степанов.
- Оттуда, тоже не табунком на базу, - на Деминский, к кладовщику, - добавил со своей стороны Вьюга, - ему - пополнение боевым снабжением.
- По городу можно и командой идти. Дам сопровождающего и пропуск для немецких патрулей. Их обвести кругом пальца - раз плюнуть, - презрительно процедил Степанов, - увидит печать со своим орлом - пожалуйста, все к вашим услугам! Из города же лучше выходить форштадтскими огородами. Там только один пост, сопровождающий укажет.
- Ну, расходись по одному, дорогие гости. Тоже через наш пролаз. Подходящую квартирку ты мне подыскал, пацанок, - ласково потрепал по шее Мишку, как лошадь по загривку, Вьюга, - а главное без ордера, самохватом. Плотникову значит не известно.
Выйдя из натопленной комнаты, Мишка разом попал в крутящийся вихрь колкой льдистой крупы, закрыл глаза рукавом и остановился.
Рад я или не рад, что эта… операция… без меня производится? - всматривался он в глубь себя. - И рад… ведь как-никак, а русский он, к тому же свой, студент. И не рад… Обидно, Броницын годится, значит, а я нет. Мне не воевать, а ишачить, снабжение таскать. Значит… Значит… Что же я? Кто же я? Слякоть? Мразь? Так, что ли?
ГЛАВА 21
В редакции появился новый человек, "фигура", как окрестила и упорно именовала его уборщица Дуся, называя всех других сотрудников по именамотчествам. Появление его было очень похоже на первый выход Мефистофеля в опере "Фауст". Утром, когда Брянцев напряженно разбирался в густо засыпанной корректорскими поправками гранке перевода немецкой военной статьи, сверяя русский текст с подлинником, в дверь кабинета без стука тихо вошел кто-то.
- Пошел вон, - раздалось в тишине.
Ошарашенный этим возгласом Брянцев вскинул глаза и увидел прямо перед собой, у стола, торчавшую, как жердь, длинную, поражавшую необычайной худобой фигуру. Эта фигура волнисто вихлялась на всем своем протяжении, а увенчивавшая ее суженная к темени, почти заостренная голова описывала круги в ритме змеистых колебаний тела. Длинные пальцы опущенных рук в такт ей выплясывали хоровой танец. Казалось, что внутри этого сложного подвижного механизма сидит кто-то, четко координирующий действия всех его агрегатов.
- Пошел вон, - повторила фигура.
- Вы это… кому адресуете? Мне, что ли? - только и смог выговорить Брянцев.
- Имённо вам, - проскрипел ответ, - кому же еще? Здесь нас только двое, но, пожалуйста, не волнуйтесь, - правая рука фигуры начертала в воздухе волнистую линию, - это я называю себя, свою фамилию, рекомендуюсь, так сказать.
- Псевдоним, надеюсь?
- Ничуть! Могу предъявить паспорт: Павел Иванович Пошел-Вон, всеми буквами, через тире и с гербовой печатью.
- Никогда такой фамилии не слыхал, - с сомнением покачал головой Брянцев.
- И не могли слышать. - Фигура, не прерывая своих колыханий, без приглашения подвинула к столу глубокое кресло, удобно расположилась в нем и изменила характер своих движений. Теперь она не вихлялась из стороны в сторону, а сжималась и раздвигалась вверх и вниз. - До 1929 года этой фамилии вообще не было. Я ее родоначальник и единственный в мире носитель. Это от скуки, от всеохватывающей, всепроникающей социалистической скуки, уважаемый господин редактор.
Брянцев молчал, будучи не в состоянии даже собрать мыслей для вопроса.
- Вот именно от этой скуки, - продолжала, поскрипывать фигура - пристрастился я к чтению объявлений о перемене фамилий. Бездна занимательности! Восторг! В них, как в бокале старого доброго вина, пенится вся гнусь социалистических мизеров, их пошлость, робость, подхалимство, но вместе с тем и тщеславие индюков. Романов переименовывает себя во Владленова, Царев - в Пролетарского, Безделкин - в Трудового и даже некий Бздюлькин украшается ароматной фамилией Гиацинтов. Каково? Художественно, не правда ли?
Но я решил сделать наоборот. Мой отец из именитых тульских купцов был. Предки еще первым стахановцем Петрушей жалованы фамилией Молотовы. Должно быть по кузнечной части промышляли. Так я меняю звучную и вескую в наши дни фамилию Молотов на Пошел-Вон. Утвердят или нет? Посадят или нет? Социалистическая рулетка, ставка на зеро. Представьте - проскочил! Всеми буквами в "Известиях"! В результате неожиданный рог фортуны со всеми ее дарами: в какое советское учреждение ни явлюсь с просьбой и заявлением, как только фамилию прочтут - смех и успех! Психологический шок своего рода.
- Ну, а ко мне у вас какое заявление или просьба?
- Ни то, ни другое. Вам - предложение.
- Чего?
- Всего, чего хотите. Как некогда у Мюр и Мерелиза. Полнейший универсализм. Я могу все: переводить в стихах и прозе с шести языков и на шесть языков, быть директором публичного дома, обучать милых деток премудрости Филаретова катехизиса, писать передовые, очерки, рассказы, злободневные фельетоны в стихах.
- Вот это подойдет, - обрадовался Брянцев. Пошел-Вон занимал его, даже нравился.
- Четверостишиями в ямбах, - отстукал Пошел-Вон предложенный ритм по столу. - Размер не играет для меня роли: 32, 36, можно 40 строк, как прикажете. Но гонорар фиксированный - пятьсот рублей. Дорого? Ничего подобного. Ровно на литр жидкости, именуемой водкой, которой я совершенно не пью. В валюте или товаром - безразлично.
- Зачем же вам водка, если вы не пьете?
- Для услаждения моей печальной жизни, - сжался в комок Пошел-Вон и потом, вытянувшись до предела, вдохновенно разъяснил, лирически прижмурив безбровые и безресничные глаза: - Поставишь эдакую бутылочку в небольшой милой компании добрых русских людей, богоносцев этих самых, богоискателей, и слушаешь, внемлешь, видишь и ощущаешь, как из их духовной бездны смрад и грязь попрет. Восхитительно! Неповторимо! С каждой рюмкой все больше, все гуще, все ароматнее. Происходят переименования обратного действия: Гиацинтов преображается в Бздюлькина, град Китеж - в застарелую выгребную яму. Я большой гурман по этой части. Так как? Заметано? Пятьсот?
- Надо видеть товар.
- В момент! Через десять минут у вас на столе.
Пошел-Вон, отпружинив, взлетел с кресла и выскользнул ужом из кабинета.
"Интеллигента такой формации я еще не видел, - думал, оставшись один, Брянцев. - Свидригайлов, помноженный на Смердякова. Его бы Достоевскому в руки. Посмотрим", - принялся он снова за корректуру, но не успел докончить ее, как Пошел-Вон уже снова вихлялся перед ним, держа в руке отпечатанный на машинке лист.
- Ровно сорок строк, четырехстопный ямб, отточенность рифм, без слякотной мазни ассонансов. Этого требует фельетонный стиль.
Брянцев бегло просмотрел написанное. Фельетон был меток, заборист, остроумен. Цинизм Пошел-Вона давал себя чувствовать, но не выпирал: автор знал меру.
- Крепко. Пойдет. Вы заранее, идя ко мне, это заготовили?
- На заготовки подобного рода не трачу драгоценных минут быстротекучей жизни, - презрительно проскрипел Пошел-Вон, - продиктовал вашей пишмашинке и все тут. Разрешите получить гонорар?
Брянцев молча набросал записку в бухгалтерию.
- Извольте. Давайте в каждый номер и вообще заходите.