И дано мне было увидеть воистину блаженную кончину монахини Веры. Посмотрела она, улыбаясь, на икону "Спорительница хлебов", сложила руки на груди, как для причастия, и вздохнула в последний раз.
- Я мёртвых боюсь, потрогай её, - прошептала монахиня, дежурившая в её келье. - Не пойму, она уснула или?
А душа присноблаженной монахини Веры уже молнией летела в Небеса. Это дар - умереть, причастившись, и в особо праздничный день. Известили батюшку:
- Мать Вера отошла. Что делать?
- Читайте Псалтирь. Я сейчас подойду.
Говорят, на лица усопших монахов нельзя смотреть. Но пока переоблачали монахиню Веру, я всё глядела и не могла наглядеться на её прекрасное светоносное лицо. На монахиню надели клобук - шлем духовный, в руках чётки - меч разящий, и понималось уже без слов - это воин, одержавший победу в бою. Было такое ликующее чувство - победа, что я даже сказала:
- Батюшка, мне бы такую кончину.
- Такую кончину ещё надо заслужить, - ответил батюшка, прощаясь в слезах со своей мятежной, любимой и вынянченной духовной дочерью.
Преставилась монахиня Вера (Барышникова) 11 октября 1998 года и была погребена на монашеском кладбище в Шамордино. Крест на её могиле осеняет икона "Спорительница хлебов". А вскоре неподалёку от её могилы возник скит в честь иконы Божией Матери "Спорительница хлебов".
Во время болезни мать Вера часто смотрела в окно и молилась, перебирая чётки. Теперь напротив её окон, на хозяйственном дворе монастыря воздвигнут храм в честь иконы Божией Матери "Спорительница хлебов". История возникновения этого храма довольно необычна. Однажды после всенощной в честь иконы Божией Матери "Спорительница хлебов" монахини Мария, Серафима, Екатерина шли на хоздвор. Было темно, моросил дождичек. И вдруг монахини замерли, поражённые сиянием над хоздвором. А в этом сиянии, источая лучи света, восседала на облаках Божия Матерь с воздетыми в молитве руками. Это была ожившая и уже в полнеба икона "Спорительница хлебов". Монахини обмерли и лишь кланялись до земли, восклицая: "Царица Небесная!", "Матерь Божия Пречистая!" А монахиня Екатерина сказала в духовной радости: "Божия Матерь пришла! И запомните, сёстры, будет на этом месте Её храм". Видение продолжалось минут десять при немалом стечении народа, а иконописец монахиня Мария потом по памяти зарисовала его.
По традиции пред иконой "Спорительница хлебов" молятся об изобилии плодов земных и о даровании урожая. Но есть у этой иконы ещё и особая духовная тайна, связанная с кончиной преподобного Оптинского старца Амвросия. За год до смерти старец благословил написать икону "Спорительница хлебов". За основу был взят образ Божией Матери с иконы "Всех святых", где Владычица мира сидит на облаках, подняв руки в благословляющем жесте. А внизу по указанию старца была написана нива, где среди цветов и травы лежат снопы. Нива - это иносказание, ибо апостол Павел говорил о Божием народе: "Вы нива Божия" (1 Кор. 3, 9). "Поле есть мир, - сказано в Евангелии от Марка, - доброе семя - сыны Царствия, а плевелы - сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина, а жнецы суть Ангелы" (Мф. 13, 38-39).
В келье умирающего старца Амвросия ежедневно служили молебны пред иконой "Спорительница хлебов", и старец говорил:
- Праведных ведёт в Царство Божие апостол Петр, а грешных - Сама Царица Небесная.
Преподобному старцу Амвросию были уже открыты сроки его кончины, когда он назначил празднование иконе "Спорительница хлебов" на 15/28 октября - на день, как выяснилось позже, своего погребения. В этот день шёл дождь, но свечи не гасли на ветру. И заново осмыслялась символика иконы - нива, жатва и слова Спасителя, сказанные о зерне: "Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода" (Ин. 12, 24).
Притча о зерне - это притча о самоотверженной любви, дающей дивные духовные плоды, а иначе пуста и бесплодна душа. "Настанет День Последний, - писал святитель Николай Сербский, - наступит и ликование для сатаны из-за жатвы обильной. А колосья-то все пусты. Но по глупости своей сатана меряет числом, а не полнотою. Один Твой колос, Господи, Победитель смерти, стоит всей жатвы сатанинской".
Об одном таком колосе на ниве Божией, о монахине Вере я и пыталась рассказать. Как и многие из нас, она поздно пришла к Богу. Но с какой горячей безоглядной любовью она откликнулась на призыв Божией Матери: "Иди ко Мне"! Всех нас любит и зовёт к себе милостивая Заступница. Но как откликнуться на этот призыв, если мы ищем покоя в мнимом покое, и нет решимости идти путём любви - путём зерна?
ЧАСТЬ 4.
"ОЙ ВЫ, ГОЛУБИ, ОЙ ВЫ, БЕЛЫЕ"
МИХАЙЛОВ ДЕНЬ
Мои друзья - люди добрейшие и, желая услужить ближним, охотно дают путешествующим мой адресок: дескать, свой человек, поживёте у него.
Адрес потом распространяется по цепочке. И когда на пороге моего дома возникает юное создание, говоря, что она от тёти Зои из Чернигова, я сгоряча готова утверждать, что никакой тёти Зои не знаю и визит, очевидно, не ко мне. Но это не так, ибо из расспросов выясняется, что у тёти Зои есть брат Боря из Тамбова, женатый на Анечке из Смоленска, а в Смоленске у меня друзья. Стоп, всё понятно - кто от кого.
Именно таким кружным путём вошла в мою жизнь Люба-Штирлиц. И если я, простите, называю её Штирлицем, то ведь и батюшка так говорит. Бывает, увязнет дело в инстанциях, а наверх не пробиться никак, и тогда батюшка прибегает к крайним мерам:
- Найдите Любу-Штирлиц. Она пробьётся!
Нет, потом батюшка говорит, спохватившись, что называть так рабу Божию Любовь всё же неблагочестиво. Однако желанного благочестия у нас у всех хватает ненадолго, потому что Люба- Штирлиц она и есть Штирлиц. И чтобы понять, почему к ней приросло это прозвище, надо вернуться в те минувшие годы, когда в Москве появился беженец из Чечни архитектор Георгий.
***
В чеченскую войну Георгий потерял всё - дом, работу, жену и сына. Дом разбомбили. Жена-чеченка ушла к полевому командиру и забрала сына с собой. А поскольку белоголовый малыш с чисто славянской внешностью оскорблял менталитет гордых воинов Аллаха, полевой командир решил вернуть его отцу, но на своих условиях: выкуп. Таких огромных денег у Георгия не было, и он бросился звонить в Москву своему уже почти столетнему деду. Дедушка плакал, слушая внука. Обещал помочь деньгами и отписать внуку по завещанию свою трёхкомнатную квартиру. Но как ни спешил Георгий к деду, а опоздал. Дедушку уже успела сводить в ЗАГС разбитная молодуха из бара, и престарелый молодожён влюбился в неё. В общем, Георгия даже в квартиру не пустили, хотя дедушка влюблённо ворковал за дверью:
- Заинька, пусти внука в дом. Ты же добрая!
- Ща как дам по башке, чтоб захлопнул пасть! - рявкнула Заинька.
Больше признаков жизни дедушка не подавал. И начались для Георгия московские мытарства - жить негде, а на работу без прописки не берут, опасаясь подозрительного чеченского паспорта.
Беженца жалели. Регент Вера Фёдоровна приютила его у себя и отвезла к батюшке в подмосковный храм, где она пела на клиросе. Здесь Георгий крестился и стал работать на восстановлении храма, хотя батюшка честно предупредил: денег нет, зарплата копеечная, а Георгию надо на выкуп собирать.
Батюшка с Любой искали спонсора и денежную работу для Георгия. Но спонсоры в их малоимущем окружении почему-то не водились. И Люба, работавшая тогда паспортисткой, устроила Георгия на стройку к жильцу их дома Нугзару. Тот посулил золотые горы, и Георгий работал всё лето, как каторжный. А в сентябре Нугзар уволил его, не заплатив ни копейки:
- Прости, дорогой, пока дэнег нет. Особняк купил, вах!
Ну, откуда же у Нугзара деньги, если он купил особняк?!
В октябре стало ещё хуже. К Вере Фёдоровне вернулся из армии сын и привёл в их однокомнатную квартиру молодую жену. Жить Георгию теперь было негде. И Люба бросилась уговаривать истопника Надежду пустить Георгия в свой деревенский дом, доставшийся ей в наследство от тётки.
- Пусть живёт, - сказала Надя устало. - Мне теперь без разницы, и гори оно всё!
Усталость Нади имела свои причины - она надорвалась в борьбе за женское счастье. Так хотелось детей и мужа, а никто её замуж не взял. Ростом Надя была великанша, а к сорока годам раздалась и вширь. Нос картошкой, коса до пояса и наивные детские васильковые глаза. Она уже смирилась со своей участью, когда прочитала в гламурном журнале, как миллионерша-калека (страшней крокодила!) в 42 года вышла замуж за принца и уже ребёночка ждёт. И Надя решила разбогатеть. Взяла в банке кредит и купила бычков на откорм. Отдежурит ночь в кочегарке и мчится в деревню холить, лелеять и выхаживать телят. Уставала, но любовалась собою в мечтах - через год она будет миллионершей. Цены на мясо вон как растут!
Через год она стала "миллионершей", задолжав миллион банку, правда, в старых ещё деньгах. А попытка продать мясо по выгодной и высокой тогда рыночной цене завершилась тем, что Надю едва не изувечила торговая братва.
- Так теперь везде, - сказали ей бывалые фермеры. - Или отдай им мясо за копейки, или тебя вместе с фермой сожгут.
И Надя заболела, не понимая, что болеет, и даже не замечая поселившегося в её доме Георгия. Просто однажды упала у колодца и уже не смогла встать.
Десять дней она пролежала в забытьи, смутно чувствуя сквозь сон, как кто-то даёт ей лекарства и пытается напоить. Очнулась она от стука молотка. Вышла во двор и удивилась - гнилых ступенек у входа уже не было, а вместо них красовалось нарядное крыльцо. Она посмотрела на незнакомого человека с молотком, припоминая - вроде Георгий? И без памяти влюбилась в него.
Великанша была застенчивой и не навязывала своих чувств постояльцу. Просто сядет иногда возле него на крылечке и скажет:
- Закат красивый. Вы любите природу?
- Что? Ах, да, и правда похолодало, - отвечал невпопад Георгий и уходил в свою комнату с книжкой.
Она редко видела Георгия. Он постоянно ездил по Москве в поисках работы и от безвыходности брался разгружать вагоны, скрывая, что у него больное сердце. Неделю он почти сутками разгружал вагоны, стараясь заработать на выкуп. В метро достал из бумажника фотографию сына и, вскрикнув от боли, умер от инфаркта.
Утром 20 ноября Надежда позвонила в квартиру Любы, молча поставила на стол бутылку водки и оцепенела у окна.
- Надь, что случилось? - забеспокоилась Люба.
- Георгий умер от разрыва сердца и в чёрном мешке сейчас в морге лежит.
- Почему в мешке?
- Их в мешках, как мусор, сжигают, если некому хоронить. За место на кладбище надо два миллиона, а всего миллионов шесть. Мне в морге сказали: "Пусть Ельцин хоронит! Сейчас из морга даже родных не забирают. А вам с какой стати чужака хоронить? Кто он вам? Да бомж приблудный!" - и заревела в голос, - Бо-омж!
Надя по-деревенски голосила над любимым, а Люба бросилась звонить управдому Кате:
- Катя, зови всех ко мне, мы стол накрываем. Как зачем? Михайлов день завтра. Ты Михайловна, я Михайловна. Надо родителей помянуть.
Охотников помянуть нашлось немало. И, открывая застолье, Люба сказала:
- Помянем родителей и новопреставленного Георгия. Третий день завтра - хоронить его надо.
- На какие шиши хоронить? - вскинулся сантехник Сомов. - Мои дети фруктов не видят, на макаронах голимых живём!
- Пусть Ельцин хоронит! - стукнула по столу управдом Катя и заплакала.
Все затихли, вспоминая, как Катя бегала по людям, занимая деньги на похороны сестры, уехавшей в Африку зарабатывать валюту и вскоре сгинувшей там. Нужной суммы собрать не получилось. И Катя плакала, ужасаясь при мысли, что сестрёнку, может, кинули в яму, как падаль, или, как мусор, в печке сожгли. Никогда ещё не было на Руси такого срама, чтобы мёртвых бросали без погребения. Да видно, настал наш срамной час.
Тихо плакала Катя. Все молчали. И было в этом молчании что-то жуткое, будто нежить дышала из- под земли. Почему мы живём как побирушки и в странном бесчувствии утратили стыд? Русский человек к нужде притерпится, но привыкнуть к бесчестию - нет. И Люба сказала, побледнев от волнения:
- У меня вопрос - кто сильнее: Михаил Архангел или Ельцин? И если Архангел, верю, сильнее, мы схороним Георгия в Михайлов день.
- Хана теперь Ельцину! - развеселился выпивший ещё с утра кочегар Федя. - Мужики, может, скинемся на бутылёк?
А плотник Василий сказал рассудительно:
- Люба, знаешь, сколько денег надо? Мы маму два года назад схоронили, а до сих пор в долгах, как в шелках. Хорошо хоть гроб тогда сам сделал.
- И Георгию сделаешь гроб! - снова стукнула по столу управдом Катя.
- Досок нет - хлам да обрезки. Кать, я сделаю, но выйдет уродище.
- А мы тканью обтянем гроб, - сказала техник-смотритель Ирина. - У меня есть чёрный ситец в горошек. С белым кружевом выйдет нарядно.
- Гроб в горошек, х-ха? - продолжал куражиться Федя и упрямо гнул своё. - Господа-товарищи, ставьте мне бутылёк! Хотите, всего за пол- литра палёнки сварю художественный металлический крест?
На Федю посмотрели нехорошими глазами, припомнив однако, что прежде чем опуститься до полупьяного маргинального жития в кочегарке, он был сварщиком экстра-класса и знаменитым некогда монтажником-высотником. Был человек да весь вышел. Что, совсем уже совести нет?
В затею Любы никто не верил, но веселила сама идея: может, Архангел Михаил одолеет Ельцина, а там, глядишь, наладится жизнь? Словом, не верили, но хлопотали.
Катя уже строчила на машинке, пришивая кружево к ситцу. Мужики отправились мастерить домовину, а женщины из бухгалтерии вызвались напечь на поминки блинов.
- Я котлет наверчу из телятины, чтоб Георгия помянуть, - встрепенулась тут зарёванная Надя и умчалась в свою деревню.
Люба же поспешила в подмосковный храм, где крестился и работал Георгий. Батюшку она перехватила уже на выходе из храма и изложила просьбу: похоронить Георгия возле храма, ведь в церковной ограде много земли. Батюшка перекрестился, помянув новопреставленного, и сказал с горечью:
- Я бы с радостью дал место Георгию, но земля в ограде не церковная, а городская. Без разрешения мэрии хоронить нельзя.
- Добьёмся разрешения! - сказала Люба решительно.
- Вряд ли. Земля в Подмосковье на вес золота, даже пяди церкви не отдают. Мы уже в суд обращались, а толку?
Посомневавшись, батюшка всё же написал прошение и даже попросил знакомого довезти Любу до мэрии. Но оказалось, что к мэрии не подойти - оцепление, флаги, ОМОН и милиция.
- Пустите в мэрию, - умоляла Люба.
- Сегодня туда только косоглазых пускают, - сказал Любе бритоголовый скинхед.
- Ты у меня за косоглазых сейчас сам окосеешь, - пригрозил ему омоновец и пояснил для Любы. - Японцы приехали - побратимы. Русский с японцем братья навек!
Тут из подъехавшего автобуса как раз вышло множество японских братьев, а Люба юркнула в их толпу и притворилась японкой. Щурит глаза узенько-узенько и семенит, как японка. Так и вошла с улыбчивыми побратимами в мэрию, и ОМОН не заметил её.
Гостей встречал сам мэр и сразу учуял в толпе диверсанта: русским духом пахнет, а не японским.
Когда же Люба сунулась к нему с прошением, он злым шёпотом отчитал охрану:
- Как этот Штирлиц сюда попал?!
Охранники уже начали было выталкивать Любу взашей, но тут умные японские братья застрекотали кинокамерами. Нельзя взашей - международный скандал.
И мэр, умница, улыбнулся Любе, наложив на прошение резолюцию: "Штирлицу от Мюллера. Разрешаю хоронить".
После столь оригинальной резолюции Любу и прозвали Штирлицем. Но это мелочи. Главное, что разрешение дали, и батюшка с рабочими стал тут же готовить место для погребения. А Люба помчалась добывать катафалк. Обзвонила и обежала несколько агентств, но цены были такие немыслимые, что она решила выпросить автобус у Нугзара.
До загородного особняка Нугзара она добралась уже в сумерках. На лужайке перед домом жарили шашлык, а вокруг мангала веселились гости. Бодигарды не пустили Любу в усадьбу. А когда через бхранника она позвала Нугзара к телефону, он послал её известно куда. Но Люба потому и Штирлиц, что подобно герою-разведчику проникла через лаз в нугзаров стан. Затаилась в кустах и ждёт момента.
Гости разъехались ближе к полуночи. Довольный Нугзар проводил гостей и рассмеялся, увидев в кустах Любу:
- Что сидишь, как мышь под веником? Говори.
И Люба заговорила:
- Нугзар, я пришла предложить пари - кто сильнее: Михаил Архангел или Ельцин?
- Это как? - заинтересовался Нугзар.
- А так. Если Михаил Архангел сильнее, мы похороним Георгия беженца на Михайлов день. Дай автобус на похороны. Или ты за Ельцина?
- Ельцин шайтан, наш Союз разорил и народы поссорил! - вскипел Нугзар. - Раньше люди уважали друг друга, а теперь я кавказская морда, да? Два автобуса даю. Лучше три бери! Пусть все люди знают - Нугзар говорит Ельцину: нэ-эт!
Нугзар действительно прислал на похороны три автобуса, и то едва хватило. Кочегар Федя приехал на своей машине, в которой с трудом уместился художественной работы металлический крест. Крест одобрили, любуясь узорами. Но больше смотрели на самого Фёдора - вместо бомжеватого Федьки-алкаша крест нёс перед гробом мастер Фёдор Иванович с орденами на пиджаке. Трижды бывает дивен человек, говорит пословица, когда родится, венчается и умирает. И похороны в Михайлов день были тем дивом, когда многим захотелось поехать в храм.
На поминки несли, у кого что было. Управдом Катя напекла своих знаменитых расстегаев, бухгалтерия приготовила гору блинов, а Надежда привезла два ведра котлет и рюкзак солений. Даже несчастный дедушка-молодожён тайком от Заиньки сунул Любе деньги, и на них купили много роз.
На отпевании в храме было людно и шумно. Все крещёные, но большинство без крестов. И теперь толпа осаждала свечной ящик, раскупая кресты, иконы и свечи. Гомон затих, когда запел хор. И сладко отзывались в сердце слова, что все они и упокоившийся среди роз Георгий есть образ неизречённой славы Божией. Этой дарованной Господом чести у человека никогда не отнять.
На отпевании опять посматривали на Фёдора - он откуда-то знал, как вести себя в храме. Крестился, прикладываясь к иконам, и первый положил земной поклон у гроба, давая Георгию последнее целование. Глядя на него, учились на ходу. И когда гроб архитектора Георгия крестным ходом несли вокруг храма, все уже дружно пели: "Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Без- смертный, помилуй нас".
На Михайлов день было тепло. Алели гроздья рябины. И длинный общий поминальный стол накрыли во дворе под рябинами. Помолились, помянув Георгия, и батюшка стал рассказывать о нём: