Полибий
У Полибия был очень определенный взгляд на богов и религию. Он разделяет всех людей на мудрецов и толпу. Если бы все государство состояло из мудрецов, говорит он, в религии не было бы никакой нужды. Но поскольку есть еще толпа, мудрецы-законодатели придумали религию, дабы она служила уздой для черни, и пугали ее рассказами о богах и преисподней (Polyb., VI, 56, 10–12). Так, Ликург, придумав полезные для государства законы, стал выдавать свои мысли за волю пифии и таким образом добился послушания народа (ibid., X, 2, 11). Поэтому религиозность и богобоязненность в человеке казались ему несомненным признаком того, что он принадлежит к глупцам и невеждам (ibid., VI, 56, 7).
Между тем в рассказах о Публии Полибий то и дело встречался с сообщениями о религиозности великого полководца и о его постоянном общении с богами. Мог ли подобный человек быть глупцом, "одержимым чрезмерным богопочитанием"? Нет, конечно. Полибию было ясно, что он, напротив, мудрец. А значит, раз о нем ходят подобные рассказы, он поступал, как мудрец, который использует религию, как узду для толпы. Вот почему, по мнению Полибия, Публий сам распускал о себе подобные слухи и заставил войско в них верить, чтобы в его руках оно стало послушным орудием.
Проникшись подобным убеждением, Полибий решительно выступил против господствующей традиции. Но так как она была могущественна и веру в чудесные способности Сципиона разделяли все, Полибию требовалась очень серьезная аргументация, чтобы опровергнуть это всеобщее заблуждение. Он выдвигает сначала общие соображения: Публий был разумен и осмотрителен, всякое предприятие рассчитывал и вовсе не полагался на судьбу и богов (ibid., X, 2–3). Доказать же свою гипотезу он решил на двух примерах: эдилитета Публия и взятия Нового Карфагена. Почему из всех чудесных рассказов о великом полководце Полибий выбрал только эти два? Значит ли это, что ему не было известно других случаев? Вовсе нет. Знал он явно больше. Но он разумно отобрал из всей массы сказочных историй только эти два случая, и вот почему. Первый рассказ показывает, как зародилась в голове у Публия, тогда еще совсем мальчика, впервые мысль морочить окружающих баснями о своих божественных видениях. И тогда же он впервые понял, какую это ему дает власть над людьми. Осада же Нового Карфагена должна показать, как Сципион сумел применить этот способ притворяться в серьезном деле. И потом это самое знаменитое чудо Публия, самое неоспоримое. Если бы Полибию удалось объяснить его рационалистически, вера в божественность Сципиона могла бы дрогнуть. С другой стороны, он не смог бы заставить поверить в свою гипотезу, если бы не сумел объяснить чудо у Нового Карфагена. Последуем же за ним.
Что до эдилитета Сципиона, мы говорили о нем в другом месте. Поэтому скажу только, что если и есть в рассказе Полибия зерно истины - а я уже писала, что мне хотелось бы в это верить, - то, во всяком случае, не может этот рассказ объяснить, как Публий впервые начал говорить о своих видениях. Дело в том, что ему было тогда не восемнадцать, как думает Полибий, а двадцать три года, он неоднократно командовал армией, спас римское войско и уже прославился как любимец богов. Таким образом, здесь Полибий явно ошибся. Перейдем теперь к событиям у Нового Карфагена.
Отлив или Нептун?
Прежде чем писать о Новом Карфагене, Полибий, по его словам, изучил все досконально. Он читал труды своих предшественников, лично побывал на месте и, главное, беседовал с Гаем Лелием. И вот что он рассказывает.
План взятия Нового Карфагена родился у Публия Сципиона задолго до начала осады. Он обдумал его еще зимой, в Тарраконе. Он собрал все сведения о городе, его положении и укреплениях. Для этого он завел знакомство с рыбаками, которые часто плавали в Карфагенском заливе и в лагуне и потому хорошо знали эти места. От них он узнал, что каждый вечер в заливе бывает отлив и воды озера, соединенного с морем, естественно, тоже отходят. Это важное обстоятельство Публий скрыл от солдат. Он задумал воспользоваться отливом, но представить его как чудо, ниспосланное Нептуном.
С этими мыслями он вечером подошел к городу и поутру начал осаду. К вечеру по обыкновению начался отлив, но невежественные солдаты приписали это естественное явление вмешательству богов. Они без труда подошли по обмелевшему дну лагуны к стене, которую никто не охранял, так как "осажденные никогда и не воображали, что неприятель может подойти к стене со стороны озера". Так был взят город.
Рассказ Полибия очаровывает своей яркостью, живостью, логичностью, и можно согласиться с автором, что только глупцы и невежды не понимали, что произошло у лагуны Нового Карфагена в весенний день 209 года до н. э. И все историки, писавшие после Полибия, повторяли его слова и объяснения. Однако чем больше вдумываешься, тем страннее и загадочнее становится это событие, а объяснение Полибия выглядит все менее убедительным, возникает масса недоумений и в конце концов все происшедшее кажется еще темнее, чем было.
Первое. Если отлив повторялся ежедневно вечером, как могли осажденные оставить эту часть города без охраны? Чем объяснить такое легкомыслие? Тем более что, по словам самого Полибия, стены Карфагена почти неприступны со всех остальных сторон, так что их можно было преодолеть только в этом одном месте, ибо карфагеняне считали воды лагуны естественным и самым надежным прикрытием. И как же, зная, что вода на некоторое время уйдет, они могли решиться оставить стену вовсе без защиты. А ведь им было известно, что Сципион провел в Иберии целую зиму, а значит, мог собрать некоторые сведения о городе и узнать про отлив. Кроме того, римляне пришли сюда не накануне. Они могли собственными глазами увидеть этот самый отлив еще вчера вечером. Учитывая все это, граждане должны были неусыпно стеречь эту часть стены, когда лагуна мелела.
Второе. Публий, по словам Полибия, скрывал от римлян существование отлива, чтобы выдать его за чудо. Но как римляне могли приписать отход воды божеству, увидав еще накануне, что озеро вечером мелеет? Пусть они даже пришли позже, чем мы думаем, и не видели его в тот день. Но мы знаем, что после взятия юрода римляне жили в нем до самой зимы. Флот проделывал военные упражнения возле этой самой лагуны. Как же Сципион допустил, чтобы его люди, которых он, согласно Полибию, хотел превратить в свое слепое орудие, ослепив верой в чудеса, целые полгода убеждались, чего же в действительности стоят его чудеса? Но самое замечательное, что это ни в чем их не убедило. Они, видимо, не верили своим собственным глазам и упорно верили в чудо, хотя каждый день это чудо, уже никому не нужное, повторялось. Более того, в чудо поверили не только невежественные солдаты, но и все. И неужели весь мир - греческие историки, римляне, карфагеняне - были настолько глупы и слепы, что не знали природу отлива?!
Наконец, третье. Почему Публий начал атаку с раннего утра, зная, что лагуна мелеет вечером? Можно было отвлекать врага несколько часов, но не целый же день, да еще так настойчиво и энергично.
Итак, мы пришли к полной загадке. Рационализм Полибия потерпел крах при первой же попытке объяснить первое же чудо Публия. Э. Мейер, не меньший рационалист, вообще пытался отрицать отход воды. Но это не менее легкомысленный способ уйти от иррациональности, чем полибиевский. Вода ушла. Слишком многие авторы об этом сообщают. Вода ушла, но вот почему она ушла?
Прежде всего, бывает ли вообще отлив в Картахенском заливе? Оказывается, нет. Отлива, как такового, не бывает, но сильный ветер может изменить уровень воды в заливе, а значит, и в соединенной с ним лагуне. Вот что известно о ветрах в этом районе: "Летом юго-западные ветры регулярны в Картахене; они поднимаются днем и дуют до заката, а зимой продолжаются всю ночь. В хорошую погоду они преобладают утром, обычно до 8 или 9 часов".
Но обычно ветер вызывает очень небольшое изменение уровня воды, всего на 1–1,5 фута (30–45 см). Вот почему жители города не обращали внимания на ветер. В тот день произошел совершенно необычный отход воды - такое случается, может быть, раз в столетие. Скаллард сравнивает это событие с тем, как замерз Сиваш во время гражданской войны. Это было подобно внезапному извержению вулкана или землетрясению. Вот почему всем очевидцам происшедшее показалось чудом.
Полибий был на месте действия, слышал рассказы очевидцев. Насколько же всесильной была его концепция, если он наперекор всему превратил ветер в отлив и сделал его регулярным явлением! Интересно, что Ливий знает о ветре: "В добавление к отливу, - говорит он, - еще подул северный ветер и понес воду в том же направлении, что и отлив" (Liv., XXVI, 45, 8). Историк гораздо менее тщательный и объективный, гораздо менее тонкий и серьезный исследователь, он все же написал про ветер. А Полибий не написал. Почему? Потому что ветер нельзя предвидеть. Значит, опять чудо и иррациональность. Он знал, что отход воды был. Он знал, что Публий предвидел его заранее. Но предвидеть такой отход воды, какой был в лагуне, нельзя. Значит, рассудил Полибий, он был регулярным.
Полибий ошибся еще в одном. Отход воды случился, несомненно, не вечером, а в полдень. На это время указывают и Ливий, и Аппиан (Liv., XXVI, 45, 8; Арр. Hiber., 82), и оно гораздо более согласуется с тем, что мы знаем о ветрах, дующих в заливе. Но почему Полибий перенес действие на вечер? Очевидно, он наблюдал как-то вечером в Картахенском заливе небольшой отлив. Дело в том, что небольшие отливы там все-таки есть, но идти в счет они не могут, так как длятся не более четверти часа, а уровень воды понижается всего на 30–40 см, да и то только в полнолуние. Конечно, Полибий видел, что эти микроскопические отливы никак нельзя сравнить с великим отходом воды, бывшим при Сципионе. Из этого нового затруднения он вышел весьма хитроумно. Он пишет, что воды лагуны "на всем пространстве мелки и во многих местах проходимы вброд", а отлив "весьма значителен" (Polyb., X, 8, 7). Этим замечанием он окончательно все запутал. Только что он писал, что воды озера являются надежнейшей защитой города, что жители даже сочли ненужным укреплять в этом месте стены, что они и мысли не допускали, что кто-нибудь подойдет к Карфагену с этой стороны, а тут оказывается, что речь идет просто о большой луже! Вот до чего всемогуща концепция!
Где же ключ от этой тайны? Напрасно станем мы искать его у последующих историков. Они лишь переписывали Полибия. Только Ливий решился добавить к несуществующему отливу реальный ветер. Между тем в распоряжении Полибия находились два ценнейших источника, возможно, способные поднять завесу над этой загадкой. Это два описания события, сделанные двумя главными его участниками; я имею в виду устный рассказ Гая Лелия и письмо Публия Сципиона к царю македонцев Филиппу с подробным изложением взятия Нового Карфагена. От этого нельзя не прийти в отчаяние. Как, в руках Полибия были подлинные записки Сципиона, и он не привел их в своей истории! Может быть, одна цитата из письма решила бы все дело. Но, видимо, объяснения Публия показались Полибию слишком фантастичными, и он остерегся их приводить. Поэтому из Полибия очень трудно понять, что же говорили Лелий и Сципион. Одно очевидно: оба решительно утверждали, что, когда войско подошло к Новому Карфагену, весь план был продуман до мельчайших деталей. "Все в этом предприятии было рассчитано заранее с величайшей точностью" (Polyb., X, 6, 12). Да ничего другого и предположить нельзя, зная характер Сципиона. Когда он задумал в Африке гораздо более простую операцию - поджог неприятельского лагеря, - он посылал туда соглядатая за соглядатаем, потом сличал их показания, затем еще советовался с местными жителями, прекрасно знавшими округу и, только составив полный план лагеря, решился приступить к действиям (Polyb., XIV, 3, 7). В письме к Филиппу Публий говорил, что обдумал все и даже в случае неудачи не погубил бы войска, но утвердился бы на море (Polyb., X, 8, 9).
Но тут и есть главная загадка. Вот что удивительно, парадоксально - все в точности обдумано, все взвешено, но все расчеты зиждятся на из ряда вон выходящем явлении. Чудо не в том, что вода отошла: это бывало, хоть и очень редко, но бывало. Чудо в том, что Сципион знал об этом заранее, предсказывал отход воды Лелию и говорил войскам о Нептуне. Как это возможно? Вот вопрос, который тревожит современную науку.
Хейвуд предлагает следующее объяснение. Так как предвидеть заранее отход воды нельзя, то Публий не мог строить на нем свои расчеты. Он взял бы город и без него. Доказательств этому два. Во-первых, сила и продолжительность утренних атак римлян. Во-вторых, хотя Полибий это и скрывает тщательно, из других источников мы знаем, что римляне завладели стеной до отлива. Это Хейвуд выводит из того факта, что один солдат из флота получил стенной венок.
Однако эта гипотеза вызывает сильные сомнения. Если принять сообщения Аппиана и Ливия, время утренних атак сокращается до нескольких часов. Что до солдат, поднявшихся на стену, то дело обстояло несколько иначе. Два римлянина спорили, кто первый влез на стену. Один из них был из войска Лелия, другой - из отряда Сципиона. Так как истину узнать не удалось, оба получили высшие награды. Это в лучшем случае означает, что один человек влез на стену одновременно с теми, кто шел со стороны лагуны, а может быть, несколько позднее. Я полагаю, что и до этого некоторые смельчаки достигали стены, только, будучи одни среди врагов, они не могли там удержаться. Думаю, того человека спасла неожиданно подоспевшая могучая подмога. И Полибий ничуть не скрывает, что во время суматохи на стену влезли воины из основной армии (Polyb., X, 15, 1–4).
Кроме того, все это вовсе не проясняет того, как Сципион мог предсказать отход воды Лелию и солдатам и почему поставил 500 человек с лестницами у лагуны. Из этого затруднения Хейвуд выходит очень просто: он все отрицает. Сципион ничего не говорил ни о воде, ни о Нептуне. Почему же об этом рассказывал Полибию Лелий, а Филиппу сам Сципион? Оказывается, Лелий ничего такого Полибию не говорил, но дело в том, что Полибий никогда не мог его понять, ибо сам он был молодой грек, а Лелий - старый римлянин. Естественно, он перепутал все сообщения Лелия. Что же касается письма Сципиона, то в нем он мог выдумать все, что угодно, лишь бы поднять себе цену в глазах Филиппа.
Очень странные утверждения. Как это Полибий не мог понять Лелия, когда на его рассказах он строит свое повествование? И оно ни у кого не вызывает сомнений. Все точно и достоверно, все ясно, кроме событий у Нового Карфагена. Видимо, Полибий перестал понимать Лелия только в этом одном месте. Тут вдруг сказалась разница в возрасте и национальности! А между тем Полибий в своих странствиях беседовал с такими разными людьми и всех отлично понимал. Не только с Лелием, он был знаком даже с Масиниссой и записывал его рассказы, хотя и был молодым греком, а тот - старым нумидийцем. Столь же маловероятно соображение о письме Публия. Нельзя же, в самом деле, объявлять злостными выдумками все, что есть в мире непонятного. Но предположим Хейвуд прав, и Сципион действительно готов был лгать как угодно, лишь бы расположить к себе македонца. Как бы он поступил в таком случае? Уж, верно, постарался понять характер своего собеседника и корреспондента, а они, надо сказать, были знакомы и даже понравились друг другу. Так вот, Филипп был не меньшим скептиком, чем сам Полибий. Публий не был бы тем тонким и умным собеседником, умевшим покорить любое сердце, если бы не понимал, с кем имеет дело. И неужели же он, чтобы поднять себя в глазах Филиппа, стал бы ему рассказывать сказки о своих предчувствиях, снах, Нептуне? А как иначе мог он объяснить, что знал заранее об отливе? Ведь если бы он, как Полибий, превратил отход воды в явление регулярное, уж, конечно, историк с торжеством сообщил бы нам об этом. Мне кажется, если бы уж Публий начал лгать, он скорее ослепил бы Филиппа рассказами о каких-нибудь блестящих операциях, военных хитростях, покоривших ему город и без отлива.
Скаллард предлагает другую гипотезу. Отход воды был явлением нерегулярным, но Сципион знал, что иногда такое бывает, и мог надеяться, что это случится и на сей раз, хотя расчеты свои строил не только на отливе. У нас нет никаких оснований отрицать, что он видел во сне Нептуна, так как и он, и Лелий были воспитаны в духе глубокой религиозности и такими чувствами не играли. По-видимому, этот сон выражал его глубокое предчувствие, что море и особенно лагуна сыграют решающую роль во всей операции. Во время осады вода в озере действительно отошла. "Отход воды у Нового Карфагена можно считать чудом, счастливой случайностью, примером помощи Тюхе или божественного Промысла в зависимости от личных взглядов каждого на смысл истории".