Сначала карфагеняне очень испугались, видя как римляне пытаются влезть на стены с моря и суши. Но вскоре они совершенно ободрились, заметив полную их беспомощность. Стены были так высоки, что обычные осадные лестницы не годились. Воины принесли тогда очень высокие лестницы, но они оказались неустойчивыми и многие рухнули. Кроме того, у римлян кружилась голова, они срывались и падали вниз. Осажденные бросали с высоты стенных зубцов бревна, камни и другие тяжелые предметы. "Солдаты измучились… и военачальник приказал играть сигнал к отступлению" (Polyb., X, 13, 10–11). Осажденные решили, что римский полководец отказался от безумной мысли взять город. Но они ошиблись. Сципион и не думал отступать. На смену усталым войскам он послал свежие силы. И снова воины устремились к стенам.
Еще в начале боя Публий отделил от своего войска отряд в пятьсот человек, дал им лестницы, поставил возле лагуны и приказал спокойно ждать и не ввязываться в общий бой. И вот настал полдень. И тут воины, стоявшие у лагуны, увидели чудо: вода начала отступать "и сильным, громадным потоком хлынула через отверстие в соседнее море" (Polyb., X, 14, 7–8). При виде этого римляне онемели, не веря своим глазам. Тогда перед ними явился Сципион и сказал:
- Пробил час, воины! Мне помощником явился бог! Идите прямо к стене! Море дало нам дорогу. Несите лестницы, я поведу вас (Арр. Hiber., 83).
И они пошли вперед по обмелевшему озеру "в глубоком убеждении, что все происходящее есть дело рук промысла божества. Они вспомнили о Нептуне и о тех обещаниях, которые давал им в своей речи Публий" (Polyb., X, 14, 11). "Сципион приписал это чудо богам, которые повернули море, чтобы дать проход римлянам, увели воды и открыли пути, по которым ни разу не ступала нога человеческая. И он велел следовать за Нептуном, как за проводником, и идти по водам к стенам" (Liv., XXVI, 45, 9).
Никто из осажденных их не видел, в этом месте стену вообще не охраняли - ведь никому и в голову не приходило, что римляне могут пройти по водам озера. Карфагеняне всецело были заняты битвой у стен. И римляне беспрепятственно влезли на стены и бросились открывать ворота своим. "Так благодаря своей отваге и счастью Сципион в один день взял этот богатый и могущественный город" (Арр. Hiber., 88).
Неудивительно, что взятие Нового Карфагена поразило воображение современников. Римские солдаты и испанцы поклонялись теперь Публию, как божеству. "Его осыпали похвалами и все еще более уверились, что он все делает по внушению бога" (Арр., ibid.). Карфагеняне объяты были почти мистическим ужасом. Тысячи легенд ходили о молодом полководце. Эллинские историки, которые сейчас же стали живописать блестящие подвиги Сципиона, не колеблясь приписывали чудесное взятие Нового Карфагена богам и Тюхе (Polyb., X, 9, 2–3). Чудо было так явственно, так очевидно, что его признали все. Но есть люди, которые не могут примириться с вмешательством сверхъестественных сил в нашу жизнь. Такие люди были в древности, есть они и сейчас. К их числу принадлежат, в частности, все современные историки. Они предлагают ряд гипотез, чтобы устранить из мира это чудо. Сейчас мы обратимся к их разбору. Но прежде всего необходимо сообщить все, что известно о мистических связях Публия с богами.
ИЗБРАННИК БОГОВ
…В те дни в таинственных долинах,
Весной при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться Муза стала мне.
А. С. Пушкин. Евгений Онегин, гл. VIII
Они на бранное призванье
Не шли, не веря дивным снам.
Они твердили: пусть виденья
Толкует хитрый Магомет,
Они ума его творенья,
Его ль нам слушать - он поэт!
А. С. Пушкин
Верь лишь мне, ночное сердце,
Я - поэт!
Я, какие хочешь, сказки
Расскажу.
А. А. Блок
С самого рождения Публия Сципиона окружал ослепительный ореол легенд. Да, с самого рождения от бога, принявшего облик змея, до смерти, ибо и через 200 лет его могилу стерег, говорят, исполинский дракон. Философы, поэты, историки, солдаты, варвары и простой народ, каждый согласно своему образованию и вере, называют его существом божественной природы, любимцем небожителей, баловнем фортуны, сыном Юпитера, который при жизни во сне и наяву беседовал с богами, а после смерти сам стал одним из бессмертных богов и пребывает теперь в области Млечного Пути, в сверкающих звездных чертогах, овеянный звуками музыки сфер. Уже из последних слов ясно, что не все легенды сложились при жизни героя; многие возникли уже после его смерти. Постараемся насколько возможно в них разобраться.
До нас дошли свидетельства о том, какое сильное и странное впечатление производил этот удивительный человек на окружающих. Один из собеседников Сократа, пытаясь выразить то ощущение, то почти мистическое чувство, которое он испытывал, общаясь с ним, сравнивал его с электрическим скатом. И современники Сципиона пытаются выразить то же чувство.
"Упавшие с неба звезды, если бы они явились людям, не вызвали бы большего обожания у окружающих", - пишет о нем Валерий Максим (Val. Max., II, 10, 2).
"Этот юноша совершенно подобен богам", - восклицает один современник (Liv., XXVI, 50).
"Все наделяли его чем-то сверхъестественным", - говорит Полибий (Polyb., X, 2, 6).
Считали, что "все планы его складываются при участии божественного вдохновения" (Polyb., X, 2, 12).
"Он обладал удивительной способностью внушать отвагу и надежду всем, с кем общался" (Polyb., X, 14, 10). При этом надежды, которые внушал Публий, были какими-то особенными, гораздо большими, чем доверие к человеческим обещаниям и доводам, основанным на разуме и логике (Liv., XXVI, 19). Дошло до того, что его предчувствия официально считались римским государством столь же верным знамением, как оракулы и ответы гаруспиков (Liv., XXIX, 10). С другой стороны передавали, что врагам он внушал какой-то беспричинный ужас, тем больший, что они не могли его объяснить (Liv., XXIX, 20).
Едва он прибыл в Иберию, как "молниеносно по всей стране… пролетел слух, что полководцем к ним прибыл Сципион… по воле божества" (Арр. Hiber., 73), и все "были уверены, что он все делает по внушению бога" (ibid., 88).
Так было при жизни. После смерти он удостоился необычной почести, которая ни до, ни после не выпадала на долю ни одному римлянину. "Его imago (изображение) стоит в cella храма Юпитера Всеблагого и Величайшего, и, когда род Корнелиев совершает какой-нибудь погребальный обряд, его выносят оттуда, и для одного Сципиона Капитолий является атриумом" (Val. Max., VIII, 15, 1). Imago - это восковая маска, снимавшаяся с лица покойного. Такие маски предков ставились в главной комнате дома - атриуме. Маска же Сципиона находилась не в фамильном атриуме, а в cella, то есть в святая святых храма, где при жизни любил в совершенном одиночестве, ночью, запершись, проводить время Сципион. Это показывает, что Публия считали существом природы божественной, тесно связанной с небожителями, поэтому храм был для него домом. Есть также известие, правда, происходящее из очень сомнительного источника, что еще при жизни Сципиона его статую хотели поставить в cella Юпитера.
Вероятно, сразу после смерти Публия всем этим легендам придал философское осмысление в духе пифагорейских учений его близкий друг поэт Энний. Он утверждал, что Сципион единственный человек, который после смерти взошел на небо и там в синих храмах среди звезд стал одним из небожителей. Однако многие легенды говорят, что в нем при жизни текла божественная кровь, что отец его был не простой смертный, но один из блаженных богов. Рассмотрим эти предания.
Чудесное рождение
"Мать его долго считали бесплодной, и Публий Сципион, ее муж, уже отчаялся иметь детей. И вот однажды, когда мужа не было и она спала одна, в ее спальне на ложе рядом с ней появился исполинский змей. А когда увидевшие его, охваченные ужасом, закричали, он соскользнул с ложа и его не смогли найти. Публий Сципион вопросил гаруспиков, и они, совершив священнодействие, возвестили, что у него родится ребенок. Некоторое время спустя после появления змея на ложе женщина почувствовала признаки беременности, а через десять месяцев родила. Ребенок этот и был Публий Сципион, который победил Ганнибала и карфагенян в Африке" (Gell., VII, I). Этот змей, по мнению многих писателей, был богом Юпитером, принявшим облик дракона (Dio, 56, 38–39; Vir illustr., 49; ср. Val. Max., 1, 2, 2). Всю дальнейшую жизнь Публий был каким-то чудесным образом связан со змеями: когда он был совсем маленьким, его обвил змей, не причинив никакого вреда (Vir. Illustr., 49); едва он высадился в Африке, к лагерю подполз огромный дракон. Сципион счел это за доброе предзнаменование (Dio, 57, 63). Могилу его стережет исполинский змей (Plin. N.H., XVI, 234–235).
Как и когда такое предание могло возникнуть о Сципионе? Многие считают его поздним вымыслом, заимствованным из биографии Александра Македонского. Ибо известно, что змей подобным же образом появлялся рядом со спящей Олимпиадой. Это сходство замечено было уже античными авторами (Gell., VII, I; Liv., XXVI, 19). Геллий даже пишет, что сравнение Сципиона с Александром стало уже общим местом, обычной темой школьных сочинений и риторических упражнений. Легенды этой не упоминает ни Полибий, ни Аппиан. Можно почти с уверенностью сказать, что подобного рассказа нет у анналистов. Вот доказательства. В трактате "О предвидении" Цицерон обсуждает различные чудесные случаи. Он сообщает, что актера Росция в детстве обвила змея, не причинив ему вреда. "Отец Росция обратился к гаруспикам, и они возвестили, что не будет никого славнее, никого знаменитее этого мальчика" (Cic., Div., I, 79). Затем Цицерон дает этому происшествию рационалистическое объяснение (змея была ручной) и саркастически замечает: "Я удивляюсь, что боги бессмертные возвестили славную будущность актеру и не возвестили ее Публию Африканскому" (ibid., II, 66). Из этих слов ясно, что Цицерон не знал приведенной раньше легенды. Между тем все его примеры взяты именно из анналистики. Откуда же происходит этот рассказ?
Геллий называет своими источниками авторов жизнеописания Сципиона, Гая Оппия и Юлия Гигина. Оппий был друг Цицерона и Цезаря, Гигин - библиотекарь Августа. Вероятно, оба они писали уже при Августе, поэтому-то Цицерон, очень интересовавшийся литературой, не читал этого произведения Оппия. Но не является ли эта легенда просто выдумкой Оппия или Гигина? Вряд ли это возможно. Особенно трудно поверить, что Гигин, этот "полу-Варрон", как его называли, ученейший антиквар, мог пойти на такой обман или бездумно переписать у Оппия. Скорее всего этот любитель древностей набрел на какое-то полузабытое предание. Оно было насколько возможно приближено к рассказам об Александре. Такой судьбе подвергались многие рассказы о подвигах Публия. Повторяю, то была мода. Каждому шагу римлянина находили аналогию в жизни знаменитого македонца. Однако откуда взяли "змеиные легенды" авторы I века н. э.?
Сразу напрашивается предположение, что перед нами народная легенда. Ведь именно среди народа было распространено сказание, что могилу Сципиона стережет дракон. Культ змей существовал в Ланувии, а возможно, и в Этрурии. Змей возвестил славную будущность Росцию, которого никто не собирался сравнивать с Александром. Очень у многих народов существуют мифы о рождении героев от змей. Распространено также представление о том, что змей избавляет от бесплодия.
Однако можно выдвинуть и другую гипотезу, которая не противоречит первой, а скорее дополняет ее. Возможно, это семейное предание дома Корнелиев. Оно не было широко распространено в Риме, почему его и не знал Цицерон. Но слухи о нем ходили в местах, примыкавших к фамильным владениям Сципионов (там как раз находилась могила Публия). Вспомним, что у Корнелиев были особые религиозные обычаи, особые погребальные обряды и верования. Есть некоторые свидетельства того, что у рода Корнелиев были какие-то мистические связи со змеями. В саду у Корнелии, дочери нашего героя, появились две змеи. Это предвещало смерть хозяйке дома или ее мужу. Рассказ этот опять-таки известен не из истории, а из письма внука Сципиона, сына Корнелии, к одному из друзей (Cic. Div., I, 36; Plut. Ti. Gracch., 8). Старший сын той же Корнелии, Тиберий, ночью видит змея и понимает, что утром умрет (Plut. Ti. Gracch., 17). Итак, появление змея потомкам Сципиона предвещает смерть, но Помпонии оно сулило рождение сына. Можно высказать гипотезу, что в облике змея являлся их предок или дух рода, чтобы возвестить смерть или рождение. Напомню, что из одного места "Энеиды" явствует, что дух мертвого, по римским представлениям, мог являться живым в облике змея (V, 84–95). Это проливает свет на один эпизод, который в юности наблюдал сам Цицерон. Корнелий Сулла осаждал город Нолу. Внезапно из-под земли выползла змея. Сулла немедленно воспрянул духом и устремился на штурм, уверенный, что боги обещают ему победу (Cic. Div., I, 72). Таким образом, явление змея обрадовало Корнелия Суллу, как и Сципиона. Но тот же Цицерон передает, что враг и соперник Суллы Марий увидал, как орел сражается со змеей. Марий с напряженным вниманием следил за этим поединком и, когда победил орел, уверовал в свою победу (ibid., I, 106). Таким образом, змей для Суллы был вестником победы, для Мария же именно его поражение служило добрым знаком. Не потому ли, что змей был гением Корнелиев?
К сожалению, мы не можем утверждать с уверенностью, что эта легенда сложилась уже при жизни Публия. Равным образом мы не знаем, говорили ли в его время, что его отец божество, или нет. Возможно, что уже тогда шла глухая молва о его божественном родителе. Дион утверждает, что, как только приехал Сципион, по всей Иберии распространились рассказы о его божественном отце (Dio, 37, 57). Однако очень возможно, что он рисовался воображению римлян не в облике Юпитера, а в виде какого-то загадочного духа, из тех, что часто появлялись в сказаниях древних италийцев.
Отсюда некая таинственная неопределенность в рассказах латинских авторов о Публии. "Верили, что его породили бессмертные боги" (боги, а не бог. - Т. Б.), - говорит Валерий Максим (Val. Max., VI, 9, 2). Люди думали, пишет Ливий, что он произошел не от человеческой крови, а от божественного корня (Liv., XXXVIII, 58). Напомню, что многие латинские герои рождались от духа предка, загадочного призрака, выходящего из огня. А духом предков для Корнелиев, если следовать нашей гипотезе, был змей.
Перед нами совершенно исключительный факт - создание красочной и поэтичной легенды о полководце, римлянине, жившем уже в историческое время. Ни до, ни после Сципиона таких легенд ни о ком не складывали. Это само по себе загадочно. Далее, вера в божественность Публия бытовала по крайней мере у трех разных народов: у римлян, иберов и греков. Чем это можно объяснить? Античность дала нам два объяснения. Первое принадлежит всем ученым и простым людям до Полибия. Оно заключается в том, что Публий во сне и наяву беседовал с богами, имел волшебные видения, в которые заставил поверить и окружающих. Второе принадлежит Полибию. Ему суждено было великое будущее. Обратимся же к нему.