Врангель считал, что Добровольческую армию можно оторвать от Донской армии и отправить в Крым. Деникин понимал, что если принять такое решение, то Донская армия падет. Это обрекло бы на бедствия десятки тысяч больных, раненых и членов их семей.
Никакие стратегические соображения не оправдывали, по мнению Антона Ивановича, такого шага, и казаки могли расценить его как предательство. Даже военная целесообразность (а она в предложении Врангеля имелась) не заставила главкома нарушить обязательства перед донцами. Деникин не утвердил предложений Врангеля. Тот начал интриговать против него.
27 февраля 1920 года Антон Иванович писал жене:
"В ближайшие дни ударом двух конных групп - Павлова (мы) и Буденного (красные) определится исход операции. Если Буденный будет разбит окончательно, то весь большевистский фронт на Кавказе посыплется…"
Последний шанс. Только как его реализовать:
"Кубанской армии не существует. На фронт не идут, а с фронта бегут. Предали".
Правда, остались еще донцы и добровольцы:
"Сила и настроение Добровольческой и Донской армий: первой - 5, второй - 4".
Главкома не покидает тревога за успех его, теперь все более ясно, безнадежного дела. В душе обида, поиск виновных и… отработка отходных путей. Все это видно из того же письма Деникина жене:
"Живу в поезде, в мерзком Екатеринодаре. Голова трещит, мозг вянет, сердце болит. Проклятие гнусным людям, продавшим Россию, особенно кубанским демагогам и господам крайне правых взглядов.
Общий вывод для тебя: надеясь на благополучный исход, все же готовиться к эвакуации под английским покровительством".
Но, скорее всего, мы здесь наблюдаем минутную слабость Антона Ивановича. Ведь не твердокаменный он, в конце концов! А воевать надо. Тем более еще не все потеряно. Есть конная группа генерала Павлова…
В январе - феврале 1920 года даже в южных задонских и кубанских степях морозы стояли тридцатиградусные. Раненые и больные, лишенные самого примитивного ухода, гибли тысячами. Фронтовики жаловались:
"Всего опаснее - получить ранение. Сама рана - пустяки: перетерпишь. А вот когда месяцами станут возить по железной дороге, да положат вместе с тифозными, да станут морозить, да морить голодом, - вот тогда вряд ли выживешь…"
Очевидцы не скупятся на подробности.
"Скученные, заедаемые паразитами войска тают с невероятной быстротой. Творится нечто ужасное, не поддающееся описанию…"
Пытаясь сорвать наступление красных, начатое 19 декабря 1919 года, Деникин бросает навстречу Буденному конную группу Павлова, отборные, надежные полки. Есть надежда не только остановить, но и расшибить врага.
Генерал Павлов, принял решение идти по необитаемому левому берегу реки Маныч. Безлюдные степи, сильный мороз, отсутствие жилья… Роковую ошибку допустил деникинский военачальник! Корпус растаял: 12 тысяч шашек удивительно быстро превратились в 5,5 тысячи. Остальные, в том числе и сам Павлов и весь командный состав, были обморожены или же совершенно замерзли.
После этого рейда в снегах находили целые эскадроны застывших до остекленения лошадей и людей в полной боевой выкладке…
Одна из последних серьезных попыток Деникина погасить высокий наступательный порыв красных. Тщетно!
Накануне 1920 рокового в полководческой судьбе генерала Деникина года он лаконично в письме к жене охарактеризует свое положение:
"28 декабря 1919 года. На фронте по-прежнему: медленно отходим. Ростов и Новочеркасск не сдадим".
Ошибся Антон Иванович. 6 января 1920 года он напишет:
"Паникеры покидают Ростов. Правительство с Лукомским еще там. Бывшее Особое совещание ведет себя с достоинством, оставаясь в сумасшедшем Ростове, тогда как все "местные" правительства удрали. Стою в Батайске, где буду всю операцию. Жил бы в Ростове, но там не будет отбою от паникеров".
Наступление красных привело к тому, что с занятием Ростова в январе 1920 года началась катастрофа ВСЮР. Красные продвинулись на главных направлениях на 400–500 километров. Были освобождены районы площадью 543 тысячи кв. километров с населением 27,7 млн человек - важнейшие для жизненного обеспечения Советской России. Белые потеряли пленными 61 тысячу человек, 2160 пулеметов, 1622 орудия, 19 танков, 27 бронепоездов, 20 самолетов, большое количество боеприпасов и всякого рода оружия.
Думается, у командующего Южным фронтом Егорова были весомые основания, чтобы заявить:
"Занятием Таганрога и Ростова фактически заканчивалась борьба с деникинщиной, ибо весь дальнейший период кампании разделился на два самостоятельных объекта - борьба за Крым с очищением Правобережья и окончательное уничтожение белых сил, отходящих на Кубань".
Именно в этот момент жестокость с обеих сторон достигла кульминационной точки. И красные, и белые расширяют практику института заложников. Как явствует из донесений советской разведки, главком ВСЮР распорядился о взятии в качестве заложника в Одессе дяди Троцкого, а председатель Реввоенсовета Республики установил премии за каждого убитого казака.
Положение Деникина могло стать еще более сложным, если бы не помогли… красные части, взявшие Ростов. Среди них началось повальное двенадцатидневное пьянство и бесчинство по отношению к местному населению. Разложение особенно коснулось конницы Буденного, на что Троцкому с тревогой указывал Ленин. Не без основания командующий войсками советского Юго-Восточного фронта В. Шорин заявил:
"Конармия утопила свою боевую славу в ростовских винных подвалах".
Порядок здесь был наведен только жесточайшими репрессиями.
Генерал Деникин, однако, не теряет веры в успех. В беседе с корреспондентом английской газеты "Таймс" заявляет, что неудачи временные, что он ни на какие мирные переговоры не пойдет, будет сражаться до конца.
Подобный оптимизм не имеет под собой никакой почвы.
Красные имели четырехкратное преимущество в штыках и совсем незначительно уступали деникинцам в саблях. Войска Южного фронта овладели главным оружием противника - высокой маневренностью частей и соединений. Моральный дух красных был значительно выше, несмотря на все эксцессы, как в Ростове.
В советских войсках проводились мероприятия по поддержанию высокого наступательного порыва. По данным разведки ВСЮР, красноармейцам упорно внушалась мысль, что армию Деникина надо не разбить, "ее надо уничтожить". Сталин в разговоре по прямому проводу с Орджоникидзе 25 октября 1919 года заявил, что в боях под Орлом нужно истребить лучшие полки белых. Такая целенаправленная работа приносила ожидаемые плоды: в политсводке политотдела 7-й кавалерийской дивизии о боевом и политическом состоянии дивизии от 17 февраля 1920 года отмечается, что, несмотря на большой переход, боевую обстановку, очевидную усталость, "все неудержимо рвутся вперед".
Молодая советская дипломатия хорошо сыграла на конфронтации Деникина с Петлюрой и Польшей. Провела переговоры с Польшей о прекращении военных действий и "установила военно-деловой контакт с Петлюрой против Деникина". В итоге у Южного фронта появились дополнительные силы.
Неожиданную помощь красные получили и от меньшевистской Грузии.
Румыния повела себя так же. Оборонявшие Одессу войска Бредова пытались прорваться в Румынию, но были встречены огнем пулеметов, несмотря на то, что 20 января 1920 года Деникин дал телеграмму начальнику Румынской военной миссии с просьбой о пропуске через их территорию белых частей.
Подобное стратегическое положение обеспокоило союзников. Они попросили главкома ВСЮР откровенно высказаться относительно ситуации. Тот заявил: оборонительный рубеж - река Кубань. Поднимается казачество - наступление на север, нет - эвакуация в Крым. В то же время Деникин не ставил вопроса об эвакуации за границу в случае преждевременного падения Крыма, ибо боялся потерять материальную помощь Антанты. Союзники все больше сомневались в главкоме ВСЮР. Его разногласия с Англией и Францией обострились, на фоне военных поражений, до предела. Помощь союзников становилась пассивнее. Англичане до конца не сдержали обещания - оказать помощь флотом при эвакуации из Одессы 7 февраля 1920 года, и она была сорвана.
Вместе с тем в советском тылу положение было сложным.
"Железные дороги, - отмечали официальные советские источники, - совершенно разрушены противником. Между Красной Армией и центром образовалась пропасть в 400 верст, через которую ни провести эвакуацию, ни подвести пополнение, ни организовать санитарную помощь было невозможно".
Возникли у советского командования проблемы с Махно. Он, будучи в союзе с красными, отказался выступить на Польский фронт. Всеукраинский ревком объявил Махно вне закона. С середины января 1919 года между ним и советскими войсками началась жестокая борьба, длившаяся до октября 1920 года.
Особая усталость была присуща пехоте. Много сил и средств отнимали у советского командования мероприятия по преодолению последствий упоминавшегося выше разложения войск после занятия Ростова.
Ленин понимал, что ВСЮР могут еще оправиться, поэтому он поставил задачу: по-прежнему не ослаблять усилий на Южном фронте.
Деникин пытается переломить ситуацию. В начале 1920 года он приказал прекратить все отношения с Грузией и безотлагательно выслать ее официальных представителей с территории ВСЮР, Черноморскому флоту - выйти к берегам Грузии и начать боевые действия.
Всем органам военной и гражданской власти был отдан приказ:
"Беспощадно карать сеющих смуту, бесполезным, жалким, малодушным людям по крайней мере молчать, чтобы не мешать работе честных и сильных духом".
Главком провел насильственную мобилизацию лиц до 35 лет, потребовал от Донского атамана расчистить тыл и повести борьбу с паникерами и клеветниками.
Он искренне верит в победу и не устает убеждать войско, что все происходящее на фронте "только тяжелый эпизод", который можно преодолеть. Для этого армии потребуется "напряжение сил и самочувствия, которое одухотворяло ее в самые тяжелые времена кубанских походов".
Были к этому у генерала некоторые основания: в обстановке всеобщей деморализации подобно "лучам света в темном царстве" поступали донесения:
"…Донесения отмечали доблесть славных добровольцев и рисовали такие эпические картины, что, казалось, оживало наше прошлое… Движение, например, в арьергарде полковника Туркула с Дроздовским полком сквозь конные массы противника, стремившегося раздавить и окружить его… При этом Турку л неоднократно сворачивал полк в каре, с музыкой переходя в контратаки, отбивая противника и нанося ему большие потери…" - свидетельствует генерал Деникин.
Да, пассионарии у русского народа были, есть и будут всегда! Но не всегда они своей жертвенностью приносили благо…
Антону Ивановичу только показалось, что вернулось былое время "Ледяного" похода. Его постигла неудача.
Аналитический ум генерала Деникина оказался в вакууме. Оторванный от реальных социально-политических событий в стране, он не осознал всю глубину внутренних процессов. Народ повернул в сторону Советов, а Красная Армия, обретая новые опоры и опыт, оказалась на несколько порядков выше во всех отношениях.
Усилия генерала переломить ход боевых действий в свою пользу оказались тщетными. 4 марта 1920 года он был вынужден отдать директиву об отводе войск за реки Кубань и Лабу и уничтожении переправ.
Начался последний этап трагедии А. И. Деникина как военачальника.
Красные заняли Екатеринодар.
25 марта 1920 года они захватили город Дербент. А до этого, 11 марта 1920 года, Добровольческий корпус, две Донские и присоединившаяся к ним Кубанская дивизии под легким напором противника самовольно оставили занимаемые позиции и направились сплошной массой на Новороссийск.
В это время в обреченном на сдачу и эвакуацию Новороссийске, где скопились почти 20 тысяч офицеров, ненависть против начальника штаба ВСЮР генерал-лейтенанта Романовского достигла кульминационной точки. Дело дошло и до открытого обсуждения планов его убийства или предъявления Деникину ультиматума о его отрешении от должности.
Иван Павлович видел все. Он был прекрасно осведомлен об отношении к нему офицерской среды. Несколько раз он просил главкома сместить его, дабы разрядить обстановку. Однако Деникин неизменно отказывался. Мотив был один и тот же: он, Романовский, у него единственный человек, которому он во всем верит.
Г. Шавельский, последний протопресвитер армии и флота, попытавшийся убедить Антона Ивановича заменить начальника штаба для общего блага, получил такой же ответ:
- Не могу!.. Иван Павлович единственный у меня человек, которому я безгранично верю, от которого у меня нет секретов. Не могу отпустить его.
- Вы не хотите отпустить его. Чего же вы хотите дождаться? Чтобы Ивана Павловича убили в вашем поезде, а вам затем ультимативно продиктовали требования? Каково будет тогда ваше положение? Наконец, пожалейте семью Ивана Павловича! - пытался урезонить Деникина протопресвитер.
Главком, разбитый морально, так и не внял голосу разума. Что было в его власти, сделал полпред Англии Хольмэн: поезд ставки, стоявший на Каботажной пристани, оцепив колючей проволокой, взяли под охрану английские караулы с броневиком.
Антон Иванович сообщил Ксении Васильевне 17 марта 1920 года в письме следующее:
"В Новороссийске напряжение достигло предела. Но введением добровольческих частей и крутыми мерами порядок был сохранен до конца. Транспорты эксплуатировали; отстаивать позиции - трудно было заставить".
Конец был неизбежен и неотвратим.
"Новороссийская катастрофа" (так ее называли современники) продемонстрировала всю степень разложения войск и особенно тыла ВСЮР. По оценке Деникина, Новороссийск представлял собой в то время "военный лагерь и тыловой вертеп". Войск было много, а судов для эвакуации мало. Началась паника.
Меры, принятые для наведения порядка, не смогли изменить ситуацию. Командир Добровольческого корпуса генерал Кутепов заявил Деникину: моральное состояние войск, их крайне нервное состояние не дают возможности оставаться на позициях. Красные части почти без боя вошли в Новороссийск, что стало началом конца генерала Деникина.
И вот последний оплот Белого дела - маленький Крымский полуостров, где сосредоточилось все, что осталось от ВСЮР.
Деникин непосредственно стал командовать армией, которая была сведена в три корпуса (Донской, Добровольческий, Крымский), сводную кавалерийскую дивизию, сводную Кубанскую бригаду. Всего 35–40 тысяч бойцов, 100 орудий, до 50 пулеметов. Крымский корпус (5 тысяч человек) по-прежнему перекрывал перешеек. Главком поставил армии ближайшую задачу - оборона Крыма.
Деникина все более одолевала моральная и физическая усталость. Нервозность, потеря веры в дух войск, растерявших свои лучшие качества, смутная внутренняя и внешнеполитическая обстановка приводят его к крупным стратегическим и оперативно-тактическим просчетам…
Победные марши стихли быстро. В скором будущем Антону Ивановичу предстоит выпить до дна горькую чашу побежденного.
ГОСУДАРСТВО "ЦАРЯ АНТОНА": ДИКТАТУРА
Нет вовсе моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов.
Ф. Ницше
У шефа ОСВАГ, как всегда, важных дел невпроворот…
Когда на улице стало совсем темно, профессор Соколов наконец-то смог сесть за письмо эсеру Бурцеву в Париж. Тот уже в который раз просил дать объяснения, что за режим единоличной военной диктатуры установил генерал Деникин на юге России.
Соколов пишет, что действительно в руках главкома ВСЮР сосредоточена вся государственная и правительственная власть.
"Это режим военной диктатуры. Мы не произносим официально этого пугающего слова, но мы не боимся его и знаем, что оно отвечает существу вещей. Все мы, работники госаппарата, непоколебимо убеждены, что только в форме военной диктатуры мыслимо создание твердой власти…"
Сомневаться не приходиться: режим, установленный Деникиным на подконтрольных территориях, имел налицо все признаки диктатуры, главным из которых можно считать право "veto", имевшееся у главкома ВСЮР при решении любых вопросов. Подлинные протоколы Особого совещания, хранящиеся в ГАРФ, буквально испещрены пометками генерала Деникина, отменявшими или существенно корректировавшими те или иные проекты документов. Генерал Деникин соединил в одном лице военную и гражданскую власти.
Посредством единоличной военной диктатуры он мечтал построить новую модель государственного устройства, альтернативную большевистскому режиму. "Царь Антон", так его иногда величали в прессе белого юга России, видел в диктатуре созидательное начало. Весьма спорно… На белом юге России систематически нарушалась законность, царил произвол, хотя и были созданы институты судебной власти. Главком ВСЮР имел право утверждения и отмены приговоров судов, в первую очередь смертных.
Однако диктатура Деникина стремилась себя материализовать в мягких формах. Главком ВСЮР, судя по воспоминаниям профессора Соколова, понимая неподготовленность для роли диктатора, ввел обязательные политические совещания по средам. На них обсуждались важнейшие текущие вопросы политики, отношения с союзниками и новыми государственными образованиями на территории бывшей империи. Именно здесь был выработан тезис о твердости власти в сочетании с требованиями просвещенного русского либерализма.
На совещаниях по средам присутствовала и Ксения Васильевна. Нет, конечно же, не в роли политического функционера: Антон Иванович нежно любил свою супругу, оказывая ей всяческое внимание, но не допускал и мысли, что она может вмешиваться в его дела. Через несколько лет Ксения Васильевна стала верной помощницей мужа в историко-литературных трудах. А пока она на правах приветливой хозяйки потчевала участников совещаний чаем и скромным угощением.
По собственному признанию, участия в общем разговоре, обычно носившим политический характер, Ксения Васильевна тогда не принимала: большинство гостей были старше хозяйки, и их интересы не затрагивали молодую женщину, ушедшую с головой в заботы о дочери. Центром семейной жизни Деникиных стала маленькая Марина. Кроме ближайших помощников, бывали у Деникиных в Екатеринодаре лишь графиня С. В. Панина, Н. И. Астров, М. М. Федоров, активные деятели кадетской партии и еще, быть может, два-три человека.
На территории, где действовал режим, издавалось более 100 газет и журналов. Многие из них позволяли довольно резкую критику политики диктатора, некоторые находились в открытой оппозиции к правительству - и не преследовались за это (за исключением запрещенных большевистских газет).