Несколько слов о 2-й части романа – комментарий поэмы Шейда Кинботом. Эта часть, с одной стороны, комментируя поэму, с другой – реконструирует облик том невозвратимой Земблы, где так "падки на цареубийство". Джейкоб Градус, никчемный юноша и неудачливый убийца, уверенно движется по ходу комментария к месту своего злодеяния. В этом месте, в финале "Бледного огня", и сходятся наконец пути трех героев – Шейда, Чарли Кинбота и Градуса. Вот кратко сюжет этой части романа, чересчур занимательным его называть трудно. Однако значительным его делает замечательный набоковский пастишь, с его иронией: "…где-то между "Абортом" и "Ясперсом" (поиск нужного слова в словаре), привычным эротизмом: "…в безмятежной безопасности ласкает какое-нибудь юное и прелестное существо" и цитатностью. Роман "Бледный огонь" интересен именно своей двойственностью: прозаическим, цитатно-скучноватым обрамлением и блестящей поэзией поэмы. Сам Набоков замечал по этому поводу: "Там и сям находил я в поэме и особенно… блестки и отголоски моего духа, длинную струйную зыбь, – след моей славы" .
В 1964 году в Нью-Йорке выходит прозаический перевод "Евгения Онегина" А. С. Пушкина, выполненный Набоковым. Перевод сопровождался двумя томами комментария к великому роману. Между Набом и Э. Уилсоном, который не согласился с самой идеей переводить стихотворный текст как прозаический, немедленно развернулась шумная полемика в печати, закончившаяся разрывом отношений. В этом же году французский журнал "L’Arc" посвящает целый номер писателю В. Набокову. В 1966 г. выходит первая объемная монография о творчестве Набокова – С. П. Стегнер "Бегство в эстетику: Искусство Владимира Набокова" , о которой за неимением лишнего места мы говорить не будем. Гений, уже признанный и обласканный публикой, всегда вызывает к жизни сотни пустых и бесполезных статеек и десятки монографий, где кто-нибудь, ужасно начитанный, спешит заверить весь мир и самое себя, что он-то уж точно разобрался в искусстве и приемах Мастера и не понимает, как это можно был не ценить его ранее. Тема, заявленная в начале нашего эссе, скромно и почти незаметно для читателя продолжена здесь.
В сентябре 1966-го Набоков дал интервью своему бывшему студенту Альфреду Аппелю, где достаточно честно и аккуратно проанализировал свое англоязычное творчество. Безусловно, интервью не свободно от некоторой позы и саморекламы, но внимательный читатель сразу же заметит те ценности, которые защищает Набоков в искусстве, и то, что вызывает его негодование и раздражение. Мэтр Набакофф справедливо считает, что " искусство писателя – вот его подлинный паспорт ", выводит свою систему оценки качества труда художника. Наб советует критикам указывать лишь на грамматические ошибки и опечатки в его текстах, а об идеальном читателе говорит так: " Мне было бы приятно, если бы мою книгу читатель закрывал с ощущением, что мир ее отступает куда-то вдаль и там замирает наподобие картины…" . Из писателей своего столетия Наб выделяет Джойса, Кафку и Пруста, сочувственно говорит о Борхесе и Роб-Грие. Из месива советской литературы он выбирает "двуединого гения Ильфа-Петрова", стихи Заболоцкого, романы "в жанре научной фантастики" А. Н. Толстого. В собственном творчестве Набоков "привязан – больше всего к "Лолите", ценю – "Приглашение на казнь" .
Последние годы жизни ознаменовались тремя завершенными романами Набокова: "Ада, или Страсть" (1969), "Прозрачные вещи" (1972), "Посмотри на Арлекинов!" (1974) . Было издано несколько сборников рассказов: "Красавица" и другие рассказы", "Подробности заката" и другие рассказы", "Истребление тиранов" и другие рассказы". В 1973 году опубликована работа " Strong Opinions " ("Твердые суждения"), содержавшая письма, интервью и замечания Наба о жизни и искусстве. Из трех последних романов Набокова можно особо выделить роман "Прозрачные вещи". По словам одного из критиков Наба, "Главный фокус… "Просвечивающих предметов" заключается в позиции повествователя, который ведет рассказ из "потусторонности" и потому прошлое для него проницаемо" .
В этом заявлении все – от неправильного перевода названия романа до пошлых рассуждений о "потусторонности" повествователя – служит примером "гуд-мэнского" подхода к трактовке набоковского текста. Тема смерти в "Прозрачных вещах" присутствует, но ее никак нельзя считать основной. Как мы уже говорили, "роман с девочкой" – удачная жанровая находка Набокова, элементы этого жанра есть и в этом тексте. Фотографии обнаженной Арманды в юном возрасте, намек на растление писателем R тринадцатилетней Джулии и т. д. – вновь обнажают тему "нимфолепсии" в романе. В начале 21 века для обозначения этого явления чаще используют гораздо более хлесткое словцо, попахивающее уголовной статьей. Можно, конечно, сделать вывод о том, что внимание к нимфеткам было, увы, свойственно не только Эдгару Г. Гумберту, но и его создателю. Однако можно такой вывод и не делать, сославшись на удачно найденный Набоковым "трюк", позволяющий ему и его издателю поднимать тираж очередной новой книги.
Начало романа знаменательно: "Вот персонаж, который мне нужен. Привет, персонаж! – Не слышит…" . Театрализация сюжета свойственна некоторым вещам Набокова, но здесь писатель сбрасывает последние оковы литературных условностей. "Реальный" герой Хью Персон частенько станет уступать в тексте место своему кукольному двойнику, не делаясь от этого менее осязаемым. "Жизнь можно сравнить с человеком, танцующим в различных масках вокруг своей собственной личности…" – замечательно веское наблюдение романного повествователя. Арманда Шамар, швейцарский поезд на пути между Туром и Версексом, чтение новой книги писателя R – и жизнь мнимого Персона обретает свой смысл в романе. Мальчик в ночной рубашке с танцующими вокруг него овощами из детской книжки – и погибающий в пламени Персон: две эманации существования этого персонажа в романе "Прозрачные вещи".
Хотя, что ни говори, Персон нужен повествователю лишь для запланированного в самом начале текста интервью с известным писателем в 18 главе. Здесь Набоков обыгрывает любимое свое замечание, что "подлинное искусство выше ложной почтительности". Персон приехал в Европу, чтобы заставить писателя R изменить "ряд слишком узнаваемых персонажей" и сменить название книги "Транслятиции" на более коммерческое и понятное. Однако R объясняет незадачливому лит. агенту, что "заглавие просвечивает сквозь книгу, рождается вместе с книгой…" . Что же касается изменения характеристик "узнаваемых" персонажей, то писатель настаивает, что, "как бы решительно образ не изменяли, прототип все равно будет опознан по форме дыры, остающейся в ткани повествования". Автор романа иронично восклицает: " Чего же ты ждал от своего паломничества, Персон? Простого зеркального возвращения старых страданий… ". Или все же герой ждал от автора нарисованного ему с неумолимой жестокостью пути, завершившегося в пламени пожара. Наверное, вопрос этот – риторический, и мнением персонажей большая часть авторов интересуется крайне редко.
В 1972 году нобелевский лауреат и самый знаменитый в то время диссидент СССР А. И. Солженицын выдвигает на эту премию Набокова. Трудно представить себе более далеких друг от друга русских писателей 20 века, чем эти двое. И по политическим взглядам, и по эстетике, и по отношению к роли литературы в жизни общества. Однако, это выдвижение ничем не закончилось… Нобелевскую премию Набокову так и не дали. Видимо, для ее получения Наб был слишком аполитичен, слишком независим, его творчество после "Лолиты" оценивалось слишком неоднозначно… Группе людей в Нобелевском комитете, определяющих, кому предложить награду, эта кандидатура не подходила. Ведь гораздо спокойнее дать премию пишущему "борцу за свободу и мир во всем мире", ловкой и читабельной литературной бабёнке или какому-нибудь нудному писателю из "развивающихся" стран, но вот Гению от литературы – никогда. Ряд известнейших изданий ("Гардиан", "Нью-Йорк Таймс" и др.) причислили В. Набокова к тем писателям, которые были незаслуженно обойдены вниманием Нобелевского комитета.
Роман "Посмотри на Арлекинов!" и стихотворение "To Vera" датированы одним годом (1974) и, возможно, являются своеобразным поэтическим завещанием В. В. Набокова. Конечно, есть еще незавершенный роман " The Original of Laura ", впервые опубликованный в 2009 году и уже переведенный на русский язык. Известно, впрочем, что сам Набоков не вполне желал публикации этого произведения. Конечно, можно еще долго рассуждать о значимости и принципиальной новизне "больших" произведений Набокова, среди которых выделяются романы "Камера обскура", "Дар", "Истинная жизнь Себастьяна Найта", "Лолита", "Бледный огонь". Можно сказать и более лаконично: гениальный автор достойно прошел уготованный ему писательский путь, его имя навсегда сохранится в мировой литературе, как уже хранятся там имена Шекспира, Рабле, Пушкина, Гоголя, Пруста, Джойса…
В финале нашего эссе процитируем стихотворение Наба к жене полностью, заметив, что Геометрия и Венеция здесь, вероятно, филигранная техника и полет воображения в писательском творчестве, Арлекины – неповторимые персонажи Набокова, а конечная само характеристика – ирония, смешанная с тугой болью:
Ах, угонят их в степь, Арлекинов моих,
в буераки, к чужим атаманам!
Геометрию их, Венецию их
Назовут шутовством и обманом.
Только ты, только ты все дивилась вослед
черным, синим, оранжевым ромбам…
"N – писатель недюжинный, сноб и атлет,
Наделенный огромным апломбом…"
2 июля 1977 года Владимира Набокова не стало. Он был похоронен на кладбище в Клэренсе, близ Монтрё. После отъезда из России в 1919 году Наб так и не побывал на родине ни разу… Он и не думал, что сможет в скором времени вернуться в советскую Россию своими произведениями. Но уже в середине 1990-х гг. к нам вернулись все его тексты – и на русском, и на английском, и на всемирном языке поэтов и мыслителей.
Заключение
Писать о гении сложно всегда, но жизнь распоряжается так, что Борхес пишет о Сервантесе, Набоков – о Гоголе, а мы только что закончили повествование о гениальном русском авторе Владимире Набокове. Удалось ли нам хотя бы отчасти приподнять занавес над тайнами "волшебства" великого мастера, прояснить смысл некоторых его текстов? Не свернули ли мы с магистрального сюжета жизни и творчества Набокова-Сирина?
Каждый читатель эссе сам легко может ответить себе на эти непростые вопросы. Кстати, заглавие эссе объяснено эпиграфом к нему: великий русский писатель смог прийти к прекрасному русскому читателю лишь спустя долгие годы забвения на своей исторической Родине, через мировое признание и американское гражданство.
Впрочем, " я возвращусь когда-нибудь… ": воистину так.
...
Февраль-март 1995 г.,
лето 2011 г.
Студент Исповедь молодого человека
От издателя
Публикуемая ниже рукопись была случайно обнаружена в кармане куртки одного молодого самоубийцы, завершившего свой земной путь в ночь с 25 на 26 октября 199… г. в реке Маас. Труп был обнаружен только 28 числа около 10 часов утра местным жителем Пройдохиным М. Г., который обратил внимание на "в уматину пьяного" парня, лежавшего под Малым мостом и сразу же известил об этом ближайшего постового, коим оказался сержант полиции Затыкалов Р. Г. Спустившись под мост, Затыкалов уяснил себе картину произошедшего и вызвал подкрепление. В карманах куртки самоубийцы не было обнаружено ничего любопытного, в том числе хотя бы какого-либо документа, указывающего на личность погибшего. На вид молодому человеку было 20–22 года, он был среднего телосложения, темноволос и кареглаз; нос имел прямой, губы тонкие. Помимо куртки на нем был надет костюм серого цвету, черная рубашка и старые кроссовки.
Экспертиза установила, что смерть наступила в результате асфиксии, связанной с попаданием в легкие большого количества воды. Молодой человек не был пьян, поэтому следствие уже на месте ужасной находки выдвинуло версию о самоубийстве. Рукопись, найденная при нем, была тщательно упакована (в два прозрачных файла и пакет), а потому мало пострадала. Майор полиции Центрального округа г. Билибинска А. Г. Разыскалов просмотрел ее чуть ли не на месте трагедии и, посоветовавшись с вышестоящим руководством, принял решение предоставить для ознакомления нам как лицу, хорошо знающему такой тип молодых людей. Из рукописи мы выяснили, что имя самоубийцы было Кероль, что он, скорее всего, был студентом исторического факультета Билибинского государственного университета, приехавшим в столицу Южного Урала из какого-то города-спутника (но какого?), что он прожил в городе короткую, но весьма поучительную жизнь.
Несмотря на неоднократные запросы в деканат исторического факультета и в деканаты других факультетов университета и пединститута, нам ничего выяснить не удалось. Студента с таким именем там никто не знал, а отдельные штрихи его биографии носили слишком смутные очертания, чтобы их можно было изложить документально. Прошло уже более месяца после описанных выше событий, а ситуация никак не прояснилась. Мы, согласовав вопрос с руководством Префектуры Центрального округа, решились опубликовать "Исповедь молодого человека" (так она была озаглавлена ушедшим от нас юношей), надеясь, что, прочитав ее, кто-нибудь "опознает" загадочного Кероля N и обязательно откликнется.
Одному этому обстоятельству, а вовсе не праздному суесловию и любопытству обязан читатель данной рукописи. Текст разбит автором на части, названными "откровениями", к концу каждой части были присоединены некие изречения, которые мы для удобства читателя определили как "миазмы". Впрочем, судите сами.
...
И. П. Стрелкин, руководитель общественного движения "Молодежь – за прогресс на Урале", кандидат наук, доцент кафедры политологии
Исповедь молодого человека
Откровение 1
Глупо писать исповеди! Еще глупее их читать… Человек как порядочная скотина, только одна и вредящая всему живому, наврет на себя, выставит свои пакости в лучшем виде, а другие /всякая мразь и мерзость/ и рады ему верить! Лю-юди, чело-о-овеки… Я вообще ненавижу людей: сволочи они, все до одного. И вы, если читаете сейчас мою исповедь, тоже сволочи… И плевать я на вас хотел, на всех. Тьфу!
Зачем я тогда пишу, спросите? А что мне остается?! Дошел до этого, до точки своего отсчета… Скажете, начитался Достоевского там, Мамлеева или Кастанеду /мистик вшивый!/, вот крыша-то и съехала. Возомнил себя черт знает кем! А вот и нет, крысы дотошные, сморчки толстобрюхие. Ха-ха!!! Я просто пишу, для себя пишу, тем и прикроюсь от вашей насмешки и вашего невнимания… Может, впрочем, хотя б одна живая душа, не испорченная, посочув… Нет! Что говорить – не для издания пишу, для себя! Все равно не поймете, извратите все, изгадите, под себя подведете. Плевать… Для себя пишу и для уточнения своего положения. Пора приступать, однако. Точка.
Я смутно помню, как оказался в этом большом городе. Жизнь моя, довольно пресная прежде, поначалу обрела здесь свой "особенный" здравый смысл. Я поступил летом на исторический факультет Университета, стал с энтузиазмом ходить на лекции, с жаром кинулся в философию. Точно не знаю, почему я выбрал именно этот вуз и именно это город… Вероятно, просто я спасался от скучной жизни в скучном сером городке в 40 верстах от Билибинска. Спасался от скуки, бесперспективности и одиночества… Но я знал (знал, чувствовал!), что и здесь не избавлюсь от них. Просто сменю место пребывания… Впрочем, там стало совсем невыносимо. Кстати, надо представиться /авось кто-то уж читает это и матерится про себя!/.
Кероль – мое подлинное имя, фамилию называть не буду. Имя весьма странное – родители постарались! Точнее, папаша: увлекался чешским писателем Гашеком, сукин кот, вот и назвал меня в честь кого-то там. В школе и во дворе надо мной, ясное дело, потешались, как могли. Дети не прощают другому чего-то загадочного и непонятного… Я, однако, привык к своему чудному имени, как собака к кличке, и любил его произносить вслух. Ке-роль! с ударением на первом слоге; но Ке-роль, если ударить на втором. Кероль– Кароль– король… Вот оно что! И это уже мне нравилось. Потом я прочитал какую-то нелепую книжку про девчонку, попавшую в за зеркальный мир, и имя автора этой книжки тоже было похоже на мое – Кэроль… кажется, Луис Кэроль. Впрочем, к черту! Имя как имя, кому какое собачье дело!
Я никогда не знал подлинной удачи ни в дружбе, ни в любви, ни в жизни. Я хотел угодить другим детям, они за это называли меня подлипалой, я начинал оскорблять их – они больно били меня всем скопом, зажав между гаражами во дворе нашего старенького трехэтажного дома. Было не больно – они толкались и только мешали друг дружке, но я испугался этой расправы, испугался на всю жизнь. И с тех пор я стал избегать прямых конфликтов… Я помню, подружился лет в 12 с одной девочкой, она жила в соседнем дворе, училась, правда, в другой школе и была годом старше меня. Мы с ней дружили пару месяцев, часто убегали со двора на озеро и гуляли по берегу; она рассказывала мне про своих "подлых" подружек, вечно пьющего отца и его веселых друзей, иногда щипавших ее за заднее место. Еще болтала про какого-то пацана, которого она бросила, потому что он оказался "козлом". Я больше молчал, чувствовал рядом с ней необыкновенное волнение и старался крепче сжать ее теплую ладошку и случайно коснуться щеки, когда мы сидели совсем близко. Она уже покуривала, а один раз я даже четко почувствовал, что от нее тянет спиртным… Я очень хотел ей понравиться, рассказывал о своих геройских планах на будущее и убеждал сделаться моей верной подругой. Она (кажется, Светка?) лишь улыбалась и иногда чмокала меня в щеку; у нее были пухлые красные губы, а вкус поцелуя был терпко соленым. Потом пацан вернулся, а это был крепкий и борзый паренек, который иногда наведывался к нам во двор и которого я ужасно боялся. Эта сучка (иного слова и не подобрать) вдруг перестала меня замечать и почти не здоровалась. Я ужасно переживал, хотел с ней объясниться, но…
Через полгода они переехали в другую часть города, на поселок, и мои страдания утихли сами собой. О, как я возненавидел ее тогда, каких страшных страданий для нее я желал! И когда, уже спустя пару лет, мы снова случайно встретились с ней на школьной дискотеке, я даже к ней не подошел, хотя она меня узнала и старательно махала рукой… Пошла она! Даже настоящего друга в детстве у меня не было, пожалуй, да – не было! Были одноклассники, с которыми я общался чаще, чем с другими, был один паренек со двора – несчастный хромой калека, над которым мои сверстники безудержно смеялись и который стоил дороже их всех, был сосед по подъезду Санек, старший меня двумя годами – вот, пожалуй, и все…