То на будущего внука, то на бывшего отца.
Все сгребал тот Боцман в руку, то бишь в "лапу", без конца!
И везли ему поклажи и кацо и аксакал…
О подобном персонаже русский классик написал:Персонаж, мол, брал щенками, и причем борзых пород…
А теперь?! Суют деньгами. Без фантазии народ!
Боцман, ставши "персонажем", игнорировал закон.
И за это с "экипажем" сел в отцепленный вагон!Что касается уюта – Боцман в нем не обделен.
В комфортабельной каюте он штудирует закон.
О морали басни скажем: ничего, что так остра.
Перец нужен персонажам этой басни осетра!В. М. Королевский – следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР. Москва, 1979
Итак, осенью 1979 года я был включен в состав следственной группы, расследовавшей дело о взяточничестве ответственных должностных лиц Министерства рыбного хозяйства СССР.
До войны и в первые послевоенные годы комитетом по рыбному хозяйству руководил Александр Акимович Ишков, возглавивший затем одноименное союзное министерство. Именно ему, Герою Социалистического Труда, мы обязаны разработанной на долгие годы программой обеспечения населения страны рыбопродуктами.
В начале 50-х был взят курс на создание мощного рыболовного флота – траулеров различного типа и рефрижераторов для доставки улова на прибрежные базы.
Заказы на постройку траулеров в основном разместили в ГДР, рефрижераторов – в капстранах, в основном во Франции.
Рыбы в Мировом океане стали добывать так много, что ее не успевали доставлять на берег и, не мудрствуя лукаво, иногда часть улова просто сбрасывали в море. Газеты, радио и телевидение прославляли на все лады рыбаков. Например, китобойную флотилию "Слава" и ее героического капитана, Героя Социалистического Труда Солянника. Рабский труд моряков флотилии, преступления, которые совершались в каждом рейсе, старались не замечать. Только спустя много лет, когда терпение пострадавших достигло критического предела и "Известия" сделали несколько публикаций о творившихся безобразиях, Солянника сняли с работы. От более суровой кары его спас старинный друг – Л. И. Брежнев.
Одна была незадача для славных рыбодобытчиков – улов сдавали госторговле, где продавцы и их руководители успешно обогащались, даже формально не допуская нарушений правил торговли. Дело в том, что на морской волне даже при самых хороших весах произвести точное взвешивание выловленной рыбы невозможно. Вот и перекладывали в каждый ящик 2–3 килограмма лишнего. В партии это сотни и тысячи килограммов неучтенной продукции, а значит, и "живые" левые деньги в ходе ее реализации. Упускать такой куш Ишков не хотел и исподволь стал убеждать руководителей государства в необходимости предоставить ему право торговли собственной продукцией. Слова словами, но хорошо, когда они подкрепляются конкретными делами. И Ишков дал указание создать систему магазинов "Океан". Первый был построен в Сочи, где располагались государственные дачи для руководителей страны и где любили отдыхать многие кандидаты и члены политбюро. Оборудование для магазинов за валюту закупили на Западе.
Чистота, малая механизация, эстетическое восприятие на фоне убожества магазинов госторговли не могли не понравиться, и в 1976 году Ишков получил добро. Благословил его премьер страны Алексей Николаевич Косыгин. В нарушение монополии внешней и внутренней торговли право торговать собственной продукцией получило отраслевое производственное министерство. В его системе создали пять всесоюзных рыбопромышленных объединений: "Запрыба", "Азчеррыба", "Дальрыба" и т. д., а также Всесоюзное объединение "Союзрыбпромсбыт", которое, собственно, и стало заниматься распределением и торговлей дарами моря. Возглавил его Рогов, а куратором стал заместитель министра Рытов. Потекли "левые" денежки. Пышным цветом расцвело взяточничество.
Во второй половине 70-х в поле зрения работников КГБ СССР попали руководящие работники объединения "Мосрыба" Фишман и Фельдман. Разъезжая в турпоездках по соцстранам, они, готовясь к отъезду из Союза, вывозили туда сотни тысяч рублей, обменивали их на валюту, а затем переправляли на Запад. Проще – занимались контрабандой.
Фишмана и Фельдмана арестовали. Естественно, встал вопрос: откуда деньги? Они "заговорили", а заодно не стали скрывать, кого подкупали.
Так всплыла фамилия крупного взяточника Рогова, фигуры по тем временам более чем вероятной для роли кандидата на скамью подсудимых. Его пригласили в следственный отдел КГБ СССР и разъяснили ситуацию. Он во всем признался, и его отпустили, однако, наслушавшись "доброжелателей", Рогов через несколько дней написал жалобу, в которой сообщал, что его показания о получении взяток даны вследствие применения незаконных методов расследования. После этого Рогов лег в больницу. Тогда его арестовали.
Через некоторое время Фишмана, Фельдмана и Рогова предали суду за часть преступлений, которые они совершили, а дело по остальным эпизодам направили для дальнейшего расследования в Прокуратуру СССР. Принял его к производству знаменитый следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР Андрей Хоренович Кежоян. Он-то и арестовал Рытова. Кежоян тяжело болел и в конце 1979 года умер. Дальнейшее расследование поручили Сергею Михайловичу Громову.
По мнению Найденова, никто из этих работников не мог обеспечить настоящий разворот по делу, и он принял довольно необычное решение – переключил на организацию расследования начальника управления по надзору за следствием и дознанием в органах внутренних дел Германа Петровича Каракозова. Он и Найденов были друзьями еще со студенческих лет.
Между тем следствие шло своим ходом, и очень активно. Рытов не стал молчать и чуть ли не каждый день писал явки с повинной, называя все новых и новых лиц, дававших ему взятки. При проверке их показаний арестовывались руководители рангом пониже, и они тоже писали явки с повинной, раскрывая перед следствием свои преступные связи. Откровенность этих людей была поразительной, и досужие разговоры о том, что показаний от них добивались незаконными методами, – ложь.
Практически со всеми обвиняемыми начинал работу Каракозов. Тонкий психолог, высокой эрудиции человек, он умел располагать к себе людей. Голоса ни на кого не повышал, не кричал и не грубил, не унижал арестованного. Разъяснять необходимость признания мог часами и очень убедительно. Любил делать комментарии при совместном прочтении статей Уголовного кодекса и для наглядности рисовать схемы преступных связей. Они очень впечатляли не только высокое начальство, но и преступников. На первые допросы обязательно надевал генеральский мундир: считал, что это также производит впечатление.
Вот только несколько примеров. Следственная камера Бутырской тюрьмы. Обвиняемый – руководитель областного уровня, получивший заочное образование и прочитавший в своей жизни десяток книг, – ошарашен вопросом Каракозова:
– Читали ли вы Библию?
Во-первых, чтение Библии в то время, особенно членами партии, было довольно серьезным проступком. И потом, какова связь между Библией и получением взяток?
– Не читали, – констатирует Герман Петрович. – А между тем мудрейшая книга. В ней написано все, что с нами было, есть и будет. Где, вы думаете, впервые было описано следствие?
Каракозов, расхаживая по камере, эффектно выдерживал паузу и, повернувшись к застывшему от изумления следственно-заключенному, произносит:
– Представьте себе, в Библии. Конечно, вы этого не знаете?
– Нет! Нет!
– Тогда я вам расскажу. Описано оно в притче о Сусанне и старцах. Однажды обнаженная Сусанна купалась в реке. Из-за кустов за ней подсматривали двое старцев, и женщина заметила это. По законам того времени старцев могли сурово наказать. Опережая Сусанну, они поспешили в город и обвинили бедную женщину в том, что она занималась прелюбодеянием. По тем же законам Сусанну ожидал суд, после чего ее бы забила камнями толпа. Против Сусанны свидетельствовали два старца, и участь ее была предрешена. Но, на ее счастье, мимо проходил пророк Даниил. "Погодите! – остановил он судей. – Я попробую помочь вам разобраться". Он развел старцев в разные стороны и каждому в отдельности задал одни и те же вопросы: в какой одежде была Сусанна? Как выглядел ее совратитель? На каком месте и под каким деревом прелюбодействовала Сусанна?.. И что же? – выдержав паузу, снова спрашивал Каракозов. – Старцы дали разные ответы. Они были изобличены во лжи и забиты камнями. Так что, батенька, еще авторы Библии советовали потомкам: говори правду правосудию, если хочешь смягчить себе наказание.
Притча рассказывалась так артистично и излагалась так убедительно, что в большинстве случаев производила ошеломляющее впечатление на обвиняемых. Это был один из каракозовских приемов называемой на профессиональном жаргоне колки, то есть получения признательных показаний.
Любил Герман Петрович на заданные обвиняемыми вопросы давать ответы настолько неожиданные своей откровенностью, что подследственные проникались искренним доверием к нему. Вот еще один характерный пример.
– Герман Петрович, всем нам денег не хватает: и зарплата небольшая, и кругом проблемы… Вы-то получаете не намного больше, чем я до тюрьмы. Взятки берете? – Обвиняемый хитро улыбается.
Каракозов, отвечая такой же улыбкой, протягивает ему пачку сигарет "Столичных". Дает прикурить и закуривает сам.
– Понимаете, у меня, как и у всех, куча проблем. Большая семья – большие проблемы. На многое не разгонишься… Иногда такой соблазн возникает, но… Я с 50-х годов на следствии. На таких, как вы, насмотрелся. Вспомню, как охотно вы об этом рассказываете после ареста, – всякое желание пропадает.
Обвиняемый в недоумении: с одной стороны, его уговаривают признаться, с другой – такой неожиданный поворот в допросе.
– Герман Петрович, вы не берете, другие берут и будут брать. Зачем же я здесь сижу?
Каракозов поднимается, обходит обвиняемого сзади, обнимает за плечи.
– Батенька, вы абсолютно правы. Но согласитесь, дорогуша… не бороться с этим нельзя.
Улыбаясь, лукаво смотрит в глаза допрашиваемого.
– Речь-то сегодня идет о вас конкретно, а не о глобальной проблеме. Вам не повезло, и вы здесь. Решается ваша судьба, и вам сидеть не один год, но чем меньше, тем лучше. А смягчение вины – чистосердечное раскаяние и явка с повинной – есть путь к свободе. Давайте, батенька, внимательно почитаем, что говорит об этом наш славный Уголовный кодекс.
Я не хочу быть понятым так, что после одного подобного диалога все начинали признаваться во взяточничестве. Приемов у Каракозова были десятки, но суть их всех составляла лишь основанная на законе форма психологического воздействия на человека. В 98–99 % случаев она срабатывала безотказно.
Неплохо разбираясь в людях, Каракозов подбирал следователей, которые обеспечивали основные направления расследования. Сам он начинал рабочий день с поездки в следственный изолятор, где с 10 до 16 работал со следственно-арестованными. В 17 часов проводил оперативное совещание по итогам дня. Выкладывался полностью. В 18 часов и ни минутой позже уезжал домой. Ни в субботу, ни в воскресенье никогда не работал.
Каракозов был уникален и очень талантлив. Проработав с ним не один год, я могу с полным основанием утверждать, что не было бы дел по Министерству рыбного хозяйства, сочинско-краснодарского, хлопкового и многих других, если бы не Герман Петрович Каракозов.
Он любил говорить нам при зарождении очередного дела: "Коллеги, начиная крупную игру, помните: главное – не выйти на самих себя". К сожалению, его слова оказались пророческими. Он запутался в истории с Гдляном и, по сути, себя переиграл. Но об этом позже.
Любимцем Германа Петровича был ныне покойный Иван Акимович Гущин. Следователь прокуратуры Калужской области, он около 15 лет проработал в следственных бригадах Прокуратуры СССР. Каракозов называл его одним из лучших "колунов". Гущин начинал работу практически со всеми арестованными в 1978–1979 годах, сделал очень много для разворота рыбного дела, сочинско-краснодарского и других.
После ареста Рытова раскаяние последнего закончилось не только длинным списком названных им взяткодателей, но и добровольной выдачей денег и ценностей на сумму более 300 тысяч рублей.
С 1953 года лица такого ранга к уголовной ответственности не привлекались, тем более за корыстные преступления. То, что стало выясняться по делу Рытова, привело многих в ЦК в состояние шока. Но факты – вещь упрямая, и горькую пилюлю пришлось проглотить.
Одним из своих взяткодателей Рытов назвал директора сочинского магазина "Океан" Арсена Пруидзе. Появились еще три одиозные фигуры, ставшие в деле ключевыми. Это начальник объединения "Грузрыбсбыт" Кохреидзе, его заместитель Асатиани и директор Кутаисского рыбозавода Беришвили. Дело разрасталось как снежный ком, и стало ясно, что нужно определять в нем основные направления, принимать решение об объемах доказывания какой-то части эпизодов, разделять его на так называемые "куски" и направлять в суды отдельно от основного дела. Так появилось условно самостоятельное уголовное дело в отношении бывшего председателя Сочинского горисполкома Воронкова.
Расследование по этому направлению возглавил следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР Георгий Александрович Эфенбах или, как его называли коллеги по работе, Бахуля. Впрочем, от сочинской эпопеи пока стоит отвлечься, потому что она требует своего обстоятельного изложения.
Мне Каракозов вручил две тоненькие папки, в которых было по нескольку показаний на бывшего начальника ВРИО "Азчеррыба" Ивана Федоровича Денисенко, сменившего Рогова на его должности после ареста, и преемника Денисенко – Вячеслава Ивановича Закурдаева. В те дни мы, как птички в клюве, должны были приносить из следизолятора все новые и новые показания на лиц, погрязших во взяточничестве. Было ли это правильным? Думаю, что да, хотя эта же "метода" впоследствии подвела Гдляна. Тогда я многого не понимал и только с годами, осмысливая прошедшее, понял, что Найденову нужны были не просто показания о взяточниках; ему необходимы были показания на лиц, занимавших высокое должностное положение. Каждый вечер Каракозов докладывал ему о результатах. И хотя шла большая игра и закладывался фундамент будущих наших потрясений, считаю, что мы делали нужное дело.
Иван Федорович Денисенко прошел Великую Отечественную войну с начала и до Победы. Командуя танковой ротой, был участником Сталинградской битвы. Партбилет ему вручили на Мамаевом кургане. О нем в 1942 и в 1943 годах писали газеты "Правда" и "Известия". Он был награжден всеми боевыми орденами и только что не был Героем Советского Союза. После войны приехал в Севастополь и до 1978 года возглавлял главк, обеспечивающий добычу рыбы на юге страны и в Мировом океане. В 1972 году на курорте познакомился с Валентиной Братченко и привязался к этой женщине. В 1976-м тяжело заболел. Валентина нашла ему одного из лучших врачей в стране, тот прооперировал Денисенко. В течение двух месяцев после операции она выхаживала его, как ребенка. Выздоровев, Иван Федорович оставил семью и женился во второй раз.
Это было не по правилам круга, в котором вращался Денисенко, но он все делал по-своему. Когда его арестовали, единственным преданным ему человеком осталась вторая жена. Зная, что тюремной пищи он не выдержит, Валентина Алексеевна уговорила нас в порядке исключения подкармливать мужа. Каждое утро в девять часов она стояла у здания следственной части с пакетом, в котором были теплый куриный бульон, котлеты, свежие овощи. Следователи, допрашивавшие Денисенко, давали ему возможность поддерживать себя этой пищей.
Так длилось месяцами.
Факты поборов с подчиненных Денисенко признал, но упорно не хотел называть их взятками. Он настойчиво убеждал нас в том, что ему просто оказывали материальную помощь, то есть давали деньги на расходы, которые он нес в интересах службы как начальник главка. Именно так наивно Денисенко пытался объяснять свои взаимоотношения с такими же, как он, взяточниками.
Вспоминаю очную ставку между ним и начальником объединения "Ворошиловградрыба" Рейндамом. Оба признают, что один давал, а другой брал деньги в размере от 300 до 500 рублей, но уверяют, что это не взятки. Наконец я не выдерживаю. Записываю в протоколе вопросы и ответы:
– Значит, это была материальная помощь?
– Да!
– Денисенко, вы принимали "гостей" в Севастополе и имели расходы?
– Совершенно верно.
– Рейндам, разве вы не принимали "гостей" в Ворошиловграде?
– Принимал.
– И имели при этом расходы?
– Конечно.
– Рейндам, какой у вас оклад?
– У меня 220 рублей.
– Денисенко, у вас какой оклад?
– Вы же знаете, 540 рублей.
– Тогда вопрос к обоим: кто кому должен оказывать материальную помощь?
В ответ растерянное молчание.
Одним из аргументов Денисенко и других в свою защиту было то, что одни, давая деньги, ничего не просили делать за это, а другие, в свою очередь, получая мзду, никаких услуг подчиненным не оказывали.
Как раз в это время вышел комментированный Уголовный кодекс РСФСР. Разъяснения к содержанию статьи 173 (получение взятки) сделал ректор Всесоюзного заочного юридического института доктор юридических наук профессор Здравомыслов. По его просвещенному мнению, получение подарков и даже денег за действия неконкретные, за обещанную поддержку и покровительство в работе, за общее благоприятное направление служебной деятельности состава преступления (получения взятки) не образует. Профессор считал, что лишь при определенной ситуации виновные лица могут привлекаться к ответственности за злоупотребление служебным положением.
Для наших обвиняемых и их адвокатов это был бальзам на душу. Для нас – проблема. Получалось так, что, занимая высокую должность, можно было, грубо говоря, хапать десятки и сотни тысяч рублей, будто бы ничего не делая за это. Если же попадешься, понесешь наказание за злоупотребление, где по УК РСФСР тебе грозит максимальная мера наказания – пять лет лишения свободы. Ну а учитывая, что это преступление не относится к категории тяжких, даже получив по максимуму, через несколько лет можно реально рассчитывать на возвращение домой. При такой степени уголовной ответственности за содеянное рисковать можно. Было над чем задуматься.
Например, Кохреидзе и Асатиани на очных ставках с Денисенко, придерживаясь все той же описанной выше позиции своей защиты, заявляли: "Мы любили Ивана Федоровича и дружили с ним. После операции никто не знал, будет он жить или нет. Мы приехали к нему в больницу в Донецк и положили под подушку на расходы две тысячи рублей. Разве это взятка? Через год приехали в Москву на день рождения его супруги. Привезли овощи, фрукты, вино, коньяк. Юбилей отмечали в ресторане. У Ивана Федоровича снова были большие расходы, и мы решили ему помочь. Когда зашли в туалет, вложили в карман его брюк пятьсот рублей".