В ноябре того же 1819 года "Блэквудс", кажется, достиг высшей точки в своем искренне добром намерении спасти капризного гения от укоренившейся в нем порочности. Редакторы отыскали один экземпляр рецензии на "Аластора", опубликованной за год до основания "Блэквудс", то есть в 1816 году, и поместили ее теперь на своих страницах с единственной целью – дать читателям представление о прогрессе, достигнутом Шелли. Они подробно пересказывали "Аластора", порицая общую направленность поэмы, но восхваляя один за другим отрывки из нее. А в заключение авторы статьи разразились вдохновенной бранью в адрес "Куотерли", так резко осудившего "Восстание Ислама". "Рецензент был рад оклеветать моральные качества мистера Шелли, но побоялся обнаружить его гениальность, поэтому позволил себе похвалить всего лишь один отрывок из поэмы. Это не что иное, как хитрость и лицемерие… Чтобы понять величие поэмы и всю мелочность его клеветников, достаточно прочесть хотя бы шесть стансов "Восстания Ислама" подряд, и сразу станет ясно, что они полны интеллекта и страсти". Шелли с недоумением и восторгом прочел рецензию в "Блэквудс". "Я рад видеть, как раскритиковали "Куотерли", – писал он Оллиеру, – и сделал это кто-то из их же собственной компании".
Нельзя не отметить, что и брань, и похвалу Шелли воспринимал с присущим ему чувством собственного достоинства, к нему применимо известное высказывание Достоевского: он бывал оскорблен, но никогда не позволял себе быть униженным.
9
Шелли, по его собственному свидетельству, сочинил "Оду к Западному ветру" в один из ветреных осенних дней в лесу, спускавшемся к самому берегу Арно, в нескольких милях от Флоренции. То беспокойство, которое вдруг охватило небо, деревья и воду, было очень созвучно его собственному душевному настрою, как мы бы теперь сказали – попало в резонанс: назревала буря с молниями, ураганом, ливнем, она разразилась, как и предполагал Шелли, на закате. К этому времени он был уже дома и лихорадочно – слова набегали друг на друга, вздыбливались, надломившись посредине, иногда окончание слова опережало начало – записывал сложившиеся в уме литые терцины нового стихотворения.
Смятение. Сознание могущества своих духовных сил, противопоставляющее себя тоске и отчаянию. Борение страстей – и сквозь все это прославление той необоримой силы, которая сметает на своем пути все мертвое и несет семена новой жизни. Собственно, это лейтмотив всего творчества Шелли. "Если зима близка, долго ли ждать весны", – восклицает поэт.
Зима была действительно близка. В первых числах ноября 1819 года Шелли пишет миссис Гисборн: "Я покидаю благоухающие сады поэзии, чтобы совершить путешествие через огромную песчаную пустыню политики".
В "Оде", как и в знаменитом стихотворении "Жаворонку", все образы несут двойную смысловую нагрузку, передают и состояние души лирического героя, и состояние мира вокруг него, общественной жизни. Личные и социальные начала слиты воедино, усиливают и обогащают друг друга.
О "Манчестерской бойне", легшей в основу новой сатирической поэмы "Маскарад Анархии", Шелли узнал из статьи Хента в "Экзаминере".
В то время как партия вигов, несколько усилившаяся на выборах 1818 года, требовала умеренных реформ, радикалы настаивали на введении всеобщего избирательного права. В поддержку этого требования 16 августа состоялся грандиозный митинг рабочих, собравшихся на поле св. Петра близ Манчестера. Власти пытались разогнать его силами местной конной полиции, а в конце концов пустили в ход гусар, которые "атаковали" толпу. На поле осталось несколько убитых и масса раненых. По всей стране прокатилась волна возмущения. Но парламент тем не менее приступил к обсуждению билля о "шести постановлениях": первое – домашние обыски с целью отыскать запрятанное оружие, второе – наложение ареста на мятежные пасквили, третье – в случае рецидивов отправление автора в ссылку, четвертое – дополнительные ограничения права собраний и т. д. Несмотря на оппозицию, билль прошел.
Слабоумный Георг III в январе 1820 года почил в бозе. Впрочем, с ним давно не считались.
"Я несколько утешаюсь мыслью, что притеснения зачастую рождают отпор. Нынешние времена не располагают к поэзии; хотя в воздухе чувствуется бодрящая свежесть, которая даже среди уныния оттачивает ум и будит воображение", – писал Шелли Медвину.
1
Когда в Италии я спал,
Внезапно голос прозвучал,
И властно он повел средь дня
В виденьях вымысла меня.2
И вот гляжу в лучах зари,
Лицом совсем как Кэстльри,
Убийство с ликом роковым,
И семь ищеек вслед за ним.3
Все были жирны, и вполне
Понятно это было мне:
Он под плащом широким нес
Сердца людей в росе из слез,
И сыт был ими каждый пес.4
За ним Обман; одет был он
Весь в горностай, как лорд Элдон;
Он плакал; силой волшебства
Те слезы, наземь пав едва,
Вдруг превращались в жернова.
…
Эти жернова крошили головы детей, игравших у ног Обмана.
Прикрываясь Библией, ехало на крокодиле Лицемерие, подобное Сидмуту.
Считая виновниками манчестерской трагедии всю правящую клику, творящую свою расправу над народом под эгидой закона, "в плаще правосудия", Шелли называет современную ему Англию царством произвола, Анархии.
Анархия на белом, забрызганном кровью коне замыкает это шествие жутких призраков. "Это скелет, череп его увенчан короной, в руке – сверкающий скипетр, на челе начертано: "Я – бог, я – царь, я – закон". Настойчиво, как рефрен, повторяется эта строка в поэме. Толпой шутов следуют за Анархией церковники, "законники", пэры. Безостановочно движутся страшные маски по орошенной кровью английской земле – "через города и села, из конца в конец", являя собою "пышное и отвратительное зрелище", а английский народ, охваченный ужасом, стоит "по щиколотку в крови". Да, он не сразу может ответить на вопрос, что такое свобода, зато он "слишком хорошо знает, что такое рабство". Рабство – это значит есть пищу хуже той, что богачи швыряют своим жирным псам, это значит "делать для угнетателей санки, плуги, сабли, защищать их и работать на них".
В первой части поэмы гнет и насилие предстают как некая фантастическая злая сила, неумолимо наступающая на людей, во второй части люди просыпаются и видят тс же уродливые злые силы уже наяву. Зло становится реальным, с него сброшена тайна и неумолимость кошмара.
Сравнивая манчестерскую трагедию с извержением вулкана, слышным издалека, Шелли утверждает, что пролитая кровь требует отмщения: терпеть больше нельзя! Но с революционными призывами соседствует неизбывная вера поэта в силу морального сопротивления.
Язык и образы поэмы намеренно безыскусны, резки, поскольку поэма была адресована непосредственно народу. Однако эта острая политическая сатира увидела свет лишь спустя много лет после смерти автора, в 1832 году. Предисловие Ли Хента к этому изданию еще раз подтверждает, что он не напечатал поэму в 1819 году именно потому, что боялся революционного пафоса ее "пылающих строф".
"Маскарад Анархии" перекликается со страстными стихами "Песни к людям Англии", "Песни к защитникам свободы" и строками сонета "Англия в 1819 году"; они были опубликованы только в 1839 году и прочно вошли в золотой фонд английской революционной поэзии.
Король слепой, безумный враг свободы,
Увенчанный короной старый плут,
Ублюдки-принцы – все одной породы
В году зловонном заживо гниют.
Пиявки – вот правители народа!
Впились в него и кровь его сосут.
Народ – в плену у голода, под гнетом
Насилья сытых, дышащих едва.
Войска – убийцы. Где ж закон? Дает он
Лишь золоту безмерные права.
Религия? – Здесь молятся банкнотам.
Парламент? – Человека нет давно там.
Вот Англия!.. Свобода в ней мертва,
Но близок день свободы торжества!
Вскоре Шелли закончил вторую сатирическую поэму "Питер Белл Третий", задуманную как пародия на одноименную поэму Вордсворта, написанную в начале века, а опубликованную только что, в 1819 году. Она очень "оскорбительна", но высмеивает только позднего Вордсворта и, пренебрегая законами жанра, не только воспевает его талант в ранние годы, но и сочувственно говорит об испытаниях, выпавших ему на долю.
Это один из интереснейших документов литературной борьбы первой четверти века. Но надо отметить, что содержание поэмы переросло ее замысел, и под оболочкой литературной пародии возникла сатира политическая, бьющая по тем с мишеням, которые были уже не раз метко пристреляны поэтом.
В своей третьей сатирической поэме "Тиран Толстоног" Шелли высмеял нашумевший бракоразводный процесс Георга IV. Как мы видим, осведомленность и политическое чутье Шелли были достаточно высоки.
"Не было, пожалуй, в истории мировой художественной культуры другого периода, когда сатира столь широко захватила различные формы общественной жизни и литературы одновременно в разных странах, как первые десятилетия после Французской революции", – писал Энгельс. Этому жанру отдали дань Байрон, Гейне, Шевченко, Мицкевич, Петефи… Имя Шелли лишь после смерти встало в этот ряд – ни одна из его сатирических поэм не была опубликована при жизни автора.
Причем даже Хент, всегда по достоинству оценивавший Шелли, в данном случае считал, что эти сочинения не достойны его пера и что он лишь вредит своей репутации, имея шанс завоевать признание публики как поэт великий, трагический, истинный. Творческая мысль Шелли часто выходила за пределы, доступные Хенту и его кругу, но ни это, ни то, что самому Хенту импонировала жизнерадостная, легкая, чувствительная поэзия, не помешало им навсегда остаться друзьями и единомышленниками по основным вопросам социальной и литературной жизни.
В ноябре 1819 года Шелли направил "Экзаминеру" открытое письмо в защиту одного из самых активных участников радикального движения в Англии, издателя и публициста Ричарда Карлайла, который неоднократно подвергался судебным преследованиям и арестам, а теперь снова был приговорен к тюремному заточению и непомерно большому штрафу за публикацию двух статей богоборческого содержания. Шелли писал: "Мы живем в грозные времена, дорогой Хент. Решается вопрос – введут ли наши нынешние правители военную и судебную деспотию или же из бури гнева, которая сейчас грозит им смертью, возникнет какая-то форма правления, более отвечающая подлинным и неизменным интересам всех людей. Мы твердо знаем, к какому стану примкнуть; и какие бы ни произошли революции, как бы угнетение ни меняло свое название – нашей партией будет партия свободы…"
10
Итак, с ранней юности мир Шелли обогащался переживаниями политического энтузиазма.
"Я занят работой над политической вещью", – сообщает Шелли Гисборнам в декабре 1819 года. А в мае 1820 года он просит Хента найти для нее издателя, так как "Философские взгляды на реформу" действительно приближались к завершению. В последней части Шелли вел дискуссию о делах испанской революции; борьба испанцев за свободу приковывала к себе всеобщее внимание.
Во вступительной части "Философских взглядов на реформу" Шелли прослеживает деградацию государственной структуры, государственных учреждений Европы и Азии со времени падения древнегреческой демократии. Рим – это самая мощная и налаженная система для подавления всего цивилизованного человечества, "и ее пагубное влияние было унаследовано и укреплено XIX веком с его тесным союзом церкви и правящих династий". Далее речь идет о росте свободомыслия в Европе, о возникновении республик в Голландии и Швейцарии. В XVII и XVIII веках философы выдвинули принцип свободы и равенства, который оказался действенным, даже несмотря на то что обществу почти никогда не удавалось руководствоваться им. Французская революция пала, по мнению Шелли, по той причине, что она ликвидировала полностью все институты угнетения и не отказалась от тех страстей, на которых эти институты покоились – ученик Годвина полагал, что самым пагубным для революции оказался хранимый ею дух мести.
Наиболее подробно он анализирует современное состояние Англии. Бесправие английского народа с каждым веком возрастало по мере того, как все меньшая часть населения получала возможность представительства в парламенте. Шелли приводит такие цифры: пропорциональное соотношение голосующих и лишенных права голоса в 1641 году было один к восьми, в 1688 году – один к двадцати, а на сегодняшний день, то есть в 1819 г., – один на несколько сотен. Постоянное повышение цен привело к катастрофическому увеличению рабочего дня. Чтобы прокормить семью, рабочему нужно было бы трудиться уже не 8, а 20 часов (что практически невозможно), поэтому началась эксплуатация сначала женского, а потом и детского труда, а последнее неизбежно подрывало будущие силы и здоровье нации.
Один из основоположников вульгарной политической экономии Томас Роберт Мальтус, решительно выступавший против идей утопического социализма Годвина, враг идеологии Французской буржуазной революции, в своем труде "Опыт о законе народонаселения" (1798) стремился объяснить бедственное положение трудящихся и безработицу "абсолютным избытком людей". Мальтус советовал рабочему классу Великобритании, дабы улучшить свое экономическое положение, отказаться от брака, семьи и вообще деторождения. К проведению в жизнь этой программы должен был – по его мнению – призывать закон о бедных.
В 1820 году Годвин вступил в полемику с Мальтусом, результатом которой явился трактат "О народонаселении. Ответ на "Опыт…" мистера Мальтуса", он был опубликован в том же 1820 году. Шелли с радостью откликнулся на новую работу Годвина. Если правящие классы, заявлял Шелли, не пойдут на реформы, то революция неизбежна. Сам Шелли оставался прочным сторонником реформы. По его мнению, необходимо было прежде всего ликвидировать национальный долг, покончить с синекурами, церковными десятинами, уничтожить религиозное неравенство, распустить регулярную армию. Какими путями реализовать эти планы, было, видимо, не совсем ясно самому автору этого эссе. Только в отношении одного пункта – уничтожения национального долга – Шелли внес нечто, напоминающее реальное предложение. Он справедливо считал, что этот долг, лежащий тяжким бременем на трудовой Англии, – результат многочисленных войн, которые вело правительство, идя вразрез с интересами народа.
Между тем Перси продолжает утолять свою жажду прекрасного, почти ежедневно посещая музеи Флоренции; он сам утверждал:
"Одна из главных моих целей в Италии – изучение на произведениях скульптуры и живописи законов и меры воплощения во внешних формах той идеальной красоты, которая нам кажется столь же сильной, сколь непонятной".
Утром 12 ноября 1819 года Мери родила своего четвертого и последнего ребенка. Перси Флоранс – так назвали мальчика – был очарователен, здоров и рос, как говорится, не по дням, а по часам. Мери, кажется, впервые за последние пять месяцев, минувших со дня смерти Уилли, улыбалась, она записала в своем дневнике: "Теперь я начинаю новый год – может быть, он окажется счастливей минувшего". Ей вторит Шелли, восклицая в письме к Ли Хенту: "Моему сыну пошел третий день, можете себе представить, какое это облегчение и успокоение для меня среди всех моих горестей прошедших, настоящих и будущих…"
11
Едва небосклон над головами несчастных супругов очистился, как его вновь запятнало нежданное грозовое облако – отчаянное письмо Годвина. 19 октября состоялся суд, обязавший Годвина выплатить ренту в размере 2000 фунтов за дом, который Годвин считал своей собственностью, свободной от ренты. Этот неожиданный удар поверг старого философа в полное смятение, кажется, никогда еще он не оказывался в таком безвыходном положении. Откуда он мог ожидать помощь? Конечно же, только от Шелли. Но собственные финансовые дела Шелли были таковы, что ему, например, пришлось обращаться к Ли Хенту со следующей просьбой: "Кажется, в нынешнем году истекает срок счета за мое и Ваше фортепиано. Вы, конечно, знаете, что я совершенно не способен использовать свое пребывание за границей, чтобы скрываться от справедливого долга, да еще такого долга. Но у меня нет денег на немедленную уплату – не могли бы Вы попросить об отсрочке?" Поэтому неудивительно, что Шелли не решился взвалить на себя новые долги и, скрепя сердце, в первый раз отказал Годвину в помощи: "Я передал Вам за несколько последних лет сумму, составляющую значительное состояние, которого лишил себя… эти деньги вполне могли бы быть выброшены в море. Если бы эти 4 или 6 тысяч фунтов были у меня в руках и я положил бы их на Ваше имя или управлял ими по доверенности на Ваше имя, тогда я действительно стал бы Вашим благодетелем. В данном случае большая часть вины лежит на человеке зрелого возраста, большого опыта и глубокого интеллекта, чем на опрометчивом юноше".