Чтобы не отрывать настоящих художников от их соцреализма, местный ресторанный мазила встал на стремянку и, не мудрствуя лукаво, пририсовал последнему китайцу темные очки, моментально превратив его в слепого.
Еще ранее, во время борьбы с алкоголем фужеры, находящиеся в руках у некоторых участников этой потрясающей пьянки, были заменены на национальные флажки, а бутылки на столе - на блюда с теми же помидорами.
Последний штрих внес новый директор ресторана, узнавший из газет о предстоящем отделении некоторых республик. Он приказал удалить все национальные признаки, а на флажках нарисовать нейтральные олимпийские кольца.
В результате на фреске оказались изображены тридцать человек в бесформенной одежде, видимо, имевшие какое-то отношение к спорту, плюс один стройный симпатичный слепой, напрягший длинную руку, чтобы выдернуть своего визави на другую сторону.
Все они нагло улыбаются и жадно поедают помидоры за громадным правительственным столом.
Поглядывая на фреску и оркестр, комиссия мощно "в два горла" жрала халявный коньяк, не забывая с глубокомысленным видом рисовать на листках чертиков и многозначительно переглядываться.
Бойкий высокий бас-гитарист, кривясь от отвращения, объявил следующую композицию: композитор Мишель Легран - "Шербурские зонтики".
И тут еще раз мельком взглянув на слепого с длинной рукой, я мгновенно вспомнил, где и когда я видел этого интересного басиста.
Было это четыре года назад. Не знаю, уж каким ветром меня тогда занесло в кабак гостиницы Ленинградская, кажется разнашивал новые джинсы или еще что.
Одним словом, сижу в огромном зале, заказал что-то коричневое, ковыряюсь. Времени около семи часов. Опытным взглядом окинув подготовленную сцену, чувствую - сейчас появятся музыканты. Народ уже почти готов. Слева пристроилась компания лиц кавказской национальности с тремя пышными блондинками. Мужчины - ничего себе - средних лет, но вполне симпатичные. У всех троих на обеих руках часы надеты "Ролекс", величиной с кулак.
Я прямо позавидовал, но вспомнил, как однажды приехали мы в Тбилиси на гастроли. Тбилиси весной - просто заглядение. Кругом: шашлыки, вино, знаменитое кавказское гостеприимство. Каждый второй - князь; у меня до сих пор штук десять визиток лежит: князь …адзе, князь …швили. В общем гастроли прошли великолепно. А в последний день я отправился коньяк покупать.
Мой непьющий отец просил меня привезти в подарок его другу. Ну, выяснил я у знакомых, где погребок винный поколоритней и пошел.
Действительно, подвальчик, как с картины Пиросмани: из стен старые бочки торчат, на полках старинные бутылки, а за прилавком дядька стоит с такими усами, что Семен Михайлович Буденный мог бы у него служить разве только ординарцем.
Я коньяк не очень люблю и плохо в нем разбираюсь, поэтому решил купить самый дорогой. Шарю глазами по наклейкам: ага, вот он - КВ (аж 24 рубля).
Подаю деньги, а продавец спрашивает:
- Тэбэ сам пить или в подарок? - В подарок, - говорю.
- Тогда, давай двадцать сэм рублей.
Ну, думаю, здесь законы свои (чай, не у себя в Москве), покорно добавил еще трешку.
Продавец достает из-под прилавка тазик с водой и тряпку, в три секунды смывает старую этикетку и, достав жестом фокусника из своей огромной кепки новую, приклеивает ее на ни о чем не подозревающую бутылку.
Я читаю: КВКВВККВ, то есть, марочный-распромарочный, пулеводонепроницаемый, противозачаточный.
Этот отцов друг у меня потом в ногах валялся, все благодарил и пятьсот рублей всучить собирался.
- Не надо, - говорю, - это ж подарок. Так вот и часы те, наверное, из того же подвальчика. Но бабы-то, точно, настоящие - наши, наравне с мужиками коньяк хлещут и в спор с ними вступают, у кого золотых зубов больше. Одним словом, для музыкантов уже пора.
Наконец, появляется группа людей в строгих черных костюмах и очень темных очках. Они выходят из-за сцены гуськом, аккуратно придерживая друг друга за одежду и другие части тела.
Музыканты на ощупь расползлись по сцене, недолго поиграли в жмурки с микрофонами, вперед выдвинулся высокий, ладный слепец с бас-гитарой и глубоким, свойственным, наверное, только людям, лишенным зрения, голосом сказал мимо микрофона: "Раз, два".
Потом, гомеровским, величественным жестом все-таки проверил наличие микрофона около своих разговорных органов и с потрясающим душу и карман трагизмом обратился к благородной публике:
- Добрый вечер, уважаемые москвичи, а также гости столицы! Для вас выступает вокально-инструментальный ансамбль Всероссийского общества слепых, - затем немного помедлил, не решаясь объявить название.
Я мысленно объявил в голове конкурс на хорошее название типа "Светлячок", "Горизонт", "Рассвет" и т. д., но басист, решивший не искушать судьбу, продолжал:
- Желаю вам приятного вечера, мы выполним все ваши пожелания, но обратите внимание - вот вы здесь сейчас сидите, едите, пьете, вам хорошо. Для вас сейчас светлый день, а для нас, - он сделал трагическую паузу, щелкнул пальцами и оркестр грустно грянул:
- Темная ночь, только пули свистят по степи…
Это было так неожиданно, что по залу прокатился стук Попадавших приборов, некоторые посетители, вытирая слезы, полезли за деньгами.
Впрочем пели музыканты достаточно стройно, хотя и очень жалостливо, при словах "как я люблю глубину твоих ласковых глаз" они сделали паузу и, для того чтобы не оставалось никаких сомнений, одновременно показали на то место, где у зрячих бывают глаза.
Последующий репертуар группы представлял из себя просто-таки справочник окулиста: "У любви глаза зеленые", "Посмотри в глаза", "Ах, эти черные глаза", "Очи черные" и даже окулистическо-арифметическая песня "Три миллиона людей замечательных - шесть миллионов задумчивых глаз".
Через некоторое время внимание посетителей было привлечено странной процессией.
Двое неопрятно одетых представителей мужского пола, сильно напрягаясь, тащили крепкий канцелярский стул. На стуле с будничным выражением лица восседал крупный молодой мужчина в ярко-синем костюме и унтах. Он, видимо, был очень тяжелым, потому что носильщики громко кряхтели и с шумом и свистом вдыхали и выдыхали сигаретный воздух ресторана. Правда, возможно, дыхание хм затрудняли крупные денежные купюры, торчащие изо рта.
Мужчина на стуле бровями указывал повороты, выбирая удобный столик. Немного позади шли еще пятеро тоже неслабых хлопцев.
Драгоценный груз был отгружен недалеко от меня, и компания заняла два стола у окна, неподалеку от оркестра, а носильщики умчались в поисках нового седока.
Официанты бросили всех остальных клиентов, мгновенно сорвали с обоих столов таблички "Занято" вместе со скатертями, и в мгновение ока на новых белоснежных скатертях оказалось выставлено все лучшее и дорогое из арсенала и закромов заведения. Причем один стол был безалкогольным, и трое усевшихся за ним типажей по внешнему виду отличались от первых трех мужиков, возглавляемых наездником в синем костюме.
Довольно быстро выяснилось, что троица за "пьющим" столом - это не то геологи, не то топографы из Якутии, не выезжавшие в отпуск лет тридцать и гуляющие теперь "от вольного". А за более скромным столом сидели таксисты, катавшие этих орлов по столице, каждого на отдельной машине, чтобы тесно не было.
В этот момент после небольшого перерыва на сцене, на ходу дожевывая и вытирая губы, вновь появились музыканты. Вели себя они на этот раз более уверенно и бойко постреливали из-под очков по сторонам пустыми глазницами. Кавказско-блондиночная компания тут же заказала "Тбилисо", причем басист-руководитель легко, видимо, на ощупь, отличил "чирик", который ему под видом четвертака пытался втюхать ушлый потомок "витязя в тигровой шкуре".
Говорят, что у незрячих людей сильно обостряются другие чувства: осязание и особенно слух. Только этим можно объяснить поспешность, с которой ловкий басист кинулся, вытянув руки вперед, к якутскому столу, гениально расслышав в этом шуме, как главарь геологов-топографов негромко щелкнул пальцами.
Один из секундантов "синего костюма" сунул басисту комок денежных знаков и что-то сказал. Тот, подобострастно изогнувшись и приставив ладонь к уху, как это делают не слепые, а глухие, внимательно выслушал заказ.
После короткого совещания оркестр заиграл нечто невообразимое: гитара издавала какие-то мяукающие звуки, синтезатор умело ей вторил, и хотелось, схватив ритуальный бубен, пойти вприсядку вокруг чума.
Танцевать под эту музыку с партнершей можно было только будучи сильно пьяным, а южане, плотно обхватившие перекисноводородных красоток, настоящей формы еще не набрали. Поэтому, потоптавшись по инерции еще пару тактов, они отошли в сторону и заказали "Тбилисо". Почти сразу же басист еще раз сбегал к апологетам таежной музыки и, получив комок и пожелание "нанайскую", прервал "Тбилисо" на самом интересном месте.
Далее события развивались во все убыстряющемся темпе. "Нанайскую" сменяла "Тбилисо", "Тбилисо" - "нанайская".
Один из приближенных унтоногого встал рядом с оркестром (большим комком денег) и все время отщипывал от него порции, тут же перебиваемые южанами таким образом, что пока половина музыкантов еще доигрывала "Тбилисо", другая половина уже распрягалась в нанайской теме и наоборот.
Оркестр вошел во вкус, и с каждым новым заходом нанайская звучала все увесистее, хотя ясно было с самого начала, что топографов удовлетворило бы любое качество, лишь бы не слышать "Тбилисо"-
Музыканты разгорячились и, похоже, начали прозревал один за другим, - а еще говорят, что чудес не бывает.
А потом случилось невероятное: у сынов юга вроде бы кончились деньги, они отказались от борьбы, и впервые за сегодняшний вечер "нанайскую" доиграли до конца, хотя конец и не отличался ничем от начала или середины.
Представитель геологов сходил за новым комком и, чтобы не рисковать, заказал "нанайскую" семь раз подряд. К этому моменту весь зал, закатив глаза от шампанского, раскачивался из стороны в сторону, включая и любителей "Тбилисо".
Тут-то и появился вежливый милиционер, пожелавший узнать, что тут происходит, и обратился с этим вопросом к виновникам таежного торжества.
- Володь! Пойди выясни, - сказал главшпан одному из своих, и тот дал милиционеру увести себя в неприметную дверь в дальнем конце зала.
Весь кабак праздновал падение наглых пришельцев. Грузины (им уже прислали деньги из дома) тотчас же заказали "Тбилисо", "Сулико", "Лезгинку", "Кабардинку", "Грузинку" и грудинку и лихо плясали все это парами и сольно. К ним радостно присоединились остальные посетители.
Веселье длилось не очень долго. Минут через пять в зал на стуле въехал Володя, и в леденящей тишине прозвучал его звонкий, окрепший на таежных просторах голос: "Нанайскую!"
Жизнерадостный басист-руководитель уже не просто играл, он пел сложнейшую национальную мелодию с уместным использованием горлового пения и имитацией крика диких нанайских зайцев. Не обделила все-таки природа слепых другими талантами…
Тут мои воспоминания прервал Лешка, сунувший мне под нос для ознакомления свой листок с чертиками. Я честно подрисовал туда еще одного и вернул.
- Полностью согласен, - сказал Лешка, - но есть некоторые нюансы.
Басист выглядел почти точно так же, как и в нанайскую эпопею, только волосы немного отрастил да был без темных очков. Видимо, те бешеные геолого-кавказские деньги, которые он заработал тогда за каких-то полтора часа, позволили ему сделать дорогостоящую глазную операцию где-нибудь в Лондоне или Кейптауне, возглавить коллектив зрячих музыкантов и поглядывать теперь орлом то на комиссию, то на часы.
За неполных четыре песни комиссия полностью очистила подарочный стол, а дозаказывать за свои деньги не позволяла профессиональная этика, что ж, пора было закрывать лавочку.
Григорий Михайлович Шлагбаум жестом остановил музыку.
- Ну, достаточно пока. Какие будут мнения, товарищи? И, вспомнив марочный армянский коньяк, добавил:
- По-моему, убедительно.
Комиссия закивала, но Трофим Николаевич Лукомцев, человек опытный, наевший живот не на одном поколении ресторанных исполнителей, встал и, достаточно сурово глядя на уже начавших было улыбаться музыкантов, сказал:
- Есть несколько замечаний.
Трофим Лукомцев был бойцом 1-й Конной, точнее ветеринаром, почетным пожарником, а нынче заместителем директора по организационной части. Кроме того пожилым и почти совершенно глухим человеком, но замечания высказывал каждый раз, чтоб служба медом не казалась и для подготовки почвы для следующих прослушиваний.
Из музыкантской культуры он знал только слово "фортепиано", делил его на две равные части и довольно сносно ими оперировал.
- У меня пожелание к вашему органисту, - сказал Трофим, поглядывая на своих неряшливых и каких-то уж особенно уродливых чертиков. - На вашем месте во 2-ой композиции, где-нибудь в 16-м такте, я бы все-таки сыграл эдак, знаете, "форте", а вот уж в 3-ей, после 20-го такта, там, пожалуйте, "пьяно"!
Гитаристы начали в ужасе озираться в поисках органа, которого в их составе не было.
Лукомцев, рассердившись, повысил голос:
- Ну, что вы молчите, я же к вам обращаюсь, - почти крикнул он не обращавшему никакого внимания на происходящее бармену, красивую кофейную машину которого он принял за электрический орган, а спокойные движения по протиранию стаканов за искрометные клавишные пассажи.
Гитаристы, еще не пришедшие в себя попытались было что-то сказать:
- А мы… а у нас орга-а…
И вот эта последняя "а" получилась какой-то сдавленной, потому что глазастый басист ухитрился одновременно наступить им на ногу.
- Я ему, Трофим Николаевич, сам все время это говорю. Он у нас такой болван непонятливый. Разберемся, в крайнем случае, уволим.
- Ну, зачем же так круто, - смягчился Трофим, - парень-то способный. А в общем и целом прилично.
- Я вот тут вам пакетик собрал на дорожку, - сказал басист.
- Достойная программа, - сказал Лешка.
- Желаю творческих успехов, - сказал Гришка.
- Растет молодежь, - сказал Трофим Николаевич Лукомцев.
- Ах вы, мерзкие твари, слякоть отвратная, - сказал я шепотом.
- А ну, пошли все к чертовой матери, убраться не дадуть, - сказала уборщица с ведром, - и ходють, и ходють, и топчуть, а некоторые напокупляют машин и на них ездивают.
Бой с пьянством
Раз пасмурным утром
С отравленным нутром,
Разбужен трубой боевой,
Поднявшись с постели,
В начале недели
Я вдруг объявил пьянству бой.
И бой принимая,
Оно собирает
Своих новобранцев в полки.
Надели пилотки
Ликеры и водки
И силы у них велики.
Но я в окруженьи
И в изнеможеньи
Все ж крепость свою не сдаю.
И, может быть, странно,
Но крепче нарзана
В осаде напитков не пью.
Упорно хотели
Меня "Ркацители"
Настроить на алкоголизм,
Но старый рубака,
Я поднял в атаку
Охоту и водный туризм.
Из одеколона
Мне пьянство заслоны
Пыталось выстраивать в ряд.
Я от политуры
Отбился брошюрой,
Что спирт - это в сущности яд.
Набрав быстро форму,
Я трезвость как норму
В своем поведеньи избрал,
Как трезвенник пылкий,
Я даже бутылки
Все те, что купил, уже сдал.
Как все дуэлянты
Я пил только фанту,
Чем вызвал у пьянства испуг,
Но зная законы,
Оно павильоны
Для пива воздвигло вокруг.
Запретным ударом
Оно "Солнцедаром"
Пыталось свалить меня с ног,
Считая потери,
Ломилось мне в двери,
Но я не пустил на порог.
В гранаты из виски
И в мины из "Плиски"
Уж вставлен был пьянством запал,
Но выстрелом гулким
Лесные прогулки
Себе я в актив записал.
А пьянство ретиво
Армянским разливом
Пыталось меня доконать,
Пустилось, к примеру,
На крайнюю меру,
Чтоб после семи продавать.
На хитрость пускалось
И маскировалось
Стаканом воды на жаре,
То другом по школе,
То силою воли,
То свадьбой в соседском дворе.
И в маски рядилось
И тем становилось,
К чему я давно уж привык:
То сладкой наливкой,
То винной подливкой,
То рюмкой КВ под шашлык.
Оно крыло матом,
Но я был солдатом,
Ему это не помогло,
И пьянство со стоном,
Дыхнув самогоном,
На бранное поле легло.
Мне, правда, не дали
За подвиг регалий,
Не дали медаль - ну и пусть!
С друзьями подъеду
Отметить победу
И там почти точно напьюсь.
КРЕПЧЕ ЗА ШОФЁРКУ ДЕРЖИСЬ, БАРАН
"В нашем парке Вы можете покататься
верхом, на тройках, четверках, пятерках
или "шестерках" с "одиннадцатым" двигателем."
(объявление)
Все знают, что приобрести в наше время машину честным путем может или жулик, или академик. Я, не будучи ни тем ни другим, насобирав денег в долг, все-таки совершил этот мужественный поступок. Следующим действием была поездка на станцию ТЕХобслуживания, чтобы втереться к ним в доверие и пролезть в вожделенную категорию ТЕХ, кого действительно обслуживают. Несколько дней я курил со всеми работниками снизу доверху, подавал инструменты, бешено ругался матом, весь измазался, обедал, играл в подвале в настольный теннис, но лишь на девятый день удостоился полного доверия и был послан мастерами за водкой. Легче верблюду пройти в игольное ушко, чем автовладельцу в царствие слесарное.
С тех пор мастера станции присутствуют на моих днях рождения, сидят на лучших местах на наших концертах, и если я соберусь крестить своих будущих детей, то крестным отцом будет приемщик или начальник арматурного цеха.
Расслабляться нельзя ни на день. Даже если ваша машина ездит, и пока еще все в порядке, нужно позванивать на станцию или домой к мастеру, заезжать "по дороге" или не "по дороге", баловать свежими анекдотами, продуктами, сигаретами, пивом и воблой, то есть всячески напоминать о себе. Тогда не исключена возможность, что в случае какой-либо поломки автомобиль все-таки починят, а не заставят ждать своей очереди на ужасных ОБЩИХ основаниях.
Добротный, но не обладающий большими средствами автолюбитель выдает своих дочерей замуж за работников автосервиса, переселяется на одну с ними лестничную площадку, а в идеальном случае к концу жизни сам устраивается работать на станцию, хотя бы на полставки.
Сегодня 14 марта. Неделю назад я отволок на сервис свою колымагу, в ней сломалось ВСЕ. Не само собой, конечно, сломалось, а я сильно помог.
Ехал как-то поздно вечером в районе развилки по Варшавке, там, где трамвай петлю делает. Находился в глубокой, глубокой задумчивости - все думал, стоит выпивать "за рулем" или нет? И не заметил, как врезался в трамвай. Не очень сильно врезался, но испугался и стал убегать. Повернул налево, затем направо и опять врезался в трамвай - там их как собак нерезаных. Но оказалось, что в тот же самый: он там "петлю" делает. Тут уж остановился совсем, а из трамвая вагоновожатая женщина вылезает, чуть не плача: "Я, что, - говорит, - Вас чем-то обидела?!"
Короче, дальше неинтересно, но машину пришлось на серьезный ремонт ставить.