Усадил в кресло и вызвал мастера. Только парикмахер намылил бороду, я начал тут же клевать носом. Пришлось будить меня толчками, чтобы не порезать. Но вскоре этого не понадобилось. Началась жестокая и длительная бомбежка порта, от которой дрожала земля, и это передавалось на корабль. Противное состояние, когда у тебя половина бороды сбрита, а ты должен ожидать под бомбежкой конца процедуры. Владимир Яковлевич стоял у дверей и, чтобы скрасить мое бедственное положение, докладывал об очередном разрыве бомбы в порту и его результатах. Когда закончилось бритье и я вышел на палубу, взорвалась бомба в складе угля. В небо поднялось огромное облако угольной пыли. Оно заволокло весь порт. Когда пыль осела, она покрыла толстым слоем все рядом стоявшие транспорты.
Но ни одного попадания в корабли не произошло. Наш зенитный огонь не позволил снижаться самолетам противника и бомбить прицельно. Выручил и сосед, командир Тендровского боевого участка полковник И.Р. Хвескевич. В те дни для прикрытия Тендры и проходивших кораблей там на узенькой песчаной косе флотские авиационные инженеры устроили примитивную взлетно-посадочную полосу. Корабли доставили туда горючее. На аэродром посадили эскадрилью истребителей И-153. Самолеты не бог весть какой мощи – биплан образца 1937 года, едва догонял "юнкерса" и только пулеметы имел. Но люди на них отчаянные и, не задумываясь, бросались на "мессеров".
Еще на рассвете Иван Романович прислал мне радиограмму: высылаю два И-153 для прикрытия порта. Не ахти какой зонтик, а все-таки вместе с зенитками они атаковали 10–88 и сорвали прицельное бомбометание. А второй радиограммой Хвескевич совсем порадовал: истребители будут прикрывать порт непрерывно. Вот это и называется войсковое товарищество!
Вчера адмирал Кулишов утвердил предложение штаба о порядке отхода командования армии и базы с нашего ФКП в порт и выхода в море. Мы уходим с ФКП после того, как последний солдат армии покинет порт. Это ориентировочно после 3.00. Командование армии уходит в Севастополь сразу, а базы – после осмотра порта до 5.00. Генерал Петров согласился с этим.
В полдень я пригласил в штаб командиров "охотников" старших лейтенантов С. Гладышева и Г. Акимова. Их катера назначены для перехода командования армии и базы в Севастополь. В конце инструктажа приказал им к 22.00 ошвартоваться у Платоновского мола, причал № 14, и ждать нашего прихода.
По приказанию командира базы в 15.00 я провел повторный инструктаж капитанов и командиров конвоев, в том числе и только что пришедшего капитана "Чапаева" А.И. Чиркова. Из Севастополя прибыли десять "охотников" – их прислал командир ОВРа Главной базы контр-адмирал В.Г. Фадеев. Это большая помощь для нас. Теперь их у нас более двадцати пяти. Командиры "охотников", в том числе и вернувшиеся из дозора А. Разумный, А. Пожидаев, Г. Саратовцев во главе с Б. Винцюном, также были вызваны на инструктаж, в ходе которого обсуждались возможные варианты выполнения задачи в случае задержки подхода войск и в связи с этим выхода конвоев, в случае попадания бомб и снарядов в транспорт при стоянке в порту и необходимости пересадки людей на другие суда. Командиру эсминца "Шаумян" приказано с наступлением темноты начать буксировку поврежденного бомбой теплохода "Грузия" с ранеными.
Было дано новое важное указание. Конвои – транспорты и их охранение – следуют полным ходом, быстроходные обгоняют тихоходных. Им запрещалось оказывать друг другу помощь даже в случае повреждения. Не разрешалось брать друг друга на буксир и заниматься спасением людей с гибнущих судов других конвоев. Да, таковы суровые требования военной целесообразности и военно-морского искусства: можно во время спасения и буксировки потерять от ударов противника и другое судно. В Первую мировую войну немецкая подлодка, утопив один крейсер, по очереди поразила торпедами и два других, занимавшихся спасением людей. Были потеряны не один, а три экипажа.
Задачу спасения терпящих бедствие командование базы возложило на боевые корабли, не занятые непосредственным охранением судов: на эсминцы и тральщики, на вспомогательные суда, в том числе на три мощных буксира СП-13, СП-15, СП-18 и "Меркурий" с аварийно-спасательной техникой, которым надлежало следовать в конце колонны всех конвоев. Мы распрощались и пожелали друг другу счастливого плавания.
В 17.00 командир базы встретил на ФКП командующего армией Петрова, члена Военного совета армии Кузнецова, начштарма Крылова и их опергруппу: операторов, связистов и артиллеристов. Так как связисты заранее готовили связь с дивизиями, то командование армии тотчас и приступило к управлению войсками с нашего, теперь уже совмещенного, КП.
Петров позвонил командиру правофланговой 421-й дивизии полковнику Коченову:
– Вы поняли, что вам на два часа позже?
Крылов пояснил: восточное направление опасное, от рубежей до порта близко. Чтобы противник, прорвавшись к порту, не создал помехи трем западным дивизиям, решено 421-ю, кроме Погранполка, задержать на рубежах на два часа.
Из порта шли доклады, что погрузка тылов и техники дивизий задерживается. Я проскочил в порт поторопить армейских товарищей и проверить флотские дела. Комендантов посадки дивизий – Северина, Ильича, Булаховича и Морозова застал у своих транспортов. Рядом с ними телефоны и радисты с рациями для связи со штабами базы и О В Ра. Все транспорты точно, как предусмотрено планом, стояли у своих причалов. Рядом с ними катера-охотники, предназначенные для охранения на переходе, а командиры конвоев в контакте с капитанами судов.
В Практической гавани для арьергардов 95-й дивизии стояли корабли отряда Державина: тральщики "Егурча" и "Сарыкамыш", шхуны и катера, способные поднять две тысячи человек. В Нефтяной гавани для арьергардов 421-й дивизии были сосредоточены корабли отряда Гинзбурга: канлодки "Днестр" и "Буг", тральщик "Советская Россия", шхуны и катера. Они также поднимут 2000 человек. В Новой и Карантинной гаванях стояли буксиры СП-13 и СП-15 и тральщики Леута для доставки арьергардов 25-й и 2-й дивизий на крейсера.
Я уже давно заметил: чем сложнее обстановка, тем собраннее становятся люди. Не пришлось делать кому-либо замечаний – все поступали правильно. Конечно, у более дисциплинированных и организованных командиров и начальников, у тех, кто еще до войны слыл строгим, дела шли лучше.
Когда я вернулся на ФКП, там находилось командование эскадры – Владимирский, Семин, Андреев. Их уже ознакомили с последними уточнениями планов армии и базы – порядком отхода и посадки войск, их прикрытием, выходом конвоев. Предполагалось посадить на крейсера по 2000 человек на каждый. Начштаба эскадры Андреев приказал командирам крейсеров выслать в гавани баркасы для перевозки людей. В связи с тем что транспорты не сводятся в один конвой, а каждый следует самостоятельно полным ходом в охранении "охотников", всякое управление ими в море в смысле перестроений и тем более уменьшения их скоростей исключалось. Было оговорено, что командование эскадры не вмешивается в действия конвоев на переходе, а прикрывает их с рассветом, ориентируясь относительно сложившегося расположения. Предполагалось, что быстроходные теплоходы с наибольшим числом людей на борту окажутся в голове, их следует прикрыть крейсерами, а концевые тихоходы – эсминцами. Все потом так и было сделано.
Наступал ответственный момент отвода дивизий с рубежей. Командарм Петров и начштарм Крылов сидели в ожидании сообщений из соединений.
Телефоны зазвонили почти одновременно около 19.00. Командиры 95-й и 25-й дивизий генералы Воробьев и Коломиец и командир 2-й кавалерийской полковник Новиков доложили условным сигналом, что главными силами начали отход в порт на посадку. А еще через полчаса донесли, что все идет по плану, небольшие ночные атаки противника отбиты батальонами прикрытия. Вскоре и комдивы, оставив на позициях арьергарды для прикрытия, со своими штабами отбыли в порт на посадку. Звонит комдив 421-й:
– Погранполк ушел в девятнадцать ноль-ноль. Морские полки начнут отход позже. Сам отойду с арьергардами.
Другие комдивы отходили с главными силами. Ну что ж, восточное направление опасное, пусть комдив Коченов отходит с арьергардами, ему виднее. Командарм соглашается с таким порядком действий.
Все четыре дивизии в движении к порту. Ждем звонков из порта о подходе частей на посадку. Но до этого почти два часа, и, чтобы снять напряжение и скоротать время, Кулишов пригласил командование армии поужинать. Мы с Крыловым переглянулись и, отпросившись у начальства, отправились к себе. Если штаб хочет быть всезнающим, он должен быть постоянно бодрствующим.
Только Николай Иванович закончил разговоры с командирами батальонов прикрытия, а я – с комендантами участков, как началась бомбежка порта. Это было в двадцать часов. Попаданий в корабли не было. А на причалах загорелись склады, и часть порта оказалась освещенной.
В связи с этим эпизодом приходилось после войны слышать и читать, что это была работа диверсантов, якобы проникших в порт для поджогов. Никакой вражеской мифической руки тут не было. Еще днем по плану Барбарина, одобренному штабом базы и утвержденному Кулишовым, была продуманно организована охрана и оборона порта. На взгорье, нависающем над портом, в том числе и на Приморском бульваре, были выставлены секреты. Они исключали возможность диверсионного обстрела порта сверху. Вокруг портовой ограды и на его территории находились подвижные патрули. Если учесть, что в порту было огромное стечение народа, да еще при нашей обостренной бдительности, когда хватали любого подозрительного, то все это полностью исключало поджоги складов для "иллюминации". Не надо врага принижать, но и делать из него всемогущего тоже не следует. Всякий, кто выдумывает мифические диверсии, не только покушается на наши организаторские способности, но и возвышает врага, делает из него героя. Наш противник не был способен на подобные героические дела.
Еще не истекло время для подхода дивизий, а в 20.50 зазвонил телефон. Докладывал Барбарин:
– К воротам порта подошли части 25-й и 95-й дивизий.
– Ликвидированы ли пожары? – спрашиваю его.
– От попаданий бомб загорелись два склада, да работники порта раньше времени подожгли свою мастерскую, чтобы не досталась врагу. С пожарами покончено. Проверил охрану и оборону порта, бойцы бдительно несут службу.
Информирую Петрова и Кулишова об этом. Звонок от КПП ворот порта, докладывает майор Волошин:
– Подошла 2-я кавдивизия.
Звонит Барбарин:
– Погранполк прошел ворота – и с ходу на "Абхазию".
Все четыре дивизии головными частями подошли к порту. Петров и Крылов довольны.
А вскоре пошли доклады от комендантов. Первым позвонил комендант посадки 25-й Чапаевской майор Ильич:
– Начал посадку полков на "Украину" и "Курск", а на "Жан Жорес" скоро закончу.
Комендант посадки 2-й кавдивизии майор Северин сообщил:
– Начал посадку частей Новикова на "Чапаев".
Майор Булахович, комендант посадки 95-й дивизии, доложил:
– Началась посадка частей Воробьева на "Армению", "Калинин" и частично на "Восток".
С докладом к командарму прибыл комдив-95 генерал Воробьев. Стоя перекусил и заторопился в порт. Перед уходом сказал мне:
– Хочу уходить не с главными силами, а дождаться арьергарда.
Я написал записку командиру отряда кораблей, предназначенного для эвакуации батальонов прикрытия 95-й дивизии, капитан-лейтенанту П.И. Державину: "Принять на борт МО-119 генерала Воробьева и доставить его в Севастополь".
Получалось по-флотски: последними с одесской земли сходили командиры. Так поступили все комдивы Приморской армии: комдив-95 генерал Василий Фролович Воробьев, комдив-25 генерал Трофим Калинович Коломиец, комдив-2 полковник Петр Георгиевич Новиков. А комдив-421 полковник Григорий Матвеевич Коченов сразу спланировал свой уход с арьергардами из Нефтяной гавани. Все комдивы, отправив штабы с головными частями в Севастополь для организации выгрузки дивизий, сами остались в Одесском порту и покидали его между 3.00 и 4.30, когда их бойцов уже ни одного не оставалось в городе.
Только уехал Воробьев, звонок из Нефтяной гавани. Наконец-то. Докладывал комендант посадки 421-й дивизии майор Морозов:
– Морские полки Коченова начали посадку на "Котовский" и "Сызрань".
Все дивизии на всех участках начали посадку.
Заехавшим к нам комдивам Коломийцу и Новикову предложили в порт не ехать, а прямо с ФКП – это тупик Барятинского переулка – по тропинке с нашими провожатыми спуститься вниз. Через пять минут они будут у своих дивизий в Новой и Карантинной гаванях. Они так и сделали, избежав сложностей движения в потоке войск.
Воробьев, Коломиец и Новиков, прибыв в порт, сразу вошли в контакт с комендантами посадок и уже через четверть часа сообщали, что все идет по плану.
Командарм Петров и начштарм Крылов были постоянно в курсе всего происходящего. Вот они только что переговорили со всеми комдивами.
С 22.00 посадка войск шла полным ходом. Нам, ответственным за нее, не терпелось помчаться в порт. Но в том не было необходимости: там надежные люди, они знают, что и как делать, и с усердием выполняют свои обязанности. И все же Жуков не выдержал, не усидел на крейсере. Оставив за себя заместителя, он ушел на катере в порт – хоть одним глазком глянуть, как идет посадка войск, как ведут себя люди.
Звонит комендант посадки 95-й майор Булахович:
– На Военный мол прибыл адмирал Жуков. Обошел причалы, посмотрел посадку на "Калинин" и "Армению". Вот он подходит. Передаю трубку…
А я свою передал Кулишову.
– Удовлетворен организацией посадки войск.
Отрыв от противника прошел без осложнений, и прикрывать отход войск артогнем не имело смысла. Поэтому мы прервали стрельбу кораблей эскадры в Восточном секторе – побережем снаряды и пушки. Но уже успели создать у противника впечатление нашей активности: на месте мы, не уходим. А вот в Западном и Южном секторах береговые батареи Никитенко, Шкирмана и Куколева артдивизиона Денненбурга, которые придется подрывать, вели сильный огонь по позициям вражеских войск. И это не могло не создать впечатления, что советские части собираются наступать.
В 22.00 у Крылова зазвонили телефоны. Докладывали командиры арьергардных батальонов прикрытия: "Оставляем позиции, начинаем движение в порт, противник ничего не подозревает". Замысел об одновременном отходе войск и посадке их на суда в течение одной ночи осуществлялся успешно.
Боевой марш-маневр флота
Подходил час расставания с Одессой. Мы переживали эту печальную необходимость молча. Примириться с тем, что ты должен оставить частицу самого себя, оставить то, что свято для тебя, хоть ты и сделал все, чтобы надежно защитить город, было чрезвычайно тяжко. Но военная целесообразность диктовала свое, не признавая никаких эмоций. Надо было, и все тут.
В порту дела шли хорошо. Правда, мы планировали закончить погрузку артиллерии к 20.00, но на двух судах из-за маломощности их кранов ее затянули. Комендант порта Романов доложил, что армейские товарищи разбирают тяжелые орудия и грузят их по частям одновременно с посадкой войск. Петров и Кулишов похвалили их за находчивость.
На ФКП все с нетерпением ждали первого доклада о готовности судна к выходу. Кулишов и я уговорились не звонить комендантам посадки до 23.00, не нервировать их и не подгонять – время есть.
И вдруг в 21.30 звонит ответственный за посадку 25-й дивизии майор Ильич и докладывает:
– "Жан Жорес" закончил посадку, принял назначенные части, готов к выходу. Рядом со мной стоят командир Охраны рейдов Керн, капитан судна Лебедев и командир конвоя Милюков.
– Ждать "добро" от оперативного дежурного ОВРа на выход.
И я слышу, как Керн, получив "добро" от ОД ОВРа, передает командиру конвоя приказание на выход. В 21.40 вышел первый конвой. Началось. И началось хорошо.
Только мы порадовались успеху, вдруг докладывает рейдовый пост: "Вижу, выходят транспорты из Нефтяной гавани".
Как же так? Мы еще не получали оттуда докладов об окончании посадки. Командирам военных транспортов "Котовский" и "Сызрань" приказано возвратиться. Комендант участка посадки объяснил, что он встречал подходившие с фронта подразделения. Его помощник, посчитав подразделения, поднявшиеся на борт судов, как окончание посадки, сообщил об этом командирам транспортов. Те приняли это за "добро" на выход. Порядок восстановлен, и посадка продолжается. Но командир базы сделал за это исполнителям строгое внушение.
Звонит А.А. Барбарин с причала:
– "Абхазия" загружена артиллерией и тылами 421-й дивизии. Приняла Погранполк и батальон моряков. Готова к выходу.
В 22.00 вышел второй конвой.
В 19.00 буксиры вывели подбитую "Грузию", и в 23.00 эсминец "Шаумян" повел ее на буксире. А вслед вышел "Восток" с тылами и артиллерией 95-й дивизии и двумя с половиной тысячами бойцов на борту.
На войне бывает и смешное. Звонит Державин и трагичным голосом докладывает:
– Флагманский минер базы заминировал мой отряд кораблей в Практической гавани.
Я сразу понял, в чем дело. Флагмин Н.Д. Квасов руководил минированием гаваней и поторопился, раньше срока поставил мины в Практической, не глянув, что там стоят два корабля для арьергардов 95-й дивизии. Что же делать? Когда припрет, сразу найдешь выход. Передаю:
– Вручную перетяните корабли вдоль причалов к голове Военного мола. Где Квасов?
– Рядом со мной, я его пригласил отчитаться.
Сквернословия я не терпел и взыскивал за него с подчиненных – любителей соленого морского "фольклора". Но как хотелось тогда выругаться! Ограничился суровым разговором и спросил:
– Точно выдержали схему постановки? Есть "чистая" вода вдоль причалов, метров шестьдесят?
– Да.
– Вам лично находиться на мостике кораблей и консультировать командиров.
Через час Державин и Квасов доложили, что все исполнено. Конечно, я чувствовал и свою вину: все-таки надо было более четко проинструктировать флаг-мина, зная его характер.
Наступило 16 октября. Из Нефтяной гавани звонит комендант посадки И.А. Морозов и сообщает о готовности "Сызрани". В 00.55 она выходит с частями 421-й дивизии. В 1.45 вышел из порта теплоход "Украина" с частями 25-й дивизии. Командиры и капитаны Ребрик, Бададенко, Божченко, Половков искусно выводят свои корабли в море. В 2.00 капитан Труш вывел из порта "Курск".
Наконец в 2.30 звонит комендант посадки 2-й кавдивизии майор Ф.Ф. Северин.