Тогда я начинаю думать, что все мои страхи ненапрасны. Видимо, вереница призраков появляется не только во сне, но и когда я бодрствую, к тому же они приходят ко мне не такими, какими были в годы славы, а в возрасте, близком к смерти… Разве эта старуха, закутавшаяся в старую кашемировую шаль, – не Эмильена д'Алансон, соперница моей славы? Клянусь, это она – только не та красавица, какой я знала ее, а опустившаяся, больная… мертвая. Боже мой! Трудно выносить призраков времен славы, но видеть тех, что являются в облике старости и нищеты, – слишком жестокое испытание для такой старухи, как я. Я уже давно смирилась – как это ни обидно – с тем, что я никто, и мне почти удалось не волноваться, когда меня настигают воспоминания. Я не ожидала подобного наказания. Неужели это расплата за грешную жизнь, что мертвые являются ко мне и заставляют вспоминать их?
Я предпочла бы не уходить с балкона, но, оставаясь здесь, я не только буду объектом пересудов соседок, но и рискую простудиться. Кто бы мог подумать: Белла Отеро вынуждена сидеть на балконе, не в силах вернуться в комнату из страха перед призраком… Но этот голос – всего лишь плод больного воображения, я отказываюсь верить, что меня и в самом деле посещают мертвецы.
"[…] Вредные вещества от помета этих грязных птиц, клянусь вам, мадам Перно, это правда, я читала об этом в "Нис Матен". Это научно доказано. Верно я говорю, мадам Готье?"
Чушь. Что бы ни говорила эта невежественная соседка, глупо пытаться обмануть себя. Я знаю, что визит Мими не бред, а еще одно воспоминание. Вернее сказать, даже не воспоминание – им я всегда умела противостоять – это что-то другое, более тревожное. Я не знакома с этой дряхлой старухой, которая ждет меня в комнате. Я знала лишь Эмильену д'Алансон, очаровательно легкомысленную девушку, носившую монокль и умевшую заставить поклонников раскошелиться. Что нужно от меня этой старухе?
Скажи мне, Гарибальди, глупая птичка, что это твой щебет я принимаю за человеческий голос, что никого нет, кроме тебя, в комнате.
Наконец я решаюсь заглянуть внутрь – и действительно вижу ее. Это на самом деле Эмильена, но я едва ли узнала бы ее, увидев на улице. "Почему ты явилась в таком жалком виде, Мими? Я думала, вы, призраки, можете выбирать, в каком облике возвращаться в мир живых. К чему этот убогий вид?" И потом, не дожидаясь ответа, который, как я чувствую, мне лучше не слышать, я говорю, пытаясь придать голосу светский тон: "Мне сказали, что тебя нашли мертвой на скамейке в парке несколько лет назад, Мими. Это было неподалеку отсюда, в Монте-Карло, если мне не изменяет память. Потом я услышала об этом по радио и очень расстроилась… Но я не смогла приехать к тебе на похороны, дорогая. Ты должна простить меня, в тот день у меня были гости, и сегодня я тоже не могу тебя принять – жду визита. Это правда, клянусь тебе, ко мне. Придет настоящий гость у меня до сих пор остались друзья. Тебе лучше уйти. Ты же не хочешь предстать перед гостем в таком виде? Ты уйдешь, пообещай мне, что уйдешь".
Больше невозможно обманывать себя… Столько визитеров – и вовсе не из плоти и крови – в один день Сначала воспоминания детства, потом Джургенс, за ним Альберт, первый из моих коронованных любовников· после него – старик Кун, а теперь эта жалкая тень Мими д'Алансон. Бесполезно притворяться: это приближение смерти, Лина. Ведь говорят, что во время агонии перед человеком стремительно проносится вся жизнь, как на кинематографической ленте. Ты умираешь – ведь ты давно этого желала, разве не так? Это правда, но боюсь, что даже в этом мне не повезет. Прекрасно известно, что из этого мира так просто не уйдешь. Мои воспоминания не будут поверхностными и быстрыми, как у обычных людей: девяносто семь лет жизни обернутся долгой и мучительной чередой визитов, бесконечными раскаяниями, промахами и удачами, вспоминать о которых тяжелее, чем об ошибках или пороках. Всех ли своих любовников я увижу? Все ли губы, которые целовала? Придут ли мои враги? Придут ли друзья и просто знакомые? Невозможно… Это будет слишком длинная процессия…
И вот она передо мной – красавица Мими, озорница Мими. Ее появление так неожиданно и странно, но я не понимаю, почему она явилась в таком виде? Я не знала ее дряхлой старухой-опиоманкой, в которую она превратилась в последние годы жизни. Это несправедливо: незнакомая старуха никогда не была частью моей жизни, но ее появление похоже на предзнаменование. Уходи, Эмильена, я не знаю тебя.
Но старуха опять закутывается в шаль и бесцеремонно садится на мою кровать. Опиум и абсент сделали тусклыми ее некогда выразительные глаза. Должно быть, ужасно превратиться из малышки Мими, любовницы короля Бельгии Леопольда и Эдуарда VII, в старуху и умереть на скамейке в парке. Ma pauvreМими, лесбиянка и наркоманка, забытая всеми. "Я живу на Лазурном берегу, чтобы пользоваться единственным, что дается бесплатно: солнцем и его лучами, вселяющими в меня жизнь", – сказала ты в интервью несколько лет назад. Видишь? Хотя издалека, но я интересовалась твоей судьбой. Мне также известно, что тебя приучил к опиуму Жан Кокто. "Развлекаться, нужно развлекаться!" – говорил тебе этот мошенник, дабы ты составила ему компанию в этих похождениях, в которых он искал забвения… А теперь у тебя редкие волосы, зубы шатаются или вообще отсутствуют… Похоже, ты ждешь от меня чего-то. Но призраки не говорят, не раскрывают своих желаний. Даже если при жизни они любили клянчить, как ты, теперь будут сидеть неподвижно и не уйдут, пока не добьются своего, я хорошо их знаю. Ладно, давай сократим эту ненужную церемонию: скажи, что тебе нужно, Эмильена? Что может дать тебе почти такая же дряхлая и почти мертвая старуха, как ты?
"[…] Память… Понимаете, мадам Перно? (Опять вклиниваются голоса моих соседок; толстуха, сидящая слева, шлепнула себя по ляжке и показала пальцем Робеспьера на мой балкон.) Эта женщина добивается, чтобы ее помнили, она хочет оставить свой след в мире. Поверьте мне, все старые куртизанки так себя ведут. Они не могут смириться с тем, что их забыли, уж я-то знаю, читала об этом в "Нана". Прекрасный роман, я много плакала, когда его читала. Смотрите, на самом деле все очень просто: сейчас, когда старой Отеро осталось недолго жить, она решила запачкать весь дом голубиным пометом, чтобы оставить хоть такую память о своем бренном существовании. Ах, вы считаете это бреднями? Вы не прочли ни одной книги за всю жизнь – за всю жизнь! – мадам Готье, и ничего не смыслите в человеческой психологии. Но запомните мои слова: когда умрет эта напыщенная старуха, голуби все равно будут прилетать – это станет местью и ее наследством. Уверяю вас, мадам, у птиц есть свои привычки. Эти грязные твари будут по-прежнему летать вокруг нашего дома, напоминая нам о ней, и таким образом Белла Отеро будет жить до тех пор, пока не умрем все мы, кто знал ее и кто может рассказать о ее экстравагантных выходках. Теперь вы понимаете дьявольский замысел этой спесивой старухи?"
Это жизнь или звуки жизни – то, что опять слышат мои глухие уши. Там, внизу, сидят соседки и моя подруга Ассунта. Они тоже говорят о воспоминаниях. Глупые толстухи… Одно верно: я, как и любой другой человек, не умру окончательно до тех пор, пока все, знавшие меня, будут помнить мое имя. И для этого мне не нужны голуби. Что за глупость! Белла Отеро живет уже в книгах, посвященных ей, рассказывающих о жизни таких, как я и ты, Эмильена. Мы с тобой никогда не умрем до конца – это привилегия скандальной известности.
Старуха Мими встрепенулась. Она пытается о чем-то попросить, но только беззвучно шевелит беззубым ртом – призраки не могут говорить.
– Ты будешь жить в книгах, – повторяю я снова, увидев ее реакцию, – ты уже бессмертна.
Мими поворачивается к окну, но ее умоляющий взгляд обращен не к голубям: кажется, она смотрит куда-то вниз, на улицу. Нет, это невероятно! Что нужно Эмильене д'Алансон от моих толстых соседок? Внезапно меня озаряет догадка. Возможно, я ошибаюсь, но стоит попробовать.
– Ассунта, Ассунта Джованьини! – кричу я с балкона. – Поднимитесь ко мне немедленно.
Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Мими. Кажется, я угадала. В ее выцветших от опиума глазах, по крайней мере в том, который не закрыт моноклем (бывшим ее отличительным знаком в годы нашего соперничества), я увидела надежду на новое бессмертие.
Маленькое бессмертие
Ницца, 9 апреля 1965 года, то же время
Как объяснить Ассунте, моей доброй подруге, помогающей мне стелить постель и надоедающей мне расспросами, что сегодня ей наконец повезет и она из первых уст узнает историю куртизанки?
– Ассунта Джованьини! – кричу я. Она поднимает глаза. – Поднимитесь ко мне, Джованьини, сию минуту!
Говорят, у меня невыносимый характер, но в действительности я впервые зову ее криком. Она смотрит на соседок, перед которыми только что защищала меня, и те одновременно пожимают плечами, как персонажи пантомимы. "Получай, – будто говорят плечи толстухи, которая сопровождает каждое свое слово хлопком по ляжке, – твоя сумасшедшая старуха зовет тебя. Раз уж ты идешь к ней, воспользуйся случаем и поговори о голубях". Мадам Готье тоже пожимает плечами, и я представляю, как она говорит: "Сколько терпения у вас, мадам Джованьини, какой крест достался". Плечи мадам Перно, по-видимому, выражают нечто иное: "Хитрая Ассунта, ты, должно быть, уверена, что старуха Отеро богата, а то с какой стати ты позволяешь так с собой обращаться?…"
Мои заплывшие жиром соседки, должна признать в первый раз оказываются правы. Жаль, что я ничего не могу оставить в наследство моей доброй Ассунте. Клянусь, я отдала бы все, чем некогда владела, лишь бы кто-нибудь прогнал эту дряхлую и жалкую д'Алансон. Я замерзла и больше не могу оставаться на балконе, избегая встречи с призраком.
– Давай же быстрее! – снова кричу я и через несколько минут слышу, как открываются четыре замка, охраняющие дверь и подвластные только Ассунте.
После моей смерти им придется прибегнуть к ее помощи, чтобы вынести отсюда труп, и вездесущие журналисты будут засыпать ее вопросами: "Это правда, что вы были лучшей подругой знаменитой Беллы Отеро?" Обычно бывшая знаменитость, покинув мир живых, ненадолго, на период некрологов, выходит из забвения. "Расскажите, как она жила в последние годы? Говорят, она сошла с ума, разговаривала с призраками, с фотографиями на стене. Она открыла вам какую-нибудь тайну? Говорят, у нее был припрятан приличный капитал… Вы видели его?" Столько нескромных вопросов… Но, если только Ассунтой не завладеет желание прославиться, она сможет рассказать только одну историю, услышанную из первых уст. Историю даже не обо мне, а об Эмильене д'Алансон.
– Садитесь сюда, дорогая, – говорю я, указывая ей на то место, где находится старуха Мими. Призрак Мими отодвигается, чтобы освободить место живому человеку, и смотрит меня вопросительно: "Что ты делаешь?"
* * *
Но она прекрасно знает, что я делаю. Призраки – все равно что восставшие из гроба мертвецы, и их можно успокоить единственным способом – так же, как и души в чистилище, – поминовением. Моя толстая соседка там, внизу, уже говорила – или мне просто послышались эти правильные слова, что мертвые не умирают окончательно, пока не уйдет из жизни последний знавший их человек. Для Мими этим человеком стала я, но мы обе знаем, что и мне осталось недолго. "Ты довольна, дорогая? – спрашиваю я ее. – Поэтому ты явилась ко мне в таком жалком виде, верно? Ты всегда была ужасной эгоисткой и не брезговала никакими уловками ради достижения своей цели. За этой услугой ты пришла ко мне. Ты хочешь, чтобы и после моей смерти ты осталась в чьей-нибудь памяти. Хорошо, дорогая. Души в чистилище жаждут, чтобы их поминали молитвой, а такие, как ты и я, предпочитают маленькое бессмертие, хотя бы в скандальных сплетнях. Почему бы и нет?"
– А теперь, Ассунта, слушайте меня внимательно. Я расскажу вам давнюю историю, – говорю я, прежде чем моя соседка приступает к ритуальным вопросам: "Мы хорошо себя чувствуем? Что случилось? Нам приснилось что-то плохое во время сиесты?…"
Однако на этот раз Ассунта, похоже, не собирается задавать риторических вопросов. Она молча садится на мою кровать, сложив руки на коленях, как девочка, чувствующая, что ей наконец дадут давно обещанную конфету. Ассунта медленно раскачивается из стороны в сторону, вся обратившись в слух. Кажется, она чувствует себя очень комфортно на моей кровати, плечом к плечу с грустной тенью бывшей красавицы Мими д'Алансон и я спрашиваю с надеждой:
– Вы замечаете чье-нибудь странное присутствие?
– Вовсе нет… – удивленно отвечает Ассунта.
Мими смеется, опять показывая свой беззубый рот, где некогда были безупречно красивые зубы. "Ты всегда отличалась большой ловкостью, – говорю я ей, а потом добавляю: – Ты выиграла, и получишь свой маленький кусочек бессмертия. Я расскажу этой доброй женщине самую известную историю об Эмильене д'Алансон, лучше всего показывающую превращение бедной девушки, родившейся в грязной комнате привратника на рю Де Мартир, в самую восхитительную женщину Франции. Когда я закончу мою историю, ты получишь маленькое место в мире живых, которого так жаждешь. Можешь быть уверена, что до тех пор, пока молодая Ассунта не окажется под землей, ты будешь жить в памяти смертных. Подумать только: хозяйка небольшого провинциального ресторанчика станет последним человеком, кто тебя помнит! Как мало тебе нужно теперь, Эмильена, а ведь раньше ты была ненасытна…"
– Я рассказывала вам когда-нибудь об Эмильене д'Алансон, с которой я делила благосклонность нескольких монархов, дорогая? – спрашиваю я Ассунту без предисловий, и она в нетерпеливом ожидании беспокойно ерзает, будто моя кровать колет ее. Наконец-то настал час сенсационных признаний, когда она узнает все подробности жизни Беллы Отеро. Несомненно, именно об этом она думает, но произносит только:
– Эмильена Кальсон?
– Д'Алансон… – повторяю я, глядя на Мими, взгляд которой будто говорит: "Видишь, как я была права, что пришла. А могла бы умереть навсегда: всего несколько десятилетий, как меня нет в этом мире, я уже никто не знает, кто я такая", – Не упрямьтесь, дорогая, конечно же, вы слышали об этой необыкновенной женщине, – настаиваю я, чтобы не вдаваться в подробности жизни Мими и сделать более коротким мое заклинание.
Но, к сожалению, Ассунта никогда не слышала этого имени, и мне придется рассказывать с самого начала. "Sc transit gloria mundi,– говорит Эмильена. Она была самой необразованной из нас, "трех граций", но теперь, по-видимому, выучила латынь в аду.
– Хорошо. И?…
Это спрашивает не д'Алансон, а моя добрая Ассунта, которая хочет, чтобы я наконец начала рассказ. Она скрещивает руки на груди, приготовившись слушать длинную историю.
– Хотите увидеть фотографию героини? – спрашиваю я, чтобы избежать описаний, и показываю ей хранящийся у меня снимок Мими, на котором она изображена с моноклем и в очаровательном тюрбане из индийского шелка.
Ассунта смотрит на фотографию и говорит, что женщина вовсе не кажется ей красивой, к тому же она толстая.
– Тогда были другие вкусы, дорогая, – возражаю я, – в то время она считалась необыкновенной красавицей. Иначе не достигла бы таких высот, – говорю я и добавляю, скорее для Мими, чем для Ассунты: – Мы довольно неплохо ладили с ней, хотя и были соперницами. – и теперь уже прямо обращаюсь к ней: – Не так ли, ma belle? Возможно, потому, что ты была влюблена в меня ноя никогда не давала тебе повода надеяться. Конечно в те времена было немало последовательниц Сапфо, но я не могла ответить тебе взаимностью, дорогая, мне никогда не нравились женщины.
– В ваши времена, мадам, было модно быть лесбиянкой? – спрашивает меня Ассунта с явным интересом К Эмильене, имя которой она даже не знала всего несколько минут назад. – Все тогдашние знаменитые кокотки были лесбиянками и влюблялись друг в друга? Расскажите мне об этом, назовите их имена, прошу вас мадам.
Но я не собираюсь отказываться от ритуала изгнания духа Эмильены только ради того, чтобы удовлетворить мещанское любопытство Ассунты, поэтому начинаю рассказывать о жизни Мими с другой стороны.
– Чтобы вы представили себе, какие были люди в те времена, – говорю я Ассунте равнодушным тоном нотариуса, будто сама не принадлежала к этому веселому веку, – чтобы вы поняли, какой властью над мужчинами обладали эти необыкновенные женщины, какого бы происхождения они ни были, расскажу вам petite histoire об Эмильене, наделавшую в свое время много шуму.
Это произошло где-то в девяностые годы, – продолжаю я, – или, возможно, уже в начале нового века – не требуйте от меня точности в датах, они совсем не важны. Однако могу сказать, что, когда произошли эти события, Мими уже прошла значительную часть своей карьеры. Позади были первые годы выступлений в роли укротительницы десятка "умных кроликов" в дешевом цирке. Позади был также ее первый любовник, старый герцог де Уз, сделавший Мими известной артисткой и осыпавший ее драгоценностями. Я также уверена, что к тому времени, когда случилась эта история, уже умер в Африке молодой сын герцога, сменивший отца в постели Эмильены (после того как он промотал из-за нее три миллиона франков золотом, долги заставили его отправиться в Конго). Бедняга там и умер, к отчаянию его дважды преданной матери, – частая для "бель эпок" история. Тогда Эмильена уже прославилась как первая женщина-наездница в Париже. К этому биографическому портрету следует добавить, что в тот период, о котором я говорю, Жермен, ее дочь, рожденная в совсем юном возрасте от цыгана-циркача, метателя ножей, была уже взрослой девушкой и жила в Лондоне. Мать запретила ей появляться в Париже, потому что ее существование слишком красноречиво говорило о возрасте красавицы Мими. В списке ее любовников значилось уже несколько особ монаршей крови: очаровательный великий князь Владимир, недавно покрывший стены ее комнаты золотыми пластинами, и два короля – будущий Эдуард VII и еще один, чье имя я пока не называю, потому что он играет плавную роль в этой истории.
Обладать такой женщиной мечтал каждый мужчина. Появление господина N. в "Максиме" или Булонском лесу под руку с одной из них говорило о его богатстве и влиятельности. Мы придавали блеск мужчинам, – объясняю я Ассунте, на мгновение забыв свой тон нотариуса, но тотчас снова начинаю рассказывать от третьего лица и продолжаю: – Что бы ни говорили честные женщины, но для того, чтобы стать роскошной куртизанкой, требовалось иметь три таланта, и не всегда те, которые они называли. Конечно, нужно быть красивой, это правда, но намного важнее обладать дерзостью и уверенность в себе. Непоколебимой уверенностью, понимаете? Вплоть до безрассудства, дорогая, потому что это был единственный способ добиться, чтобы тебе все прощалось.
Можете убедиться: Эмильена в то время делила свою любовь между двумя особами. Одним из них, как я уже говорила, был Берти, наследник британского престола, а другим ее любовником являлся король Бельгии Леопольд…