Он принюхался. В квартире отвратительно пахло горелым.
- Что произошло?
- Это обед. Я на секунду отлучилась привести в порядок волосы, а рыба сгорела. Остались лишь черные высохшие скелетики. Мне стыдно, Джексон...
Он поцеловал ее в мокрый от слез глаз. Потом достал банку ветчины:
- К вам на помощь, мадам, спешат военно-морские силы США.
Зоя схватилась за сердце:
- Ветчина? Это ветчина? Боже, я даже не помню ее вкуса!
Скорее всего, она никогда в жизни не видела консервированной ветчины. Джеку пришлось показать ей, как открыть банку. Когда же подняли крышку, Зоя прижала руки к груди и уставилась на ветчину, словно то были царские драгоценности. Она срезала сверху несколько маленьких кусочков и положила их в борщ. Потом за дело взялся сам Джек и поджарил ломтики ветчины под восхищенные возгласы Зои, разглядывавшей принесенные им яства.
- Сегодня у нас прямо как во дворце! - воскликнула она.
И лишь кофе вызвал у нее разочарование. Не потому, что он был хуже того пойла, которое подавали в Москве, а своим непривычным для нее вкусом.
Когда с обедом было покончено, Джек вызвался помочь ей вымыть посуду. Зоя мыла, он вытирал. Зоя бросила на него робкий взгляд.
- Как будто мы женаты, - сказала она и весело рассмеялась.
- Вот уж нет. Я никогда не помогал своей жене мыть посуду.
Потом они сидели и разговаривали. Зоя попросила его рассказать об Америке. Она то и дело прерывала его возгласами: "Что, что?" - когда он употреблял незнакомое ей слово, или благоговейно-восторженным восклицанием "Да ну! Не может быть", если он рассказывал о чем-то совершенно привычном для американцев, но неведомом для русских. Более всего ее, казалось, поразило то, что можно при малейшем желании арендовать или купить квартиру или дом, не дожидаясь, пока на это расщедрится правительство. И никаких трудностей? Когда он сказал, что его жена живет с детьми в восьмикомпатном доме, она заявила, что он дурачит ее. Даже у великого Сталина в Кремле всего лишь трехкомнатная квартира.
Потом Зоя стала рассказывать ему о своей жизни, и пришел его черед удивляться. Если она такая известная кинозвезда, почему у нее нет собственной машины, большой квартиры или мехов? "Но у меня есть меха", - сказала Зоя и показала ему свое каракулевое пальто и шапочку, в которых была в тот вечер, когда они познакомились. А машина ей просто не нужна, потому что она не умеет править. Как бы там ни было, машину купить очень трудно: "Огромные деньги".
В завершение беседы они пришли к выводу, что, хотя жизнь каждого не очень понятна другому, сами они друг другу очень нравятся. Джек поцеловал ее на прощание, и они договорились встретиться на следующий же вечер. Когда он был уже в дверях, Зоя попросила его подождать минутку. Пройдя в кухню, она собрала все остатки ветчины. Ей и в голову не приходило, что он может не взять их. Такую-то дорогую диковину.
Джек наотрез отказался:
- Это для вас, Зоечка.
- Джексон, - промолвила она и коснулась губами его щеки.
На следующий вечер Джек повел ее в ресторан "Москва", по слухам очень хороший. На улице возле входа стояла очередь, что немало удивило Джека: в эдакий-то мороз. Его возмущало, что в Москве не заведено заранее заказывать столик. Стоявшие в очереди разом обернулись, узнав Зою. Когда они предложили ей пройти без очереди, она пожала плечами, подмигнула Джеку и величественно прошествовала к двери; их провели внутрь и тотчас усадили за столик. Наклонившись к Джеку, она шепнула:
- Видите? Кинозвезда.
Их соседями по столику оказались солдат и его толстуха жена, которые ели, ни на секунду не прерывая громкой болтовни. Нет, это вовсе не устраивало Джека. Мысленно он проклинал все, с чем столкнулся в Москве. Неужели русским неведомо даже представление об интимности? Неужели у них даже не возникает желания уединиться?
А Зоя казалась совершенно довольной. Она горделиво взглянула на него, когда принесли меню, так и не доставшееся им в "Центральном", Ткнув себя пальцем в грудь, она объяснила, что сама закажет ужин, но, когда подошла официантка, почти ничего из того, что она выбрала, в ресторане не оказалось.
- Война, Зоя Алексеевна.
Джек не был в восторге от того, что им подали, а звуки, которые издавал солдат, обсасывая куриные косточки, отнюдь не повышали настроения.
Когда они вышли на улицу, Зоя спросила:
- Хорошо было, правда?
- Нет, я хотел побыть с вами одной, - ответил Джек.
- Но теперь-то мы одни, - удивилась Зоя.
В машине Зоя объяснила Джеку, куда ехать.
- У меня для вас сюрприз.
Она привезла его посмотреть один из ее фильмов, "Ночь в сентябре". И хотя Джек почти не понял, о чем шла речь, основную идею фильма уяснить оказалось совсем нетрудно. Любящая, добродетельная женщина; храбрый самоотверженный мужчина; благородные поступки во имя Родины; счастливый конец. По-видимому, русским такой фильм очень понравился. Теперь ему стало понятно, почему они любят Зою. Женщина, которую он видел на экране, не имела ничего общего с той Зоей, которую он знал. Его Зоя была полна огня и жизни, а та, на экране, - сплошное самопожертвование и чрезмерное благородство. И все же она была прелестна. Искусство оператора и освещение придали ее облику какую-то светящуюся мягкость, она словно излучала с экрана радость. От нее исходила сила, смягченная, однако, бархатным покровом. Своим талантом она заставляла всех зрителей - не исключая Джека - поверить в то, во что поверить было нельзя, и воспринимать героиню как реальную женщину даже в те моменты, когда логика подсказывала, что это не так.
Когда они снова сели в машину, она спросила:
- Вам понравилось?
Джек оглянулся по сторонам. Окна в машине заиндевели, их никто не мог увидеть. Он привлек ее к себе, поцеловал и прошептал:
- Очень.
Двумя днями позже он повел ее смотреть американский фильм "Багдадский вор". В Москве он пользовался бешеным успехом. Вместе с остальными зрителями Зоя смеялась и восторженно хлопала в ладоши, а ему картина показалась весьма посредственной.
- Беда в том, - сказал он, - что ваше правительство не желает брать у нас действительно хорошие фильмы, только всякую ерунду.
- А мне понравилось, - ответила Зоя.
Джек небрежно махнул рукой:
- Они не хотят, чтобы вы увидели нашу жизнь.
Зоя помолчала, потом заметила:
- Я видела Джоан Кроуфорд. И Хеди Ламарр. Какие красивые наряды! Американские женщины так же одеваются, когда идут на работу?
- Только если они работают в Голливуде, - рассмеялся Джек.
Минул февраль, наступил март. Союзные войска с боями прорывались к Берлину, в ночном московском небе почти ежечасно взрывались огни победных салютов. Американцы форсировали Рейн у Ремагена. Русские были на подступах к Щецину и Данцигу и перешли Одер всего в тридцати восьми милях восточнее Берлина.
Внешне в Москве ничто не изменилось. По-прежнему валил снег, укутывая город белым покрывалом. Так же скудны, как и прежде, были карточные нормы. И все же на улицах чувствовалось оживление, чуть чаще стали улыбаться люди. Приближалась победа. Все говорили о том, что День Победы в Европе уже близок. Скоро, совсем скоро.
Что касается дела, ради которого его послали в Россию, то тут для Джека ничто не изменилось. И хотя на бумаге все выглядело гладко, бюрократизм русских и их стремление свалить ответственность на других грозили похоронить проект.
Однако стоило Джеку покинуть свой кабинет, как он сразу же начинал чувствовать себя совсем другим человеком, не похожим на того, что приехал в Москву два месяца назад. За все последние годы он никогда не чувствовал себя таким молодым и счастливым. И все из-за Зои. До встречи с ней он к концу дня нередко доходил до полного исступления из-за поведения русских, с которыми ему приходилось иметь дело. Теперь, уйдя с работы, он тут же начисто забывал о них. Он по-прежнему хотел, чтобы в Сибири был построен аэродром, и по-прежнему хотел принять участие в войне с Японией - это было для него делом чести. Но теперь, закрыв за собой дверь кабинета, он мог сказать себе: "Черт с ними*мы покончим с Японией и без их помощи". Быть может, ему так и не удастся выполнить порученную ему работу, но время в Москве он даром не потерял. У него была Зоя.
Поначалу он пытался разобраться в том, что произошло. Как он может испытывать какие-то .чувства к женщине, с которой ему даже трудно общаться, к женщине, чья жизнь столь отлична от его жизни? Потом вопросы перестали возникать как-то само собой. Джек знал одно: он с нетерпением ждет той минуты, когда увидится с ней, его злили и возмущали обстоятельства, мешавшие им встречаться.
То же самое происходило и с Зоей. Она перестала задавать себе вопрос "почему", перестала копаться в себе, думать, как могло случиться, что после такой глубокой любви к Ивану вдруг - Джек? Между ними двумя не было никакого сходства, ни малейшего. Но она любила, любила серьезно, она знала это, и даже более глубоко, чем ей самой бы хотелось. Какое будущее ждет их? - спрашивала она себя и, не находя ответа, все так же с нетерпением ждала встречи.
Она больше не прислушивалась к словам Александры, которая не переставала твердить о грозящей ей опасности. В конце концов она твердо заявила сестре:
- О чем уж теперь предупреждать. Слишком поздно! Единственное, чего я теперь боюсь, - это по увидеть Джексона. Если хочешь говорить о нем, дорогая сестричка, то говори о моем счастье, потому что он делает меня счастливой. Джексон хороший. Он не причинит мне вреда. Я знаю это - так же как и то, что мое сердце принадлежит ему.
Александра в отчаянии заломила руки, из глаз ее брызнули слезы:
- Зоечка, я ведь говорю это только потому, что люблю тебя!
Зоя поцеловала ее:
- Я знаю. А раз так - будь за меня счастлива. Я уверена, все будет в порядке.
Мария относилась ко всему иначе. Джексона она считала чудо каким обаятельным, его роман с ее сестрой восхитительным и жадно ловила подробности, которыми делилась с ней Зоя.
- Как будто все время сидишь в кино, только теперь все происходит в жизни.
В тех случаях, когда Джек говорил по телефону, что придет сразу после какого-нибудь приема, на котором ему требовалось быть в морской форме, Мария всегда была готова бросить все свои дела и мчаться вместе с ними куда угодно. К Александре Зоя никогда бы с такой просьбой не обратилась, даже не будь она матерью двоих детей. Марии и всегда-то доставляло удовольствие идти по улице рядом со своей знаменитой сестрой, теперь же, идя рука об руку с нею, она испытывала двойное наслаждение - неважно, что в нескольких шагах позади них шел человек, который почему-то должен делать вид, будто он вовсе с ними не знаком.
А бывали они в таких местах, куда Мария вряд ли могла бы купить билет. Дважды она ходила с ними в цирк на еженедельную программу. Мария визжала от восторга, глядя на клоунов, и еще ей очень нравились животные. Ей только очень не нравилось, когда на представлении кто-нибудь щелкал бичом, заставляя зверей выполнять свой номер. Джек по возможности всегда покупал себе билет на место позади сестер. Однажды, когда все огни погасли и только один луч освещал стоявшего посреди арены человека, Мария увидела, как Джек наклонился вперед и коснулся Зоиной руки, но сделала вид, что ничего не заметила.
В другой раз они втроем отправились посмотреть фильм "Иван Грозный". Зоя и Мария рыдали навзрыд, а Джек заснул через пятнадцать минут после начала картины. Позже он объяснил им:
- По-моему, это какой-то бред - начинать фильм с показа умирающего человека. К тому же он все время пытается подняться, потом снова падает. Да в Соединенных Штатах такой фильм не выручил бы и десяти центов!
Зоя взглянула на него:
- Оказывается, вы большой знаток кино, да? Вот если бы вы снимали этот фильм, Иван носился бы у вас кубарем по всему свету. И всем было бы на него наплевать.
И чего это я вдруг так разозлилась? - спросила она себя. Не могла вовремя прикусить язык! По лицу Джека она поняла, что обидела его.
- Вы правы: наверное, всем, - ответил он и отвернулся.
Зоя положила ладонь на рукав его кителя.
- Кроме одной женщины, - тихо сказала она.
Он улыбнулся.
Зое часто приходилось участвовать по просьбе правительства в мероприятиях, призванных поднимать моральный дух народа в обстановке военного времени. Это мог быть театральный концерт, выступление перед ранеными в госпитале или концерт на фабрике. Джек не раз предлагал отвезти ее туда и обратно, но она каждый раз отказывалась.
- Это же днем. Вы в военной форме. Нехорошо.
- Я переоденусь в штатское.
Но Зоя продолжала отказываться:
- Зачем вам это надо, Джексон? Я расскажу несколько забавных историй, но вы их не поймете. Спою несколько песен. Так я могу спеть их вам и здесь.
Они были у нее дома.
- Просто я хочу быть с вами. Хочу быть частью вашей жизни.
Зою тронули его слова.
- Ладно, увидим, - говорила она.
На этот раз она уступила ему. Ей предстояло выступить в девять часов утра перед рабочими обувной фабрики. Его желание участвовать в ее жизни - вот что действительно тронуло ее. Он прав. Она может спеть для него и у себя дома, но это совсем другое. Она будет для него всего лишь его Зоечкой. Но, появляясь перед зрителями, она становится Зоей Федоровой. Он увидит ее и с этой стороны, почему бы и нет? Кому хуже от того, что они любят друг друга? Почему им нужно все время таиться? Что такое, в конце концов, обувная фабрика? Какие такие секреты в изготовлении обуви? К тому же фабрика находится в нескольких километрах от Москвы. Кто их увидит?
Джек заехал за ней в 7.30 утра. Прежде чем открыть дверцу, она обошла машину со всех сторон. Убедившись, что на машине нет специальных знаков, свидетельствующих о ее принадлежности американцу, она села в нее. Придирчиво оглядела Джека. Костюм, ботинки, кепка - отлично.
- Обещайте, что не промолвите ни слова, пока мы будем там, - попросила Зоя.
- Конечно. А что, если со мной кто-нибудь заговорит?
- Джексон, ни слова. Покажите на горло, как будто оно у вас болит. Все, что угодно, только не вступайте в разговор.
На фабрике их провели в огромный сарай, где должно было состояться представление. К ним присоединились певец из Московского оперного театра и аккомпаниатор. В одном конце сарая была сооружена временная сцена с загородками по бокам, из-за которых выходили на сцену исполнители. Зоя усадила Джека за одной из этих загородок, у края сцены, откуда он мог хорошо ее видеть. Там она и оставила его, а сама заговорила с аккомпаниатором и представителем фабричной администрации, которому поручили представить ее.
Джек наблюдал за ней. Хрупкой маленькой женщины, которую он любил, как не бывало. Та Зоя, на которую он сейчас смотрел, была поглощена своим делом, справляясь с ним блестяще. Она ни разу не оглянулась на него, никому его не представила.
Ровно в девять сарай заполнили рабочие.
Первым выступал оперный певец. Исполнив три номера, он спустился в зал и стал рядом с Джеком. Джек не разобрал ни слова, когда объявляли Зою, но, едва она появилась на сцене, раздался оглушительный топот ног.
Видимо, она рассказывала забавные истории или анекдоты, перевоплощаясь при этом в персонажей этих историй, во всяком случае, бурный смех зрителей не смолкал ни на минуту. Потом она представила своего аккомпаниатора, и он заиграл популярную и очень любимую русскими песенку "Синий платочек". У Зои было несильное чистое сопрано. Закончив песню, она жестом попросила зрителей подпевать ей и запела песню с начала. Конец ее выступления потонул в буре оваций.
Она талантлива, подумал Джек, он и не воображал, посмотрев картины с ее участием, что она настолько талантлива. И хотя она так ни разу и не взглянула на него, Джек ощутил ту особую теплоту, которая исходила от нее, завораживая аудиторию.
Аккомпаниатор сошел со сцены с той стороны, где сидел Джек; Зоя стояла на сцене одна, высоко подняв голову, под грохот аплодисментов, которым, казалось, не будет конца.
- Хороша, не правда ли? - произнес аккомпаниатор.
Джек только улыбнулся.
- Нет ли у вас сигареты?
Джек, кивнул. Он сунул руку в карман пиджака и, не доставая пачки из кармана, вытащил две сигареты в надежде, что молодой человек не заметит, что они американские. Одну он протянул ему, зажег спичку, дал прикурить и закурил сам. Аккомпаниатор поблагодарил, Джек в ответ кивнул головой.
Зоя закончила длинный монолог, аккомпаниатор затушил сигарету об пол сцены и сунул окурок в карман. Он вернулся на сцену - Зое оставалось исполнить заключительный номер. Сойдя со сцены, они задержались, оживленно разговаривая и время от времени поглядывая на Джека.
Зоя вместе с аккомпаниатором и представителем фабричной администрации прошла мимо Джека, не глядя на него, и направилась прямо к тому месту, где стояла машина. Джек подошел к машине с другой стороны и сел за руль. Он ждал, пока Зоя поблагодарит аккомпаниатора и попрощается с представителем администрации. До тех пор пока они не миновали фабричные ворота и не выехали на шоссе, она сидела молча. И вдруг расхохоталась.
- Я чуть не умерла, когда увидела, что с вами разговаривает Саша.
- И я тоже. Но что тут смешного?
Зоя снова покатилась со смеху.
- Знаете, что он мне сказал? "Когда я попросил у него сигарету, он не произнес ни слова. Сначала я подумал, что он глухонемой. А потом поглядел на него внимательнее и испугался. Стоит, словно аршин проглотил, костюмчик иностранный, сигарета и та американская. Признаюсь, Зоя Алексеевна, со страху я было не хотел ее брать. Должно быть, большой начальник. Из самой верхушки партийной. А уж как поглядел на меня, скажу я вам, и при этом ни слова. Кто он такой, Зоя?"
Она снова залилась веселым смехом.
- Так что же вы ему ответили?
Зоя прижала ко рту палец и с таинственным видом оглянулась вокруг:
- Что мне не позволено об этом говорить.
Джек посмотрел в зеркало заднего вида. Машин не было.
- Идите ко мне, - сказал он и свернул на обочину дороги. Они поцеловались.
Но она тут же испуганно отстранилась от него:
- Пожалуйста, Джек, не надо. Нас могут увидеть. У нас это не принято... на глазах у всех.
Джек улыбнулся.
- В этом нет ничего плохого, Зоечка. - И добавил по-русски: - Я вас люблю.
Зоя растерялась. Пристально глядя на него, она спросила:
- Вы понимаете, что сказали, Джексон?
- Да. - И он повторил сказанную фразу.
Зоя покачала головой:
- Вы хотели сказать, что я вам нравлюсь. А сказали, что любите.
- Я понимаю, что сказал. Я действительно люблю вас, Зоя.
Она взяла его руку и поцеловала.
- Я тоже люблю вас, Джексон.
Атмосфера в городе накалялась все больше. Победу ждали со дня на день. Сколько еще могут продержаться немцы? Казалось, над каждой улицей гудят невидимые электрические провода, излучая заряды мощной энергии.
Зоя решила устроить особый вечер. На этот раз ей удалось достать мяса еще до того, как она пригласила на обед Джексона. Не очень большой кусок баранины, но зато настоящая баранина. Обед будет на славу.