Советские орудия по мощности, начальной скорости снаряда, темпу огня, маневренности, степени внедрения автоматики в большинстве случаев превосходили лучшие зарубежные образцы. В частности, значительно лучше немецкой была наша дивизионная артиллерия. Особенно хорошими боевыми качествами обладала 122-мм гаубица образца 1938 года, которая в ходе войны и в течение многих лет после ее окончания не требовала модернизации. Вообще же все орудия серийного производства отличались удобством и надежностью в эксплуатации, простотой в изготовлении и обеспечивали выполнение боевых задач.
При ознакомлении с планом производства артиллерийских орудий я обратил внимание на то, что ни на одном из заводов не выпускались 45-мм противотанковые и 76-мм полковые и дивизионные пушки.
– Василий Михайлович, чем объяснить такое положение? – спросил я у Рябикова.
– Производство этих орудий прекращено, Дмитрий Федорович, – ответил он.
– Почему?
– Таково требование заказчика – Главного артиллерийского управления Наркомата обороны, и в частности его начальника маршала Кулика.
– Чем мотивировалось это требование?
– Необходимостью замены этих орудий новыми, имеющими большую бронепробиваемость в связи с обозначившейся тенденцией усиления броневой защиты немецких танков.
– А каково твое мнение по этому вопросу?
– Видимо, в этом есть резон, Дмитрий Федорович. Но снимать с производства эти орудия, не освоив выпуска новых, было нельзя. И это не только мое мнение…
Последующие события подтвердили правильность такой точки зрения. Нам, по существу, пришлось выправлять положение уже в условиях начавшейся войны. Общий объем производства артиллерийских орудий был сравнительно высоким. В 1940 году промышленность вооружения выпустила более 15 тысяч орудий всех калибров и типов (полевых, противотанковых, танковых, зенитных и авиационных). Среднегодовое же их производство в третьей пятилетке было почти в пять раз больше, чем во второй пятилетке. После разгрома белофиннов были предприняты меры по резкому увеличению производства минометов всех калибров. Их разработка осуществлялась конструкторским бюро Б.И. Шавырина. В 1940 году минометов было выпущено в девять раз больше, чем в предыдущем году. Велись работы по созданию 160-мм миномета, но они завершились уже в ходе войны.
Значительную долю продукции, производимой промышленностью вооружения, составляло стрелковое оружие. В 1938–1941 годах были созданы его новые образцы, в том числе карабин, самозарядная винтовка Ф.В. Токарева, автоматы В.А. Дегтярева и Г.С. Шпагина, ручной и станковый пулеметы В.А. Дегтярева. Наше стрелковое оружие по основным показателям не уступало лучшим зарубежным образцам. А наш автомат – простой по конструкции, удобный и надежный в боевом применении пистолет-пулемет Шпагина (ППШ) во многом превосходил немецкие автоматы МР28-11 и МР38-40. В скором времени это убедительно подтвердил опыт боевых действий в Великой Отечественной войне.
Производство стрелкового вооружения по мере нарастания для нашей страны военной опасности увеличивалось. В 1940 году оно почти в два раза превысило уровень 1938 года.
С начала 30-х годов велись работы по созданию противотанковых ружей, но, к сожалению, к началу войны удовлетворительного образца так и не было создано. Одной из причин этого являлось неверное предположение, что всю тяжесть борьбы с танками в войне возьмет на себя артиллерия. Повинен здесь и наш наркомат, который не проявил достаточной настойчивости и целеустремленности в доводке этого вида вооружения.
Производила промышленность вооружения также прицелы, панорамы, бинокли, перископы, стереотрубы, дальномеры, другие оптические приборы. Качество отечественного приборостроения было высоким, но вот масштабы его производства ввиду недостатка производственных мощностей оставались сравнительно небольшими.
Огромная работа осуществлялась и в других оборонных отраслях промышленности. В этом я воочию убедился во время смотра новых образцов вооружения Красной армии, который проводился на одном из подмосковных полигонов в воскресенье, 15 июня 1941 года. На смотре присутствовали руководители партии и правительства, оборонной промышленности, высшее военное командование.
Перед началом смотра между его участниками шел оживленный обмен мнениями о только что опубликованном в газетах сообщении ТАСС от 14 июня, в котором говорилось, что "Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы".
Насколько мне помнится, все собравшиеся хорошо понимали подлинную цель сообщения – проверить действительные намерения гитлеровцев. Никого из нас эта публикация не успокоила, напротив, еще больше насторожила, ибо непосредственно указывала на грозящую военную опасность.
На смотр был представлен средний танк Т-34, созданный конструкторским коллективом под руководством М.И. Кошкина, А.А. Морозова и Н.Л. Кучеренко, и тяжелый танк КВ-1 – детище конструкторского бюро Ж.Я. Котина. Оба этих танка значительно превосходили по основным характеристикам танки вероятных противников. Следует отметить, что производственные мощности танкостроительной промышленности СССР к лету 1941 года превосходили аналогичные мощности Германии в полтора раза. Однако трудности, связанные с переходом к производству новых боевых машин, на первых порах сдерживали их выпуск. В 1940 году и в первом полугодии 1941 года наша танковая промышленность выпустила 639 танков КВ и 1225 танков Т-34.
Нам было известно, какое значение в своих агрессивных расчетах империализм придает авиации. На XVIII съезде ВКП(б) отмечалось, что авиация рассматривается империалистическими армиями как панацея от всех военных затруднений, на нее империалисты делают ставку, надеясь с ее помощью добиться победы в будущей войне.
С учетом этого партией были предприняты энергичные шаги по усилению нашей авиационной промышленности. Число предприятий в этой отрасли к концу 1940 года по сравнению с 1937 годом увеличилось на три четверти, а производственные мощности к лету 1941 года почти в полтора раза превосходили мощности авиазаводов фашистской Германии. На вооружении Красной армии находились истребители Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3, пикирующий бомбардировщик Пе-2, бронированный штурмовик Ил-2. Все эти самолеты обладали высокими по тому времени летно-техническими данными, а некоторые из них были лучшими в мире. Так, МиГ-3 превосходил по боевым характеристикам самолеты такого же типа Германии, Англии и США. Штурмовик Ил-2 не имел себе равных. Скоростной пикирующий бомбардировщик Пе-2 был лучше немецких самолетов такого же типа Ю-87 и Ю-88.
Промышленность вооружения поставляла для оснащения советских боевых самолетов 7,62-мм и 12,7-мм авиационные пулеметы, 20-мм и 23-мм авиационные пушки, имевшие высокую скорострельность. К сожалению, при превосходстве СССР в общем объеме выпуска самолетов новых типов боевых машин у нас накануне войны производилось меньше, чем в Германии.
Хочется сказать и еще об одном образце советского оружия, которое мне впервые довелось увидеть в действии на том же смотре 15 июня. Речь идет о боевой реактивной установке БМ-13, в последующем названной "катюшей" и завоевавшей под этим именем легендарную славу. Установка обладала высокой огневой производительностью, могла вести залповый огонь, совершать быстрый маневр. Не менее важным было и то, что она имела простое устройство, была, как говорится, технологична. Это позволяло в короткий срок наладить массовое производство БМ-13. Из каждой установки на смотре был произведен один залп 16 реактивными снарядами 132-мм калибра. Огонь велся по легким полевым укрытиям, удаленным примерно на 6 километров. После стрельбы мы осмотрели цели. Результаты произвели на присутствующих огромное впечатление.
Несколько дней спустя, 21 июня 1941 года, состоялось решение о серийном производстве реактивных снарядов, боевых установок и формировании частей реактивной артиллерии. Создатели нового оружия Ю.А. Победоносцев, И.И. Гвай, Л.Э. Шварц, В.А. Артемьев и другие были удостоены Сталинской премии.
Представление о том, что делалось в стране по укреплению обороноспособности и повышению боевой мощи Вооруженных сил, будет неполным, если не сказать о вооружении Военно-морского флота. Не вдаваясь в подробности, отмечу, что за 1939–1940 годы мощности судостроения в СССР увеличились в три раза, а флот получил от промышленности свыше 200 новых боевых кораблей различных классов. В их оснащении принимали участие и предприятия нашего наркомата. В частности, еще в 1938 году для крейсеров и береговых батарей была создана 180-мм трехорудийная башенная установка, превосходившая подобные артиллерийские системы иностранных флотов. На вооружение эсминцев поступила новая 130-мм пушка. Береговая артиллерия оснащалась орудиями 152, 180, 356 и 406-мм калибра. К началу войны она насчитывала более 1100 орудий с дальностью стрельбы от 21 до 45,5 километра.
Думается, даже тех фактов, которые здесь приведены, достаточно для того, чтобы показать несостоятельность попыток буржуазных фальсификаторов истории доказать, что наша страна, наша армия якобы не были готовы к отражению агрессии. Задолго до недоброй памяти 22 июня 1941 года партия предвидела возможность и учитывала реальность угрозы нападения фашистской Германии на СССР и готовила страну к отпору агрессии, к войне. При этом в практической деятельности по укреплению обороноспособности страны, повышению боевой мощи Вооруженных сил она руководствовалась ленинским учением о защите социалистического Отечества.
Все, что было сделано партией в области военного строительства в период нарастания угрозы империалистической агрессии в 1938–1941 годах, имело принципиальную важность для судеб нашей страны, для будущей победы в войне.
Фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз в самый разгар нашей созидательной работы. Мы, к сожалению, не успели завершить многое из того, что было намечено.
И когда нашествие вооруженных до зубов полчищ врага стало фактом, нужно было удвоить, утроить, удесятерить усилия, чтобы полностью реализовать заблаговременно выработанные партией меры с учетом поправок, внесенных войной.
Часть вторая
Испытание
Глава 1
Нашествие
Вставай, страна огромная!
Время стирает в памяти многие детали давних событий. Но день 22 июня 1941 года запомнился мне, как, наверное, всем, кому довелось его пережить, в мельчайших подробностях.
На рассвете 22 июня у меня в квартире зазвонил телефон. Сняв трубку, я услышал голос Н.А. Вознесенского.
– Говорит Вознесенский, – сказал он. – Война, Дмитрий Федорович. Германские войска перешли нашу границу. Война. Прошу прибыть ко мне…
Я тут же позвонил В.М. Рябикову, передал ему известие о начавшейся войне и попросил сообщить об этом всем заместителям наркома, секретарю парткома, срочно собрать их в наркомате, потом поручил дежурному по наркомату вызвать начальников главков и отделов, а через них всех сотрудников – ведь было воскресенье – и поспешил в наркомат. Здесь прежде всего подписал письмо наркому обороны маршалу С.К. Тимошенко. Просьба, содержавшаяся в письме, имела для нас особое значение. Суть ее состояла в предоставлении, в соответствии с постановлением правительства, отсрочек от призыва в Красную армию работникам предприятий и организаций наркомата вооружения. К письму прилагался заблаговременно подготовленный расчет распределения отсрочек по военным округам.
Поставив первоочередные задачи прибывшим в наркомат В.М. Рябикову, И.А. Барсукову, И.А. Мирзаханову и И.П. Карасеву, поехал на совещание к Н.А. Вознесенскому. В приемной у него уже находились В.А. Малышев, А.И. Шахурин, затем подошли и другие наркомы оборонных отраслей. Ровно в девять нас пригласили в кабинет Вознесенского. Николай Алексеевич поднялся из-за стола.
– Все вы знаете, по какому поводу я собрал вас, – сказал он. – Судя по всему, нам предстоит тяжелая, очень тяжелая война. От страны, в первую очередь от экономики, потребуется максимальное напряжение всех сил. Нам нужно в течение ближайших суток разработать программы наращивания производства вооружения для армии с учетом имеющихся мобилизационных планов, принять меры по увеличению выпуска продукции, по строжайшей экономии и замене остродефицитных материалов, изыскать заменители тех из них, которые получаем из-за границы…
Возвратившись в наркомат, я пригласил к себе весь руководящий состав и сообщил о задачах, поставленных правительством.
– Нужно, товарищи, связаться с заводами, пусть без промедления расширяют производство.
Мы обсуждали конкретные меры по немедленному увеличению выпуска орудий, стрелкового вооружения, другой продукции, когда в кабинет вошел маршал Г.И. Кулик. Вид у него был хмурый, даже угрюмый. Поздоровавшись, он спросил:
– Можно, Дмитрий Федорович, несколько слов товарищам скажу?
– Пожалуйста.
– Идет война, товарищи. Оружием, которое выпускает наша промышленность, советские войска уже бьют врага. Но нужно больше орудий, минометов, пулеметов, винтовок. Как можно больше!
Подойдя ко мне, маршал тихо сказал:
– Прощаюсь с вами, Дмитрий Федорович. – И когда я поднялся, чтобы пожать ему руку, еще понизив голос, сообщил: – Сейчас еду на фронт. Начальником ГАУ назначен Н.Д. Яковлев, начальник артиллерии Киевского особого военного округа. С ним теперь и поддерживайте связь.
Г.И. Кулик попрощался со всеми, пожелал успехов в работе и вышел из кабинета.
Во второй половине дня начали поступать сообщения о митингах, состоявшихся на предприятиях наркомата. Такие митинги явились, пожалуй, первой, но уже вполне определенной, ясной и по своему характеру и масштабам поистине всенародной реакцией на вероломное нападение врага. Вот что говорилось, в частности, в резолюции, принятой на митинге 22 июня 1941 года коллективом завода "Большевик":
"По первому зову нашего родного Советского правительства мы все как один поднимемся на Отечественную войну за социалистическую Родину, за коммунизм. Мы заверяем нашу партию и правительство… что будем работать не покладая рук над еще большим укреплением оборонной мощи Родины, над оснащением Вооруженных Сил Советского Союза могучей боевой техникой. Мы самоотверженно будем трудиться над тем, чтобы еще лучше обеспечить Красную армию, Военно-Морской флот, авиацию совершенным вооружением.
Мы отдадим все свои силы, всю энергию, все свое умение для полной победы над врагом…"
И сегодня эти строки нельзя читать без волнения. Они продиктованы не только разумом, но и сердцем. В них выразилась твердая решимость советских людей победить врага, отстоять завоевания Великого Октября, избранный народом советский строй, путь коммунистического созидания. Таким же было содержание резолюций тысяч и тысяч других митингов, прошедших в первый день войны по всей стране. Поистине богатырский духовный потенциал был создан партией в нашем обществе всего за два с небольшим довоенных десятилетия!
Придирчиво, скрупулезно мы искали, учитывали неиспользованные резервы и возможности, это стало нормой жизни. Все для войны – так по-ленински поставила перед нами задачу партия. И чтобы выполнить эту задачу, нужно было прежде всего организовать по-новому, по-военному повседневную деятельность. И начать, разумеется, надо было с себя, с руководства наркомата.
И раньше, в предвоенные месяцы, не то что каждый час – каждая минута суток была загружена, казалось, до предела. Но война выдвинула новые требования, еще больше спрессовала время, многократно ускорила трудовой ритм, стерла границы между днем и ночью, властно исключила все побочное, второстепенное.
Признаюсь откровенно, мне и самому порой не верится, что вообще оказалось возможным вынести все то, что выпало на долю советского народа в минувшей войне, длившейся бесконечные четыре года. Однако советские люди выстояли, выдержали, не согнулись под безмерно тяжелой ношей неотложных забот и проблем, безвозвратных потерь и всепоглощающего труда.
23 июня руководители наркоматов оборонной промышленности вновь собрались, как и было назначено, у Н.А. Вознесенского. Печать глубокой тревоги, озабоченности лежала на лице Николая Алексеевича. Мне пришлось работать вместе с ним всю войну. Но никогда впоследствии я не видел его таким суровым, даже замкнутым, как тогда, в первые дни. А вообще Н.А. Вознесенский по характеру был человек прямой, открытый. К решению вопросов подходил всегда по-партийному, по-государственному, с высокой ответственностью, смело. Любил оперативность в работе, точность в докладах и расчетах, сам отличался большой трудоспособностью.
Тогда, во второй день войны, Николай Алексеевич был, повторяю, хмур и немногословен. И это как-то внутренне подтягивало нас, обязывало быть собранней, сосредоточенней. Откровенно говоря, минувшее после получения известия о вероломном нападении фашистской Германии время было настолько заполнено новыми делами и заботами, что сам факт войны воспринимался поначалу как-то абстрактно. И даже теперь, когда миновали первые военные сутки, когда уже были получены сообщения о ходе боевых действий, о жертвах и разрушениях, мы по-настоящему все еще не осознали, не представили себе воочию масштабы пришедшего к нам бедствия. Это сознание пришло несколько позже, когда стало ясно, что под натиском врага Красная армия, несмотря на героическое сопротивление, вынуждена отходить, а гитлеровские полчища продолжают продвигаться в глубь страны.
Фашистская Германия внезапно обрушила на нашу страну жестокий удар. Ее войска были полностью отмобилизованы, заблаговременно сосредоточены в приграничных районах, имели двухлетний опыт ведения войны. Задолго до нападения на СССР Германия полностью перевела на военные рельсы свою экономику. В ее распоряжении были экономические и военные ресурсы почти всей Западной Европы. Фашисты захватили весь арсенал вооружения европейских стран, громадные запасы металла, стратегического сырья, металлургические и военные заводы. Советская страна оказалась вынужденной вступить в единоборство с колоссальной военной машиной, созданной международным империализмом.
И вновь, как в годы Гражданской войны и иностранной военной интервенции, прозвучал обращенный к каждому советскому человеку вопрос: "Что ты сделал для фронта?" Горячее стремление сделать как можно больше, отдать для победы все свои силы и знания определяло и меру труда, и меру ответственности, и меру подвига – будь то подвиг ратный или трудовой.
Выработанные на совещании у Н.А. Вознесенского меры по мобилизации советской экономики на удовлетворение нужд фронта, по наращиванию военного производства полностью соответствовали такому стремлению. Разъезжались мы с одним желанием – сделать возможное, да и невозможное, но обеспечить армию всем необходимым для победы над врагом. И это было главным.
Такой настрой был у руководства всех отраслей народного хозяйства, всех звеньев партийного и государственного механизма. и он вылился в эффективную организационную и политическую работу в массах, направленную на перестройку народного хозяйства, сознания людей, жизни страны на военный лад.