На Капри Бунин много писал, по его выражению, жил в "адской работе" , "строчил все время, как черт - правил я свои рассказы для издания, Хлюп (прозвище Н. А. Пушешникова. - А. Б.) переводит, Вера тоже. Бываем изредка у Горького. Стало, - не сглазить, - легче" .
Горький писал Е. П. Пешковой 14/27 декабря: "Живет здесь Бунин и превосходно пишет прозу" .
Вера Николаевна сообщала Ю. А. Бунину 12/25 декабря 1911 года: "Работаем, насколько хватает времени. - Стали брать у учителя уроки итальянского языка. Я делаю успехи…
Теперь Ян усиленно редактирует Диккенса" .
В заметках для автобиографии Бунин указал даты написанных на Капри рассказов: 28–30 ноября - "Сверчок", в конце ноября - "Хорошая жизнь", в середине декабря - "Смерть", в конце декабря закончил "Веселый двор", начатый в Глотове. Все это он читал у Горького. "Хорошая жизнь", по словам Веры Николаевны, у "Горького имела большой успех" .
"Веселый двор" Бунин читал, когда встречали "русский" Новый год - 31 декабря ст. ст. 1911 года, - по словам Горького, "превосходно написанный рассказ о матери и сыне… Долго спорили, - пишет он, - о русском народе и судьбах его…" . На чтении присутствовали Коцюбинский, Черемнов и Золотарев.
Седьмого января 1912 года П. А. Нилус писал Бунину на Капри: "Спасибо за присланный рассказ "Смерть Моисея" <"Смерть пророка">, читали "Сверчка" в "Ежемесячнике". И воистину прочел с удовольствием. Ах, молодец, чудесно написано и до такой степени не похоже на наших любезных писателей, точно ты из другого теста слеплен. Ах, хорошо!"
Двадцать шестого декабря (8 января) 1911 года в гостях у Горького Бунин познакомился с поэтом А. С. Черемновым, печатавшимся в "Знании". Черемнову было "лет тридцать, - пишет Пушешников, - он болен чахоткой и приехал сюда лечиться, кажется, по приглашению Горького. Это высокий сероглазый, несколько тошно-язвительный человек в пиджаке-блузе с широким поясом. Он помешан на В. Соловьеве, на его стихах, и читал их потом за ужином. Мы сидели рядом с ним, держался он свободнее и непринужденнее, чем все другие русские. У Ивана Алексеевича скоро завязался с ним спор. Иван Алексеевич отрицал значение стихотворного искусства В. Соловьева". Ужин прошел оживленно, произносились тосты. Бунину "Горький пожелал написать две тысячи повестей, вроде "Деревни", и тысячу рассказов вроде "Хорошей жизни"" .
С Капри Бунин вел переписку с Н. С. Клестовым об организации "Книгоиздательства писателей в Москве" (формально собрание учредителей по организации издательства состоялось 22 марта 1912 года). Он писал Н. С. Клестову 6/19 декабря 1911 года: "Вы затеваете хорошее дело, ибо издатели, и правда, развратились до последнего, развращая и писателей, - меньших, слабейших, конечно, - да, и вообще, столь плохи стали дела в литературном мире, что давно, давно пора писателям подумать хотя бы о некоторой объединенности, подтянутости и осмысленности своего существования, своей работы, своего быта. Не буду говорить о том, что толковали у вас на первом собрании писатели, о том, прошло ли время идеологии, - в одном мы сходимся - "на гвоздях" нельзя идти, ради скандальезных успехов нельзя писать, выдумывание всяческих проблем и половых, и иных - надоело до чертиков, пора писателям о душе подумать - и говорить только то, что она велит вкупе со здравым смыслом и велениями порядочности, благородства, совести и т. д. - да пора и экономически объединяться. Но как это сделать? - вопрос чрезвычайной трудности. Мне из такой дали, будучи занятым по горло и не весьма здоровым, - об этом тоже не толковать. Одно могу сказать - желаю всяческих успехов, обещаю тесно примкнуть к делу, буде оно разовьется и разовьется в формах для меня приемлемых" .
Впоследствии он писал Юлию Алексеевичу, что издательству он "положил основание, всадив в него на первом же шагу его все свое имя и пять томов" .
Бунин торопился кончить задуманные произведения: он и Вера Николаевна собирались, пожив на Капри, отправиться в дальнее плавание - обогнуть Азию, добраться до Японии и, пожив там, через Сибирь возвратиться поездом в Москву, с тем чтобы лето прожить под Одессой или в Крыму.
В письме к Юлию Алексеевичу 4 января 1912 года Бунин говорит, что они "отлучались на двое суток с Капри - нужно было купить кое-что да и проветриться немного: ведь два месяца не вставали из-за письменных столов. Были в Неаполе, ездили в Поццуоли, - очень понравилось, вернулись через Помпею и Сорренто… Погода становится прохладнее, бродят мысли: не уехать ли куда потеплее? Да еще есть работа - надо за "Суходол" садиться" . "Суходол" был закончен в декабре 1911 года; по-видимому, в январе Бунин готовил его для отдельного издания.
Вера Николаевна писала Ю. А. Бунину в январе 1912 года: "Мы живем в работе, но как-то так время расположено, что делать успеваешь мало. Были раз в Неаполе двое суток… Один раз были в Сан-Карло, слушали два действия "Дон Паскаля", голоса очень у всех хорошие. Были и в Поццуоли, но ни рыб, ни Воронца (Воронцы - давнишние друзья Бунина. - А. Б.) не видали, особенно мне жаль последнее, но Ян был очень уставшим и чувствовал себя плохо, а потому ему трудно было бы вести "дружескую беседу". Для Коли ездили в Помпею, я очень рада, что увидала еще раз, кое-что уяснила, почувствовала прежнюю древнюю жизнь! Всех нас эта поездка очень утомила. - На днях был Алексей Александрович Стахович… (член дирекции Художественного театра. - А. Б.). Он приезжал якобы просить у Алексея Максимовича пьесу для Художественного театра, был у нас с визитом, пригласил нас с Яном на обед. Говорлив, как все генералы. Много рассказывал о Толстом, Чайковском, Апухтине… У Горьких бываем, да не часто. Зато сошлись с Черемновыми, очень симпатичные люди - мать и сын. При более близком знакомстве видишь, что он не без таланта, только есть в нем налет Влад. Соловьева. Ян, кажется, начинает к нему относиться хорошо, - а это что-нибудь да значит. - Новый журнал затевается, Ян послал туда свою повесть "Веселый двор" (про Егорку и Анисью, начало он читал нам летом), но кто хозяева и как будет журнал называться, пока не знает. О нем хлопотал Миролюбов и Чернов. Миролюбов прислал три телеграммы и письмо за последние дни, чтобы Ян не медлил" .
В феврале 1912 года Бунин закончил рассказ "Игнат". Продолжая письмо Бунина брату от 1/14 февраля, Вера Николаевна писала: "Это правда, что Ян занят по горло. Он увлечен своим рассказом и пишет его в запале. Рассказ - "с щекоткой!"… Мы все много работаем и живем скромно-интеллигентной жизнью. Друг с другом видимся лишь за едой и прогулками. С Горьким у нас отношения холодно-любезные и тяжко-дружеские… Вчера мы были на пиршестве у каприйских крестьян по случаю свадьбы. Женился садовник Горького" .
8/21 февраля 1912 года Бунин прочитал у Горького "Суходол"; по свидетельству Пушешникова, повесть очень понравилась и Горькому, и присутствовавшему при чтении М. М. Коцюбинскому .
Писатель А. А. Золотарев в воспоминаниях о своем пребывании на Капри в 1911 году передает слова Горького: "Выньте Бунина из русской литературы, и она потускнеет, лишится живого радужного блеска и звездного сияния его одинокой страннической души" .
Об отношении Горького к Бунину этого периода свидетельствует его письмо И. А. Белоусову, посланное в конце декабря 1911 года: "А лучший современный писатель - Иван Бунин, скоро это станет ясно для всех, кто искренно любит литературу и русский язык!"
В дневнике Пушешникова приводятся записи, свидетельствующие о том, как требователен был Бунин к себе, как часто бывал он недоволен написанным.
"Я, вероятно, все-таки рожден стихотворцем, - приводит Пушешников слова Бунина. - Тургенев тоже был стихотворец прежде всего, и он погубил себя беллетристикой. Для него главное в рассказе был звук, а все остальное - это так. Для меня главное - это найти звук. Как только я его нашел - все остальное делается само собой. Я уже знаю, что дело кончено. Но никогда не пишу того, что мне хочется, и так, как мне хочется. Не смею. Мне хочется писать без всякой формы, не согласуясь ни с какими литературными приемами. Но какая мука, какое невероятное страдание литературное искусство! Я начинаю писать, говорю самую простую фразу, но вдруг вспоминаю, что подобную этой фразе сказал не то Лермонтов, не то Тургенев. Перевертываю фразу на другой лад, получается пошлость, изменяю по-другому - чувствую, что опять не то, что так пишет Амфитеатров или Брешко-Брешковский. Многие слова - а их невероятно много - я никогда не употребляю, слова самые обыденные… Не могу. Иногда за все утро я в силах, и то с адскими муками, написать всего несколько строк. Я не знаю, как должен оплачиваться такой анафемский труд. А между тем я получаю по тысяче рублей за лист. И говорят, что это много. Я ехал на пароходе как-то с В. И. Немировичем-Данченко. Он сказал: "Ну что, разве вы, новые, литераторы?! Я пока доеду, здесь на пароходе напишу целый роман". В сущности говоря, все литературные приемы надо послать к черту! Пусть критики едят за это сколько угодно. Иначе никогда ничего путного не напишешь. Может быть, к старости я что-нибудь путное напишу. В сущности говоря, со времени Пушкина и Лермонтова литературное мастерство не пошло вперед. Были внесены новые темы, новые чувства и проч., но самое литературное искусство не двинулось". Чехов в своих лучших вещах стал менять форму, "он страшно рос. Он был очень большой поэт. А разве кто-нибудь из критиков сказал хоть слово о форме его последних рассказов? Никто" .
И дальше:
"Я всю жизнь испытываю муки Тантала. Всю жизнь я страдаю от того, что не могу выразить того, что хочется. В сущности говоря, я занимаюсь невозможным занятием. Я изнемогаю от того, что на мир я смотрю только своими глазами и никак не могу взглянуть на него как-нибудь иначе" . Вспоминал Пушешников слова, сказанные ему Буниным, когда они гуляли по лесной просеке вблизи Глотова: "Вот, например, как сейчас, - как сказать обо всей этой красоте, как передать эти краски, за этим желтым лесом дубы, их цвет, от которого изменяется окраска неба. Это истинное мучение! Я прихожу в отчаяние, что не могу этого запомнить. Я испытываю мутность мысли, тяжесть и слабость в теле. Пишу, а от усталости текут слезы. Какая мука наше писательское ремесло… В нашем ремесле ужасно то, что ум возвращается на старые дороги… А какая мука найти звук, мелодию рассказа, - звук, который определяет все последующее! Пока я не найду этот звук, я не могу писать. А среди каких впечатлений мы живем! Среди какой мерзости и гнусности!"
Такой же обостренный слух в отношении языка и стиля он находил у Флобера, у которого "не только каждое отдельное слово, но и каждый звук, каждая буква, - по словам Бунина, - имеют значение. Флобер был человек с болезненно обостренным слухом в отношении языка и стиля" .
В феврале на Капри к Горькому приезжал Шаляпин, и вечер 1/14 февраля Бунины провели у Горького, слушая пение и рассказы Шаляпина.
Он прибыл на яхте из Монте-Карло, где выступал в театре. С Буниным расцеловался, сказав: "Здравствуй, Ванечка!" - и весело, оживленно заговорил. Потом поднялись наверх, в кабинет Горького. Пришли еще люди, русские, жившие на Капри, и вскоре наполнилась вся комната, так что негде было поместиться. Шаляпин "был оживлен в высшей степени и говорил не переставая" , внимание присутствующих сосредоточилось на нем.
Семнадцатого февраля (первого марта) Бунины уехали с Капри. Трое суток пробыли в Неаполе, потом отправились в Бриндизи и далее - к острову Корфу, потом в Патрас, оттуда по железной дороге - в Афины. 23 февраля (7 марта) Бунин сообщал Юлию: "Мы в Афинах. Куда дальше - еще не решили" .
Бунин писал Телешову 25 февраля (9 марта) 1912 года: "Мы в Афинах. На пути из Италии я захворал. Теперь ничего. Но очень сбило это мои планы. Да и пропустил я хороший пароход Добровольного флота, ушедший в Японию. Ждать нового? Не знаю еще, стоит ли" .
В Афинах ездили к Акрополю и к могиле Сократа. Долго смотрели на колонны Акрополя, на его фронтоны. Затем отправились в Константинополь.
В Японию не поехали: боялись, что возвратятся в Россию поздно, когда трудно будет снять под Одессой дачу на лето.
В письме к Юлию Алексеевичу В. Н. Муромцева говорит: "Вы не можете себе представить, какая досада у нас на Миролюбова: из-за него мы пропустили "Ярославль", на котором хотели плыть в Японию"; отправившись позднее, пишет она, "мы вернемся в Москву лишь или в конце апреля, или начале мая. А мы хотим лето провести под Одессой, снять дачу, а как это сделать за глаза. В мае же дач может и не оказаться" .
Двадцать девятого февраля Бунин с женой прибыли в Одессу, остановились в гостинице "Лондонская" .
На "четверге" Бунин читал рассказ "Захар Воробьев" и имел, как писали газеты, шумный успех. О том, что тогда "Иван Алексеевич читал с большим успехом "Захара Воробьева"", - писала автору этой работы и Вера Николаевна 10 мая 1960 года.
Бунин сообщал Юлию из Одессы 4 марта 1912 года:
""Ночной разговор" здесь имеет большой успех. Как в Москве? Ищем дачу… Я бы мог поехать с тобой весной в Палестину.
Страшно жалею, что не поехал в Японию. Не поехать ли? Пароход отходит 15 марта. Будем в Японии в начале мая. А ты сел бы на поезд и приехал во Владивосток, потом в Японию. Пожили бы в ней и вернулись вместе в Россию опять-таки поездом… Здоровье мое так себе. Почка побаливает" .
Бунин строил планы поездки в Испанию с Нилусом и Юлием Алексеевичем. Но от этого путешествия пришлось отказаться из-за войны .
Бунин был занят подготовкой к изданию своих книг. Вера Николаевна и Пушешников совместно переводили "Грациэлу" Ламартина. В. Н. Муромцева-Бунина сообщала Юлию Алексеевичу из Одессы 24 марта 1912 года: "По целым дням мы работаем с ним (Пушешниковым. - А. Б.) над "Грациэлой" - коллективное творчество…" 1 апреля Вера Николаевна и Пушешников выехали из Одессы в Москву. Бунин остался в Одессе еще на месяц.
В первой половине апреля Бунин приезжал в Киев, здесь было его выступление. На это указал мне К. И. Чуковский, читавший (9 апреля 1912 года) лекцию об Уайльде.
Одиннадцатого апреля В. Н. Муромцева-Бунина писала Ивану Алексеевичу: "Сейчас я получила вырезки из газет. Очень ругает тебя "Новое время". Кончается так: "От писаний наших венчанных лаврами изящных словесников становится не по себе". Это по поводу "Захара Воробьева"" . Реакционная газета в этом рассказе Бунина увидела пасквиль на Россию.
В мае 1912 года Бунин был в Москве, 9-го он с братом Юлием ездил в Симонов монастырь; вечером, сидя в ресторане Тестова, "говорили о <Н. И.> Тимковском, - пишет Бунин в дневнике, - о его вечной молчаливой неприязни к жизни. Об этом стоит подумать для рассказа".
Семнадцатого мая Бунины приехали в деревню, вместе с Юлием Алексеевичем прожили здесь и июнь.
"19 мая <1912>. Глотово (Васильевское).
Приехали позавчера.