Около года Никон подвигался в посте и молитве, и усердие иеромонаха произвело столь сильное впечатление на братию, что, когда преставился Серапион, именно его избрали игуменом. Утвержден он был в этом сане в Новгороде Митрополитом (1635–1649) Новгородским и Великолуцким Аффонием в 1643 году. Спустя три года, в 1646 году, игумен Никон отправился в Москву "за царской милостынею". Там началось его восхождение к вершинам славы и власти.
По обычаям того времени, каждый прибывающий в Москву игумен должен был представляться Царю. Вокруг молодого Царя Алексея Михайловича, которому 19 марта того года исполнилось только семнадцать лет, группировался круг приближенных из числа самых образованных и широкомыслящих людей своего времени. Среди особо значимых имен находился протопоп Кремлевского Благовещенского собора и духовник Царя Стефан Вонифатьев (? - 1656), дядька Царя боярин Б.И. Морозов (1590–1661) и совсем молодой тогда задушевный друг Царя Ф.М. Ртищев (1626–1673), получивший позже прозвище в народе "милостивого мужа".
К тому времени под главенством и руководством Вонифатьева составился "Кружок ревнителей благочестия" из людей начитанных и искусных в деле проповеди, которые действовали в разных местах, но в одном духе и с одним направлением. К "Кружку" принадлежали: протопоп Иоанн Неронов (1591–1670), Аввакум (Аввакум Петрович Кондратьев, 1620–1682), протопоп Аоггин (Логин) Муромский, поп Лазарь Романовский, Данила Костромской. Из светских лиц им сочувствовал Федор Ртищев, а из черного духовенства - епископ Коломенский Павел.
Это были реформаторы прежде реформы Никона. Они ставили задачу оживления и обновления церковной жизни и богослужебной практики, для улучшения нравственного образа жизни народа, но в первую очередь - духовенства. Они ратовали за восстановление проповеди с амвона, за "единогласие" в богослужении, выступали за исправление переводов богослужебных книг.
Дело шло своим чередом; исправление церковных книг и обрядов в пользу греческих пошло полным ходом задолго до того, как Никон стал Патриархом. Фактически первые в этом направлении шаги были предприняты еще при Патриархе (1619–1633) Московском и всея Руси Филарете - деде Царя Алексея Михайловича.
Царь Алексей Михайлович всей душой поддерживал благоулучшения "ревнителей". Самодержец не только словом, но и делом старался пособить делу "исправления" церковных книг, для чего надо было собрать в Москве людей, сведущих в древних языках и, конечно же, благочестивых. В мае 1649 года Царь отправил особую "грамоту" Митрополиту Киевскому Сильвестру Коссову, чтобы тот прислал двух известных книжников-иеромонахов: Арсения Сатановского и Дамаскина Птицкого, для сличения "славянского перевода Библии с греческим".
"Ревнители благочестия" ратовали за усовершенствование русской богослужебной практики. Палаты Ртищева в Москве стали тем местом, где постоянно собирались "русские боголюбцы", где шел обмен мнениями и, не боясь последствий, велись свободные разговоры и споры по самым животрепещущим вопросам русской жизни. Завсегдатаем этого "духовного клуба" стал и Никон, многому научившийся у "ревнителей благочестия".
Протопоп Вонифатьев стоял во главе "обновителей", позволяя себе непозволительные вещи по отношению к самому Патриарху Иосифу, который был слишком удален от преобразовательского рвения. В начале 1649 года дело дошло до публичного скандала. 11 февраля Патриарх подал Царю челобитную, где писал, что Стефан Вонифатьев поносил его публично, приведя подлинные слова Вонифатьева: "В Московском государстве нет Церкви Божией, а меня, богомольца твоего, называл волком, а не пастырем" и всех митрополитов, архиепископов и епископов "бранными словами бесчестил". Иосиф далее заключал, что Вонифатьев не только бранился "позорными словами", но и нарушил только что утвержденный Свод законов - Уложение, где прописано было: кто изречет на соборную и апостольскую церковь какие хулительные словеса, "да смертию умрет". Первосвятитель просил у Самодержца защиты и разрешения "дать на него, Стефана" собор".
Иными словами, Иоаким намеревался соборно отлучить и проклясть царского духовника. Однако до этого не дошло. Алексей Михайлович просто не дал движения делу, и оно заглохло, но многим стало ясным, что повелитель державы на стороне "ревнителей".
Позже почти все "ревнители" подверглись опалам и гонениям со стороны Патриарха Никона, а некоторые погибли насильственной смертью за критику и противодействие "Великому Государю", как величал себя в документах Патриарх Никон. Здесь особо показательна и вопиюща история с епископом Павлом (†1656), которого старообрядцы поныне почитают как "священномученика".
Родился будущий епископ в селе Колычево Нижегородского края в семье сельского священника. Принял постриг в Макарьевом Желтоводском монастыре, с 1636 года - монастырский казначей. С 1651 года - игумен Боровского Пафнутьева монастыря. В 1652 году был одним из 12 претендентов на престол Патриарха, но им, по настоянию Царя, стал Никон. В том же году Никон возвел Павла в сан епископа Коломенского и Каширского. В 1654 году для узаконивания своих действий Патриарх Никон собрал Собор с тщательно отобранными участниками, среди которых был и Павел Коломенский. На Соборе Павел открыто выступил в защиту "старых книг", а под соборными постановлениями вместо подписи написал: "Если кто от преданных обычаев святой соборной церкви отъимет, или приложит к ним, или каким-либо образом развратит, анафема да будет".
Никон избил Павла на Соборе, сорвал с него мантию, без соборного суда лишил епископской кафедры. Прискорбен был и сам факт, и то, что указанная тяжелая сцена насилия над епископом Павлом происходила в присутствии Царя, председательствовавшего на Соборе, но не вступившегося за епископа.
Волей Никона Павел был отправлен как простой монах в Палеостровский монастырь на острове на Онежском озере. В начале 1656 года Павел по приказу Никона переведен под строжайший надзор в новгородский Хутынский монастырь, где и был умерщвлен. Старообрядцы считают, что Павел Коломенский 3 апреля 1656 года, в Великий четверг, был сожжен в срубе подосланными Никоном людьми - "яко хлеб Богови испечеся". Так или иначе, но смерть епископа Павла навсегда осталась темным пятном на репутации Патриарха Никона…
В русском обществе той поры давно ощущалась настоятельная потребность унифицировать устроение Церкви по "подлинному образцу", за который принималось устроение греческое. К середине XVII века Московское Царство являлось единственным в мире православным государством. После нестроений и разрухи, вызванных Смутой начала того века, страна быстро восстанавливалась, укреплялась во всех отношениях, в том числе и духовном. Алексей Михайлович принял Скипетр Державы Российской, на которую православные, как на Руси, так и вовне, смотрели как на обетованную всеми православными душами государственную обитель правоверия, на ковчег спасения "народа христианского".
Идея Третьего Рима была сформулирована еще в первой половине XVI века иноком Филофеем Псковским (ок. 1465–1542): "Первый Рим пал от нечестия, второй (Константинополь) - от засилья агарянского (мусульманского), Третий Рим - Москва, а четвертому - не бывать". Через сто лет, в эпоху Алексея Михайловича данное историософское построение русского богослова-интеллектуала приобретало форму исторической реальности.
Идеологему Филофея развил и "поставил на русскую почву" выдающийся пастырь и проповедник Преподобный Иосиф Волоцкий (Санин, 1440–1515). В своем трактате "Просветитель", составленном на грани XV–XVI веков, Преподобный выразил русский взгляд на русское христианское мироустроение. Он писал: с тех пор как "солнце Евангелия осияло нашу землю, и гром апостольский огласил нас; воздвиглось множество Божиих церквей и монастырей, явилось множество святителей и преподобных, чудотворцев и схимников, и как в древности Русская земля всех превзошла своим нечестием, так и сейчас, словно на золотых крыльях взлетев на небеса, она всех превзошла благочестием".
Миропредставления Филофея-Иосифа были чрезвычайно распространены к середине XVII века, они являлись краеугольным камнем всех построений русской мысли, служили идеологической основой так называемой старорусской партии, считавшей, что негоже русским идти в безропотное послушание к грекам, за свои отступничества и капитуляции перед "латынами", "папежниками", наказанным потерей собственной державы, так как лишились милости Всевышнего. По словам исследователя, после падения Царь-града в 1453 году "на греков многие начали смотреть как на отступников от настоящего благочестия. Мнения эти так прочно укоренились в русском духовенстве, что всякая иная точка зрения считалась отступлением от Православия, чуть ли не ересью. Таких взглядов держался поначалу и Никон".
Уже в Москве Никон довольно быстро переменил свои представления и не только примкнул, но и возглавил придворную, условно называемую, "грекофильскую партию". Свое новое мировоззренческое "кредо" он выразил ясно, без прикрас: "Я русский, сын русского, но мои убеждения и моя вера греческая". В безоглядном грекофильстве его потом и укоряли противники, в первую очередь Иоанн Неронов, напоминавший, что раньше Никон не признавал благочестия греков, а теперь "иноземцев хвалит" и называет греков "благоверными и благочестивыми родителями".
Единое мировое Православное Царство должно было принять под свою длань всех людей, все народы, исповедующие правоверие, как когда-то и было в Империи Константина Великого, во Втором Риме, преемницей которого и стал Третий Рим. В новых условиях неимоверно вырастала роль Русского Царя, на которого смотрели как на водителя, защитника, охранителя устоев православного мироустроения. Россия должна была стать не только по факту своей особости и по духу своей веропреданности, но и "по обряду", "по букве", водительницей православного мира.
Грекофильство постепенно находило себе все больше сторонников в обществе, а в самом правительстве оно становится искренним и целеустремленным. Царь Алексей Михайлович с ранних пор имел одну желанную мысль: привести Русскую Церковь в полное единение с Греческой. Геополитические воззрения Царя Алексея, его взгляд на себя как на наследника мировых правителей Царь-града, наместника Бога на земле, защитника всего Православия, его мечта освободить христиан от турок и стать Царем в Константинополе заставляли стремиться к тождеству русского и греческого церковного обряда.
На Православном Востоке постоянно поддерживали подобные намерения в Москве, видя в далеком северном Царстве возможного избавителя от притеснений мусульман. Все четыре великих Православных Патриархата - Константинопольский, Антиохийский, Александрийский и Иерусалимский были подчинены власти султанов, поставивших их в полную административную, юридическую и финансовую зависимость. Положение порой складывалось нетерпимое. Православные не только воспринимались людьми "второго сорта"; их преследовали, грабили и тысячами убивали и по султанским приказам, и просто толпами мусульманских фанатиков. Никакая православная душа не могла молча взирать и спокойно мириться с подобными проявлениями антихристианского и античеловеческого варварства.
На Руси всегда сочувствовали "братьям во Христе" на Востоке. Подобные чувства сострадания рождали желание оказать помощь, в первую очередь материальную, которая различными путями столетиями поступала и патриархатам и отдельным обителям. Поток русского вспомоществования невероятно возрос к середине XVII века, когда Русь-Россия заметно укрепилась.
Надо прямо сказать, что среди греческого священства, доминировавшего в Восточных Патриархатах, всегда находились люди, которые желали поставить Московских Царей в зависимость от себя, сделать их поднадзорными, чтобы извлекать не только моральные, но и материальные выгоды. Отсюда возникало стремление утвердить в православной среде представления, что русские, сделавшие свою Церковь автокефальной, т. е. независимой и самостоятельной, пошли дорогой "искажения истинного Православия". Всегда находились греческие церковные иерархи, да и просто монахи, желавшие стать наставниками, менторами русских, как то было до падения Царь-града в 1453 году, когда Церковь на Руси являлась верной "дщерью" Царь-града. Подобные поползновения греческого клира всегда встречали на русской почве противодействие, часто скрытое, а порой и явное.
Наиболее полно и завершенно русские представления выразил один из блестящих русских "книжников", старец иеромонах Арсений (Суханов, 1600–1668) - строитель Богоявленского монастыря в Кремле, принадлежащего Троице-Сергиевому монастырю. Позже он - келарь Троицкого монастыря и один из главных "справщиков" книг при Патриархе Никоне. С 1661 года руководил работой Московского Печатного двора.
Выдающейся заслугой Арсения являлось то, что по поручению Патриарха Иосифа и Алексея Михайловича, для изучения церковных обычаев, он в 1649–1650 годах посетил важные центры Православия на Востоке: Афон, Константинополь, острова Родос и Хиос, побывал в Иерусалиме и в Египте. В 1654 году Патриарх Никон посылает Суханова на Афон для приобретения греческих рукописей, необходимых для начавшегося исправления богослужебных книг. Он с блеском выполнил это поручение, привезя на Русь бесценное собрание древних греческих рукописей (более 700), которые невероятно обогатили сокровищницу Московской Патриархии.
Арсений стал одним из самых блестящих русских "книжников" середины XVII века. Через сто лет Арсений нес тот же "свет правды христианской земли", которую в XVI веке огласил монах Филофей Псковский. В 1650 году Арсений вступил в спор ("прения") с греческими богословами, которые прибыли на Русь в составе делегации Иерусалимского Патриарха Паисия.
Греки вели себя в Москве чрезвычайно заносчиво, критикуя многие порядки и установления и в Церкви, и в богослужении. Они брали на себя роль "судей", что оскорбляло русское православное чувство. Русские готовы были слушать братские наставления, но не желали преклоняться перед греками, не хотели видеть в них начальников-наставников. Они принимали славу и честь старой "Грецкой земли", но не желали делить с греками их историческое бесчестие.
Московиты прекрасно были осведомлены о тех ужасных историях, которые происходили в четырех Восточных Патриархатах: взятки, продаж должностей, казнокрадство, предательство, заискивание перед нечестивыми и перед католическими раскольниками и даже убийства, все эти антихристианские деяния настолько там распространились, что стали чуть не делом обыденным. Бесценное Богомудрие греков осталось в прошлом, там, где правили благочестивые Цари и великие Патриархи - это наследие русские готовы были перенимать и перенимали с неизменным душевным трепетом. Теперь же ситуация совершенно иная.
В 1650 году в "валашском" местечке Тырговиште, где находился Паисий на обратном пути из Москвы в Иерусалим, произошло примечательное событие. Там Арсений вступил в полемику с учеными греками, а затем привез в Москву подробный отчет о "прениях", так называемый Статейный список.
Арсений в совершенстве владел греческим языком, был прекрасно богословски образован. Его речи "в прениях о вере", всего таковых было четыре, - настоящий богословско-историософский трактат. Митрополит Макарий в своей "Истории" написал, что "эти прения, записанные Арсением, представляют одно из самых ярких свидетельств о тогдашнем религиозном настроении умов в нашем Отечестве". Потому уместно здесь привести обширные выдержки.
"Когда в Царь-граде был благочестивый Царь, - восклицал Арсений, - он учинил четырех патриархов да папу в первых, и те патриархи были в одном Царстве под единым Царем и на Соборах собирались по его царскому соизволению. А ныне вместо того Царя на Москве Государь Царь благочестивый, единый Царь благочестивый во всей подсолнечной, и Царство его христианское Бог прославил. И устроил наш Государь Царь у себя вместо папы в царствующем граде Москве Патриарха, а вместо четырех патриархов - на государственных местах четырех митрополитов, потому у нас на Москве возможно и без четырех патриархов ваших править Закон Божий… А ваш патриарх Александрийский над кем патриарх? У него только две церкви во всей епархии и ни одного митрополита, архиепископа и епископа. Живут ваши четыре патриарха и без папы, когда он уклонился в ересь, так и мы ныне можем без вашего учения быть".
После столь резкой отповеди, данной тщеславным грекам, старец Арсений решил исторически "просветить" зазнавшихся собеседников и объяснить им вехи русского христианского пути.
"Напрасно вы хвалитесь, что мы от вас Крещение приняли: мы приняли Крещение от святого Апостола Андрея, который приходил Черным морем до Днепра, а Днепром до Киева, а оттуда до Новгорода. Потом Великий князь Владимир крестился в Корсуне от тех христиан, которые крещены (были) находившимся там в изгнании Климентом, папою Римским. Из Корсуни взял Владимир в Киев мощи Климентовы, и митрополита, и весь священный чин. И мы как приняли веру и крещение от святого Апостола Андрея, так и держим…".