Примерно ко 2-й половине 70-х годов III века Лициний начал военную службу, сначала простым солдатом, а затем занимая более высокие должности. Решающую роль для Лициния играло возвышение Галерия в 293 году на высший пост и провозглашение его Цезарем. Не исключено, что именно в это время Лициний, сохранявший прежние хорошие отношения с Галерием, стал его придворным и советником. Лактанций прямо свидетельствует, что советы Лициния был нужны Галерию во всех вопросах управления. Неясно лишь, когда Лициний стал его советником – с 293 года, или с более позднего времени. Безусловно, на данном этапе огромную роль в карьере Лициния играли его личные связи с Галерием, но вряд ли он смог бы добиться высокого положения без нужных личных качеств, особенно военных и административных способностей. Известно, что Галерий управлял восточными провинциями и вел войну с персами в 296–298 годах, в начале неудачно, а затем с большим успехом, захватив лагерь царя Нарсеса. Лициний отличился в той кампании и своими энергичными действиями понравился Галерию. Таким образом начало возвышения Лициния можно датировать примерно 298 годом, когда он показал свои военные способности и оказался в чести у Галерия. Если бы в восточной кампании он ничем не отметился, то и дальнейшее выдвижение его в высшие сферы власти оказалось бы под вопросом. Между 299 и 305 годами Галерий на Дунае победил сарматов и карпов. Участие Лициния в этом походе хотя и не засвидетельствовано в источниках, но выглядит очень вероятным. Согласно Лактанцию, уже в 305 году Галерий собирался сделать Лициния своим соправителем на место Констанция I, который был серьезно болен и мог скончаться. В 307 году Лициний был отправлен в Рим для ведения переговоров с узурпатором Максенцием, но эта миссия была безрезультатной. Провозглашение Лициния Августом после кончины Констанция I в 306 году не состоялось, этот титул получил Север, что свидетельствует о нежелании Галерия менять принципы тетрархии, заключающиеся в последовательном переходе власти от старшего соправителя к младшему. Лишь после того, как Север был убит, произошло наделение высшей властью Лициния 11 ноября 308 года на съезде в Карнунтуме, куда прибыл даже Диоклетиан, уже три года бывший частным лицом. Новый император получил титул Августа, а Константину и Максимину вначале был объявлено, что они должны оставаться с титулом Цезаря, но после их явного и резкого неудовольствия Галерий пошел на уступки, признав их "сыновьями Августов" (filii Augustorum). Всё же в 309 году Константин и Максимин, явно не хотевшие быть по статусу ниже Лициния, провозгласили себя Августами, и вся система власти окончательно запуталась. Тетрархия в сущности заменилась пентархией (властью пятерых), которые были властолюбивы и не хотели быть "младшими". Формально Лициний к 309 году был могущественным правителем, и его сфера власти теоретически распространялась на Италию и Африку, но отбирать их из рук узурпаторов Лициний не хотел или не мог, и фактически он управлял лишь Паннонией. Вероятно, Лициний проявлял осторожность, не решаясь вторгнуться в Италию, поскольку неудачи Севера и Галерия еще были свежи. Кроме того, создается впечатление, что его отвлекли внешние дела: между поздней весной и концом июня 310 года император воевал с сарматами и победил их. Реальное положение Лициния было очень непростым. Его армия, скорее всего, не была многочисленной, он противостоял и варварам, и потенциальным внутренним врагам. Реально опираться он мог лишь на Галерия. Агитировать в свою пользу легионы и население провинций Лицинию было затруднительно, так как у него было не больше аргументов в свою пользу, чем у других соправителей, и, кроме всего, Лициний был незнатен. В 311 году его имя на известном эдикте стояло третьим после Галерия и Константина. Следовательно, от его прежнего "старшинства" в отношении Константина уже ничего не осталось. Лициний мог надеяться лишь на преданность своих легионов, свой военный опыт и административные способности. В 311 году, после кончины Галерия, Лициний занял все Балканы и ввел гарнизон в Византий. Военно-политическое положение императора заметно улучшилось, зато он окончательно испортил и без того плохие отношения с Максимином Дайей, который, вероятно, претендовал на часть европейских провинций и хотел быть выше Лициния. В то же время (с 311 года?) заметно сближение Лициния и Константина. Лициний, в обмен за поддержку со стороны Константина, должен был уступить ему право отвоевать Италию у Максенция. Константин обещал помощь в возможном конфликте с Максимином и, по-видимому, признал права Лициния на захват восточных провинций империи.
Очевидно, что выдвижение Лициния в 308 году было само по себе обидным событием для Максимина, который не хотел стоять в системе власти ниже Лициния. Тем не менее, в 311 году они заключили договор и поделили сферы господства: Балканы – Лицинию, Азия и Египет – Максимину. Последний заключил союз с Максенцием, но тот в октябре 312 года был побежден Константином и погиб.
В феврале 313 года Лициний и Константин встретились в Медиолане и окончательно заключили союз, скрепленный женитьбой Лициния на Констанции, сестре Константина. Тогда же, зимой 313 года Максимин двинул многочисленную армию из Сирии (по Лактанцию), или, возможно, из Армении в Вифинию. Оттуда войско, утомленное тяжелым переходом в условиях ливней, снегов, грязи и холода, было переправлено в Европу и осадило Византий. Город оборонял гарнизон Лициния, который держался 11 дней, отклоняя дары и посулы Максимина, а также отбив штурм. Взяв всё же город, Максимин занял Гераклею и Перинф, потратив на это еще несколько дней. Лициний успел собрать часть своих легионов (всего около 30 тысяч воинов) и двинулся к Адрианополю, собираясь, согласно Лактанцию, лишь задержать Максимина, у которого были превосходящие по численности силы (70 тысяч). Битва состоялась 30 апреля 313 года у Адрианополя (в 18 милях от Перинфа, недалеко от реки Эргена (притока современной реки Марицы) "на пустом и голом поле, которое называется Серены". Лактанций сообщает некоторые интересные подробности. Перед битвой императоры вступили в переговоры, причем Максимин презирал (contemnebat) Лициния, считая, что из-за его скупости на дары, его воины сами перебегут к Максимину. Он хотел усилить свое войско за счет переманённых солдат Лициния, чтобы затем двинуться против Константина, правящего на Запале империи. Максимин явно предпочитал "купить" солдат Лициния. "Он кружит по полю сражения и склоняет солдат Лициния к предательству то уговорами, то дарами", однако успеха в этом не достиг. Лицинианцы обрушились на воинов Максимина, которые не могли вынуть мечи из ножен или бросить копья. Войско Максимина стало отступать, не нанеся потерь противнику, но при этом у них были большие потери. Лактанций отмечает, что половина войска Максимина была повержена, остальные сдались или бежали. Максимин, переодевшись рабом, искал спасения с женой, детьми и небольшой свитой. Лишь в Каппадокии он собрал снова свои военные силы и облачился в императорскую одежду. Отступив в Таре (Киликия), Максимин пытался продолжать борьбу, но, видя, что победить Лициния не удастся, принял яд или, по другой версии, умер своей смертью летом 313 года.
В итоге Лициний одержал крупнейшую победу в удивительных и неблагоприятных условиях. Почему это произошло? Лактанций и Евсевий всецело приписывают его успех Божьей воле. Бог хотел покарать убежденного язычника Максимина, избрав Лициния орудием наказания. Лактанций отмечает, что ангел продиктовал во сне Лицинию молитву Высшему Богу, которая помогла ему победить. Лициний предстает в нравственном отношении выше Максимина, хотя бы потому, что произошло явление ему ангела. Но, помимо теологического, возможно и рациональное объяснение. Возможно, Лактанций и Евсевий о чем-то умалчивают, и вследствие этого победа Лициния кажется чудесной. Очевидно, что армия Максимина была утомлена долгим переходом и поэтому изнуренные воины не могли даже пользоваться оружием. Кроме того, можно заметить желание Максимина решить исход войны не разгромом легионов Лициния, а попыткой привлечь их на свою сторону. Лициний сумел настроить своих воинов на битву, и это дало ему очевидный военный перевес. Император пользовался доверием своего войска, и надежды Максимина на измену не оправдались. Не исключено, что свою роль играл фактор внезапности атаки войска Лициния, а также более высокая дисциплина и подготовка. Лициний в результате победы 313 года занял все восточные провинции империи, и теперь лишь Константин мог соперничать с ним в могуществе. Грандиозный успех Лициния, возможно, кажется случайным, трудно предсказуемым, однако, помимо фактора случайности, была и закономерность. Лициний не был узурпатором и выскочкой, его карьерный рост выглядит заслуженным. Лициний еще до 313 года показал себя с лучшей стороны в военной и в административной сфере, ему удалось опереться на подчиненные ему легионы и добиться их преданности. В целом междоусобная война 313 г. подтвердила, что Лициний обладал качествами крупного государственного деятеля.
2. Религиозная политика Лициния. 308–316 годы
Период первой четверти IV века был ознаменован переломом в отношениях Римского государства с христианским обществом и изменением социального положения христиан. Лициний принимал активное участие в этих процессах. С 303-года римское правительство проводило враждебную линию по отношению к христианам, прикрываясь консервативными лозунгами возврата к верованиям предков. Однако религиозный фактор в гонительных событиях не был единственным и преобладающим – сильно сказывалась внутриполитическая нестабильность, влекшая за собой недоверие императорской власти к любым общественным организациям, не связанным с государственной системой. У Евсевия есть прямые указания на этот счет: "В скором времени, когда некие люди попытались завладеть царской властью в области, именуемой Мелитинской, а другие – в
Сирии, вышел царский указ повсюду бросать в темницу и держать в оковах предстоятелей церквей" (ούκ εις μακρόν δ ετέρων ката την Μελιτηνην ουτω καλόυμένην χώραν καί αυ πάλιν άλλων άμφί την Συρίαν έπιφυηναι τη βασιλεία πεπειραμένων, τούς πανταχόσε των εκκλησιών προεστώτας είρκταΐς καί δεσμοΐς ενεΐραι πρόσταγμα εφοίτα βασιλικόν.
Точка зрения Лициния на христианскую проблему до его прихода к власти и в первые годы правления может быть восстановлена лишь гипотетически. Источники умалчивают об отношении императора к гонениям. Если исходить из того, что Лициний был близким советником Галерия, считавшегося наиболее жестким антихристианским деятелем, то Лициний должен был тесно примыкать к нему и выступать в какой-то мере инициатором борьбы с христианами с 303 г. У Евсевия есть лишь одно указание на позицию Лициния до 311 г.: "Те же самые правители, которые раньше затеяли против нас войну, удивительно переменились в своих мыслях и стали поступать совсем иначе…" (τότε δητα καί οι καθ’ ημάς άρχοντες, αυτοί δη εκείνοι δί ών πάλαι τά των καθ ημάς ενηργεΐτο πολέμων, παραδοξοτατα μεταΰεμενοι την γνώμην...) Это сообщение относится к эдикту о веротерпимости, изданному в 311-ом году от лица Галерия, Константина и Лициния, и принятому также Максимином в восточных провинциях. Так как Константин и Максимин не были инициаторами гонения, то при буквальном понимании текста Евсевия под правителями, начавшими преследование христиан, могут подразумеваться лишь Галерий и Лициний. Однако более прямых сведений об антихристианских настроениях Лициния до 311-го года Евсевий не дает. В других источниках сохранилось упоминание, относящееся, по-видимому, ко времени управления Лицинием Паннонией (308 или 309 г.?), о том, что епископ Сисции Квирин был брошен в реку. Но этот факт, даже если считать его истинным, проливает мало света на сущность религиозного курса императора в первые годы его правления. В "Мученичестве Квирина" суд над епископом проводят Максим и Амантий, правитель Паннонии Первой. Имя императора не названо, и лишь вероятно, что это был Лициний.
Видимо, он не препятствовал гонению, но и не одобрял репрессии против христиан. Такая оценка лучше всего соотносится с тем, как Лициний изображен в труде Лактанция. К 311-му году Лициний должен был придерживаться суждений, изложенных в эдикте данного года, изданном и от его имени, наряду с Галерием и Константином. Текст эдикта, достаточно неприязненный для христиан, показывает в то же время глубокую обеспокоенность императорской власти общим упадком религиозного духа в империи: "Многие, пребывая в своем безумии, не воздают подобающего поклонения ни богам небесным, ни Богу христиан…" Христиане характеризуются как опасные вольнодумцы: "В силу измышлений исполнились они такой самоуверенности, что не следуют установлениям древних и, может быть, даже тому, что принято было их родителями. Каждый живет по собственному усмотрению, как хочет: они сочинили сами себе законы, соблюдают их и составляют по разным местам различные общества" (επείπερ τινί λογισμώ τοσαύττ] αυτούς πλεονεξία κατεσχηκει καί άνοια κατειληφει ώς μη επεσθαι τοΐς ύπό των πάλαι χαταδειχθεΐσιν, άπερ ίσως πρότερον καί οι γονεΐς αυτών ησαν καταστησαντες, άλλά κατά την αυτών πρόθεσιν καί ώς έκαστος εβούλετο, ούτως εαυτοΐς καί νόμους ποιησαι καί τούτους παραφυλάσσειν καί εν διαφόροις διάφορα πληθη συνάγειν".
Главное содержание эдикта сводилось к" прощению" христиан: "…Мы, по нашему человеколюбию и неизменной привычке даровать всем прощение, решили незамедлительно распространить наше снисхождение и на христиан: пусть они остаются христианами, пусть строят дома для своих собраний, не нарушая только общественного порядка" (.. .αφορώντες εις την ημετεραν φιλανθρωπίαν καί την διηνεκησυνηθειαν δί ης είώθαμεν άπασιν άνθρώποις συγγνώμην άπονεμειν, προθυμότατα καί εν τούτω την συγχώρησιν την ημετεραν επεκτεΐναι δεΐν ενομίσαμεν, ϊνα αυθις ώσιν χριστιανοί καί τούς οίκους εν οΐς συνηγοντο, συνθώσιν ούτως ώστε μηδέν ύπεναντίον της επιστήμης αυτούς πράττειν). Христианам предписывалось "молиться своему Богу о благоденствии нашем, всего государства и своем собственном…" (ημετεραν όφείλουσιν τον εαυτών θεόν ϊκετεύειν περί της σωτηρίας της ημετερας καί τών δημοσίων καί της εαυτών). Эдикт предусматривал и практическое развитие декларируемых идей: "В другом послании мы объясним судьям, что им надлежит соблюдать" (δί ετερας δε επιστολής τοίς όικασταΐς όηλώσομεν τι αυτούς παραφυλά-ξασθαι δεήσει). Эдикт 311-го года трудно оценить как освещающий в полной мере идейные позиции Лициния. Этот документ носит скорее полицейский характер, он пронизан страхом перед любым "нарушением общественного порядка". Более весомое и реальное значение имели, согласно тексту эдикта, секретные указания (не сохранившиеся) наместникам провинций. Следовательно, подлинная линия поведения Лициния могла не совпадать с идеями эдикта 311-го года. К концу 312-го года относится сообщение Евсевия, иллюстрирующее новую ориентацию Лициния в христианском вопросе: "Константин и с ним Лициний… почитая Бога виновником всех ниспосланных им благ, единодушно издали закон, для христиан совершенно превосходный" (Κωνσταντίνος και συν αύτω βασιλεύς Αικίννιος, Β'εόν τον των άγαμων απάντων αύτοΐς αίτιον εύμενίσαντες, άμορω μια βουλή καί γνώμη νόμον ύπερ Χριστιανών τελεώτατον πληρέστατα όιατυπούνται). В другом месте Евсевий поясняет, что в ряде эдиктов и законов, исходящих от Константина и Лициния, христианам разрешалось строить церкви и устраивать собрания.