Тем не менее, литераторы, философы и теософы отступали от идеи абсолютной греховности Иуды. Начало реабилитации Иуды положил Анатоль Франс в сборнике "Сад Эпикура", предположив, что Иуда погубил свою душу ради спасения мира. Найти оправдание Иуде Искариоту пытались немецкий драматург Карл Вейзер в книге "Иисус", шведский писатель Тод Гердберг в книге "Иуда". В работах Д. Ф. Штрауса и Эрнеста Ренана под названием "Жизнь Иисуса" можно найти анализ несоответствий между четырьмя Евангелиями. В романе эстонского протестантского священника Кальмуса "Иуда" высказана мысль, что Синедрион обманул Иуду, убедив его в том, что если не они арестуют Христа, то это сделают римляне. Фактически Синедрион обещал обеспечить Иисусу определенную безопасность, убежище на некоторое время, но отдав Иуде деньги, как бы освободил себя от данного слова.
Леонид Андреев изображает Иуду как человека ревнивого и недоверчивого, убежденного в лживости человека, в том, что его постоянно дурачат (даже хорошим к нему, Иуде, отношением). И только Иисуса Иуда любит всем сердцем, болезненно ревнуя к нему остальных учеников и не веря в их бескорыстие и искренность. А на предательство он пошел, потому что надеялся на то, что люди в очередной раз одурачат его: Иуда знает, что они погубят Сына Человеческого, но раз они всегда обманывали, не подведут и на этот раз. Иисус спасется. Но в этот раз люди не обманули Иуду и с радостью проводили самого дорогого для него человека на казнь. Впервые в жизни Иуде не соврали, но он оказался очень и очень жестоко обманут. Оказалось, что даже во вранье люди лгут, а предателем и лжецом называют Иуду.
Идею обмана Иуды продолжили Аркадий и Борис Стругацкие в романе "03, или Отягощенные злом", где предательство представлено как договор с Христом, как вовлечение Искариота в своего рода игру, нужную для повышения падающего авторитета. В итоге оказывается, что игра – обман, все происходит в реальности, и Иуда в отчаянии кончает с собой, не в силах пережить содеянное.
Вообще, идея о существовании договоренности между Иисусом и Иудой достаточно популярна (хотя и не имеет евангелических подтверждений). Так считает, например, Никое Казандакис, написавший роман "Последнее искушение Христа", легший в основу одноименного фильма:
"– Брат мой, час настал, – кивнул Иисус Иуде, не отходившему от него. – Готов ли ты?
– Я снова спрашиваю тебя, равви: почему ты выбрал меня?
– Ты же знаешь, что сильнее тебя никого нет. Остальные не вынесут… Ты ходил к первосвященнику Каиафе?
– Да. Он говорит, что ему нужно знать, где и когда.
– Скажи ему – в канун Пасхи, после праздничной трапезы в Гефсиманском саду. Мужайся, Иуда, брат мой. Я тоже стараюсь не падать духом".
И далее:
"– Прости меня, Иуда, брат мой, – промолвил Иисус, – но это необходимо.
– Я же уже спрашивал тебя, равви, нет ли другого пути?
– Нет, Иуда, брат мой. Я бы тоже предпочел другой путь; до сегодняшнего дня я ждал и надеялся, но – напрасно. Нет, другого пути нет. Настал конец света – конец мира. Этот мир – царство дьявола – будет уничтожен, только когда наступит Царствие Небесное. Я принесу его. Как? Своей смертью. Другого пути нет. Не дрожи, Иуда, брат мой. Через три дня я восстану из гроба.
– Ты говоришь это только для того, чтобы успокоить меня, чтобы я предал тебя и сердце мое не разорвалось. Ты говоришь – я выдержу, ты хочешь придать мне сил. Нет, чем ближе час… нет, Иисус, я не вынесу этого!
– Вынесешь, Иуда, брат мой. Господь придаст тебе сил столько, сколько потребуется. Это необходимо, необходимо, чтобы я был казнен, а ты предал меня. Мы оба должны спасти мир. Помоги мне.
Иуда опустил голову.
– А ты бы предал своего учителя?
Иисус надолго задумался.
– Нет, боюсь, я не смог бы. Потому Господь и сжалился надо мной и поручил мне более легкое дело – быть распятым, – и, взяв Иуду под руку, он продолжал уговоры: – Не бросай меня. Помоги мне. Разве ты не говорил с первосвященником Каиафой? Ведь служители Храма уже готовы и вооружены, чтобы схватить меня? Ведь все устроилось, как мы и договаривались, Иуда. Так отпразднуем же сегодня вместе Пасху, а потом я дам тебе знак, и ты приведешь их. Впереди лишь три темных дня – они промелькнут, как молния, а на третий день, в воскресение, мы возликуем и обнимемся снова!"
Итак, именно истинная вера в священную миссию Спасителя, божественную сущность – все то, на чем зиждется христианство и Церковь вот уже две тысячи лет, побудило Иуду Искариота предать Иисуса в руки первосвященников. В то же время вера в душе Искариота сочеталась с сомнениями. Отец Сергий Булгаков пишет, что Иуда хотел спровоцировать ситуацию, когда появилась бы ясность – Мессия или не Мессия. Иуда предал Иисуса, надеясь таким образом не только ускорить наступление Царства Божьего на земле, но и убедиться, что Иисус сумеет спастись и доказать тем самым, что Он действительно тот, за кого Себя выдает: Мессия, предсказанный пророками, и Царь Израильский. Причем для двенадцатого апостола самым важным было – создать условия для неизбежного проявления истины, которую ему уже не довелось узнать.
Р. А. Смородинов в книге "Сын Человеческий" на основе филологического анализа греческих оригиналов приводит доказательства тождественности Иуды и Иисуса. Согласно его версии, Иуда Искариот – записанное по-другому и трансформированное при переводе с греческого имя Иисуса Христа, из-за неверной транскрипции приведшее к случайной ошибке и раздвоению. Василий Розанов, российский философ начала XX века, отстаивал похожую идею, которая состоит в том, что у Иуды была его собственная, тайная и настоящая миссия спасения. Иуда и есть истинный Христос, а Христос – это отвлекающий двойник. В этой версии цена за спасение мира поднимается еще выше, ведь платой становятся не мучения плоти (распятия), а вечное проклятие и позор.
Эта же идея присутствует и у X. Л. Борхеса в рассказе "Три версии предательства Иуды": "Иуда, неким таинственным образом – отражение Иисуса. Отсюда тридцать сребреников и поцелуй, отсюда добровольная смерть, чтобы еще верней заслужить Проклятие… Бог стал человеком полностью, но стал человеком вплоть до его низости, человеком вплоть до его мерзости и бездны. Чтобы спасти нас, он мог избрать любую судьбу из тех, что плетут сложную сеть истории;…он избрал самую презренную судьбу: он стал Иудой".
Иисус и Иуда – оказываются как бы двумя ипостасями единого лица – Сына Человеческого, двумя антагонистическими сущностями, составляющими цельную личность пришедшего в мир Мессии. Не соверши Иуда предательства, не был бы распят Иисус во имя спасения человечества, не увенчалось бы успехом начатое им дело, и новая религия – христианство – не пустила бы корни. Без Иуды невозможна была бы и жертва Иисуса.
Некоторые исследователи считают, что вина Иуды оказывается преувеличенной, даже если строго подойти к толкованию канонического текста: "…истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал на груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Искариоту. И после сего куска ВОШЕЛ В НЕГО САТАНА. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее". (Евг. от Иоанна, 13, 21–27). Ведь в таком случае получается, что Иуда не мог отвечать за свои действия, так как находился под влиянием дьявольских сил. И самоубийство становится естественной развязкой: когда трезвый рассудок вернулся к Иуде, он ужаснулся содеянному и лишил себя жизни. Однако священники возражают, что если в душе человека поселился Бог, то Сатана в нее проникнуть не сможет.
Священник Яков Кротов делает ряд замечаний относительно толкования поступка Иуды. С его точки зрения, слова "вошел в него Сатана" следует толковать так, что в каждом человеке дремлют темные силы, которые могут пробудиться при определенных обстоятельствах. Сергей Аверинцев в этой связи сказал, что алчность и корыстолюбие Иуды не являются сущностью его предательства, но они – это та щель, через которую мог действовать на Иуду Сатана.
С этой точки зрения предать Иисуса мог каждый из двенадцати апостолов. Они все, собственно говоря, отступились, но есть разница: ученики просто бежали, а не стали предавать Иисуса. Особенно явно это следует, во-первых, из тройного отречения Петра, а во-вторых, из того, что из всех учеников Христа Иуда был единственным, кто хоронил его. Однако Петр остался в числе святых апостолов, а Иуда нет, потому что покаяние Петра было глубже и искреннее, чем покаяние Иуды. В Толковой Библии говорится: разве плакал Иуда так, как плакал Петр?
Но если судить по Матфею, то Иуда раскаялся полностью: он не постыдился сказать, что выступил в качестве лжесвидетеля. Он разорвал сделку, вернув деньги, – это очень важный момент вот с какой точки зрения. В древности, когда человек продавал дом, он имел право в течение года вернуть его. Если покупатель не хотел отдавать дом, то он прятался, чтобы продавец не успел его найти и отдать деньги. Однако продавец мог вернуть деньги в храм – и тогда сделка считалась расторгнутой. Возможно, вернув полученные деньги, Иуда пытался таким образом разорвать сделку с первосвященниками.
Иисус говорил: "Впрочем, Сын Человеческий идет, как писано о Нем; но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предастся: лучше было бы этому человеку не родиться" (Мф. 26:24). Иуда предает Учителя, однако действия его предначертаны Всевышним, хотя и добровольны: Иуде неведомо предначертанное свыше, как и истинные намерения Бога. В библейской мысли свобода выбора и предопределение не противоречат друг другу, хотя, судя по евангелическим источникам, Иисус много пророчествовал о своей судьбе и гибели.
Надо сказать, что пророчества Иисуса навели протестантского теолога Г. Фолькмара на мысль, что весь рассказ об Иуде и его предательстве является вымыслом. Легенда об Иуде Искариоте возникла никак не раньше 70-х годов I века, ибо в посланиях Павла и Апокалипсисе об Иуде ничего не говорится. Ответ на вопрос: "Что побудило христиан создать легенду о предателе из числа близких учеников Иисуса?" – есть в Евангелии от Иоанна: "Но да сбудется Писание: "ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою"" (Ин.13:18). Христианские писатели находили фразы, которые можно было истолковать в мессианском смысле и доказать, что пророчества сбылись.
Можно предположить, что автор рассказа о предателе нашел в Псалтыри изречение и решил, что это – мессианское пророчество: "Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту" (Пс. 40:10). То обстоятельство, что псалмопевец говорит о сотрапезнике, побудило автора рассказа сделать предателем не просто ученика Иисуса, а близкого ученика, с которым Учитель делил хлеб, то есть из числа Двенадцати.
Оставалось придумать предателю имя, которое не вызывало бы никаких конкретных воспоминаний, но которое ввиду универсальности подходило бы под любую историческую личность. Таким именем стало имя Иуда как синоним слова еврей, а таким прозвищем стало прозвище Искариот – муж из Кариота. В Палестине было несколько городов с названием Кариот (К’риййот), причем "к’риййот" означает "город". Таким образом, имя Иуда Искариот (Й’hуда Иш-к’риййот) можно перевести как "городской еврей", "еврей из города".
Более поздние исследователи тоже обратили внимание на имя и этническую принадлежность Иуды, однако они считают Кериот названием поселения. Иуда означает "Бог да будет восславлен". Прозвище Искариот (по-арамейски Кериот) значит дословно "человек из Кериота". Как уже говорилось, существует два городка с таким названием, и неизвестно, о каком идет речь. Один Кериот был расположен в Иудее, и если предположить, что это родина Иуды, то он был в окружении Христа единственным иудеянином. Сам Христос и остальные его ученики были галилеянами, между населением этих областей существовала вражда. "Можно предположить, – пишет С. Михайлов, – что иудей был чужаком среди галилеян, – отсюда и скрытая неприязнь, вылившаяся в конце концов в целый ряд обвинений в адрес Иуды, непонимание его миссии, нежелание дать его поступку объективную оценку".
Что касается происхождения Иуды, то достоверных сведений о нем нет, кроме того, что он, видимо, родился в Кериоте, а отца его звали Симон. Когда он был подростком, родители перебрались в Иерихон, где он жил и служил в различных коммерческих предприятиях своего отца, пока не заинтересовался проповедью и деятельностью Иоанна Крестителя. Родители Иуды были саддукеями, и когда их сын примкнул к ученикам Иоанна, они отреклись от него.
Кроме того, если не считать Евангелий и Деяний апостолов, об Иуде и его предательстве не упоминает ни один из писателей Библии. Об Иуде ни слова не говорит Юстин, который полностью пересказывает повествование Евангелий, вплоть до непорочного зачатия, а это – аргумент в пользу того, что даже в третьей четверти II века Юстин не знал истории о предательстве Иисуса.
Лишь около 177 г. о предательстве Иисуса намекает Цельс (в передаче Оригена). И только Ириней оказывается хорошо знакомым с историей предательства.
На этом можно было бы признать, что весь рассказ о предательстве является художественным вымыслом, назидательной историей, и поставить точку. Однако в истории о предательстве, исключая отмеченные выше детали, нет ничего сверхъестественного, чтобы безоговорочно признать ее мифом. И даже если это миф – нет истории более поучительной, более страшной и более неоднозначной, чем история смерти Иуды Искариота.
КАРДАНО ДЖИРОЛАМО
(или Джеронимо, или Иеронимо)
(род. в 1501 г. – ум. в 1576 г.)
Хуренито изучил математику, философию, токарное ремесло, электротехнику, гидрологию, египтологию, игру на окарине, шахматную игру, политическую экономию, стихосложение и ряд других наук, ремесел, искусств, игр. Он с исключительной легкостью овладевал языками. Вот на каких он говорил совершенно безукоризненно: испанский, английский, французский, немецкий, русский, итальянский, арабский, ацтекский, китайский. Десятки других языков и наречий он знал вполне корректно.
И. Эренбург, "Необычайные похождения Хулио Хуренито"
Есть такое выражение – человек эпохи Возрождения, что означает универсальность знаний и умений, наличие таланта во многих областях человеческой деятельности. Один и тот же человек становился специалистом в математике, медицине, богословии, биологии, архитектуре, физике и совершал открытия в каждой из этих дисциплин. В общем-то, по тем временам такая универсальность не была чем-то из ряда вон выходящим – общий уровень знаний об окружающем мире был сравнительно невысок, не существовало специальных наук в современном понимании этого слова, а слова "ученый" и "философ" были синонимами. Большую роль в этом сыграла инквизиция, подчинившая в Средние века науку религии (это происходило в Европе: арабский мир переживал расцвет науки, а славянский – татаро-монгольское иго). Любое научное открытие, не совпадающее с религиозными догматами, становилось поводом для вынесения смертного приговора. Впрочем, этот подход сохранился и в эпоху Возрождения – достаточно вспомнить судьбу Джордано Бруно, которого сожгли на костре в 1600 г.
Так или иначе, но в эпоху Возрождения многие просвещенные люди совершали открытия – большие и маленькие – в совершенно разных, подчас не связанных между собой областях. Эта эпоха дала миру многих замечательных ученых. Один из них – Джироламо Кардано.
Джироламо Кардано (его еще называют Джеронимо, или Иеронимо) родился в итальянском городе Павия в 1501 г. Его отец, Фацио Кардано, был юристом по профессии, но в то же время страстным математиком-дилетантом, большим поклонником Евклида и другом Леонардо да Винчи. Он передал увлечение математикой своему сыну, который приобрел в этой области мировую славу (правда, с этим связана почти детективная история, о которой речь пойдет ниже).
Джироламо Кардано стал математиком и механиком, врачом и алхимиком, хиромантом и личным астрологом Папы Римского. Он лечил королей и епископов, писал труды по медицине. Ему принадлежит изобретение санаторного метода лечения туберкулеза, он предложил целый свод методов обучения глухонемых, сделал еще ряд важных медицинских открытий.
Карданный вал тоже назван в его честь – он придумал этот широко применяемый и сегодня (почти пятьсот лет спустя!) механизм для усовершенствования экипажа императора Карла V. Мало того, Кардано принадлежат фундаментальные открытия в математике. Он первым применил комплексные (мнимые) числа, а в возрасте 23 лет написал трактат, заложивший математические основы теории вероятностей.
Этот трактат имел под собой сугубо практическую основу: после смерти Кардано-старшего мать не смогла оплатить учебу сына на медицинском факультете. Тогда юный Кардано решил… выиграть нужную сумму. Это решение предстает в особом свете, если знать, что его отец был убит за жульничество в карты, хотя был вовсе не шулером, а известным математиком. План увенчался блестящим успехом – Кардано оплатил образование, играя в азартные игры по собственной системе. Эта система легла в основу теории вероятностей, а Кардано продолжал играть и дальше. Вот фрагмент знаменитой "Книги о своей жизни": "В течение многих лет я отдавал всего себя двум играм: более сорока лет – шахматам и около двадцати пяти – игре в кости, и в течение этих лет, я не стесняюсь сказать об этом, я играл каждый день". Он добавляет, что посвятил шахматам специальную книгу, в которой, по его словам, "раскрыл много значительных проблем".
Еще один эпизод этой фантастической (но и характерной для титанов Возрождения) жизни – заточение в тюрьму инквизиции. Кардано был добрым и заботливым семьянином, однако его дети оставляли желать лучшего (они явно выросли не в то время, им значительно больше подошел бы период упадка Римской империи и интриги при дворе Нерона). В общем, в тюрьму его привел младший сын, надеясь заслужить этим должность официального палача и "пытателя" инквизиции. "Если заглянуть в душу, какое животное является более коварным, лживым, опасным, нежели человек?" – с горечью вопрошал Джироламо после того, что с ним произошло.
Кардано попал в тюрьму по доносу математика Ник-коло Тартальи, ненавидевшего его. Тарталья – это прозвище, от итальянского слова "tartaglia" – "заика" (когда ему было шесть лет, его город захватили французские войска, мальчику рассекли горло, и с тех пор он говорил с большим трудом).
В 1506 г. умер отец Никколо, и после его смерти семья впала в полную нищету. "С тех пор я учился сам, и у меня не было другого наставника, кроме спутника бедности – предприимчивости", – пишет Тарталья в одной из своих книг. Он выучился, сдал экзамены на звание "магистра абака" (учителя арифметики) и стал преподавать сначала в частном лицее, а потом в университетах Брешии, Вероны и Венеции.