Не все сигареты поставлялись нам армией, которая выдавала крошечные пачечки, содержащие четыре сигареты, в каждой коробке с пайком. По большей части это были "Пэлл-Мэлл" или "Честерфилд" без фильтра, но иногда попадался "Винстон" с фильтром. По мнению армии, это было всё, что нам нужно. У меня в день уходило по две пачки и мне пришлось бы съедать по десять пайков в день, чтобы прокормить своё пристрастие к никотину. Не желая проиграть войну из-за недостатка никотина, армия сделала ещё шаг навстречу и присылала несколько дополнительных коробок, чтобы помочь нам продержаться. Я на самом деле не уверен, что их хватило бы.
К счастью, щедрые жители Бирмингема, штат Алабама, приняли Большую Красную Единицу в качестве своей официальной войсковой части во Вьетнаме. Местный детский сад, баптистский детский сад в Южном Эйвондейле спонсировал 1-й взвод и устроил так, что мы получали коробки сигарет "Олд Голд". Надписи на коробках сулили отличный вкус благодаря их кручёному фильтру, что бы это ни было. Мы не знали, почему именно "Олд Голд", наверное, кто-то из прихожан церкви имел долю в предприятии, но присылали именно их. Для нас это была большая удача. Мы им были безмерно рады.
Что интересно, некоторые джи-ай, которые курили сигареты с фильтром, открывали пачки снизу. Так они пытались уберечь фильтры от постоянного налёта пыли и грязи, которому мы подвергались на ежедневной основе. Грязные сигареты никогда меня не смущали, так что я открывал свои пачки обычным образом.
Нам присылали больше необходимого количества пятигаллонных канистр с водой. После того, как все фляги были наполнены, я набирал полную каску воды и пытался помыться, обтираясь небольшим полотенцем. Метод был эффективным отчасти. Я становился немного чище, но не настолько, чтобы оправдать усилия.
Около обеда жизнь несколько усложнилась. Как только день стал подходить к концу вместе с нашим ужином, прибыл капитан Бёрк и офицер из разведки, который пожелал проинформировать нас. Он заявил, что ВК собираются атаковать пешим порядком около полуночи в том месте, где позиции роты "С" примыкают к позициям роты "А". Затем он объявил полную готовность - то есть ночью никто не спит и все несут дежурство. Все миномёты должны были быть установлены на прямую наводку и ждать. Каждая рота имела миномётный взвод с тремя миномётами. Это означало, что мы располагали, по меньшей мере, шестью миномётами. Я не знал, стоит ли рота "В" с нами на периметре или находится где-то в другом месте. У нас в лагере были приготовлены сотни миномётных мин, которые заранее подвезли на вертолёте.
Атака была вполне возможна. Мы использовали один и тот же батальонный периметр достаточно долго, чтобы они могли точно узнать, где мы расположились. Тем не менее, с трудом верилось, что наши разведчики могут заранее узнать, когда и где произойдёт внезапная атака. Мы слушали со здоровым скептицизмом, полагая, что ВК непостижимы и задаваясь вопросом, как наши парни из G-2 вообще могут надеяться узнать их замыслы. Кроме того, мы все считали службу G-2 сборищем кабинетных астрологов, которые проводили время, попивая "Май Тай" в сайгонском "Хилтоне" и втыкая разноцветные булавки в карты, чтобы генералы всё время были счастливы. И в довершение всего, мы ни хрена не собирались просидеть без сна всю ночь. Соня вслух развивал теорию, что с точки зрения безопасности выйдет то же самое, если половина из нас, как обычно, будет нести вахту, а все остальные проснулись бы, если начнётся стрельба. Возможно, его план и был причиной того, почему армия не хотела отправлять семнадцатилетних в зону боевых действий.
Соня каким-то образом соврал насчёт своего возраста, чтобы попасть в армию без согласия родителей. Ему было ещё только семнадцать. Правила указывали, что в армию до достижения восемнадцатилетнего возраста можно поступить лишь если родители дадут письменное согласие. Однако, вам не полагалось служить в зоне боевых действий до восемнадцати. Соня поделился своим секретом с солдатами взвода, и, конечно, никто из нас его не сдал.
Офицер из разведки не задержался у нас, чтобы оценить точность своего прогноза. Когда уже совсем стемнело, он сел на улетающий вертолёт, который, как будто чтобы ещё больше нам досадить, засыпал пылью нас и то, что осталось от нашего ужина.
Ночью мы сидели и ждали, глядя в темноту. Посты прослушивания не выставлялись. Часы тянулись, и каждый из нас боролся со сном, мечтая с открытыми глазами или думая о своем. Я шевелил рукой, пытаясь поймать лунный свет на циферблат часов. Нам неоднократно говорили, что если ВК замышляют ночную атаку, они всегда начинают её до 02.00. Так у них остаётся достаточно времени, чтобы в случае успеха или неудачи отойти прежде, чем рассвет позволит работать воздушным наблюдателям и артиллерийской или же воздушной поддержке с бомбами и ракетами. Мои часы "Омега" с автоподзаводом, которые мне в качестве прощального подарка преподнесли мои друзья Ларри и Пол, показывали, что прошло несколько минут после полуночи.
Впереди и справа от нас послышался неясный шум, доносящийся из джунглей. Он приближался к периметру. ХЛОП! Трассер пронёсся в сторону шума. БУХ! Сработал "клаймор", за ним через несколько секунд последовали ещё несколько - точно так же, как за одной залаявшей во дворе собакой принимаются лаять собаки по всей улице. Вскоре множество всего срабатывало и взрывалось. Странно тусклые вспышки "клайморов" не так хорошо освещали ночной лес, как это сделала бы огромная вспышка "Кодак", но они посылали тысячи подшипниковых шариков навстречу нашим ночным гостям. ХЛОП, ХЛОП! К трассерам присоединилась трескотня пулемётов, а затем более грубый, громкий звук отстреливающихся АК-47. Звуки выстрелов из М-16 раздавались с обеих сторон. Все подразделения ВК имели много американского оружия. Любой хоть чего-то стоящий пехотинец мог по звуку выстрела определить, был ли он сделан из карабина М-1, М-16, М-60, АК-47 или другого распространённого вида оружия. Услышав их несколько раз, их легко было запомнить. Вскоре столько стволов стреляло одновременно, наверное, больше сотни винтовок и пулемётов, что отдельные выстрелы стали неразличимы.
Мы ждали, пока бой распространится до уровня наших ячеек. Мы все, с некоторой тревогой, задавались вопросом, выйдут ли ВК из джунглей прямо перед нами, чтобы атаковать нас. Через одну-две минуты наши миномёты открыли огонь и обрушили около семидесяти мин на участок, где находились ВК. Все мины приземлились в намеченной области, ни одна не упала на наши позиции или внутри периметра. За это мы были благодарны, потому что такая вероятность существовала всегда. Миномётный обстрел был похож на апокалипсис. Он прекратил атаку на месте. Я почувствовал, что ни к чему дальше ждать боевых действий перед нашей позицией. Частота разрывов мин снижалась, и ружейная стрельба тоже утихала. Снова стало можно разобрать отдельные выстрелы и временами тарахтенье пулемётов. Теперь уже не так много пуль летело в наш периметр. Не желая оставаться в стороне, я прицелился в центр того места, где наблюдалось движение и неторопливо, методично выпустил полмагазина. В душе я надеялся и в то же время убеждал себя, что мой вклад был в каком-то смысле необходим, чтобы отразить вражескую атаку. Джилберт наблюдал, но не присоединялся. Смиттерс, казалось, был полон энтузиазма, но не мог определиться между моим смертоносным натиском и умеренностью Джилберта. С позиций остальной части 1-го взвода раздалось всего несколько выстрелов в гущу схватки и лишь пара других джи-ай присоединились к моему почину.
Прошло ещё несколько минут. Большое представление закончилось. Последний выстрел прозвучал секунд через тридцать после предпоследнего. Такой промежуток навёл меня на мысль, что последний выстрел был сделан случайно. Затем настала тишина. В воздухе стояла вонь от сгоревшего кордита, лунный свет, проникавший сквозь джунгли, стал мутным из-за распылённых в воздухе веществ. Джилберт и Смиттерс начали давиться и кашлять. Мои выдубленные табаком дыхательные пути вообще ничего не заметили. Со слезящимся глазами мы следили за своим сектором до первых утренних лучей солнца.
Сперва Шарп, а за ним и Фэйрмен прошли вдоль линии, побуждая нас собираться и готовиться в путь. Солнце уже встало и командование со всех ног спешило поглядеть, прихлопнули ли мы хотя бы одного маленького засранца. Миномётный обстрел был столь же скоротечным, сколь и точным. Можно было уже заранее сказать, что мы найдём признаки вражеских потерь. Поскольку мы сами не понесли никакого урона, бой можно было засчитать, как победу всухую. Счёт должен был быть такой, как если бы "Янкис" вышли против команды из низшей лиги.
Наш взвод вошёл в число подразделений, отправляющихся на поиск. Это разозлило некоторых парней, потому что те, кто оставались в резерве, могли бы подрыхнуть. Я хотел идти на поиск и увидеть какие-нибудь результаты. Во мне говорило не только больное любопытство. На территории находилось множество ВК, и нам, без сомнения, предстояло участвовать в стычках с ними на регулярной основе до самого ухода. До сих пор не было слышно даже намёков на слухи о скором окончании операции или о нашем возвращении в Лай Кхе. Если нам предстояло здесь торчать, наши шансы на выживание выросли бы, если бы часть наших мин действительно попала во врага и немного проредила его ряды. Лучше всего было бы найти тела, сложенные штабелями, как дрова. К тому же было широко распространено поверье, что если ваше подразделение пустило ВК кровь, то в следующий раз они выберут другую часть для нападения. Как знать, может, у них и впрямь всё было так организовано, а может, это просто очередная легенда джунглей.
Недалеко от периметра мы нашли кровь, немного тут, немного там. Словно в игре "охота на мусор" каждый из парней старался первым заметить новое пятно. При приближении к эпицентру нам встречалось больше явно ободранных деревьев и вывернутых с корнем растений. Крупных пятен крови тоже становилось больше. Повсюду валялись куски окровавленной марли вперемешку с обрывками запачканной кровью ткани цвета хаки. Один бугорок, размером примерно с автомобиль, был весь увешан висящими тут и там клочьями хаки вместе с комьями густой ярко-красной массы и какой-то дряни, которая выглядела, как куски человеческого мяса. Вид был скверный, но самым устрашающим зрелищем для меня стала большая куча какого-то первичного бульона у корней одного дерева, с разбрызганной вокруг кровью. Это было липкое коричнево-красное дерьмо с некими пузырями наподобие винограда в наружном слое слизи. Это могло оказаться внутренностями выпотрошенного ВК, но я не очень уверен, это могло быть что угодно. Это было ужасно. Взглянув пару раз, я отошёл, опасаясь, что могу увидеть что-нибудь узнаваемое, вроде пальца или глазного яблока. От вида вырванного глаза, глядящего на меня, я лишился бы чувств прямо на месте. Тем временем, все до единой мухи в провинции прибыли на завтрак.
Насколько я мог видеть, нигде не валялось никакого оружия или полезного снаряжения. Возможно, его подбирали парни, идущие впереди. Возможно, ВК просто не бросали ничего дельного.
Примерно в одном футбольном поле от крови и мяса кто-то нашёл свежеразрытую землю на небольшой ровной полянке. Когда часть земли сняли, показалась рука, за которую вытащили наружу мёртвого ВК. Это было сделано осторожно, потому что они иногда клали под тела гранаты-ловушки. Дно могилы обыскали на предмет оружия, которое они прятали там так же часто, как и ловушки. Несомненно, они рассчитывали, что американцы побрезгуют старательно искать оружие под похороненным разлагающимся трупом. Они были, по видимому, правы по крайней мере отчасти.
Другой финал сценария тоже выходил не слишком приятным. Потребовался бы ВК с чугунным желудком, что добыть оружие из-под тела своего друга или знакомого, который неделю или две разлагался под землёй. Ещё хуже было бы, если бы у ВК не оказалось с собой лопаты и пришлось бы выполнять часть работы руками.
Ни оружия, ни ловушек не нашлось. Моё участие в эпизоде с этим незадачливым парнем свелось к роли зрителя, с расстояния метров в двадцать. Вся сцена вовсе не выглядела страшной. На мертвеца налипло столько грязи, что для меня он был больше похож не на мёртвого парня, а просто на грязного парня. Его глаза были закрыты, а лицо не выражало ничего. Если его раны находились спереди, то их скрыла грязь. Я не мог определённо сказать, какое именно ранение привело к его смерти.
Постепенно все офицеры и сержанты роты воспользовались преимуществами своего звания и подошли, чтобы взглянуть поближе. Капитан Бёрк собрал аудиторию возле могилы. Было много радиопереговоров и сравнения карт с другими офицерами. Кто-то спихнул ногой мёртвого гука обратно в могилу, лицом вниз.
Пока они там толклись, глядя в карты и обсуждая, что делать дальше, многие лейтенанты и сержанты невольно утаптывали мягкую почву и сбрасывали кусочки земли обратно в могилу. Ко времени нашего ухода они почти похоронили того парня заново. Обычно мы не уделяли особого старания повторным похоронам ВК. Иногда кто-нибудь с христианским сердцем кидал на них пару лопат земли, в противном случае мы их просто оставляли гнить или на съедение животным.
После крови, кишок и тел первой половины дня вторая оказалась куда менее интересной. Мы больше ничего не нашли, пока в сумерках на обратном пути не подошли к лагерю. Как обычно, возвращаясь, мы шли не тем маршрутом, по которому уходили. Такова была стандартная процедура, чтобы противник не мог определить путь, по которому мы пойдём и неожиданно напасть.
Когда мы приближались к периметру и остававшимся там на день силам, мы нашли ещё одного мёртвого парня. Он лежал метрах в ста от того места, куда упали миномётные мины. Я думаю, что получив смертельное ранение пулей или осколком, он кинулся бежать, возможно, из последних сил. Через двести или триста футов у него кончился бензин, кровь или кислород, он остановился, лег на землю лицом вниз и отключился. Его ноги указывали в сторону места боя.
При нём не оказалось никаких важных документов или оружия. Помимо рубашки, мёртвый ВК носил те же бежевые шорты, какие носили многие вьетнамские мужчины. Они всегда напоминали мне плавки и казались неуместными в стране, где один плавательный бассейн приходился примерно на три миллиона жителей.
К несчастью, 3-ий взвод в эту ночь опять уходил в ночную засаду, что вызвало изрядное ворчание, явно больше обычного. Но не потому, что мы не спали в предыдущую ночь и устали. С этой точки зрения ночная засада была божьим даром, два часа сна между вахтами вместо одного, потому что позиции в засаде обычно состояли из трёх человек. Ворчали мы потому, что командование решило снова устроить засаду на шоссе №4. Засада устраивалась примерно в одном и том же месте каждую ночь с начала операции "Джанкшен-Сити". Это выглядело неблагоразумно. Противник мог заметить нашу привычку, и мы с ним поменялись бы местами.
Я внёс свои два цента в пользу ворчунов. Они были правы, мы нарывались на неприятности и стоило бы выбрать другое место. Шарп не назвал нас сборищем нытиков, так что я думаю, он согласился с нами, хотя и не мог этого сказать открыто. Он сказал, что мы справимся, если будем держаться, как подобает солдатам и будем бдительны. Он подчеркнул, что важно соблюдать тишину, но не так, что все уснут.
К концу первого часа в засаде в ту ночь я лежал, растянувшись на спине, скрестив ноги и подложив руки под голову, отдыхая и глядя в тёмное небо. Как и в другие ночи, я приберёг дневниковые записи на потом, когда скука примет почти катастрофические формы. Как обычно, моя каска служила мне подушкой. В ту ночь на небе не было звезд для наблюдения, но то и дело пассажирские самолёты с включёнными бортовыми огнями пролетали на большой высоте. Это было странно - идёт война, а над головой пролетают коммерческие лайнеры. Каждый раз, когда я их видел, то чувствовал мимолётную грусть, что я не лечу на одном из них домой. Все остальные чувствовали то же самое.
Вдалеке слышалась стрельба, никак не связанная с самолётом. Там, похоже, всегда было слышно стрельбу с какой-нибудь стороны. Если она доносилась с расстояние более, чем в один-два квартала, на неё можно было не обращать внимания, что я и сделал.
Над головой, примерно в тысяче футов, раскрылся парашютик осветительной ракеты. Мы не знали, кто запросил ракету, но точно не мы. Может быть, основные силы на периметре до сих пор тряслись после предыдущей ночи. Несмотря на сияние ракеты, она не сильно помогала что-нибудь разглядеть вокруг из-за множества странных силуэтов и причудливых теней, создаваемых светом, проникающим сквозь деревья и лианы. Калейдоскоп света и теней двигался вокруг меня, пока ракета спускалась в высоты. Не желая, чтобы меня заметили, я оставался неподвижен, пытаясь прикинуться упавшим деревом или кучей грязи.
Вторая и третья ракеты вспыхнули и лениво заскользили вниз, оставляя серый дымный след и слегка покачиваясь туда-сюда на ветру. Наблюдать за их снижением было приятно и почти гипнотично. Чего я не знал - что тяжёлый металлический контейнер, который используется для запуска ракеты, беззвучно мчался вниз на нас без предупреждения.
С душераздирающим металлическим лязгом контейнер снёс трёхдюймовой толщины дерево, отскочил от земли возле моей головы и улетел в джунгли. "Господи Иисусе!" - взвизнул я, умудрившись вскочить из положения лёжа в положение стоя одним движением. Шарп объяснил мне, что это было. Какая недальновидность! Конечно же, контейнер должен был где-то упасть. Я и не подумал, что он может упасть на меня. Вот вам пример безграничной глупости: с неба падают железные чушки размером с двигатель от "Крайслера", а я даже не надел каску. Ещё один урок выживания. С тех пор я всегда надевал каску, когда запускались осветительные ракеты. В то же время я осознавал тот факт, что если один из контейнеров приземлится мне на макушку, в каске или без неё, я закончу жизнь с очень короткой шеей и головой, застрявшей между лёгкими.
К этому моменту, мы уже две недели находились на операции. ВК и войска США отщипывали друг у друга маленькие кусочки, которые в сумме начинали что-то значить. Мы убивали друг у друга по одному-два человека по всей оперативной зоне. Если включить сюда ещё примерно сотню убитых и раненых в батальоне 1/16 во время их большого боя, то наша операция внесла существенный вклад в показатели американских потерь за неделю.