Воздушная разведка США обнаружила баржу, и военный корабль американцев поднял наших солдат на борт. Их обогрели, накормили. "Американские моряки спасли русских!" - кричали газетные заголовки.
Об этом случае узнал весь мир. И вскоре появился на советских экранах фильм - малоинтересная картина, которая кончалась апофеозом дружбы между советским и американским народом, - это были времена хрущевской "оттепели".
Мы же хотели превратить очерк Сахнина в полнокровный сценарий, а для этого нам нужен был не только опытный, но и талантливый сценарист. На наш дерзкий взгляд, такой жил в доме Андреева отца на "Аэропорте" - Александр Галич, известный драматург, автор пьес и сценариев (знаменитым бардом он стал позже). Встреча была короткой, и таким же осталось мое впечатление. Помню шикарно обставленную квартиру со сверкающим зеркальным паркетом, большой портрет жены Галича на стене писательского кабинета. Сам Александр Аркадьевич - красивый, ухоженный, с щегольскими усиками. Говорил мягким, бархатным голосом. Работать с нами отказался.
Пошли к Татьяне Сытиной, известной тогда сценаристке. Вернулись с тем же результатом. Говорим Ромму, что напишем сценарий сами. Михаил Ильич нас предупредил, что на кафедре сценарного мастерства будут возражать, и посоветовал поискать сценариста среди дипломников. А мы уже начали сами что-то придумывать, нашли драматургическую основу материала - страх смерти. Нам еще на первом курсе Ромм говорил, кого-то цитируя: "Страх и голод правят миром".
Первым делом мы пошли в кинотеатр "Ударник" посмотреть еще раз французскую картину Жоржа-Анри Клузо "Плата за страх", сделанную на сходном материале. Посмотрели. Молча идем после просмотра. Дошли до середины Каменного моста над Москвой-рекой. Долго стоим у парапета, молчим. Под мостом проплывает речной трамвай. Андрей глядит вниз на воду. Потом осмотрелся по сторонам и сплюнул вниз. Пристально наблюдал, как бомбочка-слюна летела, удаляясь, меняя движение от ветра… Упала.
- Ну, давай поговорим, - повернулся ко мне. - Как тебе понравилась картина?
- Картина классная, - говорю, - но ведь это "капиталистические джунгли"… Там все решают деньги.
- Да черт с ними, - перебивает, - с джунглями. Один Ив Монтан чего стоит!
- В нашей картине, - гну я свое, - деньгами и не пахнет. Наши люди не какие-нибудь, а советские, и выполняют свой долг бескорыстно, согласно уставу и присяге. Все правильно и хорошо…
- Ну и что? Что из этого?
- Да скучно, характеров нет, все одинаковые, все положительные.
- А вот тут ты ошибаешься! Из этого всего можно выжать много неожиданного, понимаешь?
До вечера мы гуляли по городу и болтали о том о сем, в том числе и о французском кино. Андрею очень нравилась картина "Их было пятеро" и тот эпизод, где один из героев выходил на сцену, засунув руки в карманы. И читал стихи, и кому-то в зале они не нравились, а он всё читал и читал… Ну нравилась ему поэзия, и любил он быть самим собой в любой обстановке…
На следующий день мы узнали, что сценарная кафедра дает нам сценариста. Им оказалась красивая молодая женщина Инна Махова. Работали мы вместе, а когда фильм был закончен, Андрей настоял, чтобы в титрах стояли и наши фамилии. Я уговаривал Андрея быть великодушным и снять фамилии, чтобы Махова могла защититься на кафедре самостоятельно, без соавторства, но Андрей был неумолим: "Ведь это и наша работа". К счастью, это не помешало Инне защитить диплом.
Киносражение на Курской дуге
Бюджет учебной студии ВГИКа скуден, и тем не менее студия нашла средства, чтобы отправить нас в Курск для изучения и сбора материала. Мы поселились в гостинице, оставили Инну в номере, а сами поехали в воинскую часть, где служили героические саперы. Едем по улицам Курска. Улицы взбираются на горки, скатываются вниз, дома деревянные, на окнах ставни. За заборами видны сараи, пасутся козы, лают собаки.
В штабе части собрались офицеры. Начинаем беседу Спрашиваем:
- Читали "Эхо войны?"
- Читали, - отвечают.
- Рассказывайте, как было дело, показывайте героев.
- Да ничего особенного не было, - говорят, - обычное дело. - А кто-то добавил - И за что орден дали?
"Почему они так говорят, из зависти, что ли?" - думаем про себя.
- Наша служба такая. И до того случая находили снаряды, только нё писали об этом. А теперь раздули газетчики…
- А где капитан Горелик?
- Уехал на повышение квалификации.
- А солдаты?
- Демобилизовались.
- Ну, что же, наврали в очерке, что ли?
- Да нет, было такое. Только народ теперь поменялся.
И весь разговор в таком роде. Не густо.
Приглашают в зал, там солдаты ждут встречи с "кинематографистами".
Выходим на сцену. Спрашиваем у солдат, что слышали, как дело было, какие детали событий помнят, что кого поразило. Молчание.
- Ну, расскажите, в конце концов, что-нибудь интересное!
Теперь в зале оживление, гул, почти веселье. Друг другу кивают, переговариваются, словно нас и нет. Андрей разозлился, подошел к краю сцены, выдержал длинную паузу. В наступившей тишине крепко припечатал солдатскую братию. Но разговора не получилось. Мы уехали расстроенные - зацепиться ни за что не удалось.
Зиновий Гердт - "шпион" в нашу пользу
Возвращаемся в гостиницу, видим - у парадных дверей стоит всем известный актер Зиновий Гердт с палкой в руке. А с ним - двое неизвестных, из которых один тоже с палкой. О чем-то говорят, то серьезно, то шутливо. Потом неизвестные ушли, а Гердт остался подышать свежим воздухом и выкурить сигарету.
Заманчиво познакомиться со знаменитостью, но стесняемся. Проходим мимо, но все-таки не выдерживаем: "Здравствуйте, Зиновий Ефимович!"
В ответ - немой вопрос в глазах и добрейшая улыбка. Мы ринулись представляться, такие, мол, и такие, с курса Михаила Ильича Ромма.
- Что вы тут делаете? - с радостным удивлением.
- Собираемся картину снимать!
- О чем же?
- Снаряды здесь нашли недавно. "Эхо войны", очерк Сахнина, читали?
- Не читал, но слышал.
- А, слышали? И от кого?
Он посмотрел на нас весело и загадочно. Мы были заинтригованы.
- А вы заметили, мои молодые друзья, что нас тут было трое? Вот здесь, где вы сейчас стоите, Саша, стоял Аркадий Сахнин. Второй, с палочкой, Николай Розанцев, режиссер "Ленфильма". Они живут по соседству и пишут сценарий по очерку "Эхо войны". Наступила глубокая пауза. Гердт продолжал:
- Картина уже запущена в производство, идет подготовительный период. Вы не знакомы с ними случайно?
- Нет. И нет никакого желания! - сказал я.
- С конкурентами нужно бороться, а не знакомиться, - мрачно заявил Андрей.
Гердт задумался, пожевал губами.
- Такого я еще не слышал. Интересно!
- В Голливуде такое бывает сплошь и рядом. Там, я вам скажу, за тему насмерть бьются и кровь течет рекой, - произнес Андрей.
- Да-да, интересно… Искренне рад был познакомиться.
Гердт направился к дверям гостиницы, потом остановился, повернулся и поманил нас пальцем. Мы подошли. Гердт заговорщицки зашептал:
- В Голливуде льется кровь, говорите? Рекой? Бр-р-р… Это просто кошмар!
И вдруг неожиданно:
- Хотите, буду вашим агентом? Вам же нужно знать о передвижениях в стане врага. - Он улыбнулся. - Люблю помогать молодым.
Мы зашли к Инне, рассказали о встрече с Гердтом. Но дурные вести не расстроили нас, а обозлили, и от злости мы за неделю сколотили костяк сценария. Пригодились и мои артиллерийские познания. Я еще не забыл устройства снаряда, и Андрей детально интересовался, где гильза, где взрыватель, боеголовка, пороховой заряд. Постепенно что-то собиралось.
Я предложил назвать капитана Горелика капитаном Галичем в честь Александра Аркадьевича, пусть и отказавшегося с нами сотрудничать, и придумал, что капитан ездит на службу на велосипеде - виделось в этом какое-то неуставное поведение, элемент частной, бытовой жизни. Хотелось дегероизировать наших героев, спустить их с небес на землю. Андрею идея понравилась, и вот в сценарии капитан Галич садится на велосипед, кивает головой жене и катит на разминирование, а жена запирает за ним сарай, сдерживая волнение.
- И это будет, - в порядке трепа заметил Андрей, - в лучших традициях французского кино.
Привет от Эйзенштейна
Я уже говорил, как удивил меня Андрей, согласившись снимать рядовую историю. Я понял, что он, во-первых, не хочет терять темпа работы, во-вторых, его пока устраивает наш творческий союз и, в-третьих, ему, как и мне, не терпится овладеть профессией, поскорее опробовать свои силы, заглянуть внутрь режиссерской кухни. Так солдат может вслепую, на спор быстро разобрать карабин на части и тут же его собрать.
И он разбирал, собирал, искал, предлагал, отвергал… Когда выдумки не хватало, мы обращались к реальным событиям, вживались в ситуацию, и тогда появлялись детали. Опустевший двор детского сада, поскрипывают на ветру брошенные качели… Где-то далеко лают собаки… Это сцена эвакуации города, над которой мы работали допоздна. А наутро Андрей предложил такой ход: эвакуируется больница. Неожиданно привозят пациента, нужна срочная операция на сердце, и врачи с бригадой "скорой помощи" остаются, хотя это большой риск и для них, и для больного. Это уже откровенная выдумка. Нужно ли это для картины или не нужно, сразу не понять. Как выяснилось позже, в фильме эта сцена оказалась одной из лучших.
Тут хочется заметить, что прообразом хирурга в фильме был друг и почти родственник семьи Тарковских Иван Николаевич Крупин - врач старой складки, замечательный хирург, честный, благородный человек. Так что ткань будущего фильма не была для Андрея голой абстракцией, она наполнялась живыми личными впечатлениями и биографиями людей, которых он близко знал. И так, кстати сказать, было во всех его фильмах.
С подачи Андрея в сценарии появился еще один персонаж, которого не было в реальной истории. Доброволец, бывший сапер, прошедший войну, предлагает свою помощь и, естественно, получает отказ от начальника саперной группы. Однако в критический момент ветеран спасает жизнь капитану Галичу. Тут мы с Инной обеспокоились: военный консультант обязательно будет против добровольца возражать. "Пусть возражает, - говорит Андрей. - В фильме тема личной ответственности не менее важна, чем выполнение долга и приказа. Не поймут это сразу - поймут потом".
Неожиданный звонок из ВГИКа принес потрясающую новость: фильм будет сниматься совместно с Центральной студией телевидения! Это давало нам возможность приглашать и оплачивать работу профессиональных актеров, а не только студентов-вгиковцев. Заодно узнали, что директором фильма назначен Александр Яковлевич Котышев.
Роясь недавно в небольшом архиве, оставшемся от отца, я нашел несколько фотографий со съемок "Александра Невского" и приглашение на премьеру. Читаю и вдруг узнаю, что Котышев был директором фильма Эйзенштейна "Броненосец Потемкин". Жаль, что Андрей не узнал тогда об этом. Вот уж повеселился бы таким неожиданным приветом от великого классика!
Нам нужен герой другого качества
Перед отъездом в Москву зашли попрощаться к Гердту.
- Как агент, могу сообщить молодым друзьям: на "Ленфильме" на главную роль утвержден Олег Стриженов. Теперь ваш ход - верю, что вы найдете актера не хуже. Желаю успеха!
В поезде мы обсуждали последнюю новость. Олег Стриженов был в то время известным актером, блестяще снявшимся в "Сорок первом" у Чухрая и великолепно сыгравшим роль романтического Овода в одноименном фильме режиссера Файнциммера. Стриженов - актер красивый, утонченный, настоящий романтический герой. Романтики же Андрей не терпел, и хотя бы поэтому нам нужен был актер другого качества - реалистического, так сказать, склада, современный, из сегодняшнего дня.
Вернувшись в Москву, мы первым делом поехали в Солнечногорск к капитану Горелику, чтобы посмотреть и понять, каков он в жизни. Предварительно созвонившись, ждем его в проходной военных курсов "Выстрел". Никого нет, сидит какой-то офицер неказистого вида, маленький, полноватый. Что-то листает, делает пометки. А мы все ждем своего героя, минут пятнадцать уже ждем. И вдруг осенило: "А может, это он?" Вглядываемся. Если с этого офицера снять военную форму, то будет обычный инженер - лысоватый, еврейской внешности. Подошли. Да, это он. Познакомились.
- Ну, расскажите, что в очерке правда, что придумано. Как было на самом деле?
- В очерке как бы все преувеличено, - говорит. - Но факты правильные.
- Подробнее?!
- Ну, какие подробности? Как написано, так примерно и было.
Говорит как-то вяло, рассказывает нам уже известное. Произвел на нас впечатление скромного, озабоченного чем-то человека, с головой погруженного в новую жизнь, целиком подчиненного распорядку военных курсов. История со снарядами капитана уже не волновала. А ведь он герой, ему орден дали! Даже жалко его стало. Поблагодарили, попрощались…
Сели мы на электричку и поехали в Москву. Вагон полупустой, сидим у окна, напротив друг друга. Настроение у Андрея кислое. Спрашивает:
- А у тебя никаких ассоциаций нет по этому поводу? Может быть, воспоминаний, случаев каких-нибудь? Сашка, шевели мозгами, уж больно тошно.
- По поводу армейской жизни? Да ассоциаций - навалом. И случаев было много. Был один, но, пожалуй, к нам прямого отношения не имеет. Не из нашей он картины. Просто из жизни людей в погонах. Рассказать?
- Давай!
- Я тебе рассказывал, как сломал ногу? Пытался удержать на краю пропасти запряжку лошадей с передком и пушкой. Нога попала под колесо, и оказался я в госпитале. Лежу в палате под белой простыней, нога в гипсе.
Утром пришел к нам в палату секретарь комсомольской организации, лейтенант один, альбинос, на плечи белый халат накинут. Осмотрелся и обмер: лежит на койках одна молодежь и под простынями такие бугорки, колышки дыбятся. Прыснул он было от такого мощного проявления мужской силы, но тут же посерьезнел и с деревянным лицом подошел к моей кровати. Сел на стул - вот тут-то я и разглядел его белые ресницы и красноватые глаза, - вздохнул глубоко и от имени командования зачитал приказ с благодарностью за героический поступок. Потом положил мне на грудь картонную коробочку:
- Это тебе награда за твой героизм. Там написано, что… - берет коробочку, вынимает часы, подносит мне к лицу и говорит: - Тут, внутри, на крышке выгривана, нет… выгрировина надпись. - Он эффектно нажал на головку часов, и крышка, щелкнув, открылась. Я увидел пустую внутреннюю сторону крышки.
- Ну как, здорово? Запомнишь на всю жизнь!..
- А что запомнишь?
- А что там написано, - даже как-то игриво сказал лейтенант.
- А там ничего не написано - там пусто. Лейтенант поднес часы к глазам и стал их покручивать… Потом сказал:
- Может быть, на какой другой стороне?
Я не знал, чем ему помочь, я знал твердо, что у крышки всего две стороны.
- Не может быть! - Лицо лейтенанта заиграло вдруг всеми цветами радуги. - Понимаешь, прости, это я проморгал… Пойди к этому, как его…
- …граверу, - подсказал я.
- Точно, к нему! Скажи, что ты сделал что-то героическое, как в приказе. Он поймет. Выздоравливай поскорей, а мне пора. - И секретарь довольно быстро оказался у дверей палаты. У порога обернулся: - Помни, Родина ждет! - знакомым игривым тоном сказал он на прощание.
- Ну, как тебе, Андрей?
- Сашка, сцена смешная, но сам понимаешь, из другой картины. Даже если и придумал, слушается хорошо. Можно просто снимать.
- Да не придумал я ни слова. Все чистая правда!
- Тем более не поверят, не поверят и не разрешат. Скажут, таких дураков в Советской армии нет. - И Андрей с тоской посмотрел в окно.
"Кто служил, знают, что есть случаи и похлеще", - подумал я.
- Ничего другого не вспомнишь?
- Нет. Что-то в голову не лезет. Ты, Андрюша, когда-нибудь стрелял из пистолета?
- Из охотничьего ружья стрелял. В тайге. Ты-то, наверное, из разного оружия стрелял. Из пистолета, из пулемета, само собой, из пушки… Да у нас в фильме стрельбы не будет. Снаряды взрывать будем. А фитиль подожгу я.
- Так точно, понял, ваше превосходительство. Мы опять помолчали. Под вагонами постукивали колеса, идей в голове не было.
- Ну, давай расскажу немного про стрельбу Служба моя заканчивалась. Ознакомили меня с приказом об увольнении, и я ушел в лесок, где стояли лагерем, попрощаться и заодно расстрелять две запасные обоймы моего ТТ - все-таки четырнадцать патронов, можно повеселиться. Вытащил пистолет, рукоятка потеплела, приятно тяжелит руку… Я еще подумал, что агрессия - хочешь не хочешь - заложена в человеке генетически. Ты согласен?
Андрей кивнул головой: "Еще как!"
- Уселся я на берегу небольшого озерца, расставил невдалеке две бутылки, железную банку, посидел - покурил, сплюнул, - прицелился, задержал дыхание и нажал на курок.
После первого выстрела вся птичья наличность (Андрей улыбнулся) куда-то исчезла, только сорока перелетела на соседнее дерево.
- Сорок я люблю, реликтовая птичка.
- Продолжаю стрелять. Сам знаешь, попадешь в бутылку - или вдребезги разбивается…
- …или крутится на месте и потом медленно останавливается. Красиво, - неожиданно добавил Андрей.
- А как, думаешь, входит в воду пуля? Совершенно незаметно, без брызг, без следа. Стреляю в дуб - даже крошки не ссыплется. А хотелось, чтобы было как в кино - фонтаном, да не получилось. Понимаешь, какая разница между жизнью и кино?
- Как раз это я прекрасно понимаю. Она и должна быть, разница. - И вдруг без перехода говорит: - Давай снимем не актера, а обычного человека, из толпы, с улицы. Есть в этом какая-то правда, и актерских штампов не будет. Снимают же итальянцы!
- Итальянцы итальянцами, - отвечаю, - а в русском характере свои заморочки. Вон капитан Тушин у Толстого - тихий, скромный, незаметный, но в бою герой. Неактеру трудно сыграть такое.
"Снимаюсь в отпуске"
Эйзенштейновский директор выделил нам комнату на студии Горького, там мы и стали проводить актерские пробы. Пробовали и актеров, и неактеров - журналистов, вторых режиссеров, всех вперемешку. Актерам на главную роль ассистентка Ася Купцова давно разослала сценарии. На остальные роли утвердили знакомых нам студентов-вгиковцев: Леонида Куравлева, Станислава Любшина, Нину Головину. Это были их первые съемки в кино.
А вот актера на центральную роль у нас все не было. И вдруг - бывает же такое! - звонит и приезжает к нам Олег Борисов из Ленинградского БДТ.
Мы посылали ему сценарий, но безо всякой надежды - актер известнейший, просто даже знаменитый.
- Ребята, - говорит Олег, - сценарий я прочел. Мне он нравится. Давайте сделаем нашу "Плату за страх". - И он весело посмотрел на нас.
А мы в радостном шоке. Странно это как-то-то никого нет, а то Олег Борисов сидит перед нами собственной персоной!
- Что же вы молчите? Только мое условие такое: снимаюсь в свой отпуск, июль - август, и ни дня больше.
Опять пауза. И тут Андрей по-деловому так встает, подходит к окну, открывает… За окном бушует майская весна, птицы поют, с запада идет и громыхает гроза.
Борисов говорит: