- У меня ничего не осталось, кроме наручных часов.
- Пожалуйста, положите и их на стол.
Дверь в помещение открылась, и вошел мужчина среднего роста с интеллигентным лицом, внимательными глазами и небольшими усиками.
- Это наш шеф, - представил его Нельсон, - мистер Коннели, заместитель директора ФБР.
- Рад познакомиться с вами, сэр, - произнес я.
- Я тоже, - ответил он, улыбнувшись. - Хорошо, что вы сохранили чувство юмора. Оно вам еще пригодится.
Голос его звучал приятно. Впоследствии я слышал его целыми днями, даже неделями. Вопросы, которые он задавал, становились все неприятнее, но тон оставался по-прежнему дружеским.
Нельсон, присев в уголке, строчил отчет. Коннели подошел ко мне поближе.
- У меня к вам просьба, - проговорил он. - Мне хотелось бы осмотреть ваш гостиничный номер.
- Так поезжайте туда, - тотчас откликнулся я.
- Я не могу сделать этого без вашего разрешения.
- Вот этого я не понимаю, - промолвил я. - Ведь если я не дам такого разрешения, вы все равно произведете там обыск.
Он широко улыбнулся:
- Завтра - да, но не сегодня, так как ордер на обыск я не успею уже получить.
Эта почти педантичная корректность прозвучала столь странно, что я удивился. Впрочем, в последний год войны ФБР могло позволить себе соблюдение законов вплоть до последней буковки по отношению к противнику, даже шпиону.
- Поезжайте спокойно, - сказал я. - Вас наверняка обрадует то, что вы там обнаружите.
- В этом я не сомневаюсь. Коннели по телефону дал указание на проведение обыска в моем номере.
- Сейчас я покину вас ненадолго, - произнес он, вновь обращаясь ко мне. - Продолжим допрос в моем кабинете.
Выходя, он кивнул мне и своим сотрудникам.
- Мне очень неприятно, - проговорил Нельсон, - но мне нужна ваша рука.
Я протянул свою правую руку, и он защелкнул ее вместе с рукой Джилля наручниками.
- Таково предписание, - извинился он.
Мы направились к машине. Народу на площади стало еще больше. Наступал Новый год. На наши головы сыпалось конфетти. Люди смеялись, кричали, дурачились. Новый год должен был обязательно принести мир. Американцы отмечали его заранее. Они хлопали нас по плечам, счастливо улыбались, не замечая даже наручников. Год мира для них уже начался.
Для меня же наступал год моей смерти.
Нельсон сидел за рулем. Я с Джиллем находились на заднем сиденье.
- Сейчас не мешало бы выпить глоток виски, - заметил я.
- Я бы тоже не возражал, - поддержал меня Нельсон.
- Тогда разрешите пригласить вас обоих на рюмочку!
- Но вы же не пойдете в таком виде? - засмеялся Нельсон.
- Снимите на пару минут наручники. Я от вас не удеру!
- Я вам верю, - ответил Нельсон. - Но в моем кабинете тоже найдется чем смочить горло.
Коннели уже ждал нас. На нем был темный костюм и светлый галстук. Он производил впечатление энергичного, предприимчивого человека.
- Добро пожаловать! - поприветствовал он нас. - В голосе его прозвучала ирония, но не ненависть. - Вся Америка сейчас веселится, не подозревая даже, каких усилий нам стоило ваше задержание. В следующий раз не кладите мелочь в нагрудный карман. Ведь этим-то вы себя и выдали.
- Возьму на заметку, мистер Коннели, - отозвался я.
Он похлопал меня по плечу:
- Рад слышать это, дружище Гимпель. Стало быть, он знал и мое настоящее имя.
' - А где Билли? - поинтересовался я.
- Неподалеку. Вы по нему соскучились?
- Нисколечки.
- Вы мне нравитесь, - промолвил Коннели. - Но с вашим другом мне не хочется иметь дело. Вы должны были бы избавить нас от хлопот с ним. Теперь его остается только повесить. - Коннели протянул мне бокал виски. - Выпейте. Вам предстоит долгая ночь и не менее длинный день. Мы сейчас должны устроить вам перекрестный допрос, но обставим его по возможности непринужденнее.
Я подхватил его шутливый тон:
- Перекрестный допрос - очень приятное занятие. Время летит незаметно.
Из гостиницы "Пенсильвания" возвратились двое сотрудников. Они прихватили с собой все мое шпионское снаряжение: деньги, бриллианты, фотоаппараты, симпатические чернила, пистолеты и радиопередатчик с деталями к нему.
- У вас прекрасное собрание, - констатировал Коннели.
Он занял место за своим письменным столом. За его спиной висел вставленный в серебряную раму большой, чуть ли не в полный рост портрет президента Рузвельта. Краски немного потускнели, и в результате создавалось впечатление, что президент потеет. Я стал внимательно рассматривать картину, как вдруг мне показалось, будто Рузвельт подмигнул мне левым глазом.
Коннели повернулся к портрету и улыбнулся:
- Этот господин в курсе дела. Полчаса тому назад мистер Гувер сообщил ему обо всем. Мистер Гувер - директор ФБР. Это вам известно, не так ли? - Он дал мне сигарету и поднес огонь. - Вы не можете жаловаться на недостаток внимания к себе. Особый интерес, который вызываете вы у нас, объясняется, в частности, и тем обстоятельством, что ни одному немецкому агенту не удалось так долго продержаться в нашей стране, как вам.
Встав, он стал ходить по комнате.
- Еще глоток виски? - предложил он. Я кивнул.
- Вы не голодны?
- Я был бы не против перекусить.
- Скажите, что бы вы хотели, и получите, что пожелаете. И не только сегодня. Вы попали в хорошие руки. Когда поедите, мы продолжим разговор. А пока приятного аппетита!
Он подал знак одному из сотрудников, который вывел меня из служебного кабинета штаб-квартиры ФБР в помещение, оборудованное как вспомогательная камера.
- Принесите мне бифштекс с жареным картофелем, мороженое и фужер бургундского. И прихватите немного конфет и пару пачек сигарет.
- Будет сделано, - ответил фэбээровец и осторожно запер за собой дверь.
Присев на нары, я прислушался к разговору, который вели у двери вполголоса двое мужчин. Была уже ночь. На горизонте угадывались вспышки любительских фейерверков. Раздавались взрывы хлопушек, звуки стрельбы из картонных пушек и вой игрушечных сирен. Наступил Новый год.
"С Новым годом!" - поздравил я себя и ударил кулаком по лбу. Ожидая бифштекс, я то испытывал сострадание к самому себе, то насмехался над собой.
В конце концов, мне все равно, будут ли вежливо относиться ко мне или нет, перед тем как казнить. Как бы корректно ни шло расследование, конец был известен. Во всех странах мира за шпионаж во время войны полагалась смерть. Каждый агент это знает. Единственное средство сохранить себе жизнь - это не дать себя схватить.
От картофеля исходил ароматный запах, бифштекс был прожарен наполовину - как я любил, - но каждый кусок застревал у меня в горле. По всей видимости, наступила "третья ступень" таинственного метода допроса, которым славилось ФБР.
Я ел медленно, чтобы оттянуть время. Впрочем, меня и не торопили.
В дверь просунулась голова охранника.
- Вкусно? - спросил он.
- Отлично, - заверил я его.
Лакомясь мороженым, я вспомнил Джоан, увидел перед собой ее глаза, губы, лицо. У нее были заплаканные глаза с воспаленными веками. Она не понимала, почему я так поступил с ней. Она ничего не знала о шпионских делах. И слава Богу, что это так! Мне необходимо сконцентрировать все свое внимание, чтобы продумать, как мог бы я защитить ее, внушал я себе. Ее и Санти, Брауна и доверенных лиц в Южной Америке, которые, видимо, попытаются в самое ближайшее время пересечь границу Штатов…
Со мной же все уже было покончено. Меня предали и схватили. На этом и завершилась операция "Эльстер", осуществленная только наполовину. Конец ей был положен на площади Таймс, излюбленном месте жителей многомиллионного города.
Минут пять мистер Коннели, заместитель директора ФБР, мне еще даст. И я закурил сигарету…
Проклятая площадь Таймс! Вот и я стал ее жертвой. В архивах абвера она слывет нечистым местом. В 1941 году мы понесли на ней ощутимые потери. Я хорошо знал дело Остена и теперь вспомнил о нем, чтобы хотя бы несколько минут не думать о своей собственной судьбе.
Один из ведущих офицеров абвера, майор фон Остен получил в 1941 году задание организовать в Соединенных Штатах агентурную сеть. Было это еще до вступления Америки в войну. За несколько месяцев до Перл-Харбора. Майор выехал с испанским паспортом, в котором значился как Л идо, и попал в Штаты через Гонолулу и Сан-Франциско. Документы у него были отличные, а сам он обладал большим опытом агентурной работы. Никто ничего не заподозрил. И он прибыл в Нью-Йорк, не привлекая к себе внимания американских секретных служб.
В Нью-Йорке находилась резидентура немецкой разведки, возглавлявшаяся американцем - выходцем из Германии, фамилия которого начиналась на Л. Успехами он, однако, похвастаться не мог. Майор наведался в Нью-Йорк, чтобы, как принято говорить в таких случаях, подкрутить гайки.
Фон Остен был худощавым мужчиной высокого роста. По-английски он говорил с чисто американским акцентом. Мог много выпить и ругался бесподобно.
Фон Остен навестил Л. Резидент передал майору кое-какие чертежи, планы и список доверенных лиц. Фон Остен положил все это в коричневый портфель. Л. взял такси, и они с майором поехали по городу.
На площади Таймс светофор показал красный свет. Они воспользовались этим, чтобы выйти из машины. Расплатившись, Л. пошел первым, за ним следовал фон Остен. В это время светофор переключился на зеленый свет, и спортивная машина, за рулем которой сидел подвыпивший водитель, вылетела как стрела прямо на Остена. Тот отпрыгнул в сторону, но попал под "кадиллак".
Удар! Крик! Сразу же стали собираться любопытные.
Л. действовал молниеносно. Выхватив у фон Остена из рук портфель, он скрылся в толкучке. Увидевшие это люди сообщили о его странном поведении в полицию.
Майора повезли в больницу, но по дороге он умер. Проверив его документы, полиция заподозрила неладное.
Эта нелепая случайность обошлась абверу в четырнадцать арестованных агентов. Имея описание Л., ФБР объявило его розыск, и через некоторое время он также был схвачен. На перекрестном допросе Л. сломался.
Таким образом, в 1941 году на площади Таймс в ход войны вмешались машины.
Для меня эта история должна была бы послужить предупреждением, но этого, однако, не случилось.
* * *
- Когда вы будете готовы, - сообщил мне сотрудник ФБР, - мистер Коннели примет вас в своем кабинете.
- Я уже готов, - ответил я.
Идти до кабинета было недалеко. А там меня уже поджидали трое фэбээровцев.
- Усаживайтесь поудобнее, - сказал Коннели, - вам предстоит долгий разговор.
Сев, я достал сигарету. Коннели бросил мне спичечный коробок. Зажигалку у меня изъяли, подтяжки пришлось снять, из ботинок были вытащены шнурки, за ними последовал и галстук: меры для предотвращения попытки самоубийства одинаковы во всем мире.
- Вы немец? - спросил Коннели. - Да.
- Вы назвались Эдвардом Грином? - Да.
- В нашем городе вы появлялись и как Джек Миллер?
- Да.
- В Америку вы прибыли нелегально пять недель тому назад?
- Да.
- На немецкой подводной лодке? - Да.
- Как фамилия командира подводной лодки?
- Я этого не знаю.
Коннели кивнул и произнес с иронией:
- Вы не знаете или просто не хотите сказать?
- Я не знаю, - повторил я.
- Считайте, что мы вам не верим, - усмехнулся Нельсон.
- А это как вам будет угодно.
- Хорошо, - продолжил Коннели, - вы агент абвера?
- Так точно.
- Там вы и получили специальную подготовку? - Да.
- А где конкретно?
- Этого я вам не скажу.
- Допустим.
Коннели встал и начать ходить по комнате.
- Моя задача заключается в том, чтобы во всем разобраться, - проговорил он после небольшой паузы. - И это все. Обращение с вами у нас будет хорошее, мы - не гестапо. И вообще-то я понимаю, что вы не хотите предать своих товарищей. Просто я выполняю свой долг, как сотрудник ФБР. Сев, он закурил сигарету.
- Мы, американцы, любим произносить речи, вот и я сказал несколько слов.
- Не имею ничего против.
- Какие задачи были у вас в Америке? Я ответил молчанием.
- Будете ли вы отрицать, что намеревались собирать информацию об американском военном производстве?
- Нет, - ответил я.
- Вы знаете, что это называется шпионажем?
- Да.
- Стало быть, вы не отрицаете, что являетесь шпионом?
- Нет.
- Но вы не намерены сообщить нам, какую информацию вам удалось уже собрать?
- Встречали ли вы шпиона, который рассказал бы вам об этом? - задал я встречный вопрос Коннели.
- О, - улыбнулся он, - у нас побывало уже немало дилетантов.
- Но я-то не дилетант.
Коннели в ответ громко рассмеялся.
- Мне, собственно, нечего вам рассказывать, - продолжил я. - Моя судьба не слишком интересует ни меня, ни вас… Я прибыл в Америку с неким гражданином вашей страны, но это для вас не новость. Других участников в этой операции не было. Моя задача заключалась в том, чтобы выяснить возможности американской военной промышленности. Попытка моя не удалась. Если вы будете задавать мне вопросы, касающиеся меня лично, я готов на них ответить. Вам и самим известно, что агент - всего лишь винтик, маленькая часть большого механизма, о котором сам он не имеет почти никакого представления.
Коннели согласно кивнул и тут же возразил:
- Но вы - не обычный агент. Вы работали на Германию еще в Перу. Тогда вы не имели, правда, никакого опыта и являлись, по сути дела, любителем. После этого вы прошли специальную подготовку и служили Канарису. И видимо, работали неплохо, так как вас перевели в Главное управление имперской безопасности. А это учреждение входит в систему СС. Так что теперь вы - один из опаснейших шпионов. Могу привести несколько примеров вашей деятельности в Испании. Если такого человека посылают за океан, то на это должны быть особые причины.
Мы перебрасывались вежливыми замечаниями, говоря только то, что хотели. Да и допрос был, по сути дела, не допросом, а беседой. Но в этом-то и заключалась опасность. ФБР вначале всегда действовало "мягкими" методами. Но придет время и "жестких", вот только когда? Когда начнется применение шумов, очень громкой музыки, яркого света ламп, грубых криков и избиения? Когда мне станут угрожать расстрелом, держа пистолет у моего виска? Когда будут обещать свободу в обмен на признание? Когда перейдут к описанию подробностей казни? А может, попробуют и сексуальный метод?
Всему свое время. Сегодня, наверное, еще не будут особо жать на меня. Скорее всего, это начнется завтра. Мне предъявят фотокарточку матери и станут угрожать расправой над семьей. О таком я был наслышан и знал, что молча выдержать подобные моральные истязания очень трудно.
Фэбээровцы менялись через каждые десять минут. Появились новые лица. Некоторые из сотрудников выглядели грубыми и жестокими, но все пока говорили вежливо, не повышая голоса. Ну уж нет, на "мягкие" методы я им не попадусь…
Мне принесли чашечку кофе. От беспрестанного курения пальцы мои стали желтыми. Над Нью-Йорком опустился утренний туман. Громко звонили новогодние колокола. Город просыпался, на улицах загремели молочные бидоны. Продавцы газет выкрикивали утренние новости. Горожане желали друг другу счастливого Нового года. Сохранившие еще веру в Бога отправлялись в церкви. Перебравшие накануне закусывали селедочкой. Те, кому не надо было спешить на работу, отсыпались.
- Назовите имена своих доверенных лиц в Америке!
- Для каких целей вам понадобилась такая огромная сумма денег?
- Скажите, с кем вы здесь вели переговоры, тогда сможете выспаться в течение двух дней.
На завтрак мне дали ветчину с яйцами и чудесный кофе. На подносе лежала и пачка сигарет. Видимо, на мне решили пока не экономить.
Опять появились новые лица. В комнате стало жарко, и я снял пиджак и расстегнул ворот рубашки. Подбородок зарос щетиной. Лицо пощипывало, и я провел несколько раз по нему рукой.
- Ах, вы хотите умыться? - прервал допрос один из фэбээроцев. - Извините. Сделаем перерыв на полчасика.
Меня отвели в камеру.
- Сколько сейчас времени? - спросил я.
- Девять часов.
Допрос длился одиннадцать часов. Я был им сыт по горло.
Но вскоре он продолжился.
В двенадцать часов появился Коннели.
- Скажите, что бы вы хотели поесть. Мы закажем все в ресторане. Можете получить, что только не пожелаете. Вы, видимо, очень устали. Я с удовольствием отпустил бы вас на свободу, но, как вы понимаете, должен исполнять свой долг…
Если эти доброта и человечность были наигранными, то мистер Коннели был лучшим из актеров, которых я когда-либо видел. Мне было ясно, что все эти сотрудники ФБР, выглядевшие безучастными или же проявлявшими ко мне интерес, беседовавшие со мной чуть ли не доверительным тоном или рьяно ведшие допрос, относились ко мне со смешанным чувством смущения, сочувствия и отвращения. Так относятся обычно к человеку, которого через определенное время ожидает виселица. И мне предстояло с этим сталкиваться еще в течение долгих дней и недель.
Допрос не прерывался. Те же самые вопросы и те же ответы. Наступил вечер. Фэбээровцы не продвинулись ни на шаг. По лицу моему струился пот. Ноги затекли. Во рту было сухо, хотя я и пил постоянно кофе и кока-колу. Подошла ночь. Коннели уехал домой.
Что в это время происходило, так сказать, за кулисами, я узнал позже. В Белом доме в связи с моим задержанием состоялось внеочередное совещание. Было принято решение об укреплении обороны побережья. То обстоятельство, что немецкой подводной лодке удалось прорваться сквозь оцепление, вызвало бурную реакцию. Виновные лица должны были предстать перед трибуналом. Буквально все, что касалось нашей высадки и продвижения в глубь страны, подверглось тщательному анализу, людей, с которыми мы встречались или разговаривали о чем-то, разыскали. ФБР демонстрировало свои возможности…
Обед для нас двоих Коннели распорядился принести в его кабинет. Во время еды мы беседовали о наиболее правильном методе приготовления бифштекса. Вкусы наши совпадали. Был включен радиоприемник, передававший джазовую музыку. На трубе солировал Гарри Джеймс.
- Есть ли у вас какие-либо жалобы? - спросил Коннели.
- Да, собственно, нет.
- Выкурим еще по сигарете, - сказал он после обеда, встал из-за стола и выключил радио. - Если хотите, я пришлю вам врача.
- Я здоров как бык.
- Это замечательно. А вот моя жена попала в больницу, неожиданно заболев дифтерией, в двадцать четыре-то года. Детей пришлось отправить к дедушке с бабушкой.
- И сколько же у вас детей? - поинтересовался я.
- Двое - мальчик и девочка, - ответил Коннели, погасив сигарету.
В тот же момент дверь открылась и в кабинет вошли два человека. Допрос продолжился. Коннели сидел в глубине комнаты, положив ноги на письменный стол и крутя в руках невероятно длинную линейку. Время от времени я посматривал на него, чего он, казалось, не замечал. Он делал все, чтобы продемонстрировать свое безразличие к допросу.
Наступила полночь. Фэбээровцы сменились.
- Да, - произнес Коннели, - мы так и не узнали ничего нового к тому, что уже знали. Вы на редкость молчаливы, дорогой друг.