"Она оказалась лицом к лицу с реальностью. С реальностью собственной личности, с тем, что она может вынести и чего не может".
Это она, ничего не забыв, напишет много лет спустя в книге, которую озаглавит "Место назначения неизвестно".
"Бежать, бежать! - вот рефрен, бесконечно стучавший молотом у нее в голове с тех пор, как она покинула Англию. - Бежать. Бежать…" Убежать она мечтала от себя самой, себя и своего бессмысленного горя. И все же героиня книги не убивает себя. В качестве альтернативы смерти она, к счастью, просто исчезает и продолжает жить под другим именем.
"Это был для вас потрясающий опыт. Мне бы хотелось испытать, что значит оказаться так близко к смерти. Подойти к ней вплотную, но остаться в живых. Чувствуете ли вы себя с тех пор другим человеком, мадам?"
Сидя в машине, она поняла, что ей надо поспать. На другой стороне улицы стоял отель, но отель - это завтра. Как же она устала! Свет, горевший в одном номере, проникал сквозь ее опущенный веки, как свет ночника в детской. Она поплотнее закуталась в шубу и непораненной рукой плотно стянула на шее воротник.
Мне многое узнать еще дано,
Любить, молчать,
Надеяться, работать.
И этого, наверное, мне хватит,
Чтобы продолжить путь, идти вперед,
Идти в лесу,
В лесном вечернем холоде,
Но если рядом Бог,
Поверь, не страшно мне.
Это стихотворение она написала на клочке бумаги спустя много лет, будучи уже очень старой женщиной, в конце жизни.
Когда она проснулась, освещение стало немного другим. Тьма словно бы поднялась выше, и она поняла, что утро близко. Было около половины шестого. Она все еще чувствовала сильную усталость, но сон совершил чудо. Она возблагодарила за это Бога.
В голове сложился рассказ. Мертвая женщина лежит на дне ямы. Она была актрисой, и муж любил ее за ее искусство, хотя и не отдавал себе в этом отчета. Потом, поскольку, несмотря на свою романтичную внешность, был человеком заурядным, он влюбился в хорошенькую девушку - так ему было проще.
Закончится ли на этом рассказ? Что ж, она начнет писать его, а развязку оставит за мужем.
Конечно же, она умела придумывать сюжеты. Разве не это она и делала? Но лучше всего она умела описывать собственную жизнь.
Машина не хотела заводиться, и она снова разрыдалась, потому что, хотя в конце концов мотор и начал вздрагивать, это ничего не давало. Пока она спала, закутавшись в шубу, и видела во сне лес, начинавшийся от самого их сада, двигатель переохладился. "Ну, пожалуйста", - взмолилась она. Однажды в Эшфилде, когда умерла мама, мотор тоже не заводился, лишь так же упрямо фыркал. В отчаянии она скинула шубу, вышла из машины и попыталась завести его ручкой. Но она была такой уставшей. Казалось, что ладони полны перекатывающихся камней. Человек, одетый как сезонный рабочий, проезжал мимо на велосипеде и предложил свою помощь, она изысканно-любезно, как в Имперском туре, улыбнулась ему: "О, пожалуйста, буду вам очень признательна". Голос звучал немного странно, что неудивительно: она ведь так давно - казалось, много дней - ни с кем не разговаривала. Густой серый туман словно облеплял каждое слово.
Что бы сказала мама? А того пуще - бабушка? Надо же было попасть в такое дурацкое положение. Она чуть не рассмеялась при этой мысли. "Холодный, как камень, мертвый", - сказал незнакомец, качая головой и глядя на нее в ожидании объяснений, которых она, разумеется, не собиралась давать. Он заведет машину, такие мужчины, как он, это умеют. Поэтому она просто ждала. Ей никого не хотелось видеть, так что, когда ему наконец удалось оживить двигатель, попутно рассказывая ей, что нужно и чего не нужно делать в таких случаях, хотя это больше не имело ни малейшего значения, она поехала обратно к Гилфорду, чтобы замести следы: знала, что он будет наблюдать за ней. Услужливый, но назойливый человек. Может, надо было дать ему денег? Она проехала еще какое-то расстояние, чтобы окончательно избавиться от мысли о нем. Дорога по-прежнему оставалась пустой. Страшно было даже представить себе, что пришлось бы сейчас возвращаться в "Стайлс" и что эта черная крепость открыла бы свои двери, чтобы поглотить ее. Нет, нет и нет! Никогда более.
Она развернула машину и поехала в обратном направлении, к Ньюлендз-Корнер. Убедившись, что дорога пуста, свернула на поросшую травой обочину. Теперь осторожно. Сосредоточься. Это нужно сделать аккуратно.
На горизонте появилась предрассветная розовая полоса. Пора.
Она отпустила сцепление и медленно-медленно, подпрыгивая на кочках, поехала вниз по изрытой дороге… Вдруг она словно утратила контроль - что-то там, на пути? Нет, все в порядке. Медленно-медленно, вот сейчас, уже скоро, дотуда ведь всего какая-нибудь сотня ярдов, пустяк, это ночью казалось, что далеко. Осторожно, очень осторожно. Держи ровнее.
Вон там, чуть пониже, нависающий над карьером куст, за который она держалась ночью, до него всего несколько ярдов. Рычаг на нейтральной скорости, тормоза отпущены. Прихватив свою большую черную сумку, она вывалилась из машины. Ранее она переложила в нее из саквояжа все деньги, а также несколько листов писчей бумаги. Все остальное осталось в машине. Она больше не чувствовала усталости, ей даже не было холодно без шубы. Она с силой толкнула машину, и та, покатившись, послушно, как она и рассчитывала, со шлепающем звуком уткнулась в куст.
Пока она шла по дну карьера, глядя вверх, туда, где на самом краю, уставившись фарами в никуда, зависла машина, небо постепенно светлело. "Ты умная девочка", - сказала она себе. Когда дорога пошла под уклон, она почти побежала. Наконец показались дома. В них люди пили чай и читали газеты, но она сегодня предпочитала делать то, что делала. "Уотер-Лейн", - прочла она на дорожном указателе в конце аллеи.
Свернув прямо к Элбери, она быстрым шагом прошла около мили мимо рыбных заводей, мимо мельничного пруда, направляясь к железнодорожной станции Чилворт, которую заметила, когда ехала в Годалминг. Половина восьмого, лондонский поезд как раз подходил к вокзалу. Повезло. Надвинув шляпу на лицо, она устроилась в углу купе и принялась писать еще одно письмо. Суррей мелькал за окном, ей немного хотелось спать.
На вокзал Ватерлоо поезд прибыл в девять. Она купила почтовую марку и "Дейли мейл". Нужно было купить пальто, потому что без него она выглядела странно. Села в такси и велела ехать в "Арми энд нейви". Прежде чем войти в магазин, опустила письмо в почтовый ящик. Оно было адресовано ее деверю, Кэмпбеллу Кристи, в Королевское военное училище в Вулидже. В обратном адресе значился "Стайлс". Кэмпбелл был человеком, который ей нравился и которому она доверяла. Единственным, кому она могла сказать то, что хотела. Только он был во всей этой истории лицом объективным. Поэтому она отчасти объяснила ему, что и почему делает. Она уезжает в Йоркшир, как планировалось, правда, не в Беверли. Собирается одна полечиться на водах. Ей необходима передышка, этого требует здоровье. Надо признать, что она очень расстроена, он, конечно, понимает почему. Письмом она осталась довольна. Оно получилось менее тревожным, чем те, что она оставила Карло и Арчи, но тогда она пребывала в другом душевном состоянии. Придя на работу в понедельник, Кэмпбелл прочтет его.
В дамской комнате "Арми энд нейви" она промыла израненную руку и привела себя в порядок. Опуская шиллинг на тарелочку, стоявшую перед служительницей, она снова выглядела как респектабельная дама, а не беглянка. Переходя по толстым магазинным коврам из отдела в отдел, купила чемодан, ночную рубашку, термос и пальто. Выпила чашечку кофе.
Лондон кишел суетящимися людьми, делающими рождественские покупки. Надев новое пальто, она на такси отправилась в "Харродз". В нижнем этаже ювелирного отдела сдала в ремонт кольцо, назвав имя и адрес: миссис Нил, Харрогит, "Хайдро". Ей доставило удовольствие произнести это. Потом по Пиккадилли отправилась на вокзал Кингз-Кросс. В станционном буфете выпила еще чашку кофе и стала читать газету. Никто не обращал на нее внимания. Все шло хорошо. В час сорок она села на поезд, который должен был в шесть тридцать восемь прибыть в Харрогит. Всю долгую дорогу она проспала в своем теплом купе первого класса.
"Торп-Арч", вспомнила она, подъезжая к Харрогиту. Дом неподалеку от Уэтерби, принадлежавший Мэтьюзам, куда она ездила с ночевкой на домашнюю вечеринку. Оттуда они съездили тогда на "Сент-Леджер". Ей нравились эти скачки - настоящее английское спортивное состязание. Кто же победил в том году? Кто-то поставил за нее пять шиллингов на лошадь лорда Дерби, которая пришла третьей. Чудесный был визит. То путешествие на поезде оказалось очень забавным. На ней был новый твидовый костюм, такой элегантный, что начальник станции пошутил: у такой, мол, девушки должны быть служанка и шкатулка с драгоценностями, хотя на самом деле она не могла позволить себе даже ехать первым классом. Арчи восхищался этим костюмом, хотя, в сущности, он принадлежал тому времени, которое было до Арчи. Именно в "Торп-Арч" она познакомилась с Артуром Гриффитсом, тем самым, который надоумил ее поискать на танцевальной вечеринке в Агбрук-Хаусе его друга Кристи.
Север выглядел совсем иначе. Она любила его чистое просторное небо и суровые краски. Вид Харрогита взбодрил ее, пока она ехала в такси по улицам. Солидные, похожие на замки дома - серый камень, освещенный лунным сиянием. Здесь она могла остаться и чувствовать себя в безопасности. Как чудесно сидеть, откинувшись на заднем сиденье, и чтобы тебя везли! В окно она видела здание оперы, отель "Корона", отель "Белый олень", бювет. Холмы, остроконечные вершины, березы… Благородный размах, по которому она скучала.
Такси почтительно катило по Суон-роуд. Спокойная, широкая, погруженная в темноту улица, окаймленная красивыми домами. Манкастер-лодж, Британниа-лодж… В них обитают люди, чья жизнь надежна и нерушима. Да, она может двигаться среди них как тень.
"Хайдро" стоял поперек дороги, замыкая ее, - построенный опять же из темного камня, увитый плющом, в зарослях которого утопали окна с льющимся из них теплым, великодушным светом. Она поблагодарила водителя и дала ему на чай. Поднялась по каменным ступеням. Когда, с улыбкой на губах, она вошла в вестибюль, было семь часов.
Миссис Тереза Нил из Кейптауна сняла пятый номер на втором этаже за пять гиней в неделю.
Спала она долго, встала поздно, предстоящий день ощущался как праздничный - воскресенье как-никак - и особый. Она могла делать что заблагорассудится, больше не нужно беспокоиться о том, что душа ее в опасности. Как же она боялась за папину душу, когда он играл в крокет, вместо того чтобы молиться! Глупо, если вспомнить о его доброте.
В целях предосторожности она сделала так, чтобы пришедшая утром горничная не могла рассмотреть ее лицо. Эта милая девушка, горничная старомодного воспитания, разворошила угли в камине и, принесла завтрак. Он был восхитительным. Она насладилась едой и с удовольствием приняла ванну. Жаль, что приходилось надевать ту же одежду, но с этим до завтра ничего не поделаешь, поэтому она натянула тот же серо-зеленый костюм, в котором ездила в пятницу навещать свекровь.
К вечеру эти вещи будут фигурировать в полицейских сводках, которые разошлют в пятьдесят участков, ближайших к Элбери: "…серая трикотажная юбка, зеленый джемпер, кардиган светло- и темно-серых тонов и маленькая велюровая шляпка". Шарлотта Фишер, со свойственной ей скрупулезностью, дала это описание. "Без обручального кольца, - добавила она, поскольку нашла его в хозяйкиной спальне. - Волосы рыжеватые, коротко стриженные, с сединой".
Ее дивные волосы, некогда светлые, как сам свет. Надо пойти к парикмахеру. Тридцать шесть - это еще не старость.
Позднеосеннее солнце осветило спальню, и на оконном стекле замаячило отражение ее лица. Бледная кожа, выцветшие глаза.
"Странно оказаться в поезде вместе с привидением!" - вскоре напишет она. Это из рассказа о молодой вдове "с застывшим во взгляде ужасом", которая не в состоянии отрешиться оттого момента, когда обнаружила мужа мертвым на полу его кабинета. "По сути, она так оттуда никуда и не сдвинулась. Она оставалась там. В кабинете".
Но пока - никакого сочинительства. Только ее собственная история, окончания которой она еще не знала.
Харрогит пришелся ей по душе. Ей нравилась уверенная поступь широких улиц, четкие полукружья стоящих цепочкой зданий и по-мужски надежные, но элегантные дома. Они словно бы говорили: разбитые сердца и потерянные люди для нас ничто. Что бы ты ни сделал, кем бы ни был, мы - выше этого. Мы храним жизненные тайны на своих местах.
Она пообедала в чайном заведении "У Бетти" в окружении таких же дам, как она. Еда была здоровой и очень вкусной. Потом долго гуляла. В Уэст-парке листья на березах потрескивали на ветру, освещенные солнцем. Снова серые дома. На Бич-гроув, на Стрей-лодж… Высокая викторианская церковь. Может, зайти? Нет, не хочется. Она предпочитает гулять среди этих строгих форм и северных красок, чтобы листва шумела над головой и шуршала под ногами, чтобы солнце, опускаясь к горизонту, увеличивалось в размерах, заливая все серое угасающим желтым светом, и чтобы в его краткой и мощной прощальной вспышке камень осветился в глубину.
И чтобы в окнах отражалась ее загадочная фигура, ступающая по траве: шляпа глубоко надвинута на глаза, воротник высоко поднят. Вероятно, она выглядит странно. Больной? Нетрезвой? Заблудившейся?
Время текло медленно, но это не раздражало. Теперь время снова принадлежало ей.
"Надолго ли?" - подумала она, шагая по Суон-роуд. Завтра Кэмпбелл прочтет ее письмо, и тогда что-то случится. Она написала - водный курорт в Йоркшире. Что ж, он догадается, что Харрогит - именно такое место, куда она могла бы поехать: его заполоняют такие же, как она, представительницы высшего среднего класса. И тогда он скажет Арчи: "Посмотри, она в смятении, она нуждается в тебе, что ты делаешь?" Это будет хорошо.
Разумеется, к тому времени ее машину уже найдут. Полиция постучит в огромную мрачную дверь "Стайлса", встревожив милую Карло, а потом, чуть позже, - в дверь Хартмор-коттеджа. Бедный Арчи. Он будет страшно беспокоиться за нее. Быть может, она наговорила лишнего в письме к нему - в сущности, она плохо соображала, когда сочиняла его. Тогда ей определенно хотелось умереть. Так она и написала Карло, потому что была в этом уверена. Несмотря на невозмутимый вид, который, безусловно, сохранит для всех, особенно для Розалинды, Карло будет в панике. Но в конце концов, уже завтра Карло узнает, что она жива.
Если, конечно, не принимать во внимание, что в определенном смысле она действительно умерла. Умерла тогда, когда стояла, глядя в бесстрастное лицо карьера. Та же, что идет теперь по Суон-роуд, заглядывая в окна Хайдро-лодж, где люди, реальные, живые люди, разливают чай из серебряных чайников, - лишь улыбающийся призрак, пусть теплокровный и объемный.
Она раскланялась с повстречавшейся супружеской парой ("Бесплотная, совершенно бесплотная"). Поболтала с миссис Тейлор, очень приятной хозяйкой отеля, сообщила ей, что три недели назад вернулась из Южной Африки и оставила свой обширный багаж у друзей в Торки. "Что ж, - улыбнулась она, - доставлю себе удовольствие - куплю несколько новых вещей! Это будет замечательно, миссис Нил. На Оксфорд-стрит есть очень хороший магазин "Бентоллз"".
Теперь - к себе в комнату. В опускающихся сумерках она смотрела из окна на круто изгибающуюся дорогу, ведущую в город, на деревья, на каменные дома.
Обед. Сегодня ей понравился красивый большой зал ресторана, хотя накануне, видимо, из-за усталости, потолок ввел ее в заблуждение: большая квадратная панель в центре напомнила ей крышу подземной темницы. На самом деле то, что показалось ей железной решеткой, было весьма красивым витражным плафоном. Она села за столик в тихом дальнем углу, чувствуя себя немного неловко в одежде, которую носила не первый день, - к тому же костюм был отнюдь не вечерним. Впрочем, она ведь уже объяснила это миссис Тейлор. Что ей требовалось, так это книги. Обходиться одной без книг было трудно. Но вполне вероятно, что завтра она будет ужинать здесь с Арчи или ее вообще здесь уже не будет, - кто знает?
Она заставила себя отрешиться от всех этих мыслей и стала прислушиваться к разговорам других посетителей. Это были люди, с которыми она чувствовала себя легко (люди ее круга). Просмотрела меню, выпила воды, считавшейся целебной. На вкус эта вода была, безусловно, куда чище саннингдейлской. Она заметила, что некоторые посетители пили вино, но очень немногие - в конце концов, они ведь приехали сюда поправлять здоровье. Может, там, в "Стайлсе", бокал вина помог бы и ей? Показалось странным, что она думает о "Стайлсе". В сущности, сейчас ей с трудом верилось, что такое место действительно существует. Теперь он представлялся ей чем-то вроде давным-давно привидевшегося дурного сна.
После обеда она вместе с другими гостями отправилась в бальный салон Зимнего сада, где заказала чашку кофе и принялась разгадывать кроссворд из газеты, которую прихватила в вестибюле. Потом разговорилась с супружеской четой, с которой раскланялась днем. Мистер и миссис Кэмпбелл из Лондона. Ах, как мило! Театры. Да, пожалуй, в это время года город действительно немного утомителен, она была там в этот раз лишь проездом - пересаживалась с поезда на поезд, но прекрасно понимает, почему им захотелось на время уехать! Нет, раньше она жила в Лондоне, но в последнее время - в Кейптауне. О да, там восхитительная природа. Нет, она потеряла ребенка, вот почему… Да, она всегда любила головоломки - они позволяют расслабиться, но в то же время тренируют мозги.
Приятные люди. С ними чувствуешь себя непринужденно. И очень милый зал. Почти как оранжерея, примыкающая к отелю со стороны сада. За окнами - темное облачное небо. Что сейчас делает Арчи? В тот момент он казался очень далеким, как будто его убили на войне и она мысленно представляла себе фотографию мертвого мужчины. Он должен найти ее. Это непросто, но в прошлом же он это сделал - когда притарахтел на своем мотоцикле в Эшфилд. Мамин голос по телефону, требующий, чтобы она возвращалась домой.
Она пила кофе, улыбалась и думала о тех приятных делах, которые предстоят завтра. Для начала - новое платье.
Понедельник, 6 декабря. Ее лицо на девятой странице "Дейли мейл". Она названа там красивой женщиной.
Ее машину, писали в газете, нашли в восемь утра в субботу. "Похоже, что автомобиль намеренно столкнули вниз от Ньюлендз-Корнера, отпустив тормоза". Все выходные хозяйку машины искали среди Северных холмов. Прочесали дно Тихого пруда и обошли все дома в Элбери. В газете была помещена также маленькая фотография "полковника Кристи". Отвечая на вопросы корреспондента, Арчи сказал, что у нее был нервный срыв. "Она вообще очень нервный человек". Он вернулся в Саннингдейл в субботу. Теперь он, должно быть, на работе. Кэмпбелл тоже уже должен быть на службе и наверняка рассказал Арчи о письме.