Как бы там ни было, но Господь все-таки всем раздает по заслугам. Через несколько месяцев Маша Мериль сама позвонила через своего идиота пресс-секретаря. Она выпустила в Париже книгу прямо-таки с вичевским названием "Биография одной вагины", и ей нужна была раскрутка в России. Она готова ответить на все вопросы. Второй раз в Париж командировку никто бы не дал, но тут подсуетился Татарин и нашел во французской столице своего человека. И этот человек сделал нам фантастическое интервью - и про Андрона, и про русских мужиков, и про мужиков вообще, которые носятся со своими пенисами, как бабы с торбами… Это для Андрона Маша была незабываемой романтической любовью. Для Маши Мериль наш звездный режиссер - не более чем забавный эпизод в длинной веренице ее романов и мужей, и она никак не могла взять в толк, почему журналист так настойчиво спрашивает ее про любовное приключение тридцатилетней давности…
Фатально непонимание между мужчиной и женщиной. Вот как описывает в своем романе Маша ту же встречу с Андроном Кончаловским.
Итак, Москва, международный кинофестиваль, 1967 год.
"…Молодые русские коллеги быстро нас вычислили. Среди них Отар Иоселиани, Тарковский и два брата, "бедовые дети" ВГИКа, Андрей Кончаловский и Никита Михалков. Один был режиссером, другой - актером. Тем более что их отец состоял в ЦК, и братья пользовались особым положением…
…Я была очарована не только фильмом ("История Аси Клячиной…"), но самим Андроном - типом мужчины, столь отличным от европейских самцов, от моих французских приятелей.
…Андрон естественно брал меня за руку и мужественно увлекал за собой. Мы купили в "Березке" бутылку водки и по кругу выпили ее из горлышка, распевая песни и провозглашая тосты за дружбу, за женщин и за искусство. Слезы эмоций появлялись иногда в углах его глаз, которым бы доверилась без оговорок.
Вдруг на площади у Большого театра он взял на руки, поднял над собой, как трофей чемпионата мира.
- Я счастлив, - говорил он. - Я люблю тебя.
Вид у него был искренний и потрясенный. Он начал меня кружить, кружить. Он целовал мои руки, мои глаза, мои волосы. У меня самой уже кружилась голова. Алкоголь и любовь врывались в мою плоть как июльский ветер, пахнущий степью и тундрой. Я превратилась в вариацию страсти. Я, быть может, нашла объяснение своего отличия от других. Я была Русской, и только русский был способен разбудить мою истинную сущность…
…Последовала неистовая идиллия. Мы больше не расставались ни на миг, мы занимались любовью, когда другие просматривали фильмы. Мы исчезали через запасной выход, как только в зале гас свет. Мы убегали босиком, чтобы шагов не было слышно. Восемь суток я спала не более получаса в день. Мои лодыжки утроились в объеме, моя печень готова была разорваться из-за водки… Столько алкоголя я не поглотила за всю свою жизнь. Но мы были молоды и способны выдерживать все это…
Но не моя вагина.
Андрон обладал энергией, граничащей с насилием. Он скакал по узкой кушетке моего номера, краснел и сотрясал меня. Его пенис, размером поболее, чем средний, буквально перепахивал меня. Он делал мне больно. И чем более мой партнер неистовствовал, тем более цепенела моя вагина. Она не любит чрезмерности. Не стоило доводить ее до предела и терять сознание в изнеможении, в объятиях любовника, который скорее противник тебе, чем союзник.
Мой прекрасный Татар любил, как будто сражался. С риском для моей жизни. Я не смела просить о пощаде. "Любовь, - думала я, может, вот именно вот это. До сих пор все было розовой водичкой. Теперь, наконец, я подошла ко взрослым дозам".
…Сегодня я думаю: этот мальчик, без сомнения крепкий и яростный, подсознательно мстил мне за все то, чего у него не было в его стране. Он наказывал меня за мою свободу, за мое настроение, за мои солнечные очки Ray Ban, за мой паспорт, с которым я беспрепятственно уеду, тогда, как он останется в Москве, замурованный, заключенный. Его ярость невозможно объяснить иначе, поскольку он был искренне влюблен…"
И дальше уже в интервью корреспонденту она продолжает:
"- Андрон - человек великолепный, я его очень люблю, он снял замечательное кино, но он проходимец, шарлатан! Я бежала от него. Это человек, с которым невозможно создать что бы то ни было! Он сам говорит: "Если я люблю одну женщину, это совсем не значит, что я не могу влюбиться в другую женщину". Это татар! Это монгол!
Надо перенестись в ту эпоху. Россия Брежнева… Андрон задыхался. Даже привилегированным людям, как Михалковы-Кончаловские, приходилось несладко. Я думаю, Андрон мечтал жениться на иностранке, чтобы получить заграничный паспорт. Что он и сделал впоследствии со своей следующей женой, француженкой. Во всем этом читалось что-то не очень чистое…
Хотя, конечно, было немало и того, что нас объединяло. Мы оба только начинали свою карьеру. Я была молодая актриса, я снималась у лучших французских режиссеров. К тому же он - красивый, великолепный…
Но это тот тип мужчины, с которым женщина не может жить. Он разрушил жизни всех женщин, которых знал! Он не интересуется женщинами! Ему абсолютно наплевать! Он любит только себя. И детей наплодил повсюду! У него теперь еще и новые дети, с новой женой!
Я уже тогда увидела, что это человек, который думает только о своей выгоде, только о себе самом. Он берет и уничтожает людей без малейших угрызений. Он их потребляет. Он заставил страдать всех женщин, которых знал. Все они были счастливы, безумно счастливы в определенный момент. Но если бы они были умней, они бы понимали, что надо брать этот момент и не ждать ничего большего. Это то, что я о нем думаю. И это правда, что со мной, быть может, у него осталось ощущение такое: было что-то, что не состоялось. Мы всегда сожалеем о том, что не удалось.
С французом я могу спать спокойно, я его понимаю, я знаю, что он хочет в жизни, я могу рассчитывать на него. И если он меня бросит, то предупредит, что бросает. Тогда как русский даже забудет мне об этом сказать.
- Вы были беременны от Андрона?
- Да, но он не знал об этом, я ему тогда ничего не сказала. И я думаю, что это из-за истории с Андроном у меня потом не было детей. В то время я была настолько наивна и молода, что сделала аборт слишком поздно. На сроке более трех месяцев. Но Андрон ничего не знал про беременность. Я ему сказала много-много лет спустя. И жалею, что сказала. Никто не виноват. Судьба!
Не то важно, что именно от него я делала аборт. История Андрона для меня - это история открытия России. Русские мужчины невозможны для жизни, но очень соблазнительны. Андрон - один из самых соблазнительных мужчин, что я встречала в своей жизни. Именно это важно - открытие самца в России".
Прекрасное интервью! И все равно: при прочтении его меня не покидала мысль, что я могла бы сделать это лучше…
Но Маша Мериль полностью отработала мою командировку в Париж.
Из жизни олигархов
Среди положенных главному редактору привилегий (секретарша, машина с двумя водителями, поликлиника и проч.) была одна, чрезвычайно мною любимая - бесплатный годовой абонемент в элитарный спортивный клуб. Прелесть среди прочего заключалось в том, что клуб находился напротив моего дома, и перед рабочим днем я могла побегать по дорожке, поплавать в бассейне или, на худой конец, попариться в бане. Первое время я активно ходила на степ-аэробику - как и все женщины на свете я озабочена своим излишним весом. Но групповые занятия слишком привязывают ко времени, а это не всегда удобно. На них я давно не хожу, но вспоминаю их с благодарностью хотя бы за то, что там познакомилась и подружилась с Викой.
Вообще-то у меня подруг очень мало. И все они - из детства-молодости, когда легко заводились знакомые и приобретались друзья. Про Жози я уже упоминала, были еще две стародавние приятельницы, знакомство с которыми исчисляется десятилетиями. А вот Вику я приобрела уже в зрелом возрасте, что удивительно - всегда считала, что после 30 лет друзей завести в принципе невозможно.
Тем более что Вика - жена богатого человека, которого я сразу обозвала Олигархом, хотя, конечно, на олигарха он никак не тянул. Вика наивно уверяла меня, что баснословное богатство приносит мужу маленький цех по производству сладких рулетиков. Правда, цех этот находится на территории и в составе завода Северсталь. По этому поводу ее олигарх постоянно мотался в Череповец, дома почти не бывал. Вика же нигде давно не работала, занималась большим домом и воспитанием уже вполне взрослого шестнадцатилетнего отрока. Причем много денег Олигарх жене не давал, Вика вечно выкраивала на косметику и шпильки какие-то копейки из семейного бюджета. А муж все время жаловался, что денег нет, что все вкладывается в бизнес. Как говорит мой друг Стас Садальский, "пел песню еврейского народа с рефреном "денег нет, денег нет, денег нет"".
Наивная Вика свято верила, что денег, действительно, нет. Хотя я - опыт работы в "Вич-инфо" не пропал даром - объясняла ей, наивной, что в Череповец он ездит не только проверять свои рулетики. Судя по тому, как подолгу и как часто он отсутствовал, у него там давно завелась еще одна семья. Тем более Вика жаловалась, что муж с ней давно не спит, и никакие ее уловки в виде кружевных чулок и умопомрачительного белья не действуют. Муж ссылался на усталость, на занятость и пр. - типичные отмазки супруга-изменника. Но если Вика заводила разговор о разводе, Олигарх делал большие глаза и начинал уверять жену в своей огромной к ней любви. В общем, мы иногда обсуждали паскудное поведение Олигарха, сидя за чашечкой кофе в спортклубовском кафе, но эти разговоры мы вели нечасто - нам и без того было о чем поговорить.
Вика была в курсе редакционных дел. Она всегда живо интересовалась жизнью газеты, потому что собственно своей жизни у нее не было. И я, конечно, рассказала ей о дневниках, которые доблестный информатор Юрик невесть откуда притащил в редакцию. Такие материалы приходят обычно через знакомых или даже знакомых знакомых - через десятые руки.
Жила-была семья - муж да жена. Очень счастливая семья, крепко любили друг друга, несмотря на отсутствие детей. Он был богат, построил на Пироговке особняк со всеми вытекающими - баней, гаражами, фонтанами, яхтами и байками. Вот этот байк его и сгубил - поехал прокатиться по водной глади, видно, не очень трезвый - и утонул вместе со своим мотоциклом. Жена, похоронив его с почестями, принялась за перестройку дома. А когда залезла в книжный шкаф, - обнаружила дневники утонувшего мужа. Написанные от руки! В наш-то век компьютеров и высоких технологий!
Старательным почерком, шариковой ручкой муж описывал свои сексуальные похождения - и с точностью педанта заносил все в дневник. Где и какую проститутку снял, сколько раз имел с ней сексуальный контакт, сколько денег заплатил. Почему-то особенно он любил снимать грязных дешевых девчонок-малолеток на Казанском вокзале - от подробностей, чем он с ними занимался, рвотные движения испытывали даже видавшие виды корреспонденты "Вич-инфо". Жена практически сошла с ума от всего этого: выкопала труп мужа из дорогой могилы на престижном кладбище и выкинула его на городскую помойку. Наняла каких-то таджиков с "газелью", заплатила им столько, сколько они за всю жизнь не видели, и провернула эту печальную церемонию. А чтобы еще больше утешиться, через каких-то знакомых вышла на нашего Юрика и передала дневники и фотографии. Да, там были еще те картинки - даже не каждый порносайт смог бы их разместить.
Юрик приволок все это добро ко мне в кабинет, после фотографий я брезгливо сбегала помыть руки, и мы задумались - что же с этим добром делать? Печатать - однозначно, но как? Называть ли фамилию? Адрес? Печатать ли фотографии - с закрытыми срамными местами, но все же реальные доказательство того, что не журналистами эта история придумана.
- И на хрена он все это описывал? - недоумевал Юрик, предвкушая успех своего "гвоздя". - Ну, открыл бы папочку в компьютере, складывал бы все туда тихонечко - и все шито-крыто!
- Он, скорее всего компьютером не очень умел пользоваться, - предположила я. - И потом сам процесс фотографирования - это своеобразный дополнительный сексуальный стимул, мы же писали об этом.
Эльсотоль, толкавшийся тут же, пробормотал:
- Может, у жены на почве потрясения башку снесло?
Так у нас было заведено - если ко мне на стол попадал интересный материал, вся редакция могла его почитать и высказать свое мнение. Если не редакция - то мои замы и редакторы отделов однозначно. Бывали, правда, такие случаи, когда Сайкина притаскивала какую-нибудь сенсацию и просила - нет, требовала никому не показывать и даже не рассказывать - боялась утечки информации. А такое, утверждала она, случалось в старой редакции "В-И" - если в редакции кто-то узнавал, что Сайкина села на хвост эксклюзивной информации, а вскоре эта информация печаталась в какой-нибудь конкурентной газете - все, никто не мог убедить ее, что бывают совпадения, что идеи носятся в воздухе и т. д. - Сайкина была уверена, что ее буквально обворовали.
Но это был другой случай. Прелесть этого материала в том, что он - в реальных дневниках и фотках, а их у нас украсть никто не может. И потом случай выглядел таким вопиющим, что в него просто не верилось, и поэтому сотрудники приходили ко мне в кабинет удостовериться в реальности произошедшего.
Я подробно обсуждала пироговскую историю с Викой, чтобы дать ей понять - в ее жизни могло произойти или происходит то же самое. Вика верила и не верила - в глазах ее поселилось сомнение. Мы даже на полном серьезе обсуждали, как нанять тайного детектива, который бы неотступно следил за Олигархом (а потом, мечтала я, описать бы все это в газете!), но расценки в частных детективных бюро оказались Вике не по карману - я ж говорю, муж совсем не баловал ее ни деньгами, ни какими другими удовольствиями.
А через год моей подруге и вовсе стало не до тайной жизни мужа - у нее обнаружили рак груди, и в течение долгого года она почти не вылезала из больниц. Навещая ее в разных клиниках, я столько узнала об этой заразе - раке молочной железы, что захотела немедленно открыть в газете какую-нибудь "горячую" линию. Но Главный Художник - наш главный цензор и из всех серых самый серый кардинал - выслушав восторженные планы, охладил мой пыл: наша газета развлекательная, и нечего грузить читателя всякой мрачностью.
К Главному Художнику приходилось прислушиваться: он столько лет - с самого основания газеты! - уцелел на своем посту неспроста. За все эти годы он, конечно, не научился ни писать, ни рисовать, но школу лицемерия прошел выдающуюся. Поэтому я довольно часто остужала свои восторженные эмоции о льдины его непробиваемого спокойствия и опыта.
Вика с трудом, но все, выкарабкалась из своей страшной болезни. Но через год на нее обрушилась другая беда. Ее Олигарх, отдыхая в Черногории (а жене сказал, что поехал по делам в Италию - закупать новое оборудование для рулетиков!), попал в больницу. Он сам позвонил ей и сказал, что потерял сознание и упал в ванной комнате в номере отеля. А на следующий день его телефон уже не отвечал - бедная Вика не знала, что думать, ведь она даже не знала, в каком он городе! Наконец, через наше посольство кое-как выяснилось его местонахождение. Но Олигарх находился в глубокой коме, а еще через день умер. Вика хотела было лететь в Черногорию, но там уже была мать Олигарха и его компаньон, они уговорили вдову поберечь себя и не прилетать, хотя у нее уже был куплет билет на самолет.
А дальше - все, как в нашей статье про пироговскую семью. Вика начала узнавать такие подробности из жизни своего супруга, от которых за неделю поседела в свои неполные сорок лет.
Оказывается, у милого Олигарха давно была другая женщина. Да не просто женщина - проститутка из череповецкого стриптиз-клуба, куда наш герой любил частенько наведываться. Ему так понравилась стриптизерка, что он скопом купил весь этот стриптиз вместе с клубом. Он вообще отличался широкими сексуальными взглядами - одинаково любил проводить интимное время и с мужчинами, и с женщинами, а еще лучше - с теми и другими одновременно. И юная стриптизерка понравилась ему тем, что с удовольствием разделила с ним эти странные сексуальные забавы, - потом моя бедная Вика найдет в мобильном телефоне массу фотографий мощного группового секса с участием Олигарха и его пассии.
Кстати, его тело привезли почему-то в закрытом гробу и не позволили ни жене, ни сыну взглянуть на него - я тут же высказала предположение, что любителя сексуальных игрищ попросту убили, потому и выбрали такую мутную с точки зрения закона страну, как Черногория.
Вот о чем нам бы написать! Но, увы, еще и полгода не прошло, как появился в газете Юркин замечательный материал с дневниками. Больше того, передавшая их вдовушка положила на нашего главного информатора серьезный глаз и одолевала его звонками, приглашая к себе на Пироговку. Хитрый Юрка нашел выход из положения: он поехал в гости к вдовушке не один, а с целой группой товарищей - выполнять задание Эльсотоля. В светлую голову моего зама пришла идея снять фоторепортаж про настоящих русалок, которые развлекают новых русских. Художники нарезали из картона хвосты, стилисты накрасили моделек зелеными красками, фотографы вооружились вспышками, Юрка все это дело возглавил и повез эту полоумную команду к вдовушке на Пироговку.
Эти фотоочерки про русалок, чертей и всякие непотребства я ненавидела всей душой. Но это случай, когда против меня - вернее моего мнения, выступали все мои замы плюс главный художник. Они уверяли, что яркое пятно в газете обязательно нужно, что голые тела в таком издании, как наше, обязательно должны присутствовать. Я сопротивлялась-сопротивлялась, но потом сдавалась под их дружным мужским натиском. Увидев в газете эти так называемые голые тела, я снова приходила в неописуемый ужас, запрещала надуманные сюжеты и не разрешала вступать со мной в дискуссию. Но через месяц в кабинет прокрадывался на мягких лапках Эльсотоль - и все начиналось сначала.
Эти постановочные фоторепортажи были придуманы еще в старом "Виче". Потом - только уже в телевизионном формате - начали широко тиражироваться по ТВ. Они и сейчас процветают, к величайшему моему сожалению. Принято считать, что у нас народ - "быдло", и все "схавает". Только я с этой точкой зрения категорически несогласна.
Про Секридову и Жареные Гвозди
Я не знаю, что такое - красивый мужчина. По мне, красивый тот, кого я люблю в данный момент. И все - красивей не бывает. Но иногда, на экране кинотеатра или телевизора всплывает какой-нибудь Ален Делон - и я могу полюбоваться им как произведением искусства, как Моной Лизой в Лувре, как ботичеллиевой "Весной" в Уфицци.
Вот Жариковым в "Ивановом детстве" я так и любовалась. Конечно, гениальный Тарковский неспроста взял для своего сугубо строгого военного трагического фильма двух невероятно красивых артистов - Жарикова и Малявину. Их буквально неземная красота должна была подчеркнуть ужас и нелепость войны, ее трагизм, безысходность и мрак.