Клуб печальных и потерянных
8 ноября этого года Клуб веселых и находчивых отметит свое сорокапятилетие. Оно совпадет с очередной, хоть и упраздненной, годовщиной советской власти - без году девяностолетием. Думается, такое совпадение не совсем случайно, и дело не только в том, что в 1961 году, в эпоху "зрелой оттепели", населению решили несколько подсластить традиционный советский праздник с парадом. Дело даже не в "человеческом лице", этой маске из розовой резины, которую пытались натянуть на чугунную бабу. Думаю, таким образом населению давали понять, что с помощью веселья и находчивости можно выжить и при советской власти - более того, это оптимальный тренинг для сосуществования с нею. Не будем забывать, что КВН - первая марка отечественного телевизора, девиз и пароль целого поколения; представьте, что на Западе вышла программа "SONY" - что-нибудь вроде "Show Of Non-conformist Youth". КВН - это образ жизни: постоянно ломается, видно еле-еле, но с помощью веселья и находчивости мы как-то это все переносим. И более того - радуемся.
Был, впрочем, еще один аспект КВН, о котором писали мало, слишком сосредоточившись на эстетике этой и действительно веселой программы. А ведь по правде клуб с самого начала представлял собой некую тайную, но тем более увлекательную модель социального лифта, путь к социальной мобильности, которая у нас традиционно случается раз в двадцать-тридцать лет. Эта самая вертикальная мобильность случается либо во время войны, либо за счет общественной ломки; в остальное время господствует стабильность, общество поделено на четкие страты, и успешный карьерист может в лучшем случае достигнуть потолка на своем этаже, но никоим образом не перепрыгнуть на следующий. КВН - оттепельный лифт, попытка отфильтровать действительно находчивых и веселых, поскольку именно эти качества требовались от человека шестидесятых, чтобы успешно расти и руководить другими. Находчивость - это вам не креативность, не принципиальность, не созидательная энергия, а по-своему почтенный дар приспособляемости, извлечения новых смыслов и выгод из ветшающих ресурсов и скудеющих схем. КВН породил целую школу оптимистичных, энергичных, изобретательных людей. Кто узнал бы без этой программы о бакинском студенте-медике Юлии Гусмане, ставшем в семидесятые ведущим эстрадным режиссером? И таких судеб было много - как-никак, Ворошилов и Лысенко, два титана отечественного телевидения, были напрямую причастны к КВН. И Сергей Муратов. О самом Маслякове не говорю - этот пример творческой неувядаемости доныне поражает поклонников. В общем, наличие быстрой реакции, высокой адаптивности и мягкого юмора были теми самыми критериями, по которым в начале шестидесятых формировали элиту. Умение шутить - но без злопыхательства; фрондировать - но в рамках; и обаяние, обаяние, конечно! Никто из тех капитанов не пропал. Правда, многие уехали.
Замечу, что Ворошилов и впоследствии имел вкус к выращиванию новой элиты. Лучшие знатоки - Латыпов, Друзь, Вассерман, Бялко, Козлов - высоко поднялись по карьерной лестнице. А все потому, что отлично соображают, быстро решают и многое помнят. Правда, из них получаются в основном консультанты и политологи. Персонажу переднего плана - публичному политику, крупному финансисту - не надо выглядеть слишком умным. Первого не поймет народ, второго сразу удавят завистливые партнеры.
Возродившись в 1986 году, КВН с самого начала производил впечатление некоей вторичности и натужности - молодые люди разучились острить. Зато они научились превращать все в шоу и эффектно прокатывать получившийся продукт по эстрадам страны. КВН продолжал оставаться лифтом - именно по нему поднялись к власти и могуществу Михаил Лесин, Александр Акопов, покойный Юрий Заполь. Все эти люди начинали у Маслякова - в качестве игроков, а потом и администраторов. Лесин возрождал КВН, еще будучи монгольским строителем, - то есть задолго до его официального возвращения. И все они, демонстрируя новые формы веселья и находчивости, заняли весьма пристойное положение во времена очередной русской революции.
Право, не знаю, как должна выглядеть сегодня телепрограмма, отбирающая новые элитные кадры и продвигающая их к власти. Это должен быть какой-то угрюмый клуб невеселых и потерянных, но стопроцентно лояльных и абсолютно безликих. Разминочный конкурс: двадцать раз сказать одну и ту же пустопорожнюю фразу разными словами. Конкурс капитанов: доказать, что именно вы по-настоящему любите Первое Лицо. Музыкальный конкурс под фанеру, спортивный забег в мешках на месте по кругу, исторический - кто вспомнит более старый анекдот… Финал - кидание нечистотами в оппонента на скорость… Впрочем, вертикальная мобильность, кажется, переместилась из КВН в другое место. Теперь будущую элиту отбирают с помощью новостных программ - вспомним о стремительной карьере Маргариты Симонян. В общем, это логично. Они тоже сейчас довольно смешные.
8 ноября 2006 года
"В истории смысла нет, а в жизни - есть"
Беседа поэта Александра Кушнера с писателем Дмитрием Быковым
Кушнер нечасто балует Москву поэтическими вечерами. Последний он дал в Большом зале ЦДЛ - при минимуме рекламы, без традиционных атрибутов юбилея вроде вступительных речей или громоздких музыкальных номеров. Полтора часа он спокойно читал новые стихи и благожелательно отвечал на вопросы. Каждый его визит, каждый разговор с ним внушает бодрость и твердость - качества, редкие в нынешней поэзии, да и в жизни.
Узор судьбы и закономерности истории
[Дмитрий Быков: ]
- Вы, кажется, решили опровергнуть все поэтические стереотипы: счастливы в семейной жизни, лет 30 любите одну женщину и пишете о ней, сочиняете сильную лирику после пятидесяти, не пьете, трагическое мироощущение сочетаете с доверием и любовью к жизни, либерализм - с государственничеством…
[Александр Кушнер: ]
- Дожил до семидесяти… Анненский лучшие вещи написал в последний год жизни, уже за пятьдесят; Тютчев и Фет писали в старости замечательную лирику, Баратынский был прекрасный семьянин (ему нравилось это слово); Мандельштам всю жизнь (с кратковременными отвлечениями) любил одну женщину - свою жену; Тютчев не пил, Маяковский тоже; Пушкин сочетал либерализм и "государственничество"… Под поэтический стереотип попадает, кажется, один Байрон - и тот англичанин.
[Дмитрий Быков: ]
- Но отчаянные ваши стихи из "Голоса" и "Таврического сада" на вечерах заказывают из зала чаще. Может, счастливому человеку стихи не особенно нужны?
[Александр Кушнер: ]
- Толстой смеялся над этим, говорил о Тургеневе: "Траги-изм, траги-изм… Где он видел трагедию?" Разумеется, Толстой прекрасно знал, как страшен этот мир, но ведь не только страшен, не правда ли? Когда-то я писал в "трудную минуту" жизни:
"…И мальчик не заслуживал вниманья,
И дачный пес, позевывавший нервно.
Трагическое миросозерцанье
Тем плохо, что оно высокомерно".
Блоковское угрюмство замечательно сочеталось с "добром и светом", с "соринкой на ноже карманном", с тем, как "упоительно встать в ранний час"… Об этом имеет смысл сказать, потому что сегодня мы затоплены беспросветным нытьем в стихах, дешевой мрачностью и оголтелым цинизмом. А счастливые стихи (вспомним Фета или Пастернака) хороши еще и потому, что за ними стоит знание о быстротечности жизни, краткости счастливого мгновения, заговаривание собственной боли. Едва ли не самые жизнеутверждающие стихи Мандельштам написал в 1937 году!
[Дмитрий Быков: ]
- Каковы преимущества возраста?
[Александр Кушнер: ]
- Прямая, соединяющая не три-четыре, а, скажем, десять точек на плоскости, дает возможность увидеть узор судьбы, ее сложный, ветвящийся рисунок.
[Дмитрий Быков: ]
- И закономерности общей истории, добавил бы я.
[Александр Кушнер: ]
- Исторические закономерности, увы, я готов поставить под сомнение. И Лев Николаевич, и марксистская историческая доктрина, и школьные учителя, твердившие о малой роли личности в истории, льстили истории. Ее делают личности, ими определяется очень многое.
Я склонен назвать переломной датой в нашей новейшей истории 1953 год, когда испустило дух отвратительное чудовище. Мне было 16, и я хорошо помню не только ужасы войны, но и постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград" - нам его разъясняли в классе, и борьбу с космополитизмом, и журнал "Крокодил", и "дело врачей". После - возвращение несчастных из лагерей, возможность "тайной свободы" за письменным столом, медленное прибавление света.
Вся вторая половина века, несмотря на срывы и возвратные течения, была благополучной. Достаточно сравнить судьбу моих ровесников с судьбой старшего поколения, чтобы понять, о чем идет речь.
[Дмитрий Быков:]
- Не стоит валить на Сталина всю вину за садомазохизм русской истории…
[Александр Кушнер: ]
- Всю - не стоит; я согласен с Мамардашвили, сказавшим, что свой маленький Сталин был в каждом коллективе. Но будь на его месте другой человек - история безусловно была бы иной; говоря, что все подчинено ее закономерностям, вы снимаете ответственность с частного человека, а именно эта ответственность кажется мне фундаментальным принципом, основой совести, если угодно.
Всякая частная жизнь имеет смысл, и проследить его всегда увлекательно; история не имеет никакого смысла и никакой цели. Можно ли радоваться крушению высоких цивилизаций, падению Афин или Рима и торжеству варварства, пришедшего им на смену? Какие оправдания можно найти для инквизиции или фашизма? Сталинизма? Клио, муза истории, - кровавая муза. Я не противопоставляю историю и природу: обе принципиально чужды любой морали. Тектонические сдвиги, землетрясения, извержения вулканов так же безответственны, как исторические катаклизмы. История непредсказуема.
А если бы у США отобрали Флориду?
[Дмитрий Быков: ]
- Кстати, о распадах империй: у вас были стихи о том, как сильно влияет география страны на лирику, интонацию, самоощущение… Что произошло после отпадения Грузии, Армении, Украины - они ведь много значили и для вас лично?
[Александр Кушнер: ]
- Зато прибавились Франция, Италия, Англия, Америка - советский мир схлопнулся, большой мир открылся. Но это не компенсирует распада страны. Дело не в личных дружбах, с которыми ничего, по счастью, не сделалось, и не в так называемой геополитике и имперских амбициях. Дело в том, что, понимая неизбежность распада СССР, следует проявить такт и уважение к русскому сознанию: страна собиралась веками, Россия вела не только колонизаторскую, но и цивилизаторскую работу. Смирились бы Соединенные Штаты, если бы у них отобрали Флориду? Но ведь Крым для нас значит ничуть не меньше…
"Когда страна из наших рук
Большая выскользнула вдруг
И разлетелась на куски,
Рыдал державинский басок
И проходил наискосок
Шрам через пушкинский висок
И вниз, вдоль тютчевской щеки.
Я понял, что произошло:
За весь обман ее и зло,
За слезы, капавшие в суп,
За всё, что мучило и жгло…
Но был же заячий тулуп,
Тулупчик, тайное тепло…"
Не следует бесконечно дразнить оскорбленное национальное чувство, унижать человеческое достоинство: не только украинское, грузинское, латышское, но и русское тоже.
Нельзя предъявлять непомерные требования: необходимо время, смена поколений, осторожность и терпеливая работа, иначе в России может случиться то же, что в Германии в 30-е. Отвратительна ксенофобия, мне стыдно за то, что в Петербурге убивают то таджиков, то грузин, то индийского студента. Власть должна, обязана положить этому конец. Но проблема сложна, многогранна - и это тоже надо знать.
[Дмитрий Быков: ]
- Кстати, у вас совершенно нет общеинтеллигентского страха перед народом. Более того - на фоне этого народа, особенно в Вырице, едучи на велосипеде за продуктами, вы не особенно и выделяетесь…
[Александр Кушнер: ]
- А чем выделяться? Мы живем более или менее одной жизнью, в советские времена она была еще тесней, монолитней - и страдания дяди Пети из моего стихотворения о Боге, читающем "в небесном кабинете жизнь незамечательных людей", не менее важны, чем страдания Гете. Что до отсутствия страха, здесь ведь почти все зависит от первых впечатлений, еще детских. Мы с матерью во время войны оказались в эвакуации в Сызрани, мне было пять лет, я видел вокруг себя чрезвычайно симпатичных и доброжелательных людей… Никто никогда не сказал мне там, что я чужак. И с чего бы мне, офицерскому сыну, впоследствии школьному учителю, чувствовать себя элитой?
[Дмитрий Быков: ]
- А не было ли у вас, напротив, чувства зависти к советской аристократии, к духовной элите, к потомственной интеллигенции?
[Александр Кушнер: ]
- Вы мне приписываете прустовские комплексы - это он мечтал о проникновении в салон герцогини Германтской. Что такое вообще "советская аристократия"? Замечательно об этом сказано у Ахматовой: "Полукрадено это добро". Тоже мне сливки общества - светские-советские салоны с полупривилегированной-полудиссидентской подоплекой… В этом смысле я благодарен судьбе за свою жизнь в Петербурге: у нас этого было меньше, чем в Москве. Человеку приходилось думать самому, без оглядки на государственный или либерально-оппозиционный диктат.
"Петербургский характер" во власти
[Дмитрий Быков: ]
- Не кажется ли вам, что некоторые черты петербургского характера явили свою "изнанку" - после прихода ваших земляков к власти обнаружились издержки петербургской натуры: мстительность, прямолинейность, холодность?
[Александр Кушнер:]
- Я все-таки думаю, что петербургский характер во власти не так опасен, как ставропольский или как засилье екатеринбургских подголосков вокруг харизматического лидера… В конце концов, москвичей во всей стране не любят гораздо сильнее, и стоило бы задуматься - почему. Петербург долгое время был откровенно затерт.
В том, что сегодня Петербург берет свое, есть некая справедливость. Кроме того, петербургский характер - это сдержанность, четкость, самодисциплина, способность к диалогу, европейская ориентация; мы дали вам не самых плохих людей - Кудрина, Грефа, Чубайса… Я ведь понимаю, о чем вы говорите. Петербург - тяжелый город. Его черный декабрьский денек, "где к зловещему дегтю подмешан желток", выдержит не всякий - это, так сказать, наша расплата за белые ночи. Жить в Петербурге нельзя без мужества, некоторой замкнутости и готовности на безвестность: пирог славы делят и поедают в Москве.
[Дмитрий Быков:]
- Вы согласны с мнением Михаила Пиотровского - "этот город построен сильными людьми для сильных людей"?
[Александр Кушнер: ]
- Пожалуй. Подчеркиваю: сильных, а не наглых и самовлюбленных.
"Попробуйте отнять коттеджи"
[Дмитрий Быков: ]
- А нет у вас страха, что все сползет обратно?
[Александр Кушнер: ]
- Нет. Россия, конечно, не Англия, но ведь и Англии понадобилось несколько веков для обретения английской демократии. А нашей всего 15 лет. Больше всего я боюсь "нетерпения" - это хорошо понимал Ю.Трифонов, о чем и написал в своем романе о народовольцах. Летом живу в Вырице, ее всю застроили коттеджами, и владельцы этих коттеджей будут защищать их до последнего. Это только кажется, что свободу отнять легко. Попробуйте отнять коттеджи, а ведь между ними и свободой имеется прямая связь.
[Дмитрий Быков:]
- Вы перепробовали многие варианты заработка. Какой кажется вам оптимальным?
[Александр Кушнер: ]
- Гонорар.
[Дмитрий Быков: ]
- Такое было возможно только при советской власти.
[Александр Кушнер: ]
- А Пушкин, который в значительной степени жил на литературный заработок, а потом еще стал издавать "Современник"? А Некрасов, при котором журнальное дело впервые стало приносить огромные прибыли? А символистские журналы?
При этом я считал и считаю, что вторая профессия необходима - просто чтобы чувствовать себя увереннее. Наверное, я предпочел бы преподавание. Но сегодня, в моем возрасте, - не школьное, которым в молодости был занят десять лет, а университетское. Если бы мне дали составить свой курс русской поэзии и читать его, а еще лучше - вести семинар вроде того, что я вел для английских студентов-славистов несколько лет у себя дома, я бы не отказался.
[Дмитрий Быков: ]
- Как же:
"Английский студент через сорок
Лет, пусть пятьдесят, шестьдесят,
Сквозь ужас предсмертный и морок
Направив бессмысленный взгляд,
Не жизни, - прошепчет по-русски,
А жаль ему, скажет, огня, -
И в дымке, по-лондонски тусклой,
Быть может, увидит меня…"
Есть условия, которые необходимы вам, чтобы писать? Сигарета, рюмка, тишина в доме, погода?
[Александр Кушнер: ]
- Предпочтительна солнечная погода. В пасмурную я чаще хандрю.
[Дмитрий Быков: ]
- У вас были стихи о хандре - "Но есть же какое-то средство"… Вы его нашли с годами?
[Александр Кушнер: ]
- Стихи. Причем писать их, конечно, можно не во всяком состоянии, но все равно неплохо помнить, что ты это в принципе можешь сделать. Это немало.
"Поэзия разлита в жизни неспроста"
[Дмитрий Быков:]
- У Матвеевой были стихи: "А строчки - подобье отдушин, но жизнь утекает сквозь них". Вам не жалко, что вы все время писали - пока жизнь куда-то шла и другие жили?
[Александр Кушнер: ]
- Нет. Это лучшее, что я мог сделать. Про утекание жизни сквозь строчки хорошо сказано, но это позиция романтическая. Я сказал бы так: я жил - и моя жизнь запечатлена в стихах. Меня вполне устраивает, что я писал стихи, а не "жил на всю катушку". Мог бы. Не скажу, что поэт обязательно хороший человек… Но все-таки писание стихов как-то шлифует душу, позволяет "вернуть ее, умирая, в лучшем виде". А главное - поэт все время занят, поглощен своим делом днем и ночью, без выходных, а потому у него и нет времени на злодейство, требующее большой сосредоточенности. Быть мерзавцем еще и очень обременительно, не так ли?