* * *
Однажды Джаннотти показал Микеланджело сонет Виттории Колонна, прочитанный на одном литературном вечере. Сама поэтесса отсутствовала, так как избегала светских сборищ и вела уединённый образ жизни.
Отец небесный и Творец природы,
Живу и я ростком лозы земной.
В сени её ветвей мой кров родной,
Где я защищена от непогоды.Когда б не Ты, житейские невзгоды
Застлали б очи мрачной пеленой,
А я бы сорной заросла травой -
Уж семена сомненья дали всходы.Но очищение души в Тебе.
Так утоли святой росою жажду
И каплю дай корням Твоей слезы!О истина, внемли моей мольбе
И светлой верой укрепи! Я стражду,
Что недостойна матери-лозы.76
Микеланджело оценил искренность поэтессы и охватившие её сомнения, которые она выплеснула на листок бумаги. Таким сомнениям он сам был подвержен, и ему захотелось поближе познакомиться с маркизой.
Он стал ощущать, как взамен угасающей страсти к возмужавшему Кавальери, обременённому семейными заботами, в нём робко зарождается новое чувство, пока ещё не осознанное до конца, к Виттории Колонна, моложе его на 15 лет, чья подвижническая жизнь и преданность вере глубоко заинтересовали его влюбчивую и впечатлительную натуру. Она происходила из старинного аристократического рода и была внучкой знаменитого урбинского герцога Федерико да Монтефельтро, увековеченного на портрете Пьеро делла Франческа. В роду Колонна были гвельфы и гибеллины, паписты и антипаписты; один из них, Шьяра Колонна, в 1303 году пленил под городом Ананьи неподалеку от Рима папу Бонифация VIII и в опьянении победы прилюдно влепил понтифику пощечину.
Одним из отпрысков этого знатного рода был доминиканский монах Франческо Колумна, ученик знаменитых венецианских братьев-живописцев Беллини. В историю живописи он не вошел, но его имя утвердилось в литературе. Он стал автором нашумевшего романа "Hypnerotomachia di Polifilo" ("Любовные битвы во сне Полифила"), в котором делается попытка примирить любовь чувственную с любовью божественной, высшей. Книга вышла в 1499 году в издательстве венецианского гуманиста Альдо Мануцио. Следы рода Колонна присутствуют и в России, где некие его предприимчивые представители основали, как гласит легенда, город Коломна.
Витторию Колонна рано выдали замуж за испанского маркиза Ферранте д’Авалоса ди Пескара. Но муж был равнодушен к жене, заставляя её страдать своими открытыми изменами даже в их неаполитанском доме. Большую часть жизни он провёл по примеру своего отца, Альфонсо д’Авалоса, в походах и в возрасте тридцати трёх лет умер от полученных ран. Вскоре не стало и его усыновлённого Витторией ребёнка. Овдовев, она большую часть времени проводила в родовом замке мужа на острове Искья, где её навещал проповедник Вальдес, чьи идеи оказали на неё сильное воздействие, породив в душе сомнения в незыблемости церковных догм. Выплакав свою неразделённую любовь к неверному мужу, она переехала в Рим, где отдалась волновавшей её с детства поэзии и с головой ушла в религию, делая значительные вклады в монастыри и знаясь со многими лидерами церковной реформы.
По воспоминаниям современников, маркиза Колонна была настоящим воплощением меланхолии. Когда она обращала на кого-то внимание или заводила разговор, её редко покидало выражение изысканной холодности. Ей были присущи королевское величие и столь несвойственный для женщин живой острый ум, который она проявляла весьма сдержанно. Всё это вкупе с благородством чувств и гордой отрешённостью от мирской суетности придавало её личности неповторимое своеобразие.
Виттория Колонна была заметной фигурой в итальянской культуре первой половины XVI века. Она вела переписку с королевскими особами, к её мнению прислушивались Ариосто, Бембо, Джовио, Каро, Кастильоне и другие писатели и поэты. Её сонеты пользовались известностью, снискав ей славу первой поэтессы своего времени. Чеканились медали с её изображением. На них некрасивое лицо маркизы выглядит несколько мужеподобно с высоким лбом, прямым, чуть длинноватым носом с недовольно раздутыми ноздрями, брезгливо приподнятой верхней губой и маленьким ртом, говорящем о высокомерии и молчаливости. Имеется также её портрет маслом, принадлежащий, как считают, кисти всё того же дель Пьомбо (Рим, дворец Венеция), на котором поэтесса изображена непривлекательной с виду, но с проникновенным умным взглядом карих глаз.
Широко известен сделанный Микеланджело рисунок молодой женщины в шлеме (Виндзорский замок, Королевская коллекция). В нём идеализация мужеподобного лица настолько очевидна, что в этом рисунке можно при желании усмотреть образ Виттории Колонна, какой она виделась художнику, преисполненному к ней любви. Имеется ещё один превосходный рисунок (Флоренция, Уффици), который значится в каталоге как "идеальная голова" и вполне может быть принят за воображаемый образ поэтессы.
Он повстречался с ней в ту пору, когда она находилась под сильным влиянием религиозного свободомыслия лидеров движения за реформу церкви - Вальдеса, Окино и Карнесекки. Но Микеланджело, не терпящий соперничества ни с чьей стороны, полностью заполнил её сердце. Свои нерастраченные чувства гордая маркиза отдала великому творцу, живущему отшельником и нуждающемуся, как она ощутила чисто по-женски, в добром понимании и сочувствии. Если бы не её дружба с Микеланджело, она, как и ближайшие её сподвижники по вере, оказалась бы в конце концов в лапах инквизиции, когда был объявлен крестовый поход против инакомыслящих, и закончила бы свои дни на костре, как Карнесекки, Сервет и многие другие сторонники реформ.
Ревностная католичка Виттория Колонна приложила немало сил, чтобы обратить своего великого друга на путь "истинной веры". Но как ни велико было его чувство к ней, её попытки были тщетны, так как он всячески оберегал свой внутренний мир от всякого вмешательства извне. Да и сама его титаническая фигура никак не вписывалась в узкий мирок маркизы с её благочестивым смирением, постами и веригами мученицы.
Если к Кавальери он испытывал мистическое преклонение пред красотой, то к Виттории Колонна, в которой неожиданно пробудилась материнская любовь к неприкаянному отшельнику, - чувство благоговейного обожания и признательности за сочувствие к его бедам.
Вот как в упомянутой рукописи Джаннотти описывается их первая встреча во внутреннем дворике церкви Сан Пьетро ин Винколи, где среди цветущих кустов камелии и олеандра выделялась белизна мрамора "Моисея". Микеланджело появился там вместе с увязавшимся за ним Дель Риччо, который с загадочным выражением лица пообещал ему какой-то сюрприз.
- Водружена скульптура второпях. Ужель тому причина папа Павел? - спросил Дель Риччо, разглядывая изваяние.
- Увидев жадный блеск в его глазах, - ответил Микеланджело, надевая рабочий фартук, - я "Моисея" вмиг сюда отправил.
Желая сделать мастеру приятное, Дель Риччо с уверенностью сказал:
- Сан Пьетрин Винколи и весь приход в своих не ошибутся ожиданьях.
- Но лишь по завершении работ судить возможно о моих стараньях. На днях контракта истекает срок.
- А снял ли возражения заказчик?
Не ожидавший столь болезненного для него вопроса, Микеланджело чуть не выронил резец, которым намеревался подчистить пьедестал:
- Нет, всяк сверчок пусть знает свой шесток! В таких делах никто мне не указчик.
Послышался шум подъехавшего экипажа. Дель Риччо встрепенулся и заволновался:
- Сдаётся, что подъехали друзья. Прошу вас - уделите им вниманье.
- Мне время попусту терять нельзя, - недовольно пробурчал себе под нос Микеланджело и взялся за дело.
Из-за колонн во дворике появился кардинал Пол в пурпуровой мантии и с ним две дамы. Одна, что постарше, в нелепом светлом балахоне, подчёркивающем её чрезмерную полноту; другая во всём тёмном, как монашка.
- Простите, господа, за опозданье, - промолвил кардинал Пол. - Позвольте, где же настоятель сам?
- Он занемог, - последовал ответ Дель Риччо.
- Храни его Мадонна!
Обратившись к Микеланджело, снявшему в смущении рабочий фартук при виде незнакомцев, Дель Риччо взял на себя роль хозяина дома.
- Имею честь, мой друг, представить вам их светлости: Гонзага и Колонна, а с ними их преосвященство Пол.
Микеланджело поклонился гостям, но под благословение к кардиналу не подошёл, который ему не понравился с первого взгляда из-за самодовольной слащавой улыбки, не сходящей с холёного лица.
- Творца такого повстречать - везенье! - воскликнула Джулия Гонзага. - Сегодня нас счастливый случай свёл.
- Чтоб заодно рассеять все сомненья, - поддакнул герцогине Пол.
Откинув вуаль, маркиза Колонна промолвила низким грудным голосом:
- Кто в правоте уверен, монсиньор, зачем тому третейское решенье?
Недоумённо пожав плечами и словно ища поддержки у молчащего Микеланджело, Дель Риччо спросил:
- Поведайте, о чём ваш разговор?
- О вынесенном Данте приговоре, - пояснил Пол, - и о делах давно минувших дней. Мы не пришли к согласью в долгом споре.
- А ваше мненье, мастер? - спросила герцогиня, не сознавая, что задела самую больную струну. - Вам видней.
Вынужденный дать ответ, он заговорил, волнуясь и не спуская глаз с маркизы Колонна, в которой, сам не зная почему, вдруг ощутил в самом её облике, благородной осанке и проникновенно звучащем голосе родственную душу.
- Моя Флоренция себе на горе отвергла лучшего из сыновей. Поборник вольности попал в опалу за то, что был ко лжи непримирим. Но он остался верен идеалу.
- Спор разрешён, - сказала Виттория Колонна, захлопав в ладоши в знак одобрения. - Ответ неоспорим в защиту правдолюбца и поэта.
При этих словах у Микеланджело возникло желание подойти к маркизе и поцеловать ей руку, но он сдержался.
- Чем новым вы порадуете Рим? - спросила Джулия Гонзага.
- В Сикстине занят я с начала лета.
- Но в тайне тема нового труда? - не унималась дотошная герцогиня.
- Помилуйте, да в этом нет секрета! - удивился Микеланджело. - Пишу я сцены "Страшного суда".
Самодовольную улыбку на лице кардинала сменило удивление:
- И вы, послушный папскому веленью, взялись инакомыслие судить?
- Грешно судить людей за убежденья, - с вызовом ответил Микеланджело. - Над подлостью я буду суд вершить.
- "Да не суди и будешь несудимым", - не отставал кардинал. - Не забывайте заповедь сию.
- Так, значит, оставаться к злу терпимым, - ответил, всё более распаляясь, Микеланджело, - и ложью совесть усыплять свою?
С вниманием следя за спором, Колонна решила немного остудить пыл поразившего её с первого взгляда мастера и тихо промолвила:
- Зло одолеть возможно лишь смиреньем, и в нём обрящете себе оплот.
Микеланджело вздрогнул, вспомнив друзей, павших за республику.
- Мне с чужеземным свыкнуться вторженьем, под чьей пятою стонет весь народ?
Он остановился, чтобы перевести дыхание.
- Преступно в наше время быть бесстрастным пред диким мракобесием в стране. Я не могу остаться безучастным - дух итальянца жив ещё во мне.
- Наш долг прощать, - заметил менторским тоном Пол, - терпеть и жить примерно…
Нет, этот любующийся собой англичанин начал его сильно раздражать, и он резко прервал его наставления:
- …чтоб вашим проповедям вторить в лад о том, что догмы церкви вечны, ибо верны? Неправы вы, и спорен постулат!
- На аксиомах зиждется доктрина! - чуть не фальцетом взвизгнул кардинал в ответ.
- И теоремы надобны уму, - не унимался возбуждённый Микеланджело. - А человеку, коль он не скотина, дойти до сути должно самому. Все разговоры о смиренье духа для слабых как спасительный дурман. Повсюду горе, нищета, разруха. Кому же выгоден такой обман?
Его вопрос повис в воздухе, и все молчали. Затянувшуюся паузу прервала Виттория Колонна:
- Но кто докажет ваши теоремы?
- О, дивная синьора, - воскликнул Микеланджело, - этот тон так неуместен для серьёзной темы, когда душа сдержать не в силах стон. Ведь человек умом пытливым славен, но в жизни с незапамятных времён он до сих пор унижен и бесправен.
Видя, как мастер возбуждён, и желая прекратить спор, кардинал предложил примирительным тоном:
- Пред нами, мастер, общая тропа евангельских заветов и традиций.
Но Микеланджело не принял посыл к примирению.
- Риторика воистину слепа, коль вынуждает жить в плену амбиций. Не церковь - души надо возвышать и рабство из сознанья рвать с корнями!
Видимо, осознав, что ершистого собеседника не пронять привычными доводами, Пол решил повернуть разговор на другую тему.
- Мы Божьим словом будем утверждать, а вы своими славными делами. Согласно действуя, пожнём успех.
- Искусством я добился очень мало, - с грустью в голосе признал Микеланджело. - Мне, кроме боли, нет иных утех. Республика в бою неравном пала, а я, избегнув казни, стражду здесь и от отчаяния впал в унылость.
Искренность мастера и боль, прозвучавшая в его словах, тронули маркизу Колонна.
- Но вам порукой вдохновенный труд и гений ваш. А Ватикана милость, поверьте, до добра не доведёт.
- Не вырваться из цепкого капкана, - глядя в пустоту, тоскливо произнёс Микеланджело. - А с Павлом я не ведаю забот - работаю покамест без изъяна.
Кардинал решил слегка заинтриговать несколько сникшего духом мастера.
- Пикантная о папе новость есть: с ним император Карл в родство вступает.
- От вас впервые слышу эту весть, хотя она меня не занимает.
- Напрасно, - с ехидцей промолвил кардинал. - Папой Павлом движет страсть, и преисполнен целей он корыстных, чтоб во Флоренции упрочить власть и Медичи, и всех их присных.
Микеланджело от неожиданности насторожился и с удивлением в упор посмотрел на коварного прелата.
- Не сразу я сумел вас распознать. Вы, вижу, мастер сыпать соль на раны и на больных струнах души играть! Циничны ваши дьявольские планы. Вам, чужестранцу, что до наших бед?
Почуяв неладное, молчавший до сих пор Дель Риччо, никак не ожидавший, что разговор примет такой оборот, решительно встал между разъярённым мастером и смутившимся кардиналом, пытаясь как-то сгладить создавшуюся нервозную обстановку.
- Оставим этот разговор, синьоры! Вы поступаете себе во вред.
- Я здесь не вижу повода для ссоры, - сказал Пол, опасливо отойдя в сторону. - Одумайтесь, мой сын - вот вам совет.
Микеланджело рассмеялся:
- Да полноте! Мы не в исповедальне - держите наставленья про запас.
Кардинал вконец потерял выдержку и перешёл чуть ли не на крик:
- Но tertium non datur77 изначально! Идёте с нами или против нас?
- Читайте-ка труды Платона-грека, тогда поймёте - дан и третий путь, основанный на вере в человека, способного весь мир перевернуть.
Он вдруг заметил в глазах кардинала растерянность и испуг. Ему стало искренне жаль заблудшего прелата и двух его спутниц.
- Как говорил мудрейший Марк Аврелий, не упустите жизнь - бесценный дар. А вы укрылись за стенами келий, где властвует молитвенный угар.
Всё ещё не придя в себя, Пол тихо промолвил:
- Но вспомните Писание…
- Отвечу, - прервал его Микеланджело, - в нём силу черпаю в борьбе со злом. А тот, кто ловко нам подстроил встречу, задуматься бы должен кой о чём.
Дель Риччо встрепенулся и забормотал:
- Да я…
Но Микеланджело повелительным жестом остановил его:
- Ты заслужил за вероломство те тридцать сребреников. Полно лгать!
Отвернувшись от что-то лепечущего друга, он подошёл к Виттории Колонна:
- Маркиза, с вами я ценю знакомство. И если захотите повидать работы разных лет и мастерскую, на Форуме легко сыскать мой дом, хоть, может быть, вас прогневить рискую.
Не прощаясь, он стремительно покинул внутренний дворик. Наступило общее замешательство под гневным оком свидетеля разыгравшейся бурной сцены восседающего на небольшом пьедестале "Моисея".
- Ушёл, - первой нашлась что сказать Колонна. - Всем нам досталось поделом. Он враг лукавства, ханжества и лести.
- Но, дорогая, - воскликнула Джулия Гонзага, - важен сам итог, коль удостоилась ты высшей чести переступить затворника порог!
Её поддержал Пол, обратившись к маркизе:
- От вас зависит наше начинание.
- Я недовольна вами, кардинал, - с решимостью в голосе заявила Колонна. - Неумны были ваши назиданья, которые и вызвали скандал.
Лицо Пола покрылось красными пятнами.
- Я действую в своём привычном стиле и не играю миротворца роль.
- Его слова мне душу опалили, - искренне призналась Колонна. - Как в них пронзительна людская боль!
- Готов своё признать я пораженье, - язвительно сказал Пол, - раз мастер вас действительно увлёк.
Колонна одарила его сожалеющим взглядом.
- Я ухожу, чтоб кончить словопренья. Досадно мне, что вам урок не впрок.
И она вслед за мастером покинула место разыгранной, как по нотам, интермедии.
- К тебе заглянем завтра до обеда! - крикнула ей вслед Гонзага.
- Вот и баталии конец настал, - виновато сказал Дель Риччо.
- Но пиррова одержана победа, - сухо ответил Пол, не глядя на него. - И мне не по душе такой финал.
- Любезнейший, до скорого свиданья, - обратилась к нему герцогиня. - Расписки будут вам возвращены.
- Я рад, что цените мои старанья, - заискивающе ответил ей Дель Риччо.
Направляясь к выходу, кардинал сказал:
- К нему с другой подступим стороны. Он в споре принял нас за глупых пешек, но распалившись, обнажился сам. Вы были правы - крепкий он орешек.
- Виттории он будет по зубам.
Кардинал вдруг остановился:
- Послушайте, но это лишь догадка, а может, проще всё: безумен он? Прошу вас, разузнайте для порядка.
- Вы правы. Мастер странно возбуждён.
Они удалились, даже не взглянув на стоящего в сторонке смущённого, но довольного собой Дель Риччо.
- Как ловко расквитался я с долгами! На грош услуга, а какая мзда.
К нему подошли вышедшие из-за кустарника трое неизвестных. Их решительная походка и неприветливый вид не сулили ничего хорошего.
- Мессер Дель Риччо? Следуйте за нами.
- Позвольте! Что вам нужно, господа?
- Поменьше шума. Мы сыскная служба, и предстоит серьёзный разговор о том, как завязалась ваша дружба с бунтовщиками.
- Спятили, синьор! - возмутился тот.
- И это мне, служителю закона?! - воскликнул незнакомец.
Обернувшись к двум сопровождающим, он приказал.
- Всадите кляп ему в дырявый рот, чтоб не орал, как пьяный поп с амвона.
Те скрутили Дель Риччо руки за спину.
- Утихомирился? А ну вперёд!