Появление книг и статей Бернштейна было обусловлено определенным положением немецкой социал-демократии и, конечно, самим характером этого политического писателя. Правда, ему тут же на его родине дали и отпор. Я имею в виду в первую очередь книжку Каутского "Бернштейн и социал-демократическая программа. Антикритика". Эту книжку, зная круг моих интересов, а интересы у нас были семейные, довольно быстро прислал мне в ссылку брат Дмитрий. Может быть, за сутки, за двое мы с Надеждой Константиновной книжку эту запоем одолели и тут же кинулись ее переводить. Настоящий революционер противодействует тенденции, как только может. Работа революционера - не за деньги и не по указу, а по собственному разумению. Мы вдвоем, "в две руки" смогли "Антикритику" за две недели перевести на русский. Потом довольно долго рукописный перевод ходил между ссыльными в Минусинском округе. Истершуюся рукопись белили, переписывали, она прорывалась и во многие другие места.
В книжке самого Бернштейна нас особенно возмутила ссылочка автора на то, что с ним солидаризировались и многие русские. Здесь был повод вспомнить и г-на Струве, и г-на Булгакова, мудреца с профессорскими замашками. Я, кстати, совсем недаром тогда же писал, вопрошая: чем, интересно, г-н Булгаков закончит? Ум нестойкий, мечущийся, несамостоятельный - Булгаков в восемнадцатом году стал священником.
Теперь немножко отвлекусь, и поговорим о высылке некоторых российских ученых, философов, литераторов.
Эту высылку мы планируем на осень двадцать второго года. Войдет обязательно в число высылаемых и мой оппонент юности Сергей Николаевич Булгаков, но, кажется, впрочем, он уже покинул пределы Отечества. По существу это дела не меняет. Как настаивал бы я на высылке С. Булгакова, являющегося идейным противником нашего нового строя, я буду настаивать и на высылке Л. Радченко, той самой, в квартире которой состоялось заседание, положившее начало "Союзу борьбы". Может быть, я и тут ошибаюсь, но, по дошедшим до меня слухам, моя бывшая соратница оказалась злейшим врагом большевизма. Я буду настаивать на высылке А. Потресова, с которым переписывался во время ссылки. Лишние теоретические споры сейчас, когда все решилось, это топтание на месте в политике и в экономике. Это лишние страдания народа ради выяснения "правоты" некоего мыслителя. Огромная ломка страны уже совершилась, и надо иметь терпение и дружно всем работать, чтобы утвердить новый образ жизни. На все это я потратил не один десяток лет, и я докажу свою правоту.
Я ведь достаточно знаю нашу интеллигенцию и поэтому весьма отчетливо представляю себе тот невероятный шум, который поднимется вокруг этой высылки и будет связан в первую очередь с моим именем. Мне не привыкать брать ответственность на себя и принимать решения. Я понимаю, что означает жить вне страны, в которой работаешь, вне страны, в которой родился и которую любишь. Высылка - вещь жестокая. Мне ли не знать эмиграции? Но мне иногда кажется, что интеллигенция готова даже к тому, чтобы власть уничтожила большую ее часть, лишь бы оставшаяся могла всласть покричать и повысказываться по этому поводу. Интеллигенция никак не может понять объективности процессов и протестует по поводу каждого личного неудобства. В итоге она даже готова смириться с кровью и братоубийством, но не лишайте ее блинчиков со сметаной. Они что, хотят совсем остаться без своих высокоумных голов? Они что, забыли уроки Французской и английских революций, когда победившие расправлялись со своими противниками? Как бы я хотел вообще в этой революции обойтись без жестокостей! Я что, не понимаю значение интеллигенции в жизни страны? И будто все мы в Политбюро не знаем, что любой талант выращивается годами и без фона культуры и науки страна не может жить!
Но сколько я тянул с этой высылкой! Мне стало ясно еще в восемнадцатом, что во имя дела надо поступать круто, но я все тянул и тянул. Недаром в девятнадцатом я довольно откровенно говорил одному из американских журналистов, а, давая это интервью, я предупреждал не только чужих, но и своих, наших: "Мы должны найти какой-то путь, как избавиться от буржуазии, высших классов. Они не дадут нам совершить никакой экономической перемены, на которые они не пошли бы до революции; поэтому их надо вышибить отсюда. Сам я не вижу, как мы можем испугать их так, чтобы они убрались из России без массовых расстрелов. Конечно, находясь за границей, они будут представлять такую же угрозу, однако эмигранты не столь вредны. Единственное решение я вижу в том, чтобы угроза красного террора способствовала распространению ужаса и вынуждала их бежать. Однако, как бы это ни делалось, сделать это необходимо; если вы хотите достичь целей, которые ставит перед собой революция, то абсолютную, инстинктивную оппозицию, старых консерваторов и даже твердых либералов надо заставить замолчать".
Остался позади страшный голод двадцать первого года. Налаживается не только экономическая жизнь, но и духовная. В одной лишь Москве, куда было переведено правительство, существует около полутора сотен издательств. И не одну только азбуку для неграмотных эти издательства выпускают. Интеллигенция не занимается "контрреволюционной деятельностью" - здесь она уже попадала бы под власть ревтрибунала, - интеллигенция все не одобряет.
Если Николай Бердяев, Семен Франк и Федор Степун выпускают в эти дни сборник, в котором оспаривают предопределенность социализма, разве они не понимают, что делают и что по сути их акция - это литературное прикрытие белогвардейской организации? Мой старый знакомый Сергей Булгаков выпускает в 1904 году многозначительный сборник "От марксизма к идеализму". Это, конечно, еще не повод для высылки. Но ведь он и сейчас пишет и выступает с лекциями и идет еще дальше в любимой теме. Социальная борьба представляется ему не столкновением лишь враждебных классовых интересов, а осуществлением и развитием классовой идеи.
А разве мы придумали высылку? Каждый раз, когда власть колеблется и не хочет брать на себя ответственность за физическую судьбу человека, она применяет высылку. Из древних Афин, обвиняемый в растлении молодежи, был выслан философ Анаксагор, учитель Сократа. Овидий был выслан в античные времена из Рима, Данте в Средневековье - из Флоренции. И все это не были простенькие, не имеющие под собой почвы обвинения. Во все времена шла партийная борьба. Мы тоже собирались высылать политических врагов не по простому политическому навету. Я лично считаю, что этой проблемой надо обязательно озаботить всех членов Политбюро, пусть по 2-3 часа в неделю занимаются просмотром ряда неблагополучных изданий и книг. Надо обязательно требовать письменных отзывов. Письмо - это возможность еще раз сосредоточиться на судьбе человека. Так губим мы, высылая, людей или спасаем из гибельной для них ситуации, как дед Мазай зайцев?
Мне нечего сюда добавить, кроме того, что за несколько лет, которые минули после интервью американцу, мы так и не смогли испугать эту инстинктивную оппозицию, а значит, были недостаточно жестки. Мы так и остались противниками расстрелов. Наступил нэп, который должен был дать некоторые экономические преимущества нашей власти. И опять я возвращаюсь к собственной цитате: "Они не дадут нам совершить никакой экономической перемены". Понятно ли, что решение вопроса могло произойти только таким путем? О красном терроре речь еще не шла, мы все только грозили. Победив, мы все еще продолжали уговаривать.
Я почти уверен, что со временем станут говорить не только о терроре большевиков по отношению к интеллигенции, прямо и открыто пропагандировавшей свое несогласие с новым режимом, но и о неслыханном либерализме, который большевиками был проявлен.
Но вернемся к С. Булгакову.
Я не люблю у книг велеречивых заголовков. Моя статья против Булгакова называлась простенько: "Капитализм в сельском хозяйстве". Были в заголовке и скобки, разъясняющие суть намерений автора. В скобках стояло: "О книге Каутского и статье г. Булгакова". Целей при написании статьи у меня было три: популяризация марксистских идей, довольно четко очерченных Каутским - еще тем Каутским, сторонником и последователем Маркса, а не "центристом", идеологом одного из оппортунистических течений в рабочем движении; было стремление дать бой на их же площадке "экономистам", легальным марксистам; и была цель собственная, учебная. Любая работа в первую очередь проясняет вопрос для самого себя. Россия - крестьянская страна, и долгие годы по основной массе населения, по происхождению ее пролетариата (даже "потомственные" пролетарии - сплошь и рядом деревенские) будет страной крестьянской, а следовательно, человеку, который вознамерился эту страну повернуть, крестьянство надо доподлинно знать.
Что-что, а это я знал, как, наверное, никто в нашем кругу. Может быть, это кто-то из будущих кадетов защищал в Самаре крестьян и писал для них в суды прошения и исковые заявления? Может быть, это госпожа Кускова "прочесала" все статистические сборники по сельскому хозяйству и написала "Развитие капитализма в России"? Книжка-то в основном была о крестьянском хозяйстве. Может быть, это господин Булгаков, почти, кстати, мой ровесник, устроил в Шушенском некую негласную юридическую консультацию, куда крестьяне несли не только свои размышления о справедливости, но и свои весьма конкретные заботы? О, эти теоретики, черпающие знания из статей и книг друг друга! Друзья мои, этот самый предмет будущий предсовнаркома Ульянов знал в России, как никто из людей с высшим образованием.
Книга Карла Каутского "К вопросу о капиталистической эволюции земледелия" была написана на материале немецкого сельского хозяйства. Но аграрный вопрос в то время был вопросом, на котором скрещивалось слишком многое. И Булгаков - торопливый рецензент - тем не менее весьма справедливо заметил, что "книга Каутского представляет собой целое миросозерцание". С этим согласимся. Но это миросозерцание не укладывалось в желанные схемы г-на Булгакова. И укладывалось в схемы мои, воспитанные чтением марксистской литературы и наблюдениями за российскими в сельском хозяйстве тенденциями.
Что меня в первую очередь возмутило в этой полной глубокомыслия и по-филистерски важной, а по сути вздорной, статье русского экономиста, мечтавшего стать еще и русским философом? Боже мой, как зудит этого философа желание прославиться! Как, оказывается, просто бездоказательно замахнуться! Прозорлив был все-таки толстяк и гурман великий Иван Андреевич Крылов: "Ай, Моська, знать, она сильна…" Еще прежде чем г. Булгаков добрался в своем раже до Каутского, мимоходом от него достается досточтимому Марксу. Так, между прочим, по русской вальяжной традиции, даже особенно не стремясь что-то доказать. У Маркса, дескать, "частью" попадаются даже "ошибочные представления, уже достаточно опровергнутые историей".
Я не стану здесь касаться самой моей полемики с Булгаковым. Монографий и статей по аграрному вопросу накопилось слишком много, насущной задачей современной теории стало исследование основных тенденций. Но речь в статье Булгакова опять шла все о том же: идти ли России "своим путем", развивая сельское хозяйство, или этот-путь уже давно стал другим, общим для капитализма, и на это надо смотреть, не закрывая глаза. Я ничего не могу поделать, но законы теории Маркса, умело применяемые Каутским при анализе, все еще безошибочно действовали, несмотря на желание всех "легальных марксистов" их подправить. С целым рядом вещей, хочешь или не хочешь, необходимо согласиться, именуешься ли ты социал-демократом, народником или либералом. В конце концов Земля - круглая. Солнце всходит на востоке.
Ну, например, что носителем технического прогресса даже в общинном мире крестьянства стал в XIX веке не некий общий - читай: общинный - интеллект, а сельская буржуазия, как мелкая, так и крупная. Нужно согласиться, что гигантская революция, которую произвел в земледелии капитализм, превратила рутинное ремесло забитых нуждой и задавленных темнотой крестьян в сельскохозяйственное искусство с применением агрономии и достижений ветеринарии. Трехполье заменилось плодопеременной системой, улучшилось содержание скота и обработка почвы. Стало быстро расти применение машин в хозяйстве. Этот переворот связан с ростом рынка, с подчинением сельского хозяйства конкуренции. Стратегия и общая технология сельского хозяйства - предельно элементарны. Та отрасль производства, которая была доходна до тех пор, пока ближайший рынок соединялся с мировым рынком лишь шоссейной дорогой, становится бездоходной и должна быть заменена другой отраслью. Если, например, железная дорога подвозит более дешевый зерновой хлеб, производство зерна становится безвыгодным. Но в то же время создается возможность сбыта молока.
Не хотелось г-ну Булгакову согласиться и с тенденцией, одинаково верной как для немецкого агрария, так и для русского крестьянина. Превосходство крупного производства в земледелии над мелким неизбежно, но лишь "при прочих равных условиях". Известно, как носятся с товариществами мелких земледельцев идеологи мещанства вообще и российские народники в частности. И опять, хотя не по душе это г. Булгакову, надо, что вполне доказано, согласиться, выражают они, эти товарищества, переход к капитализму, а вовсе не к коллективизму, как часто думают и утверждают.
Нет, чтобы современному читателю все величие нашего самородного философа стало очевидным, не поленюсь и попрошу проверить цитату, которую я собираюсь привести по памяти. Каутский "исходит из неверного предположения, будто более совершенный технически способ производства является более жизнеспособным и экономически". Ясно ли читателю, о чем говорит Булгаков? Да это все та же народническая песня! И не буду я здесь всего перекладывать своими словами, не буду вспоминать все мотивы этого возмутившего меня публичного и вредного выступления. Я остановлюсь только, так сказать, на "человеческом факторе". И всласть поцитирую самого себя.
Как иногда актуальны старые цитаты, особенно когда снова начинают лить слезы над крестьянским миром, разрушенным и искалеченным большевиками. Я хотел бы, чтобы современный читатель вдумался в них, а не просто пробежал по строкам глазами. Полемика о коллективизме в сельском хозяйстве, о его укрупнении или полной "социализации", превращении сельскохозяйственного производства еще продолжается. Предупреждаю, дело это чрезвычайно тонкое: есть неоспоримая теория, но есть и жизнь с живыми людьми и их многовековым укладом. Действовать надо не махом, а через убеждения, показывая людям их новые выгоды. Итак, старые цитаты.
"Те в высшей степени интересные и важные данные, которые приводит Каутский в доказательство "чрезмерного труда и недостаточного потребления в мелком производстве", г. Булгаков называет "несколькими случайными цитатами". Факты говорят, что мелкий производитель и в земледелии, и в промышленности гонит на работу детей с более раннего возраста, работает большее число часов в день, живет "бережливее", урезывает свои потребности до того, что в цивилизованной стране выделяется, как настоящий "варвар" (выражение Маркса). "Мелкий крестьянин, даже при желании, не может работать больше, чем нуждается в этом его поле", - говорит г. Булгаков. Но мелкий крестьянин может работать по 14 часов, а не по 12 часов; может работать и работает с той сверхнормативной напряженностью, которая изматывает его нервы и мускулы гораздо быстрее нормального. И потом, какая это неверная и губительная абстракция - сводить все работы крестьянина к одному полю. Крестьянин работает также и в домашнем хозяйстве, работает над постройкой и ремонтом избы, хлева и орудий и пр., не считая всего того добавочного труда, за который наемный рабочий в крупном хозяйстве потребует обычной платы. Перерабатывание мелкого земледельца, как всеобщий факт, наглядно доказывается еще тем, что все буржуазные писатели единогласно свидетельствуют о "прилежании" и "бережливости" крестьянина, обвиняя рабочих в "лености" и "мотовстве".
В своей работе Каутский пользуется ссылками, которые, не перестав быть справедливыми сами по себе, приобретают теперь характер чуть ли не казуального, но тем не менее достоверного материала.
"Мелкие крестьяне, - ссылается Каутский на других исследователей, а в данном случае на исследователя быта сельского населения в Вестфалии, - непомерно заваливают своих детей работой, так что их физическое развитие задерживается; таких дурных сторон не имеет работа по найму. Парламентской комиссии исследований аграрного быта Англии (1897) один мелкий крестьянин из Линкольна заявлял: "Я воспитал целую семью и до полусмерти замучил ее работой". Другой говорит: "Мы работаем с детьми по 18 часов, в среднем по 12 часов". Третий: "Мы работаем тяжелее, чем поденщики, мы работаем, как рабы".
Мы этого хотим от сегодняшнего крестьянина?
Необходимо ли здесь продолжать? Надо было бы коснуться еще укрупнения хозяйств, против которого, естественно, протестует г. Булгаков, но не ясно ли уже и без примеров, что попытки искусственно разукрупнить уже созданное губительны и для прогресса, и для страны. И - для людей. На сем заканчиваю с этим господином.
Булгаков - одна из вылазок против наших, социал-демократических, идей. Такие нападения шли фронтом. И на все это надо было реагировать. Я долго искал какого-то обобщающего повода и, наконец, мне в руки попало "Credo".
О необходимости созыва съезда РСДРП я писал еще из тюрьмы товарищам на волю. Лучшая, наиболее революционная, часть его возможных участников была к моменту созыва - март 1898 года - рассеянна по ссылкам. Можно говорить, что не совсем те люди на съезд попали, о превалировании на съезде Бунда - еврейской социал-демократической организации с ее традицией экономической борьбы. Можно вспомнить, что вскоре ЦК был полностью арестован, но дело было сделано. Девять делегатов объявили о слиянии местных "Союзов борьбы" - об их организации в Москве, Киеве, Екатеринославе я в своем месте говорил, - о слиянии "Союзов" и Бунда в "Российскую социал-демократическую рабочую партию". Акцентирую на слове "рабочая". Уж коли назвались так, надо этой партией и быть! Отметим, однако, что девять участников съезда, собравшихся в Минске, в деревянном домике, на свой съезд - как известно, во время II съезда мы собирались и в сарае для стрижки овец, - не успели выработать программы, а политическая линия была недостаточно выверена и осознана.
Что ж, это дело наживное, но жизнь коротка, и страдания людей, русских неимущих людей слишком вопиют, чтобы долго раздумывать и ждать. Объединять как единомышленников надо хотя бы горсть верных сторонников. Объявленную партию надо строить. Единство мнения, единство программы, единство воли, дисциплина большинства. Вокруг этих идейных единомышленников потом человеческое мясцо нарастет. Переубедим. Вот так у меня и возникла идея некоего нового идейного движения за объединение вокруг определенного документа. Этим документом стал "Протест российских социал-демократов". Предощущения проекта будущей "Искры" и II съезда у меня уже были в душе, когда мне попал в руки совершенно непредназначенный для печати пресловутый реферат, присланный сестрой и ею же, кажется, названный "Credo".
Это была многоходовка.