Так неожиданно и просто оборвалась одна из самых замечательных жизней, которые мне довелось знать, - жизнь кудесника из города Кургана. История зарождения и развития метода Илизарова в том провинциальном городе, и история жизни его автора - все это было удивительное и необычное. В них, как в капле воды, отразились все противоречия и сложности советской эпохи. Особенно - в русской глуши, где жизнь была намного бедней и страшней, чем в столицах - Москве, Ленинграде, Киеве и других центрах. Казалось бы, ничто там не способствовало возникновению новых прогрессивных идей в науке. Ничто - кроме изолированного формирования необыкновенной личности, способной превозмочь препоны тех условий и обойти рогатки времени. Даже по советским стандартам жизнь Илизарова была необычайно тяжелой в детстве, непереносимо трудной в юности и отчаянно сложной во все другие времена. Только качества настоящего ученого - настойчивость, целеустремленность и несгибаемое упорство - помогли ему достичь того, что хоть и с запозданием, но было признано всем миром.
Возможно, если бы он лежал в больнице или даже еще оставался в своем кабинете в Институте, его могли бы спасти. Но хирурги умирают так же просто, как и все другие. Сколько бы жизней они ни спасли, скольким бы людям ни вернули здоровье - сами они в какой-то момент тоже падают - как подкошенные. Ни общество, ни Природа не придумали никакого особого финала их полезной жизни. И ничего тут не поделаешь - это смерть. Лучше всего о людском конце написал поэт Сергей Есенин:
Все мы, все мы в этой жизни тленны, Тихо льется с желтых кленов медь. Будь же ты вовек благословенно, Что пришло процвесть и умереть.
Светлана в тот же день вылетела в Курган.
Я на похороны Илизарова не полетел: понимал, что буду там незваным, лишним гостем, стоящим где-то в задних рядах. Дал Светлане денег, чтобы положили на могилу Гавриила венок от нас с Виктором.
Как еще мог я почтить его память?
Вскоре должен был выйти из печати мой учебник. Я попросил издательство, чтобы на титульном листе поместили надпись "Памяти профессора Гавриила Абрамовича Илизарова" и фотографию, где мы втроем: Гавриил, Виктор и я.
Книга вышла с посвящением и фотографией. Под моей фамилией значилось: "Профессор ортопедической хирургии Нью-Йоркского университета и бывший профессор и заведующий кафедрой ортопедии и травматологии Московского медицинского стоматологического института". Книгу издали одновременно в Америке, Англии и Австралии. Я любовался ею, как новорожденным ребенком. В этой книге все было сделано моими руками: текст, рисунки, фотографии.
Вторым после моего стояло имя Виктора, что он считал излишним и добавлял:
- Жалко, старик не дожил. Ему бы понравилось…
Продавалась книга хорошо, хотя стоила 135 долларов. Но это было немного по сравнению с другими учебниками (доктора имеют право списывать с налогов покупку книг по профессии, как business expenses - деловые затраты). Потом ее перевели в Бразилии на португальский язык, а в Индии сделали перепечатку без моего разрешения.
Несколько экземпляров я отправил своим друзьям в Москву и в Курганский институт. Я надеялся, что ее возьмутся перевести и издать. Мой друг Вениамин Лирцман показал ее в единственном медицинском издательстве страны. Ответ был отрицательный: в стране дефицит бумаги…
Сказка про перевернутые мозги
В далекие-предалекие времена
В океане людской истории,
Где бушуют волны человеческих судеб,
Стояли два острова.
Один остров был Широкая Равнина,
Другой остров был Высокая Скала.
Жители равнинного Острова назывались островитяне. Они свободно и твердо ходили по земле и, поскольку жили на Равнине, то у них у всех были равные возможности. Жители скалистого Острова назывались скалитяне. Они вынуждены были цепляться за каменные уступы в темных сырых ущельях, и лучше жилось тем, кто был повыше.
На вершине Скалы сидели правители. Там было достаточно простора, тепла и света только для них. Другие скалитяне пытались поднимать головы и вытягивать шеи, они тоже хотели погреться. Они даже смогли разглядеть в океане соседний остров Равнины, и им показалось, что островитяне свободно и твердо ходили по земле.
Но правители спихивали их ногами. Чтобы не оказаться сброшенными с Вершины, они единогласно приняли постановление: перевернуть всех скалитян вверх ногами - тогда они вообще не смогут смотреть вверх, а только вниз. Перевернув своих подданных, правители уверили их, что это не они, скалитяне, висят вверх ногами, а островитяне ходят по Равнине вниз головами и поэтому ужасно завидуют им. Они развесили по всей Скале плакаты: "Ваша правильная перевернутость - светлое будущее всего человечества!" (плакаты, конечно, были написаны вверх ногами). Скалитяне со страху завопили "Ура-а-а!" и стали считать тот день Днем Великого Переворота, величайшим событием истории. Все их силы и мысли были заняты тем, как бы им подольше удержаться и просуществовать в перевернутом состоянии. И они постепенно привыкли воспринимать все в перевернутом виде.
Но даже из самого глубокого ущелья все-таки можно иногда увидеть клочок голубого неба. И так уж случилось, что однажды кто-то из скалитян смотрел на далекое небо в вышине, а там
На прекрасном лазурном фоне,
Отражая лучи золотого солнца,
Тонкой нитью сверкала едва заметная паутинка;
Она висела над Океаном людской истории,
Где бушуют волны человеческих судеб,
И вела она с Острова Скалы на Остров Равнины.
И вот некоторые из скалитян, изловчившись, уцепились за ту спасительную паутинку и добрались по ней до острова Равнины. Впервые в жизни свободно став обеими ногами на землю, скалитяне испытывали легкое головокружение. Островитяне улыбались вновь прибывшим: "Хэлло!" - и куда-то бежали по своим многочисленным делам. Некоторые из них останавливались возле новичков, подпирали их сбоку и весело спрашивали:
- Почему вы сбежали с вашего острова?
Скалитяне обожали жаловаться и вспоминать, вспоминать и жаловаться:
- Плохо нам там было, ой как плохо! Правители заставляли нас висеть вверх ногами. Вы даже не представляете, как это ужасно!..
- Действительно? - удивлялись островитяне. - Почему же вы не столкнули правителей с Вершины?
- Мы их очень боялись. Они такие сердитые - не дай бог даже глянуть снизу на их Вершину, сразу сошлют в такое глубокое ущелье, что оттуда никто не возвращался.
- Зачем же вы себе выбирали таких правителей?
- Мы их не выбирали, они сами себя назначали.
- Но ведь вы же кричали им: "Ура-а-а!" Мы сами слышали.
- Да, кричали. Но мы кричали "Ура-а-а!" со страху.
- Действительно? Разве можно кричать "Ура-а-а!" со страху?
- Э, да вы совсем жизни не знаете, - объясняли скалитяне. - Если всю жизнь висишь вверх ногами, то вообще все делаешь со страху.
Островитяне и вправду не знали этого. Поэтому они только вежливо улыбались, еще раз говорили свое: "Действительно?" - и убегали по многочисленным делам. Те из них, кто был полюбопытнее, расспрашивали:
- Ну, а было в вашей перевернутой жизни что-нибудь хорошее?
Скалитяне не задумываясь отвечали:
- Наши задушевные беседы! - И они закатывали в восторге глаза. - Бывало, мы собирались у кого-нибудь на кухоньке, таком крохотном уступе, где повернуться нельзя, так что висели, крепко вцепившись друг в друга. И пили водку, пили и все говорили, говорили, до самого утра.
- О чем же вы так много говорили?
- Главным образом ругали правителей на Вершине. Только шопотом, чтобы они не могли услышать.
- Как же они могли услышать, если вы - шопотом?
- Да вы совсем жизни не знаете! Ведь на Скале в каждой компании есть свой стукач.
- А это что такое?
- А вот что: бывало, кто-нибудь расскажет анекдот смешной про правителей, ну, все захихикают, конечно, а стукач тут же незаметно стучит условным стуком по Скале, правителям доносит. К утру уже нет ни того рассказчика, ни тех, кто хихикал, - всех в ущелье сбросили.
Островитяне изумленно говорили:
- Действительно?
А скалитяне их спрашивали:
- Вот у вас тут как друг на друга доносят?
- У нас это бизнес журналистов - они обо всех сплетничают. А особенно - о нашем правительстве.
- Что?! О правительстве?! - ужасались скалитяне. - Наверное, совсем шепотом?
- Ну нет! Чем громче они расскажут какой-нибудь анекдот про правительство, тем больше им заплатят.
- Как?! За это еще и деньги платят? И никуда их не сбрасывают?
- Куда же сбрасывать? У нас ведь Равнина.
- Ах, да, мы и забыли, что у вас все по-другому. Вот вы о чем между собой задушевно беседуете?
- А мы вообще не беседуем: ни к чему, да и некогда - каждый делает свой бизнес. Чего тут обсуждать? Бизнес есть бизнес, - говорили островитяне.
- Нет, - возражали скалитяне, - по-нашему, по-скалитянски, в задушевных беседах есть человечность, способность сопереживать горю.
- А по-нашему, по-островитянски, человечность - в умении делать бизнес и радоваться жизни.
И они убегали по своим многочисленным делам. Уж они-то твердо держались на ногах на своей Равнине.
Скалитяне же, покачиваясь, глядели им вслед и говорили:
- Странные люди: совсем они жизни не знают. Наверное, у них мозги перевернутые…
А потом Проходили годы,
И потомки скалитян становились островитянами,
И сами делали бизнес и радовались жизни по-островитянски.
Иногда на остров Равнины прилетали запоздалые скалитяне,
Теперь они это делали без труда и страха:
Вместо той спасительной тонкой паутинки -
Садись на Скале на ковер-самолет и на Равнине высаживайся.
- Ну, как там, на Скале? - спрашивали их старожилы. - Все висите вверх ногами?
- Что вы, еще хуже! - восклицали вновь прибывшие. - Вы теперешнюю скалитянскую жизнь даже представить себе не можете: мы и висеть не висим, и стоять не стоим, а болтаемся в подвешенном состоянии.
- Почему в подвешенном?
- Так ведь уцепиться не за что стало.
- Как то есть - не за что?
- Правители хотели Скалу перестроить на манер Равнины, только не получилось у них.
- Почему не получилось?
- Всю Скалу до последнего камешка разворовали. Сидят на Вершине: и воруют, воруют.
- Ну, а вам чем теперь хуже?
- Раньше нам хоть зарплату платили за то, что висим, а теперь ничего не платят. В воздухе парим, воздухом и питаемся.
- Куда же ваши правители смотрят? Они ведь теперь у вас новые.
- Какие там новые!.. Вывески только поменяли: мы, мол, не те, что раньше были, а те, что никогда вовсе и не были.
- А что они делают?
- Они-то? Обещают. Залезет один на Вершину, наобещает с три короба, потом другой залезет и тоже наобещает. А сами тайком Скалу распродают по камешкам. Сами богатеют и еще развели себе помощников скоробогатеньких. Мы их "новыми скалитянами" называем.
- Что же эти "новые скалитяне" производят, если так быстро разбогатели?
- Господи, да на Скале давно никто ничего не производит! Жулики они, эти "новые скалитяне". Хотя некоторые считают их героями нашего времени.
- Действительно? Почему?
- Скалитяне без героев жить не могут: приучены. Вот у вас на Равнине есть герои?
- У нас герой один - деньги. У кого денег много, тот и герой.
- Какое же в деньгах геройство?
- Умение делать деньги - это мы называем равнинным геройством! Кто с нуля начал и стал богачом - тот у нас и герой, и образец.
- А нас учили, что герой - тот, кто себе ничего, а все людям.
- Что же, эти ваши учителя, показывали вам такой образец?
- Показали, как же! Сами же все и прикарманили. Из-за этого денег на Скале теперь совсем не осталось.
- Куда же они деньги девали?
Скалитянин поднимает плечи, разводит руками, смотрит в небо и начинает всхлипывать. Чтобы успокоить его, островитянин меняет тему:
- А правду говорят, у вас теперь свобода? Мы слышали, что вы правителей во всю глотку можете ругать, и никто на вас не стучит.
Скалитянин жмурится от удовольствия:
- Это верно, стук до Вершины теперь - стучи, не стучи - не доходит. А стукачи бывшие ходят с флагами: требуют, чтобы нас обратно вверх ногами повесили, чтоб им опять стучать. Ну, а нам одна радость: по привычке слетимся где-нибудь в свободном парении, водку под мышками зажмем, чтобы не расплескать, пьем ее, горькую, и правителей с "новыми скалитянами" всласть кроем. Ну а как душу отведем, так вроде и парить в воздухе легче становится.
- Ну, а Вершину сравнять никто не собирается?
- Что вы! До этого у скалитян мозги еще недоперевернулись; они у них вроде как набекрень застряли. Разве что через три-четыре поколения выпрямятся…
Так было в далекие-предалекие времена,
В океане людской истории,
Где бушуют волны человеческих судеб…
"Новые русские" в Нью-Йорке
Когда я написал эту сказку, мне еще не приходилось встречаться с "новыми русскими". В России тогда проводились невиданные до тех пор политические и экономические эксперименты над истерзанным обществом. От крушения привычных основ, от нахлынувшей нищеты и от захлестывания переменами люди совершенно ошалели - у большинства из них мозги действительно могли свихнуться набекрень. Нерасчетливый перевод России на "рыночную систему" - где спрос определяет стоимость - был катастрофой для населения. В той стране на основах полусоциализма выросли поколения, а рыночная система привела к повальной приватизации всего. В течение нескольких дней все из государственного стало частным. Поэтому кто имел заграничную валюту, мог почти за бесценок скупать все - продавались заводы, фабрики, оборудование, промыслы, учреждения и особенно квартиры. Фактически, это была "срочная распродажа" общественных богатств.
Тут и пригодились налаженные за двадцать лет иммиграции контакты бывших "скалитян"-русских с "островитянами"-американцами - "новые русские" стали появляться в Нью-Йорке. Перелет из России в Америку был уже прямой, визы здесь и там выдавали просто, и предприимчивые жулики стали толпами летать туда и обратно. Русские дельцы скупали в Америке за низкие цены подержанные автомобили, компьютеры, телевизоры, радио, проигрыватели дисков и любую технику и электронику. Вернувшись обратно, они продавали это "новым русским" с большой выгодой. Именно тогда на этом заложилось основание богатства таких будущих русских магнатов-олигархов, как Борис Березовский и других.
По определению Бальзака, в основе каждого большого богатства лежит преступление. К "новым русским" это определение имеет прямое отношение: их жульничество было в чистом виде преступлением.
Некоторые из обосновавшихся в Америке иммигрантов кинулись в Россию "ловить рыбу в мутной воде". Был среди них мой знакомый доктор-уролог из соседнего госпиталя, бывший ленинградец. Неожиданно для всех нас он стал совершать челночные поездки Америка - Россия - Америка. Сколько бы раз я ни звонил в его офис, чтобы послать к нему пациента, всегда отвечали:
- Его нет, он в России.
Один месяц в России, другой месяц в России, третий месяц… С чего бы это занятому доктору бросать работу и торчать там? Вскоре мы узнали, что ездил он не из ностальгических соображений: скупал там за бесценок старинные картины, иконы, дорогой антиквариат, а вернувшись, во много раз дороже продавал все это американским коллекционерам. Таможенники в России были подкуплены и позволяли ему вывозить все, что пожелает. За два года он сильно разбогател. Когда я как-то опять позвонил, мне ответили:
- Доктор продал свой офис и медициной больше не занимается. Он переехал жить в Ленинград.
В родном городе он не почивал на лаврах, а выгодно - скупал обанкротившиеся предприятия.
Так американский доктор превратился в "нового русского". Другой мой знакомый, грузинский еврей, владел на Пятой авеню магазином электронных товаров. В его лавочке постоянно торчали приезжие покупатели из бывшего Союза. С их помощью он восстановил давние широкие связи и стал за бесценок скупать в Тбилиси недвижимость. Говорили, что он стал владельцем чуть ли не половины проспекта Руставели.
Еще один знакомый иммигрант, специалист по составлению налоговых отчетов, почуяв наживу, умудрился купить в Москве… целую шоколадную фабрику. Став "новым русским фабрикантом", он теперь живет на широкую ногу в обеих столицах.
Список можно было бы продолжить.
"Новые русские" все чаще приезжали лечиться в Америку. Некоторые звонили в мой офис. Время от времени Изабелла сообщала:
- Владимир, опять звонил кто-то из России и просился на операцию. Страховки у него нет, он сказал, что заплатит наличными.
- Что у него болит?
- Как я поняла, ему нужно заменять тазобедренный сустав.
- Если так, скажите ему, что обследование, операция и лечение обойдутся не менее чем в пятьдесят, а то и в сто тысяч долларов.
- Я так и сказала. Он ответил, что его это не волнует. Он только хочет, чтобы вы его приняли как можно скорей.
Пациентом оказался молодой адмирал Тихоокеанского флота из Владивостока. Сначала в Нью-Йорк прилетел его адъютант-полковник, привез рентгеновские снимки. Сложная операция и длительное лечение в госпитале могли стоить дороже, чем предполагалось. Во время беседы я спросил, чем занимается адмирал.
- Мы продаем иностранным государствам списанные корабли.
Ого! Значит, пошла уже распродажа "святого святых" - военного оборудования. Теперь понятно, почему адмирала деньги не волновали: любая операция была дешевле малой детали советской подводной лодки или торпедоносца.
Но прежде чем появился адмирал, ко мне в офис привезли пациента родом из Одессы по имени Жорж Габул. Эту фамилию прежде я где-то встречал. Жоржу было около сорока, он уже много лет жил в Нью-Йорке, недавно поехал в свой родной город и там сломал ногу. По грубой, безобразно наложенной повязке из серого гипса я вмиг узнал почерк медицины своей бывшей страны. Рентген показал: сломанные кости разошлись, надежды на сращение нет.
- Вам нужна операция.
Когда Изабелла спросила, какая у него страховка, оказалось, что он не работает. На вопрос о страховке жены Жорж сказал, что его жена домработница. Странно было, что эта элегантно одетая женщина с жемчужным ожерельем, бриллиантовыми кольцами и сережками - домработница, имеющая самую низкую в стране страховку. Она привезла Жоржа на дорогой машине, и вообще они производили впечатление людей материально благополучных. Изабелла долго возмущалась:
- Владимир, вы видели эту домработницу?!
Что же со страховкой? Дело было простое: Жорж в Америке не работал ни дня, жена только числилась работающей. Жили они в большом доме, в районе богачей, с видом на океан. Странная, конечно, ситуация для неработающего иммигранта.
Я сделал ему операцию и наложил на ногу илизаровский аппарат. Жорж нетерпеливо спрашивал:
- Когда я смогу опять поехать в Одессу?
- С аппаратом на ноге не стоит ехать. Зачем тебе торопиться?
- У меня там дела. Я владею торговым флотом. Мои корабли ходят в Средиземное море, в Грецию, Турцию и Испанию. Есть у меня там напарник, но лучше все контролировать самому.