В пушкинском произведении Годунова постоянно гнетёт воспоминание о погибшем младенце, что невольно вызывает предположение, что именно он каким-то образом повинен в гибели Царевича. А как же иначе объяснить, почему Провидение обрушило на Бориса Годунова и на его семейство жесточайшие муки, которые иначе как наказанием или возмездием и объяснить невозможно. Пушкин же прекрасно знал историю конца Династии Годуновых и кратко описал это в своей драме. Но чего он не знал, а что узнали почти через сто лет его потомки-соплеменники, так это то, что бывают в истории примеры гибели благочестивых, морально совершенных коронованных особ. Речь идёт о Последнем Царе Николае П и Царице Александре. В этой связи уже возникает просто библейская проблема не личного греха и воздаяния, как в случае с Борисом Годуновым, а о наказании целого народа за богоотступничество. Но это уже другая тема...
Тень маленького Димитрия невольно омрачает все последние месяцы жизни Царя. Эта тень, воплотясь в образе какого-то самозванца, превратилась в угрозу не только лично Борису, но и всему русскому миропорядку. Подобная историческая коллизия отражена в пятнадцатой сцене, названной "Царская дума ". Самодержец, повелитель огромной страны, совещается с ближними боярами по поводу страшного бедствия, угрожающего стране. Происходящее просто не укладывалось в голове:
Возможно ли? Расстрига, беглый инок
На нас ведёт злодейские дружины,
Дерзает нам писать угрозы!..
Бунтовщиком Чернигов осаждён...
Происходило нечто непредставимое, на Руси никогда не бывшее: похороненный тринадцать лет назад ребёнок воскрес из гроба и собрал воинство, представлявшее серьезную опасность безопасности державы.
Здесь Пушкин обнажает очень большую, серьезную и, надо прямо сказать, больную тему о русском самозванчестве. Была эта историческая проблема чисто русская, или это явление мирового порядка? Конечно, подобное явление встречалось и в других странах и в другие времена, но думается, что для последних веков это - уже по преимуществу русская проблема. Этому феномену посвящены специальные научные изыскания, к которым и отсылаем всех интересующихся^^.
Пушкину пришлось в своём творчестве ещё раз близко прикоснуться к проблеме самозванчества, когда писал "Историю пугачевского бунта", увидевшую свет в 1834 году и посвященную восстанию 1773–1775 годов. Там тоже был бунт, тоже был самозванец Емельян Пугачев, выдававший себя за убиенного в 1762 году супруга Екатерины II Петра III.
Оставим далеко в стороне психиатрическую сторону проблемы, разнообразные маниакальные синдромы и психозы, которые заставляют людей верить в себя как воплощение неких исторических персонажей. В данном случае нас занимает два вопроса. Один частный - верил ли сам пресловутый самозванец в свою царскородность? Пушкин однозначно не верил, а его герой-самозванец прямо признается будущей своей жене Марине Мнишек (1588–1614), что Царевич Дмитрий "давно погиб, зарыт и не воскреснет", а он всего лишь "бедный черноризец". Пушкин в этом моменте обостряет ситуацию до крайности, заставляя Лжедмитрия заниматься самобичеванием перед лицом обожаемой невесты: "Обманывал я Бога и царей, я миру лгал..."
Гришка Отрепьев просто разоблачает себя, представляясь крупным по замыслу, но довольно заурядным авантюристом, как то и было на самом деле, мечтающим об успехе, славе, власти и деньгах. В данной же сцене молодой человек жаждет исключительно того, чтобы Марина полюбила его не за знатное происхождение и царские перспективы, а за его естество. Когда же выясняется, что гордая полька имела ледяное сердце, что она намеревается выйти замуж только за царского сына и совсем не готова на общественное самоотречение во имя любви, то настроение Лжедмитрия резко меняется. Он оскорблен, что его признания не вызвали сердечного отклика в душе Марины. Тогда он повторяет, как заклинание: "Тень Грозного меня усыновила, Димитрием из гроба нарекла, вокруг меня народы возмутила и в жертву мне Бориса обрекла ". Как азартный игрок он будет играть до конца, хотя в итоге на карту может быть поставлена и его собственная жизнь, но выбора у него уже нет.
Отношения Григория и Марины - романтическая история, а именно романтизм был так популярен в литературе и поэзии в век Александра Сергеевича. Сейчас бы подобную историю могли назвать "приключенческим триллером"....
Вопрос второй куда более масштабен, социален и судьбоносен: почему наши предки так легко, так безоглядно доверялись различным проходимцам, авантюристам и шарлатанам, выдававшим себя то за Царевича Димитрия, то за Царевича Алексея (убиенного сына Царя Петра I), то за Императора Александра I, "ушедшего с престола ", то за младшую Дочь Николая II Княжну Анастасию, то ещё за кого-то? Одних только известных Лжедмитриев было трое, и всегда вокруг них группировались толпы приспешников! В общей сложности в XVI, XVII и XVIII веках счет самозванцев на Руси шел на десятки. Конечно, верили фантастическим химерам далеко не все и не всегда, даже в самом известном случае - с Лжедмитрием I, но неизбежно находилось большее или меньшее количество "людей православных", принимавших всерьез подобные исторические фантомы. Внятного и убедительного ответа на поставленный выше вопрос нет до сих пор, хотя "точки зрения" и "мнения" существуют...
Годунов не представлен в драме злодеем, так как истинный злодей не ведает мук совести. Уже в первых сценах это морально надломленный и физически больной человек; Пушкин не раз пишет о том, что Борис "покраснел", что ему "кровь ударила в голову". В знаменитом же монологе Царя в шестой сцене говорится:
Как молотком стучит в ушах упрёк,
И всё тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах...
И рад бежать, да некуда...ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
Ясно совершенно, что у Годунова серьезные нелады со здоровьем, что, как сейчас бы сказали, у него "проблемы с сердечно-сосудистой системой", которые в конце концов и свели его в могилу: он умер ведь от апоплексического удара. Физическое состояние Царя несомненно ухудшали "муки совести", а выражение - "и мальчики кровавые в глазах" - давно вошло в обиходный язык как метафорическое выражение нравственных мучений людей с уязвлённой совестью. Потому так часто эти "кровавые мальчики" ассоциировали с убийством Царевича Димитрия, хотя если внимательно изучить пушкинский текст, то подобной подноготной там нет. Автор использовал один из вариантов псковского диалектического выражения - "мальчики в глазах", что означает "рябит в глазах". В подобной транскрипции Годунов признаётся не в злодеянии, а сетует на своё болезненное состояние. К тому же слово "кровавый " совсем не означает обязательно "окровавленный"; его с полным правом можно воспринимать в качественно иных смысловых значениях: "багровый", "цвета крови", "красный"...
Кульминацией в пушкинском повествовании о Борисе Годунове является двадцатая сцена, разворачивающаяся в Москве в царских палатах. Тут автором специально смещены хронологические ориентиры; он же создавал не летопись событий, а представлял драму человека, раздавленного ношей Царского венца. Начинается она с известия о том, что Лжедмитрий и его воинство потерпели полный разгром при столкновении с царскими войсками под командованием князя Ф. И. Мстиславского. Событие имело место 21 января 1605 года при Добрыничах.^ Царь у Пушкина уже знает о том, но понимает, что настоящей победы нет, что пройдёт время и негодяй соберет новую рать и будет снова и снова посягать на священные основы власти. Самозванец ведь, по словам Бориса, "именем ужасным ополчён".
Царь чувствует, что подошёл к пределу земного бытия. В этот момент, когда надо думать о высоком и вечном, о грядущей встрече с Богом, перед Которым предстоит держать ответ, мысли его покорены всё ещё земными тяготами. Да, видно, был слишком милостив к подданным, многое и многое прощал, а надо было давить, гнать, сечь и жечь, да так, чтобы "верноподданные" дух перевести не могли. Так делал Иоанн Грозный, а как его почитают в народе до сих пор!
Нет, милости не чувствует народ:
Твори добро - не скажет он спасибо;
Грабь и казни - тебе не будет хуже.
Пушкин так проникновенно выстраивает свое повествование, так рельефно и трепетно воссоздаёт ситуации и внутренние переживания действующих лиц, что порой невольно кажется, что он был участником - очевидцем событий и что именно ему главные исторические герои высказывали свои сокровенные мысли и чувства. В этом раскрывалось замечательное качество историзма, которым в полной мере был наделён Александр Сергеевич и которое так редко встречается у других творцов. Потому пушкинские воссоздания картин и характеров так убедительны; он не заменяет документ личными фантазиями, а художественно дополняет его.
С потрясающей выразительностью воспроизведена картина последних мгновений жизни Самодержца, когда среди придворных началась паника после того, "как он на троне сидел и вдруг упал - кровь хлынула из уст и из ушей". При последних проблесках угасающей жизни Борис Годунов просит всех удалиться и оставить его наедине с сыном. После этого следует обширный монолог умирающего, отразивший представления Годунова в интерпретации Пушкина. Ничего подобного, конечно же, никакие свидетельства той поры до нас не донесли. Завещание Годунова, содержащее изложение философии власти, которое умирающий отец заповедует сыну, - реконструкция обстоятельств, вышедшая из-под пера русского творческого гения, лично переживавшего давно минувшее время, глубоко чувствовавшего коллизии эпохи, понимавшего людей её.
Я подданным рождён и умереть
Мне подданным во мраке 6 надлежало;
Но я достиг верховной власти... чем?
Не спрашивай. Довольно: ты невинен,
Ты царствовать теперь по праву станешь,
Я, я за всё отвечу Богу...
Отец, осознавая свою греховность, стремится отгородить сына от всех жизненных проявлений, которые назывались греховными. "Я, я за всё один отвечу Богу", - то ли шепчет, то ли выкрикивает умирающий Самодержец всея Руси. Нет, он, и только он примет все отступничества от Воли Божией на себя, а сыну мир, чистоту и благорасположение хочет оставить, чем только милость Всевышнего и можно заслужить. Он прекрасно знал и понимал, что Волей Всевышнего не только нельзя управлять, но Она для человеческого ума вообще непостижима. И были примеры - сколько их! - когда дети наказывались за деяния родителей. То и из Писания известно, да и из истории давней и недавней, свидетелем которой он сам был.
Время нынешнее представлялось чрезвычайно опасным. Русь, как море бурное, всколыхнулось, вспенилось, и на поверхности, в этой самой пене, вертится и крутится грязь мирская и разные непотребства донные. Борис, вооруженный знанием, опытом, наделённый волей, мог успокаивать, усмирять подобную страшную стихию. "Я с давних лет в правленье искушенный, мог удержать смятенье и мятеж".
Как то будет делать Фёдор, отрок, вчерашний ребёнок, который слишком мал и слишком неопытен! Хоть Борис после воцарения брал сына - ему только минуло девять лет - на заседания Боярской Думы, где обсуждались все важнейшие вопросы государственной жизни, и на встречи с послами иных государей, но что дитя в том могло уразуметь? Он ещё не ведает греха как проявления самохотения человеческого, он ещё не замарал ни тело, ни, главное, душу - чувствами, настроениями и желаниями неблагочестивыми. Но, с другой стороны, как просто, вооружившись только благопожеланием, снисхождением и смирением, обмануться в жизни, принять ложь за истину, а свет за тьму. Как легко можно не заметить или простить то, что прощению на земле не подлежит. Эта тяжелая "азбука жизни ", и Борис совсем не был уверен, что сын ею овладел в должной мере. И со всей силой искренней отцовской любви Борис взывает к сыну: "О, милый сын, не обольщайся ложно, не ослепляй себя ты добровольно".
Сам Борис прошел долгий путь, видел, знал, перечувствовал и пережил многое и многих. Его жизненные учения стоили дорого: сколько раз приходилось молчать, приспосабливаться, лицемерить, угодничать, чтобы сохранить жизнь и положение, чтобы добиться житейских выгод. О каком тут благочестии говорить! Даже в монастырях, сколько разных нехорошестей происходит; сам то видел, да и другие рассказывали. А ведь там братья и сестры, ушедшие от мира, там только пост и молитва, там встреча с образом Божиим каждый миг и на каждом шагу. А что же про мирские дела говорить! Тут кругом только притворство, корысть, себялюбие и так мало чистоты и бескорыстной и высокой подлинности. Помнил Борис хорошо, того и забыть невозможно, как великий и грозный Царь Иоанн, который к нему самому мирволил, разуверился на склоне лет в людях, как мало кому он доверял в изолгавшемся мире и как потому он был одинок и несчастен.
Да и он сам кому может доверить первостепенное дело, кому он может поручить мудрое попечение о своём сыне, которому уже в юных летах предстоит принять венец повелителя державы.
Умных немало, хотя бы тот же "ближний боярин" Шуйский. А вот преданных? Что у них, у царских приближённых, на уме, о том один Бог ведает! Всех государственных мужей Годунов знал наперечёт. Некоторые при нём возвысились, а другие, такие как Василий Шуйский и другие из того рода, с давних времен обретались в Царских теремах; или службы исполняли, или какие-то личные дела обделывали. Уж считай сто лет минует, как род Шуйских всё время около высшей власти крутится. Многих из них знал лично Годунов, о других был наслышан. И самый, пожалуй, "свой" - это Василий Шуйский. Они же с Борисом одногодки, им обоим уже за полвека перевалило, а это ведь время мудрости.
Никогда Борис не замечал в Василии поползновений чрезмерных, никогда он не подозревался в том, что хотел бы выхватить царский венец. Этот боярин был одним из первых, кто зимой приснопамятного 1598 года, после смерти благочестивого Царя Фёдора Иоанновича назвал преемника - Бориса Годунова. Со слезами на глазах умолял Бориса, чуть ли не в ногах валялся! Обращаясь к сыну, отец не только вопрошал, но и наставлял:
Но, ты младой, неопытный властитель,
Как управлять ты будешь под грозою
Тушить мятеж, опутывать измену?
Но Бог велик! Он умудряет юность,
Он слабости дарует силу... слушай:
Советника, во-первых, избери
Надёжного, холодных зрелых лет,
Любимого народом - а в боярах
Почтенного породой или славой -
Хоть Шуйского...
Отец дал сыну самый неподходящий совет; но ведь и выбора у него по-настоящему и не было. В своей предсмертной агонии Борис Годунов рекомендует в качестве "надёжного советника ", человека действительно чрезвычайно умного и расчётливого, но хладнокровного и со лживой душой, измена которого в конце концов и решила судьбу юного Фёдора Борисовича. Именно он 1 июня 1605 года перед возбуждённой толпой скажет с Лобного места на Красной площади слова о том, что "Борис послал убить Димитрия, но Цесаревича спасли; вместо него погребён попов сын". Это был приговор Годуновым, который разгневанная чернь "разного роду" и привела в исполнение. Да и все остальные именитые бояре, "почтенные породой или славой", изменили и обрекли на гибель и молодого Царя, и его мать-царицу, став соучастниками неимоверного злодеяния - Цареубийства.
Чрезвычайно показателен следующий фрагмент царского наставления, раскрывающий, с одной стороны, понимание Пушкиным психологии верховной самодержавной власти, а с другой - миропонимания и психологии подвластных, то, что сейчас могли бы назвать проявлением "менталитета народа":
Не изменяй теченье дел. Привычка -
Душа держав. Я ныне должен был
Восстановит опалы, казни - можешь
Их отменить; тебя благословят,
Как твоего благословляли дядю,
Когда престол он Грозного принял.
Со временем и понемногу снова
Затягивай державные бразды.
Теперь ослабь, из рук не выпуская...
Со строгостью храни устав церковный...
Бурная и яркая жизнь Бориса Годунова завершалась. Пришли бояре и Патриарх. Последние слова Бориса Годунова, обращенные ко всем: "Простите ж мне соблазны и грехи и больные и тайные обиды. Святой отец, приближься, я готов". Под рыдание близких Патриарх совершил обряд пострижения; мир земной покидал не строгий и величественный Царь, а смиренный инок под именем Боголеп. Душа Царя Бориса отошла ко Господу...
Сцена кончины Бориса Годунова выдержана в сдержанных тонах. Здесь нет нарочитой патетики, страстной экспрессии, хотя, казалось бы, какие возможности тут открывались для творческой фантазии. Достоверных известий об этом моменте не сохранилось. Известно только, как Борис Годунов начал этот роковой день - 13 апреля 1605 года, закончившийся для него смертью "около трёх часов пополудни" (15 часов). Что происходило в преддверии смерти повелителя в Царских палатах - об этом, как говорится, "история умалчивает". Есть слухи и суждения, возникшие через годы и десятилетия.
Сама же фабула невольно завораживала и давала материал для буйного воображения: грозный тиран, отягощенный страшным преступлением - убийством невинного царскородного отрока, перед смертью, когда всё земное теряет всякое значение, должен был очистить душу публичным покаянием. Но этого не происходит; монолога венценосного злодея не существует. Пушкин же не писал трагедию "на манер греческой", он создавал русское эпическое полотно, строго документированное во всех главных событийных коллизиях. Потому Царь Борис просит простить его "за соблазны и грехи", за вольные или невольные "обиды". В этот не было ничего необычного: русские православные люди испокон веков перед кончиной просили прощения у всех за грехи и прегрешения. И Царь Борис Годунов покидал земные пределы как обычная душа христианская...
Последние три сцены пушкинской драмы лишены особой значимости и драматизма. Всё главное уже свершилось. Теперь только краткие исторические зарисовки, заканчивавшиеся убийством Фёдора Борисовича, его матери и торжеством Лжедмитрия. Не прошло и семи недель, как бояре клялись на кресте в верности Царю Фёдору, а теперь все дружно стали на сторону самозванца. В Русской истории начался период Кровавой Смуты...