Чушь это все большая. Девочек жалко, ничего они скверного не сделали. А вот то, что наша церковь так слиплась с государством, стала заниматься комиссарством и делает себе пиар на скандалах – это отвращает верующего от веры, а не наоборот. Не укрепляет ее. Нечего делать из веры, которая есть самое индивидуальное, самое личное, самое твое чувство, какой-то опять коллективный знак. Нельзя возбуждать в церкви ненависть. А пропаганда такого толка: да ну, господи, похлопали бы по попке и отпустили, – что за чушь?! Это неприлично опять же. И храм этот, ХХС – неприличен он! Это же хуже Кремля. Тот хотя бы имеет историю. А это (нрзб.) …Лужков, кстати, его поставил. Думал, что памятник себе воздвиг нерукотворный. А лучше бы – бассейн, чтобы люди в нем плавали, и – историю места рядом, потому что действительно была святая церковь на этом месте. (нрзб.) И это ведь не было блестящее сооружение. А какой бы был музей или памятник месту, с этими проектами Дворца Советов, со всей этой чушью, и рядом бы плавали люди… Оставили бы как есть. Не знаю, я начинаю сердиться. Это, по-видимому, лишний вопрос.
– Извините. Последний вопрос. Накануне вашего юбилея в Москве вручали Новую Пушкинскую премию. Вдохновляют вас работы молодых авторов?
Их трудно найти, как ни странно. Премия делится на две части – одна за заслуги, мы выискиваем, пока еще находили и находим людей, не получивших должной оценки, как правило, интеллигентных и не занимавшихся пиаром и всем таким прочим. Пока очень достойные были все. Неожиданные повороты: литературовед, переводчик… То, что действительно является культурой. Молодая премия возникла позже и в основном, раза три, получалась. А сейчас почему-то трудно найти. Пишут хорошо в провинции. Но надо перерыть очень много источников, потому что все запружено – опять же, известно, что все делается в Москве и отчасти в Ленинграде. А пробиться через эту толщу и открыть… Кто-то сказал, что говорить, будто талант всегда пробьется – неверно, что пробьется как раз не талант. Надо помогать именно таланту. Думаю, именно в этом смысл молодой премии. И в этом же трудность.
Радио "Свобода" 29 сентября 2012
Беседа Виктора Резункова с Андреем Битовым
К столетию 1913 года (Разговор перед концом света)
Справка. Согласно данным историко-статистического справочника, расходы по Министерству народного просвещения возросли с 1900 года почти в 5 раз, составив в 1913 году 14,6 % бюджетных расходов.
В 1913 году было издано 107 млн. книг, издавалось 1263 журнала, 874 газеты на 24 языках. Книги выходили (кроме русского) на 48 языках и наречиях. Кинотеатров стационарных насчитывалось 1400. 27 августа 1913 года Нестеров выполнил первую в мире "мертвую петлю".
Вот передо мной очередной билет в Питер… Календарик железной дороги поздравляет меня с Днем пассажира. Подписано: "Удачи Вам в 2013 году!"
Такого праздничного дня я еще не знал, хотя и родился, судя по отрывному календарю, в День пограничника, совпавшего с днём рождения изобретателя русской паровой машины Ивана Ивановича Ползунова, в свою очередь совпадавшего с днём основания родного города Санкт Петербурга. Пассажиром же я прожил всю свою жизнь, особенно между Москвой и Питером. Мой проект, назовем это "проект", потому что это вряд ли еще выношенный текст, хотя он входит частично в проект, не только обозначенный, но уже и во многом проговоренный – о роли захватчика в русской истории.
Поговорим сначала о датах. Вот просыпаюсь, главное – что? Первое, что увидишь. Прежде надо, конечно, сказать "Господи, помилуй" и встать на левую ногу. И кое-как застелить постель. На левую – чтобы сопротивляться течению дня, это сказал один старец. Вот, это проделал, – выглянул в окно, раздернул шторы, при которых сплю, поскольку сплю я поздно, и там шел такой легкий, воздушный снег. Значит, уже светает, раз я вижу снег. Значит, никакого конца света так и не наступило. И вспомнил я стихотворение 40-летней давности. Кончалось оно так:
До чего ж бесповоротно
Время времени не ждет:
Вверх взлетает снег бесплотный,
А Земля на дно идет.
Пусть это будет сегодня вроде эпиграфом.
40 лет – это тоже срок. Поговорим, значит, о датах.
75 лет я прожил при Советской власти. Так как меня упрекали редактора за то, что я избегаю слова "советский", что естественно, то я и употребил его: "Мой дед родился еще при крепостном праве, а я родился, когда Советской власти еще не было 20 лет". И эта фраза слетела, (откуда?) потому что, во-первых, не могло быть так, что крепостное право было так рядом, и не могло быть так, что Советской власти всего 20 лет – она была всегда. Вот вам уже взгляд на историю из моих 60-х годов.
А этот мой "проект" родился год назад, навстречу 200-летию победы над Наполеоном, и это предложение скорее другим, чем себе – вряд ли я успею его сейчас воплотить: у меня недостаточно ни исторических, ни экономических, ни политических, ни прочих знаний. Но импульс какой-то я надеюсь подать: необходимо отметить Столетие 13-го года. Почему именно 1913-го? Потому что это последний год перед Первой мировой войной. Потому что – и эту книгу я помню и сейчас могу только скорбеть, что недооценил и утратил этот теперь уже антиквариат – роскошный фолиант к 60-летию Иосифа Виссарионовича Сталина, тоже кстати дата, 1939-й год. Это был отчет о достижениях народного хозяйства СССР. И все сравнивалось с 1913-м годом, как с потолком развития дореволюционной России.
И это были огромные достижения ("на душу населения"). Например, по количеству производства паровозов мы превзошли самих себя. А паровозы уже в мире не производили. Это было как-то не учтено. Да и прочие мелочи, над которыми можно теперь либерально усмехаться. Прошла Вторая мировая, умер и Сталин. И Хрущев, и Брежнев. А сейчас, значит, у нас и 60-летие нашего президента прошло. Надо сказать, что 60 лет – это и астрологически очень серьезная дата, поскольку это полный цикл восточного календаря – не только 12-летнего, но и все 5 стихий повторяются снова. Следовательно, сейчас мы живем в лучший год Владимира Владимировича Путина, а именно в год Дракона. А когда была выпущена та книга, где все сравнивалось с 13-м годом, это было 60-летие Иосифа Виссарионовича и, соответственно, он был Кот. Это был год Кота. Во всяком случае, чеширская улыбочка у него под усами была.
И вот столетие идет за столетием. А я давно люблю играть в эту игру, поскольку все время хотел сказать, что все было сравнительно недавно. И надо сказать, что люди не очень любят так смотреть на себя. Когда было, еще недавно – в 2004-м году, столетие, как Чехова не стало, то почти промолчали об этом. На столетие ухода Толстого все-таки потрачено было больше внимания. И – я уже дважды или трижды употребил здесь слово "проект". А надо сказать, что с горбачевской вольницы "проекты, проекты, проекты" из меня звучит, как из того попугая: "пиастры, пиастры, пиастры". Действительно, возникло много как бы не литературных идей. Хотя любое отдельное книгоиздание является проектом, а не просто опубликованием текста. Но мне нравилось осуществлять проекты другого рода. В 1998 году я отмечал тоже одно 60-летие – это было 60-летие гибели Мандельштама. Я готовился к этому заранее, чтобы во Владивостоке поставить памятник Мандельштаму, где он погиб, на Второй Речке. Удалось. Я был счастлив тем, что это удалось пробить через губернскую власть.
Значит, 60-летие крутится. Что у нас было 60 лет назад? 1952-й. Еще был жив Иосиф Виссарионович. И родился Владимир Владимирович Путин. Так что на даты надо оглядываться. Я помню, как мучительно пробовал что-то сделать к 100-летию Андрея Платонова. Но он был зажат тисками юбилеев вечного Пушкина и модного Набокова и почти пропущен. Но зато мне удалось отметить 50 лет без Платонова на следующий год. Так что мой прошлый век, который до сих пор мой, а не прошлый, 20-й значит, так и разделяется: полвека с Платоновым и полвека – без Платонова. Вот его еще не прочли. Еще его прочтут, не дай Бог, потому что эти мрачные утопии, которые он видел и пред-видел, и которые во многом осуществились, еще могут показать всему миру, насколько он прав в отношении человеческого бытия и страдания.
А мы сейчас готовимся, значит, опять к какому-то юбилейному торжеству, все ждем конца света, который явно – большая экономическая пиар– и прочая бизнес-программа по миру. Но тем не менее, почему-то тоже ложится на день рождения Иосифа Виссарионовича – 21 декабря. 133 года ему будет. Если случится конец света, то он ухмыльнется из своего ада или чистилища, где ему положено быть. Но не будет конца света, потому что все-таки над нами есть Высший суд и Высшая власть, и она пока, по-моему, этого не допустит. Потому что все, что существует до сих пор, столько раз должно было погибнуть, что только наличием Божьей воли можно оправдать, что все это продолжает быть.
Разговор перед концом света. Света, действительно, неприятно мало, витамина D, кажется, поступает недостаточно, но это не метафора, а это природа, которая из всех сил продолжает не халтурить. Даже и при большевиках она не халтурила, сезоны соблюдала, а мы, как и при них, не готовы к снегопаду. Что происходит? Вот приезжаю я из Питера 28 числа – есть нечего, бегу в соседний ларек. Оказывается, их сносят. Это такая мера усовершенствования нашей жизни. Почему-то каждый новый мэр начинает укладывать плитку, по которой нельзя ходить или можно упасть – это что в Питере, что в Москве. Не понимаю, что это за параллельное производство, но мэр входит в новую жизнь всегда с новой плиткой. Сейчас у меня под окнами перекладывают рельсы и сносят ларьки.
Я вспоминаю четверостишие, такой Яша Аким был, симпатичный поэт. Он писал про свой родной городок, кажется, Галич: "Поспешно разрушались церкви и долго строились ларьки…" Сейчас явление, вроде, обратное: быстро сносят ларьки и поспешно возводятся церкви. Это хорошо, что церкви реставрируются, как-то это украшает, но не будем много говорить о церкви, потому что, к сожалению, она слишком близка с властью, что тревожно. Института комиссаров нет, а священники комиссаров не должны заменять. Как-то мы ехали с Юзом Алешковским и его женой, еще в 70-е, и видим большую растяжку-поздравление к ноябрьским праздникам, там, естественно, "Слава КПСС" висит. Ира, жена Алешковского, остроумная женщина, говорит: "Вот поедешь однажды, а вместо "Слава КПСС" будет "Слава Богу".
И вот время прошло, а прошло ли? Мы живем во времени, которое окончательно себя потеряло. Я недавно смотрел по интернету картину Мирзоева "Борис Годунов". Прежде всего, мне понравился там Пушкин. Одна из заслуг режиссера та, что он не выкинул и не изменил ни единого слова. Целиком текст "Бориса Годунова", но положен на современную действительность.
Но до чего же ничего не произошло! Это к тому, что в 2013-м будет еще 400-летие Романовых. Абсолютно ложится каждое слово на то, в чем мы живем. И я, честно говоря, всю жизнь "Бориса Годунова" любил меньше из Пушкина и понял, какой я дурак. Просто он был грамотнее меня и лучше исторически мыслил. Сказать, что он пророк или провидец – это неправильно, гений.
Все легло, легло одно на другое. Мы живем по-прежнему в той же системе, которая была.
И если мы в 13-м году не отметим этого несуществующего года, с которым все сравнивается, то в 14-м, мы наверняка будем отмечать начало Первой мировой и будем доказывать, что мы в ней победили, а не проиграли – это уже готовится.
По телевидению особенно хорошо наблюдать попытку реставрации одновременно всех времен – и Советскую власть не обидеть, и царскую не обидеть, и как-то их совместить. Та же самая работа происходит на уровне пафоса, а не понимания. Мы сейчас смешали капитализм с социализмом, значит, дореволюционное время с современным, и в этой каше уже никто не разберется. Это месиво, похожее на ту слякоть, которую не могут убрать снегоочищающие машины. Это снегопад времени какой-то. А в 1917-м мы будем отмечать столетие Великой Октябрьской революции. А я буду отмечать столетие Хитрука, который умер вчера. И мне это очень жаль. Хорошо пожил, но как будто бы с ним ушла какая-то чуть ли не последняя доброта. А у меня в голове, как у Винни-Пуха, из доброты только опилки.
Нет, то, что хорошо, – хорошо.
Вот задуматься бы о том, как враз вдруг косяком вымерла филология, которая у нас была. Вдруг они, как домино, все попадали. Почему, совершенно непонятно. И Аверинцев, и Гаспаров, и Топоров, и Мелетинский, и Чудаков. Засосало будто в нынешний водоворот "рентабельности". Так как же эти же люди сумели возникнуть при той системе, при которой они возникнуть не могли – а именно в советское время? Книга "Алхимия" Вадима Рабиновича ни при каких условиях не могла бы быть написана в нынешнее время. Она была написана именно тогда, когда ее нельзя было написать. Почему?
Вот тут надо думать о 13-м годе. Что мы к тому времени имели? В 1904 году мы проиграли Японскую войну, а Первая мировая еще не началась. Это был период значительного подъема в экономике и культуре, насколько я понимаю. Во всяком случае, серебряный век процветал.
Это был, действительно, подъем.
Я как-то задумался, откуда у меня взялись два деда в "Пушкинском доме". У меня их не было, поэтому я их и написал. А они успели вовремя помереть. Иначе вся бы судьба рода и моя личная была бы другой, или меня бы вообще не было. Дед, который старше Чехова, сказал моей бабушке в 16-м году (а он преподавал историю в гимназии): в будущем году все будут висеть на фонарях. После чего съездил с ней на рынок, купил мешок рису и кротовую шубу и помер от грудной жабы. Слово это груднаяжаба пугало меня с детства, потому что лишило меня деда. Второй дед, который Битов, был мещанин, предприниматель. Он во время НЭПа расправился, по-видимому, что-то у него было притаено, открыл магазин, потом НЭП прикрыли, и он умер в 26-м году. Если бы один дед выжил, то пришлось бы либо эмигрировать, либо идти по каторжным путям, если другой – то же самое, по каторжным путям. Повезло: деды пожертвовали собой.
И надо понимать, что Советская власть воспользовалась гораздо больше наследием, чем современная пытается воспользоваться наследием, устраивая месиво из плохо воспринятых заимствований и хорошо разворованных остатков. Нет баланса. Вот не знаю, какие эти экономисты, которые правят нами, и что они нашептывают власти. Но явно мы не в расцвете 13 года, это уж сто процентов. И почему вдруг возникло это слово – "рентабельность", под которым гибнет культура, я уж не говорю о медицине… но образование! И искусство. Все это отодвигается на второй план как "неважное" потому что "не рентабельное". А что – важное? Что чиновник или власть, это рентабельно, что ли? Маркс был "рентабельный", наверное. Его сейчас тоже начинают вспоминать, слава Богу, он был хотя бы умный человек. Он действительно разгадал какие-то законы. Другое дело, как воспользовались этим.
Расшатала нас Первая мировая война, скажем, и, конечно, Россия была снова достаточно в упадке. Но важно подумать, зачем и почему сменилась власть. Не для того, чтобы ее обвинять во всяких злодеяниях. Все-таки, поскольку все лозунги революции были, в общем, обманными ("Власть – народу", "Заводы – рабочим", "Земля – крестьянам"), все это были слова, то я думаю, что это был некий спазм империи, которая погибала и которая в результате того, как шла война, могла таким же образом распасться, как Австро-Венгрия, скажем, распалась. И приход более сильного режима был необходим, то есть подсознание империи сыграло на выгоду большевиков. Но потом должен был прийти настоящий тиран-император, который и пришел. Вообще-то геноцид русского народа был начат Ильичём как геноцид классов, продолжен Сталиным как геноцид крестьянства и "верных ленинцев", и это была цена удержания империи.
И вот что мы потеряли: потеряли мы именно то, за что пролили всю кровь, за что произошел этот геноцид – империю. Потому что Горбачев как генсек все-таки слабенько, но цеплялся за сохранение Союза. Разваливать его не было нужно ни нам, ни миру. Кстати, на Западе тоже так думают. Никому не нужен был развал этой огромной страны. Сейчас мы имеем сколько-то буферных, потерянных государств, которые не нужны ни Западу, ни Востоку и играют в соседних братьев и брата, столь же большого, как Россия. А империя – это сложный был организм, и, надо сказать, в пределах России достаточно мирный. Разговоры о подавлении народов надо сравнить с подавлением самого русского народа, чтобы рассуждать об этом сколько-нибудь справедливо. Был и возник советский народ. И поскольку я прожил и жил при советской власти, я в этом плане – советский человек. Хотя никогда режима не любил. Но страну-то можно и нужно было сохранять. Не сделаны были выводы из поражения в холодной войне. Это неправильно, потому что из японского поражения в 1904-м году они были сделаны. Из Наполеоновской войны – были сделаны. Из Первой мировой выводы некогда было делать, и выводом стала революция. А из войны Великой Отечественной были сделаны, кстати, выводы, но на том уровне абсолютной тирании, на каком находилась тогда страна. А надо было удержать страну.
Вот в условиях развала такой большой страны, самых поверхностных заимствований с запада и утерь самых существенных из социализма, и попыток реставрировать прошлое во всех направлениях, мы сейчас тонем, как в системе разложения национального сознания и истории. Так что не такой уж у нас радостный юбилей 13-го года. Так я считаю. Я не понимаю, почему надо было воспользоваться таким дурным окружением и оказаться так парализованным им, как даже большевики не сделали. Ведь всё, что большевики сделали, – они воспользовались возможностями, оставшимися от дореволюционного наследия. Объявлялось это иначе, но спецы – были прежними. Сами-то вожди ничего не умели: это было безграмотное, весьма безграмотное руководство. Кроме Ильича никто и высшего образования не имел. Так что, извините, даже полиция требовалась еще с прежними навыками. Другое дело, как все было повернуто на словах, но все-таки требовалось сохранять, а не терять. Уничтожение шло, но одновременно создавалась система какого-никакого образования и какого бы то ни было сохранения. И в этих условиях (ведь есть же такое правило житейское, что не надо мешать человеку казаться хорошим, пусть кажется, на этом пути он хотя бы какого-то зла меньше сделает) получилось, что очень много даже из моего поколения родилось совершенно неожиданно просвещенных. Я не говорю – культурных, потому что мы все необразованны и некультурны, но просвещенных изнутри людей. Это возникло потому, что, как говорила Ахматова, "вегетарианские времена" и так далее. Сам я точно что закончил еще царскую гимназию. Я учился в новой гимназии – образованной по какому-то указанию сверху первой в России английской школе, учителя-то были дореволюционной школы.
Если говорить о том, что хорошо, что плохо в истории – плохой могу быть только я. У меня не было дедов, а сам я собираюсь в 2013 году стать прадедом. Это существенно, и это моя цель – дожить до этого момента. Вот мой юбилей! Вот столетие 13 года. Рак родится, рачок неизвестного мне пола. Вот как восполнилось количество вовремя умерших дедов.
Мой отец (он же все-таки мещанин, хотя его отец и был почетным гражданином Петербурга за какие-то заслуги во время Первой мировой – шинелки, наверное, хорошо шил), когда мать что-то против режима говорила, он отвечал: "Слушай, ну мы бы тогда и не встретились, не было бы у нас этих детей, вышла бы ты за своего дворянчика – и всё!"