- Нет. Он отсутствовал. А Платон и Николай почти главные были. Уж очень их не любил Павел.
И чиновник стал рассказывать, как ночью 11 марта в Михайловский замок, тот самый, в котором император Павел принимал Матвея Ивановича и давал наказ на поход в Индию, тайно пробрались мятежные офицеры. Группа во главе с Беннигсеном проникла в спальню государя. Увидев пустую кровать, Платон Зубов едва не лишился речи. "Заговор провалился! Смерти не миновать!" - "Не может того быть, чтобы бежал, - произнёс Беннигсен и со свечой в руке стал заглядывать в углы комнаты. - Ах, вот вы где, ваше величество!" За ширмой со шпагой в руке стоял полуодетый Павел. "Конец пришёл вашему царствованию. Императором провозглашён Александр", - сказал Беннигсен и потребовал у Павла шпагу. А тут в спальню ворвались офицеры и с ними Николай Зубов. Необыкновенной силы гигант ударил Павла зажатой в кулаке табакеркой в висок. Кто-то накинул на шею шарф…
Матвей Иванович перекрестился. Павел принёс людям много зла. Не миновало оно и казаков. Он знал казачьего полковника, которого безвинно заточили в крепость. Сын полковника обратился к Павлу с просьбой поместить его в одну камеру с отцом, чтобы облегчить тому страдания. Павел выполнил просьбу: посадил сына в крепость, только отдельно от отца. Так и просидели они порознь четыре года: отец и сын - кавалер Георгиевского и Владимирского крестов. Много пострадало от бесноватого императора людей. Вот и он, Платов, тоже провёл четыре года в ссылке и заточении. За что?..
- Ас Индийским походом, уважаемый Матвей Иванович, вам повезло! - продолжал чиновник. - Все бы вы, казаки, полегли в дальней дороге. Не реши Павла жизни, погибли бы в пустыне иль в горах-с. Это уж точно-с… Когда Павла убрали, Александр вызвал военного министра Ливена. "Где казаки? Далеко ли зашли?" О сей экспедиции, хотя она и совершалась в строгой тайне, однако ж Александр прознал. Ливен отвечал: так-то и так-то, уже под Оренбургом. "Немедля назад!" И в тот же день понеслись вдогонку вам курьеры.
Матвей Иванович припомнил, что грамоту от нового царя он получил 24 марта, а была она помечена - это он помнит точно - и в самом деле двенадцатым числом.
От новости хмель как рукой сняло. Он поднялся и стал ходить у костра. Вот как в жизни бывает - с самим императором разделываются, когда он стоит поперёк пути. А ведь на Руси его возносили, словно божество.
- Александра-то приходилось встречать? - спросил он гостя.
- А то как же! И не однажды. Молодой он ещё: всего двадцать три лета-с. А характером никак не в отца, мягок.
Матвей Иванович промолчал. Служба да ссылка научили его мыслей вслух не высказывать. Про Александра же подумал: "Павел тоже мягко стелил, да жёстко спать пришлось. А новый император сыном ему доводится. Так что поживём - увидим… Добрые цари только в сказках бывают".
В Москве всё произошло так, как и предвидел Матвей Иванович: милостью царскою он удостоился высокого чина атамана Войска Донского и звания генерал-лейтенанта. Представлял донское казачество на коронации. А после того, добившись аудиенции у молодого императора, испросил утверждения нового проекта относительно защиты от вод Черкасска.
- Непременно помогу и пришлю на Дон знающего человека, - обещал Александр.
И вот Матвей Иванович уже на Дону принял всенародно на майдане пернач - знак власти - и под возгласы толпы на тройке вороных в сопровождении двух войсковых старшин направился к войсковой канцелярии. По каменным стоптанным ступеням крыльца поднялся в дом. В прихожей его встретил казачонок, вскочил с лавки, низко поклонился и вытянулся. По случаю торжества мальчишка обрядился в новую блестящую сатиновую рубаху, щедро смазал сапоги дёгтем.
Матвей Иванович взглянул на него, и сердце кольнуло воспоминание. Представилось, что пред ним не мальчишка-подросток, а он сам, Матвейка Платов, такой, каким в давнишнюю пору дежурил при атамане Ефремове Степане.
- Ты чей?
- Иван Полухин, - ответил казачонок ломаным, словно у петушка, голосом.
- Сын Ефрема Полухина, что ли?
- Так точно!
- Ну-ну. Неси справно службу, казак, тогда она тебя не забудет.
Оставшись один, Матвей Иванович опустился на тяжёлый, с высокой резной спинкой стул. Устало положил руки на покрытый зелёным сукном стол, закрыл глаза. И опять накатили воспоминания, то далёкое время, когда он впервые вошёл в сей кабинет, где за столом восседал важный атаман.
Сколько же минуло с той поры лет? Тридцать пять? Нет, больше! Тогда он был мальчишкой, а теперь ему пятьдесят! Жизнь почти прошла, нелёгкая, беспокойная, в походах да сражениях. Да прошла ли? Нет, он ещё сделает многое. Обязан сделать. И перво-наперво выполнит свою заветную цель: перенесёт столицу Войска Донского в другое место. Он построит новый город: большой, свободный, чтоб люди не испытывали по весне бед.
Потом он вспомнил свой уход из станицы вместе с хорунжим Фролом Авдотьевым и битву у степной речки Калалах, где Фрол, спасая отряд, сложил голову. Припомнился Измаил, и Персидский поход, и несостоявшийся поход в Индию. И всплыло курносое лицо Павла с разбитым виском и шарфом на шее.
- О, Господи, - тяжело вздохнул он и перекрестился.
Потом стал припоминать, кто до него атаманил, решал за этим столом казачьи дела. Он, Платов, сменил Орлова, а до того был Иловайский Алексей Иванович, опочивший при коронации Павла. А до Иловайского атаманил Ефремов Степан, сменивший своего отца…
В комнату вползали сумерки. С улицы доносился говор, пьяные крики и нетерпеливое позвякивание колоколец тройки. Сегодня в честь знаменательного события - вступления в должность нового атамана - Черкасск бражничал.
Направляясь домой, Матвей Иванович сказал кучеру:
- Поезжай вокруг пруда.
В центре городка находился пруд - пристанище для уток и гусей, комаров и лягушек. Сюда лили помои, и здесь же казачки, те, кто жил неподалёку, стирали бельё. И сейчас, несмотря на праздничный день, две молодайки занимались делом на мостках. Одна полоскала подштанники, а вторая яростно колотила вальком.
- Бога б побоялись, грешницы! - крикнул им кучер.
Те и ухом не повели. С гоготанием брызнула в сторону от дороги гусиная стая, и босоногая девчонка с хворостиной в руках из-под руки поглядела на тройку.
И ещё повстречался пьяный казак. Он шёл по дороге, раскачиваясь из стороны в сторону, в выпущенной рубахе. Увидя тройку, сошёл с дороги, стал во фронт и, с трудом удерживаясь на ногах, приложил к голове руку.
- К пустой башке руку не прикладывают! - крикнул ему кучер и стеганул коренного рысака.
А Матвею Ивановичу пришла на память старая-престарая байка о том, как в свой первый приезд на Дон император Пётр увидел голого казака, однако ж с саблей через плечо. "А где рубаха и порты?" - спросил его Великий. "У шинкаря", - ответил тот, едва ворочая языком. "А чтобы?" - "Тоже там". - А что же не заложил саблю?" - "Саблю нельзя. С ней я и рубаху, и порты, и чтобы достану". Ответ Петру так пришёлся по душе, что он велел обрядить казака. Когда же учреждали печать Войска Донского, повелел на ней изобразить подгулявшего полуобнажённого казака, сидящего на бочке, но обязательно с саблей.
От пруда несло зловонием, и Матвей Иванович с горечью подумал: "Ну какая же это столица? Она хуже любой станицы, что раскинулась на пологих склонах донского берега".
С новой должностью Матвей Иванович ушёл в дела с головой. Пришлось объездить все семь округов, которые входили в его подчинение. В каждом задерживался на два-три дня, а то и на неделю. Немало времени отнимали воинские дела: казачьи сборы, учения. И конезавод требовал внимания. Но мысль о создании новой столицы не выходила из головы. Даже наоборот: она всё чаще и чаще напоминала о себе.
По весне, когда в Дону сошла вода, в Черкасск приехал инженерный подполковник Антоний Людвиг де Романо. Его сюда по просьбе Платова направил сам император, чтобы на месте изучить дело и высказать предложение о работах в столице Войска Донского. Приезжий обошёл городок, побывал на протоке, которая обтекала Черкасск, измерил шестом дно пруда, что-то писал, подсчитывал. Дней через десять представил Платову проект.
- Основной мой мысль состоит для того, чтобы не дать воде затоплять станиц, - начал он, развернув на столе план.
Матвей Иванович всматривался в искусно вычерченный на бумаге чертёж с пояснительными значками.
- Нужно обнести станиц плотиной. Вот здесь… и здесь… и здесь… - Почти весь остров нужно было обнести земляным валом. - А этот вонючий прут тоже нато засыпайт. Тогта весной вота пройдёт мимо станиц.
"Да ведь и до тебя, мил сударь, тоже пытались сделать такое! Да всё было напрасно!" - подумал Матвей Иванович. Спросил:
- И какие же средства для сего потребуются?
- Сущий малость! Всего сто тридцать тысяч рублей. Матвей Иванович дёрнул плечом.
- А кто строить должон и сколько народу надо?
- Это интересовать меня не может. Об этом ви уже говориль с императором.
Когда в Москве шёл разговор о Черкасске, император действительно разрешил использовать на работах два казачьих полка и семьсот крестьян. Разрешили также привлечь три с половиной тысячи лошадей и волов. Часть затрат (для выплаты мобилизованным жалованья, продовольственных и фуражных денег) правительство брало на себя, а остальные должна была пополнить не столь богатая казачья казна.
- Да где ж денег-то столько взять? Казна - не дойная корова!
Незадолго до приезда инженера Матвей Иванович распорядился купить жеребцов для станичных табунов. Он хорошо понимал значение для казаков крепких, быстрых и выносливых лошадей. Коню принадлежит половина победы в походах и сражениях. Крепок конь - крепок и казак.
- Не знайт, не знайт.
Отказаться от плана де Романо нельзя: инженер-то прибыл по указу самого императора. Пружина заведена.
- Ладно уж. Начнём строить, - согласился атаман.
Работы продолжались весь год. К великому неудовольствию жителей затхлый пруд-таки засыпали. Когда же стали насыпать вал вокруг Черкасска, нужно было дома сносить, казаки запротестовали:
- Никуда отсюда не тронемся. В этих куренях жили наши деды и прадеды. В них и мы будем доживать век.
Атаману приходилось вмешиваться, часто прибегая к почитаемой казаками власти.
На следующий год по настоянию Платова работы были прекращены. Он видел, что проект де Романо лишь опустошит казачью казну, не даст результата. Нужно строить для столицы город.
Искусные в письменах чиновники состряпали докладную, Матвей Иванович подписал, направил императору. В ней он изложил свои соображения относительно проделанных работ, о том, что положение они не улучшили и вряд ли улучшат и что необходимо строить новый город, выбрав высокое и сухое место.
24 августа 1804 года в ответ на письмо Платова последовал именной высочайший указ. В нём Александр писал: "Я нахожу мнение Ваше, чтоб основать в удобнейшем местоположении новый город, тем более основательным, что и прежде, по долголетнему опыту многих неудобств, было уже неоднократно помышляемо".
В документе также указывалось о необходимости самого тщательного выбора места, для чего прибудет сведущий чиновник, перечислялось, что должно быть выстроено и кем. Строительство повелевалось начать с весны 1805 года.
Вскоре в Черкасск приехал упомянутый указом чиновник. Это был знаток инженерного дела Деволан. Встретил его Матвей Иванович как дорогого гостя. Отвёл лучший дом, сам подобрал денщика, повара и прочую прислугу. Даже писца исправного приставил.
Он знал Деволана ещё по Персидскому походу, когда тот приехал к Зубову, чтобы помочь в строительстве Екатериносерда.
При Павле возведённый в генералы Деволан был уволен, даже отправлен за границу, однако ж вскоре был снова приглашён, чтобы изучить возможность постройки канала между Онежским озером и Белым морем, а также Мариинского канала.
В Черкасск Деволан прибыл из Таганрога, где строили порт, и он принимал в том деле участие. А до этого был на Волге. Там тоже у него была забота - как соединить Волгу с Доном. Нашёл путь для канала: посредством рек Иловли да Камышенки.
Деволан в Черкасск прибыл под вечер. Уставший и запылённый, взбодрил себя купанием в холодной воде Дона и, несмотря на поздний час, засиделся с Матвеем Ивановичем. Черноволосый, с умным взглядом, скупой на слова, он внимательно выслушал инженерных чинов.
- Хотел бы услышать, милостивый Матвей Иванович, ваши мысли. - Когда он произносил имя атамана, то отчётливо слышалось: Матфей. - Нельзя вершить дело, не узнав планов заказчика. А вы, Матфей Иванович, в сем деле - заказчик.
- Это так. Только заказчик, Франц Павлович, не я, а донское казачество. Оно - главный заказчик.
Гость одобрительно усмехнулся, попыхивая коротенькой трубочкой.
- Вижу, вы очень любите своих казаков, Матфей Иванович.
- А как же не любить самого себя!
Перейдя к определению места будущего города, Платов указал четыре наиболее подходящих района.
- Перво-наперво нужно осмотреть Аксайскую кручу, там, где сливается Аксай с Доном. Это совсем неподалёку. Там ныне станица Аксайская. Ещё есть место в Черкасских горах. Место широкое, просторное, над Аксаем. Правда, река не шибко глубока, не то что Дон. Бирючим Кутом прозывается сия местность.
- Кут? Что такое кут? - полюбопытствовал Деволан. - Впервые слышу.
- По-нашему, казачьему, кутом называется угол. А Бирючий Кут - стало быть, - глухой, заброшенный угол. Только там не угол, а гора.
- Бирючий Кут, - пыхнув трубкой, проговорил гость.
Он внимательно слушал, этот голландец, и не спускал пытливых, несколько выпуклых глаз с собеседника.
- Есть третье место на Красном Яру, выше Кривянской станицы.
- А что такое яр?
- Круча, обрыв, - поспешно пояснил Матвей Иванович.
- Круча - это плохо, - покачал головой инженер. - Город должен стоять на ровном месте. Большом, широком.
- Место широкое, для города подходящее.
- Надо смотреть, прежде чем решать.
- И ещё есть четвёртое место - при устье Маныча, где станица Манычская.
Они развернули карту. Матвей Иванович указывал каждое из этих мест, а Деволан отмечал его точкой карандаша.
Потом зашёл разговор о том, кто должен строить город, и инженер стал записывать каждое слово атамана. Он тут же в уме производил одному ему понятные расчёты, связанные с будущей стройкой.
Два казачьих полка, семьсот мужиков и три с половиной тысячи лошадей и волов - не столь великая сила для строительства города. Тут нужно всё точно высчитать и вымерить. Чтоб не прошли мимо дела ни одна пара рук, ни одна повозка. Но прежде - нужно определить место, где будет город.
Приближалась полночь. Перед тем как разойтись, договорились на этой неделе поехать на места, чтобы выбрать лучшее и заодно сделать намётку будущего города. Тут же наметили состав: войскового архитектора Бельтрами и казачьего инженера капитана Ефимова, полковников двух казачьих полков и начальника артельной команды. Всего образовалась группа в двенадцать человек.
- Завтра оповещу, а выедем послезавтра, - предложил Матвей Иванович.
- А я с Бельтрами да Ефимовым выеду завтра в станицу Аксайскую. Посмотрю, как удобно сие место для города. Тут ведь недалеко? К вечеру вернёмся, - предложил Деволан, и Матвей Иванович не стал возражать. Даже в душе одобрил: деловой человек.
На следующее утро Деволан уехал, однако вечером, как обещал, не вернулся. Приехал лишь к концу следующего дня, с опухшим лицом, полубольной. И сразу же завалился спать.
- В чём дело? Почему задержались? - спросил капитана Ефимова недовольный Платов: в ожидании Деволана пропал день.
- Мы в переплёт великий попали. Приехали купцы из Нахичевани, уж неведомо, как они прознали, и ну нас обхаживать, особливо генерала.
- Купцы? Нахичеванские? Да что им за дело до наших забот?
- Все уговаривали, чтобы город не строили в Аксайской. Испугались нашего соседства. От Аксайской до Нахичевани - рукой подать. В Нахичевань нас возили.
- Ну, мы и без них решим. Без разных там купцов. Наутро несколько колясок во главе с Платовым и Деволаном направились в сторону Бирючьего Кута. Когда они выкатили на макушку холма, возвышающегося над местностью почти на три сотни футов, и гость взглянул окрест, то слова вымолвить не смог. Стоял с застывшей улыбкой на лице, унесясь куда-то в мыслях.
День был ясный, солнечный и совсем безветренный. Деревья ближайшего леска пожелтели и стояли недвижимые, словно чем-то опечаленные. Внизу серебрился неширокий Аксай, а за ним тонула в глубокой дымке блёкло-зелёная, с золотистыми перелесками равнина.
- Матфей Иванович, это же чудо! Никогда не видел я таких мест! Только здесь быть городу! Тут! - Он тиснул себе под ноги пальцем. - Мы построим собор. Большой, с золотым куполом! Его увидят за сто вёрст. А у собора площадь. А вот сюда и сюда пролягут прошпекты. Их мы будем делать широкими с аллеями посреди. А вот там построим красивый дом - вашу резиденцию, Матфей Иванович. А против - гимназиум. Вот тут. - Инженер коснулся рукой головы. - Я уже вижу город.
Однако Матвей Иванович и некоторые из присутствующих не разделяли восторга знатного гостя.
- А где же Дон, Франц Павлович? Столица-то Войска Донского, а реки нет.
- Как нет? А это? Аксай?
- Да что же это за река? Ручей, да и только!
- Мы углубим его. Всё в наших руках.
В этой продолжавшейся не один день поездке они побывали и на Красном Яру, расположенном выше станицы Кривянской, и у Маныча, и даже заглянули в станицу Бессергеневскую. И конечно же, съездили в Аксайскую.
Мнения распались. Большинство настаивало на том, чтобы обосноваться в Аксайской. И Дон рядом, и место сухое, благодатное, да и переселяться из Черкасска не сложно. Однако Деволан пересилил всех, настоял на своём.
- Ладно! - махнул рукой Матвей Иванович. Откровенно говоря, он опасался спорить с приближённым ко двору Деволаном, авторитет которого и слово инженерного специалиста были весьма высоки. - Пусть будет так. - А казакам ответил одной из любимых поговорок: - Согласимся, не то будет такое, от чего я приду к размышлению, а вы - в сокрушение. - В памяти атамана ещё свежи были годы ссылки и заточения в Алексеевском равелине.
Почти всю осень Деволан с казачьим инженером Ефимовым и войсковым архитектором Бельтрами готовили план будущего города, чертежи зданий.
Деволан, нужно отдать должное, работать умел. Трудился и днём и ночью и заставлял работать помощников.
31 декабря 1804 года план был утверждён Александром. В указе на имя атамана Войска Донского Платова император писал: "Утвердив сей план, препровождаю его при сем к вам со всеми приложениями и с описанием главных общественных зданий, улиц и площадей, повелевая: сообразно плану сему и данным Вам в указе 23 августа постановлениям, положить основание Новому Черкасску на месте, между речек Тузлова и Аксая…"
Работы повелевалось начать весной 1805 года.