Глава 5
ПРИБАЛТИКА И ДУНАЙ
ПРЕЙСИШ-ЭЙЛАУ
К исходу дня крытый возок генерала Платова свернул с основной дороги, что вела в город Прейсиш-Эйлау, и покатил к местечку или, как здесь называли, мызе Ауклапен.
"Ну вот и кончился путь. Кажется, на месте", - подумал Матвей Иванович, кутаясь в чёрную бурку и прикрывая ноги медвежьей полостью. Болезнь ещё не покинула его, и он больше всего опасался, как бы не произошло осложнения и не выбило его тогда из строя совсем.
В последнее время он заметно сдал, голова засеребрилась, болела поясница, порой стреляло так, что ни шевельнуться, мучила одышка. А в Петербурге, куда прибыл по вызову, чтобы ехать в действующую армию, его свалила сильнейшая простуда, с температурой, насморком, ломотой в теле.
Немец-доктор, ослушивая его, нахмурился:
- Тепли вод нужен, тепли воздух.
Матвей Иванович с вожделением думал, с каким бы удовольствием он подышал родным воздухом. Всё бы как рукой сняло. И не надо никаких порошков, микстур да банок, щедро прописываемых немцем.
А тут ещё тревожили сообщения из армии. Шла русско-прусско-французская война, в которой союзники пытались изгнать французские войска с захваченных ими земель Пруссии. Решительный Наполеон, используя несогласованность командования своих противников, разгромил в сражении под Йеной и Ауэрштедтом прусско-саксонскую армию и в полтора месяца занял почти все земли Пруссии со столицей Берлином. Прусский король обратился за помощью к России. "Только Россия, только русская армия сможет спасти прусское государство от окончательного сокрушения и падения", - писал он Александру.
Верный своему принципу - бить врага поодиночке, - Наполеон, не теряя времени, двинул в ноябре 1806 года войска к Кёнигсбергу, надеясь там разгромить русскую армию прежде, чем подойдёт прусский корпус генерала Лестока.
В октябре у Пултуска произошло сражение, где русская армия, возглавляемая генералом Беннигсеном, сорвала замысел врага. Прикрываясь арьергардами, она стала отходить к Прейсиш-Эйлау, чтобы там, соединившись с корпусом Лестока, дать решительное сражение.
Мог ли Матвей Иванович поддаться болезни, когда там сражались казачьи полки с Дона! Недолечившись, он выехал 15 января 1807 года к армии.
Зима выдалась снежная, морозная, то и дело крутили метели. Десять дней в пути - и вот наконец у цели.
- О-о, генерал Платов! - поднялся Беннигсен из-за стола навстречу Матвею Ивановичу. - Мы думали без вас разбить Бонапарта. Очень хорошо, что вы прибыли. Я тоже болен, очень болен. Каменная болезнь мучает, почки, будь они неладны!
В эту войну Беннигсен вступил командиром корпуса. В сражении под Пултуском русские войска разбили авангард французской армии. Беннигсен же сумел честь победы присвоить себе, в Петербург донёс, будто его корпус разгромил главные силы Наполеона. Сообщение это приняли в столице восторженно, и император Александр пожелал видеть Беннигсена главнокомандующим.
- А мне вот выпал на голову, - он коснулся макушки, - тяжкий камень. Много генералов, - он покривился, - очень бестолковых. Мне бывает очень трудно…
Платов промолчал, словно бы не слышал жалобы новоиспечённого главнокомандующего. А тот продолжал:
- Бери, Матвей Иванович, свои полки, командуй. А то чуть было не опоздал бить Бонапарта.
- На мой век, ваше сиятельство, сражений хватит, - ответил Матвей Иванович. - Не Бунапарте, так другой кто объявится.
В армии находилось восемь казачьих полков. Но почти две с половиной тысячи казаков в них отсутствовали: их использовали для охраны обозов и тылов, и как вестовых, и для конвоя, и на дежурствах. Просматривая сводную ведомость расхода личного состава полков, Платов схватился за голову. Негодуя в душе на узаконенный армейский произвол, тут же решил: "Ладно. Сейчас предпринимать что-либо поздно. Великий Александр Васильевич говаривал: воюют не числом, а умением. Казаку же умения не занимать. Будем следовать совету Суворова".
Нанеся неприятелю под Пултуском поражение, русская армия организованно отходила, изматывая неприятеля внезапными нападениями. Особенно умело действовали казаки. Они врывались в расположение врага, наносили удары в самых неожиданных местах, сея в неприятельских рядах страх и смятение. И так же неожиданно, как и появлялись, исчезали.
26 января, на следующий день после прибытия в армию Платова, русские части завязали с неприятелем бой у Прейсиш-Эйлау. Возглавляемый Багратионом арьергард, закрепившись на дороге меж двух больших озёр, стойко удерживал позиции, отражая яростные атаки конницы маршала Мюрата.
Однако силы были неравны. Во много крат превосходящий противник потеснил русские войска, ворвался в город. Подоспевшие части генерал-майора Барклая-де-Толли контратаковали французов и уж было вышибли их, но прибывший к месту сражения Наполеон повелел бросить свежие силы. Казалось, участь города и сражения предрешена: русские отошли, Барклай-де-Толли тяжело ранен.
Став во главе свежей дивизии, генерал-лейтенант Багратион повёл её к Прейсиш-Эйлау. Он шёл с обнажённой саблей в руке, а за ним плотными рядами двигались русские солдаты, выставив трёхгранные штыки. Противник отступил.
Наступили сумерки, и французы не посмели предпринимать активных действий. Отойдя, они расположились бивуаком.
В полночь из главной квартиры Беннигсена поступил приказ: город оставить. Генералу пытались доказать, что делать это неразумно, что нельзя уступать победу, завоёванную такой ценой, но немец оставался неумолим.
- Мы будем бить Бонапарта там, на высоте, - указывал он на возвышенность за городом.
Всю ночь на высотах слышались голоса артиллеристов, устанавливавших орудия, скрип повозок. Войска готовились к решающему сражению. Позади, всего в тридцати вёрстах, находилась важная крепость Кёнигсберг, к которой никак нельзя было допустить врага.
Русская армия расположилась на широком фронте в плотных строях с сильными резервами. На правом крыле - корпус генерала Тучкова, в центре - Сакена, на левом, южном крыле, - Остермана. Южнее этого крыла, в местечке Серпален, находился отряд Багговута. Все отряды имели сильные артиллерийские батареи.
Генерал Платов расположил казачьи полки за боевыми порядками пехоты: четыре - за левым крылом, два - за правым и ещё два - в центре.
Наступил рассвет, тяжёлый и тревожный. По-прежнему сыпал снег, дул ветер, мороз усилился. Усталость валила с ног: многие за всю ночь не сомкнули глаз. Но солдаты знали, что с утра начнётся сражение, и сознание этого заставляло их действовать, забыв об усталости…
И вот забили дробь барабаны, прокатились из конца в конец необозримого строя команды, ожили заснеженные склоны высот, и замерли в строю люди, ожидая вражеской атаки. Семьдесят тысяч человек приготовились к сражению.
У французов столько же. Они торопятся вначале сбить русских ударами с флангов, прежде чем подойдёт семитысячный корпус Лестока, а потом разделаться с пруссаками.
Первая неприятельская атака была предпринята на левое крыло русских. Здесь наступал корпус маршала Даву. Задача его - опрокинуть противника и, обходя его фланг, зайти в тыл, отрезая путь отхода к границам России. А маршал Ней должен обойти правый фланг и не допустить подхода Лестока. Если лихой Ней добьётся этого, то русским отрезан путь к Кёнигсбергу.
Маршал Ожеро своими действиями скуёт силу русских в центре.
Наблюдавший за неприятелем генерал Сакен, чья пехота должна была принять главный удар французов, поглядел на Платова:
- Навались на них всеми полками, Матвей Иванович, да смети эту нечисть.
- Непременно так и поступлю. Только на это достаточно и двух полков. - Платов обернулся, подозвал адъютантов. - Скачите, голуби, к войсковым старшинам Ефремову да Грекову. Пусть немедля атакуют пехоту. А вы уж, генерал, французскую кавалерию возьмите на себя, мушкетами да пушками подавите.
Через четверть часа загромыхали орудия батареи Северса, ударили из мушкетов стрелки. Огонь был открыт разом, когда французы приблизились настолько, что можно было поражать их картечью.
Одновременно слева казаки двух полков атаковали французскую пехоту.
- Аи да молодцы-донцы! Так им! Так этим французишкам! - восклицал Матвей Иванович, наблюдая в подзорную трубу, как казаки, врезавшись в дрогнувший строй неприятеля, рубили направо и налево.
Покрытое снегом поле разом потемнело, на нём виднелись недвижимые и ползущие фигуры и убегающие в беспорядке к лесу солдаты.
Утро было морозное. Но генерал не замечал холода, даже, наоборот, ему было жарко, и он сдвинул с потного лба залихватски заломленную по-казачьи папаху.
Между тем повалил снег, усилился ветер. И было полной неожиданностью, когда из этой белой круговерти, будто призраки, выплыли колонны французской гвардии.
Наполеоновская гвардия была цветом французской армии. Её обычно вводили в дело в самый решающий момент, на главных направлениях. На этот раз она атаковала центр боевого порядка русских.
В нескольких местах гвардейцам удалось ворваться на позиции, но когда, казалось, успех был достигнут, обороняющиеся бросились на неприятеля в штыки. Пальба орудий, ружейные выстрелы, крики и стоны, вой ветра - всё смешалось.
Один французский эскадрон прорвался вглубь русской обороны.
Но уже к расположенному в центре казачьему полку Киселёва мчался порученец Платова.
- В атаку, марш-марш! - кричал он ещё издали, передавая командиру приказ атамана.
- В атаку, марш-марш! - скомандовал старшина и первым бросился на французских кавалеристов…
Как стойко ни бились русские солдаты, но силы врага превосходили. На помощь пришли артиллеристы. Двадцатитрёхлетний генерал Кутайсов, командовавший артиллерией правого крыла, увидев опасность на левом фланге, не теряя времени приказал перебросить три батареи на угрожаемое направление. Тридцать шесть орудий ударили по врагу.
Французы рвались вперёд, порой подступали к самим орудиям, но картечь косила их боевые цепи. А когда неприятелю удавалось пробиться к артиллерии, в ход шли штыки, приклады, банники…
В том большом и кровопролитном сражении Наполеон впервые столкнулся с казачьей конницей. Ранее он слышал о казаках и предводителе их атамане Платове. "О-о казаки - это сила! Это - осы, которые жалят наповал", - говорили ему. Но он не очень верил.
Наполеон наблюдал за сражением с возвышенности, где находилось кладбище. На плечах тяжёлая шуба, на лоб надвинута треуголка, лицо каменное. Вездесущие адъютанты вырастали перед ним, докладывали и уносились к боевой линии.
- Император! Корпус Ожеро разбит! - прискакал адъютант. - Он сбился с дороги и напоролся на русскую батарею. Они ударили разом, все семьдесят орудий. Картечью! В упор! Маршал Ожеро ранен, погибли дивизионные генералы Дежарден и Геделе. Потом русские бросились на нас в штыки. Мы дрались врукопашную у самых орудий… Знамёна потеряны.
- Мой император! Гвардия прорвалась сквозь строй русских, опрокинула их, но подоспела русская конница и эти казаки. Мы отступили. Погиб начальник кирасирской дивизии Гопульт, командир гвардейских егерей Дельман, ваш генерал-адъютант Корбино…
Вблизи кладбища вдруг вспыхнула ружейная пальба, донеслись крики. В снежной мути обозначились всадники, высокие шапки, пики.
- Казаки! Казаки! - послышались голоса. Всадники, как призраки, проносились совсем близко от Наполеона. За ними бежали с ружьями солдаты.
- Мой император, - появился Ожеро, - я остался без войск.
- Подите, маршал, прочь…
В тот день французская армия потеряла двадцать пять тысяч солдат. Потери русских были такими же. Но ночью русская армия неожиданно отступила к Кёнигсбергу.
Корпус генерала Багратиона с казачьими полками Платова впереди.
Штаб атамана расположился в затерявшейся мызе с кирпичным домом и островерхой крышей. Когда сгустились сумерки, в доме собрались командиры отрядов и полков, чтобы выслушать последнее напутствие начальника. Они теснились у стола, на котором лежал лист плотной бумаги с вычерченным планом предстоящего дела.
Горели свечи в медных шандалах, и свет падал на бумагу и склонённого над ней Матвея Ивановича.
Атаман представил место переправы: по обе стороны к реке подступал лес, на опушке - неприятельские позиции.
Накануне Платов с командирами отрядов был у переправы. Не у самой реки, а в лесу. Река разлилась, и слышался ровный гул, какой издаёт тугой, стремительный поток.
Платов определил, кто первый должен переправляться, чтобы на противоположном берегу оттеснить от реки неприятеля. Рискованной чести удостоился отряд Иловайского.
Конечно, Матвей Иванович мог поручить это и генералу Денисову.
Когда-то Андриан Денисов, молодой войсковой старшина, прибыл в Чугуев формировать казачий полк. Понравился он Матвею Ивановичу серьёзностью, исполнительностью. А потом и в сражении отличался: и при штурме Измаила, и в польской кампании, а в далёком Итальянском походе заслужил уважение самого Суворова.
Так и подмывало Матвея Ивановича назначить для верности в авангард Денисова, однако решил по-иному. Негоже Иловайского держать в тени. Пусть и он проявит себя. Но предупредил:
- Смотри, Николай Васильевич, не подведи. Если не потянешь, скажи сразу. Пошлю Андриана Карповича. Он на такие дела горазд.
В противоположность спокойному Денисову Иловайский горяч, вспыхивает, будто порох. Он сухой, как жердь, лицо обросло густыми бакенбардами.
- Дозвольте мне. Умру, но своего добьюсь, - заверил Иловайский.
Размышления Матвея Ивановича прервал бородатый Денисов:
- Все в сборе, ваше превосходительство. - И многозначительно посмотрел на часы.
Платов отодвинул от себя лист, поднялся: высокий, грузный, с мешками под глазами.
- Выступать будем в полночь. Опозданий не допускать. Первым к переправе выходит ваш отряд, генерал Иловайский. На заре - и не часом позже - должны быть у реки! Там не топтаться! Подошёл - и вперёд! Если что, домысливай сам, но только не мешкай! - Матвей Иванович говорил с напористой мягкостью, в которой чувствовалась непреклонная воля. - Переправившись, не задерживаться! Гони и преследуй неприятеля, однако ж от своего направления не уклоняйся! Вперёд на Алленштейн и к мосту, что за ним. Главное, не дать французам перебраться через реку!
Слушая, Иловайский кивал головой, как бы говоря: сделаю, непременно исполню, не извольте беспокоиться.
Потом Платов поставил задачу полковнику Строганову, возглавлявшему центральный отряд. Указал, что главная цель - захватить район, где должны соединиться французские корпуса. Матвей Иванович не стал пространно объяснять, потому что с отрядом Строганова должен был находиться сам и мог при необходимости подсказать командиру нужное.
Не много Платов говорил и с Денисовым. Указал лишь, чтобы от реки тот шёл с отрядом из трёх полков к Гутштадту, навстречу Нею и постарался бы войска французского маршала задержать, пока не перейдёт реку корпус князя Багратиона. В случае схватки без промедления должен сообщить ему об этом, а уж он решит, что делать далее.
У реки всё произошло так, как говорил Платов. Едва из леса выехал разведывательный дозор, посланный генералом Иловайским, как с противоположной стороны захлопали выстрелы. Потом громыхнуло орудие, и ядро взорвалось у реки, перед дозором. Дико заржал раненый конь, взвился на дыбы, сбросил седока. Подхватив раненого товарища, казаки отступили. Одна из сотен спешилась, открыла ответный огонь.
Генерал Иловайский видел всё происходившее. Собрал сотенных начальников:
- Теперь атаковать всем разом. Делайте, как я! Хлестнув коня, он бросился к реке. Какие-то секунды скакал один, потом из лесу вынеслась лава всадников.
Вскоре казаки уже были на противоположном берегу. С гиканьем, мокрые с ног до головы, мчались они на позицию французов.
Через четверть часа схватка закончилась. Началась переправа. Вслед за отрядом Иловайского стал переправляться атаманский полк Строганова. На противоположном берегу Матвей Иванович увидел капитана Мельникова, командира полка из отряда Иловайского.
- А ты почему замешкался, капитан?
- Был связан перестрелкой…
Генерал мысленно прикинул, что коль удачно идут дела у Иловайского, то нелишне полк Мельникова оставить при себе.
- Пошлите связного к Николаю Васильевичу, доложите: полк остаётся в моём резерве. Пусть действует наличными силами…
А отряд генерала Денисова, преодолев реку, устремился к Гутштадту.
Теперь полки растекались от переправы, напоминая гигантский веер. Веер разрастался, тесня неприятеля от реки и давая возможность пионерской (инженерной) команде установить понтоны.
Верные своей тактике, казаки продвигались не по дорогам, а тропами. Скрываясь в лощинах и перелесках, отряд полковника Строганова вышел к небольшому посёлку. Вдали по дороге от Гутштадта тянулась колонна. Вперемежку с повозками и экипажами ехали верховые, группами и в одиночку шли солдаты. Полковник хотел было с ходу атаковать, но не решился. Поскакал к атаману.
Матвей Иванович находился в лощине. С ним десятка два офицеров и казаков. Сам он выслушал прибывшего от Иловайского верхового.
- Где отряд? - Генерал преобразился: голос зазвенел, глаза молодо заблестели.
- Под городом, тем… Лен… штайном! Вроде бы…
- Не вроде бы, а точно нужно. Чего же добились?
- Это зараз скажу. Запомнил точно. В плен взяли, стало быть, двух офицеров и шесть унтеров, а прочих - полторы сотни. И столько же, сказывал генерал, посекли.
- Ну вот. - Генерал, обернувшись, сказал адъютанту: - Запиши для памяти… А генералу Иловайскому передать, чтобы и дальше действовал так же.
Подскакал Строганов:
- Ваше превосходительство, там колонна неприятельская. Я решил атаковать!
Они поспешили к опушке. Щурясь, Матвей Иванович всмотрелся вдаль. Намётанным глазом определил, что двигавшаяся колонна не что иное, как обоз, однако же вызывало сомнение немалое количество охраны.
- Сам поведёшь полки или мне возглавить дело? - Дозвольте мне. Всё сделаю в самый аккурат.
Стоя в отдалении та: наблюдая в зрительную трубу, Платов видел, как казаки врубились в колонну, и там началась схватка.
"Вот те и обоз! - подумал он и поскакал туда. В хаосе звуков уловил женские визги. - Неужто бабы? Откуда ж они?" Но сомневаться не приходилось: женские голоса слышались всё отчётливей.
- Никак у Наполеона бабий полк? - высказался кто-то.
- Тогда нам несдобровать…
Творилось невообразимое. Одни казаки бились верхом, другие продолжали схватку спешившись, третьи, забравшись в повозки, шурудили в них, и из повозок летели ящики, тюки, узлы, тряпье.
Командира полка не было видно: он рубился вместе с казаками. Матвеем Ивановичем овладело недовольство. Когда через четверть часа подъехал разгорячённый Строганов, генерал спросил:
- Ну, сказывай, что к чему?
- Обоз взяли, ваше превосходительство. Охраны при нём тьма, не иначе как полк.
- Откуда ж тебе знать, когда ты ни черта не видел? Ты кто? Командир полка или урядник? Твоё дело - наблюдать, управлять сражением!
- Так вы тоже…
- Что я тоже? Рублюсь? Ты это хотел сказать? А что же мне - стоять в стороне? Но я когда рублюсь, то всё едино зрю за всеми.