У ЕГОРЛЫКА
В 1772 году русские войска Второй армии овладели важнейшими пунктами Крыма: Арабатом, Керчью, Еникале, Балаклавой, Корфу, а также Таманью. Девяностотысячная армия турецкого ставленника Селим-Гирея была разбита и рассеяна. Сам Селим позорно бежал в Константинополь.
Война в Крыму закончилась, и в ноябре был заключён с новым крымским ханом Саиб-Гиреем договор, по которому Крым получил независимость и переходил под покровительство России.
За столь блистательный успех императрица наградила князя Долгорукова орденом святого Георгия и титулом "Крымский". Однако этого князю показалось мало, и, обиженный, что не удостоился чина фельдмаршала, он вышел в отставку.
К этому времени Платов командовал казачьим полком и слыл отважным начальником. С небольшой группой казаков, в числе которых был и Фрол Авдотьев, он отбыл на родной Дон принимать новый полк. Вскоре шесть казачьих полков были отправлены в Кубанский корпус.
К досаде Матвея, его полк направили не на боевую линию, а в Ейское укрепление. Оно было не только крепостью на Азовском море, но и базой снабжения Кубанского корпуса.
Дважды заявлял он коменданту, полковнику Стремоухову, чтоб его послали в дело, но тот оставался непреклонным:
- Будет распоряжение - пошлю. А ныне терпи да следи, чтоб казаки службу гарнизонную справно несли.
В начале весны к крепости подошли фелюги с провиантом, амуницией, порохом и прочим необходимым для войска. Всё это предстояло переправить обозом в боевую линию.
- Вот и подошёл твой черёд, Платов, - объявил Стремоухов. - Твой полк да ещё Степана Ларионова будут охранять обоз.
- Два полка на охрану? - удивился командир.
- Кош-то (казаки называли кошами обоз) большой: почти тысяча подвод. Да и много важного везут. А на дорогах неспокойно. Потому и даю ещё пушку. А главным назначаю Ларионова. Он постарше тебя и поболее служит.
Матвея это не задело. Ларионова он знал и уважал, как смелого и рассудительного начальника. К тому же тот успел уже здесь, на Кубани, отличиться в бою, разгромив большой турецкий отряд.
Путь до Кубани немалый и небезопасный. На дорогах рыскали многочисленные отряды крымского хана Давлет-Гирея. Минувшей осенью, собрав воедино кубанские и горские отряды, хан намеревался вторгнуться на донские земли. Однако, считая, что для этого своих сил недостаточно, он призвал в поддержку своего брата Шаббас-Гирея. Тот, возглавив турецкие отряды, поспешил на помощь.
Но замыслу турок тогда не суждено было сбыться. Гусарский полк Бухвостова и донской Степана Ларионова, того самого, с которым предстояло теперь Матвею сопровождать обоз, в верховьях реки Ей столкнулись с неприятелем и, смело вступив в схватку, разбили его наголову. Остатки позорно бежали, рассеявшись по степи.
И вот ранним свежим утром обоз тронулся в путь. Полк Ларионова впереди: он знает дорогу и по долгу, как старший, в голове. Платовский полк охраняет вторую половину длиннющего обоза. Казаки едут верхом по обе его стороны небольшими группами. Вдали справа и слева маячат дозорные.
К вечеру третьего дня достигли речки Калалах, впадающей в Егорлык. Река сама по себе тихая, спокойная, как большинство степных рек. Летом, пересыхая, напоминает ручей. Однако сейчас, после паводка, она разлилась, мутные воды бурлили.
Повозки обоза уже сосредоточились на широком лугу, и ездовые выпрягали лошадей, поспешая дотемна их напоить и задать корма. Ларионов и Платов согласовали места, где расположить повозки, а где казаков, куда выслать на ночь охрану и когда назавтра выступать в путь.
Ночь накатилась неожиданно быстро, и стало так темно, как бывает на юге. Пылали костры, слышались людские голоса, конский хруст да похрапывание. Потом стало стихать, костры никли - лагерь погрузился в сон.
Матвею не спалось. Что-то тревожило, не давало сомкнуть глаз. Чертыхнувшись, он натянул сапоги, вышел из шатра.
- Матвей Иваныч, слышь-ка, - узнал он голос Авдотьева.
Фрол произнёс это таким тоном, будто перед ним стоял не полковник, а его ровня.
- Не серчай, что называю так, - это из уважения. Что не спишь?
- Не знаю. Нейдёт сон.
- И мне тоже.
- Неспокойно вот здесь. - Матвей ткнул себя в грудь. - И ночь будто бы мягкая да тёплая, а на душе скребёт.
- У меня тоже недобро в мыслях. И думаю, не зря. Прислушайся-ка!..
Платов затаился: почувствовал, как на лицо пахнуло лёгкое, едва уловимое дыхание сыроватого ветерка.
- Да нет, не так! - коснулся плеча казак. - Ты приляг да прислонись к землице. Вот так-то.
Фрол проворно лёг и припал к земле ухом. Матвей последовал примеру. Щёку кольнула былинка, защекотало в ухе.
- Ну? Слышишь? - с тревогой в голосе спросил Фрол.
- Ничего не слышу.
- А ты затаись… Затаись…
Матвей плотней прижал ухо к земле, затих и вдруг различил едва слышимый далёкий гул да редкие всплески птичьих криков. Почудилось, что ли…
- Ну, что слышишь?
- Гул какой-то, да ещё вроде птицы горланят…
- Вот-вот! А разве птица ночью кричит?
- Да вроде бы нет…
- Правильно! Ночью она спит. Сидит себе смирно. А выходит вот что: недалеко остановился неприятель. Разложил огни и побеспокоил птицу. А коль крик большой, стало быть, много и огней. Значит, множество и басурманов. Скумекал?
- Ну уж, - усомнился Платов.
- Верь мне, Иваныч! Уж коли я говорю, то без ошибки. Прикажи разведать: непременно будет так, как я тебе сказывал.
Фрол говорил с такой убеждённостью, что командир не посмел возразить.
- Сейчас пошлю… Вызови-ка есаула с первой сотни.
- Не надо тревожить людей. Поручи дело мне. Я со своими казаками разузнаю.
- Ладно. Давай, действуй!
Вскоре трое казаков верхом поехали от реки в сторону, откуда неслись тревожные крики птиц.
В ожидании их возвращения Матвей не сомкнул глаз. Хотел сообщить о своём подозрении полковнику Ларионову, да воздержался: а вдруг всё напрасно…
Вернулся Авдотьев за полуночь, встревоженный и разгорячённый.
- Так и есть, господин полковник. За увалами - костры по всей степи.
- Может, наши?
- Какой там! Одного схватили, приволокли.
- Есть пленный? - оживился Платов. - Давай его сюда! И драгомана (переводчика) немедленно! Скачите к Ларионову: доложите, что схватили нехристя.
Полковник Ларионов явился сам.
- Что случилось? Где пленный?
Турок - молодой, с запавшими и злыми глазами - заговорил лишь под угрозой плети. На вопрос: большое ли собрано турецкое войско - коротко ответил:
- Двадцать тысяч.
- Сколько? - Ларионов даже привстал.
- Двадцать тысяч, - хмуро повторил тот.
- Кто же возглавляет их? Кто главный?
- Сам хан. Давлет-Гирей.
Из дальнейшего рассказа стало ясно, что турки, кубанские татары и горские племена объединились и сейчас расположились неподалёку от дороги, ожидают, когда появятся русские, чтобы напасть.
- Уберите турка! - распорядился Ларионов. - Что, Платов, предлагаешь?
- Нужно драться. Соорудим у реки вагенбург, и пусть попробуют нас взять!
Вагенбургом называлось сооружение из повозок, за которыми укрывались обороняющиеся. Внутрь образованного из повозок и грузов кольца загоняли лошадей.
- Может, выждать? Авось обойдётся! - раздумывал Ларионов.
- А если не обойдётся? Уж если мы их увидели, то обнаружат и они нас.
Обстановка складывалась явно не в пользу казаков. Разве могли долго противостоять полторы тысячи двадцати?
- Согласен, - не стал возражать Ларионов. - Поднимай, Платов, всех и сооружай вагенбург. Да чтоб не очень шумели. А я займусь охранением: пикеты вышлю вперёд да в цепь казаков расположу.
До ближайшей станицы, где имелся русский гарнизон, сорок вёрст. Туда собирались добраться к вечеру. Следовательно, весь день там не всполошатся, будут спокойно их ждать.
- Хорошо б, если Бухвостов выслал навстречу нам партию, - высказался Ларионов.
Бухвостов командовал гусарским полком.
- Самим надо посылать верховых.
- Так-то так, но тут столько неприятеля, что и Бухвостов не поможет.
- Может, ещё кто с ним подойдёт, - не сдавался Матвей.
В противоположность Ларионову он оставался спокойным. Мозг работал чётко, ясно, быстро, словно и опасности никакой не было.
Пока обсуждали план действия, ночь пошла на убыль, на востоке забрезжила заря.
Сооружение вагенбурга на лугу, неподалёку от речки, шло полным ходом. Казалось бы, ничего сложного в том деле не было, но неопытные ездовые, напуганные близкой опасностью, суетились, шумели, внося бестолковость. Матвей тоже кричал, матерился, огрел кого-то плетью.
- Ты что ж, не видишь, как ставишь телегу? Задом наперёд! Жить хочешь, так думай головой, а не задницей!
- Так ить где турок-то?
- Разворачивай немедля, дурья башка!
После немалых усилий вагенбург наконец соорудили.
Ларионов выслал вперёд пикеты, а за ними, поближе к вагенбургу, расположил казаков с мушкетами. И конные сотни укрыл для атаки в лощинах. Сам выехал на возвышенность с тремя казаками.
- Скачите по этой дороге, а собьётесь - держитесь на полуденное солнышко, - напутствовал он. - В той стороне станица. Доскачете, передайте главному, что так, мол, и так: с турками сам Давлет-Гирей и силы их большие. Немедля нужна помощь, иначе не сдюжим…
Трое верховых миновали ближний увал, скрылись за ним, а когда стали подниматься к гребню дальней возвышенности, перед ними выросли неприятельские всадники. И бросились на казаков. А потом из-за гребня показалось столько верховых, что Ларионов понял, что пленный турок нисколько не преувеличивал. С досады до крови куснул губу. Теперь на скорую помощь рассчитывать не приходилось.
Выставленные пикеты турки сняли. Залёгшие с мушкетами казаки открыли по неприятелю огонь. Поближе подкатили и единственную пушку.
Поняв, что на их стороне численное превосходство, турки бросились вперёд. И если б не казачьи сотни, ударившие в дротики, - так называли конную атаку с применением длинных пик, - мушкетчикам бы несдобровать.
Из-за гряды, справа и слева, выкатились новые тысячи всадников, которые обходили казаков, намереваясь взять в кольцо.
Платов не выдержал, прискакал в арьергардную сотню.
- Отходи помаленьку! Отходи! - командовал он.
Осыпаемые стрелами, казаки медленно отходили, прикрывая сосредоточение всех остальных в вагенбурге. Оттуда уже захлопали мушкеты, и неприятельские всадники отпрянули. Матвей в числе последних проскочил через проход. Стоявшие наготове казаки закатили в проход две повозки.
Турки обложили казаков с трёх сторон. Лишь с четвёртой, где в тылу обороняющихся протекала речка Калалах, всадников не было видно. Казаки занимали высокий, круто обрывавшийся к реке берег, и неприятелю трудно было вести атаку со стороны реки. Но Платов понял, что скоро неприятельские отряды появятся и за речкой. Тогда уж лагерь окажется в полном окружении. "Нужно попытаться ещё раз пробиться к своим", - не выходила из головы мысль.
Он лежал, укрывшись за сброшенными с телег мешками с провиантом, какими-то кулями и тюками. Над головой со зловещим свистом то и дело пролетали стрелы. Одна вонзилась в ящик рядом с ним. Тонкая, с перьями на конце, она трепетно задрожала, её наконечник почти весь вошёл в доску.
"Попадёт такая в грудь - пробьёт насквозь", - подумал Платов. И ещё пришла мысль - обучить обращению с луком казаков полка. Кто знает, что придётся испытать в бою, - может, возникнет надобность воспользоваться этим оружием.
Несколько раз неприятельским всадникам удавалось приблизиться почти вплотную к повозкам, но огонь из мушкетов и пушки заставлял их отходить.
"А посылать за подмогой надо… - назойливо сверлила мысль. - И сделать это следует быстрей, пока не обложили и со стороны речки".
Прибежал Ларионов. Он казался растерянным.
- Глянь, Матвей, их сколько! Ведь не сдюжим.
- Ты что это, Степан? Уж не сдаваться ли собрался?
- Да разве справишься? Они же как саранча.
- И саранчу бьют… Послать надобно за помощью. Нужны охотники. Дело рискованное.
- Дозвольте мне, Матвей Иванович, - подал голос хорунжий Авдотьев.
Он всё время находился рядом с Платовым.
- Фрол? - удивлённо взглянул на него Ларионов. - Пробьёшься ли?
- Попытаюсь. Двум смертям не бывать, одной не миновать.
- Одному нельзя. Возьми напарника, Фрол Авдеич.
- Это можно. - Хорунжий обернулся: - Антон! Хроменков! Ко мне!
- Ну, коль решился, Фрол, тогда слушай. - Платов неторопливо объяснил, как вырваться из кольца и избавиться от преследователей. - В сшибку с турком не вступай! Главное - добраться до своих. Действуй по обстоятельствам.
Они крепко, по-мужски, обнялись.
- Не поминай лихом, Матвей Иванович. Если что было не так…
- Будя тебе, будя, - не дал тот досказать. - Скачи, Фрол, да быстрей возвращайся, с подмогой приходи!
Хорунжий и казак незаметно отогнали своих коней к речке. Там, скрываясь за высоким берегом, проехали с полверсты. Казалось, уже миновала опасность, но их заметили. Десятка два всадников бросились наперехват. Началась погоня.
Вначале хорунжий и казак скакали рядом, но постепенно рыжий конь Фрола стал отставать. Всадник бил его, подгонял, однако угнаться за коньком казака не мог.
- Гони, Фрол! Гони! - кричал казак, оглядываясь из-под локтя на начальника.
Турки постепенно приближались. Это понял и сам Фрол. Придержав коня, он крикнул казаку:
- Скачи, Антон! Проща-ай! Я прикрою! Поворотив коня, он вырвал из ножен саблю и бросился на ближайшего турка…
Между тем атаки на вагенбург всё продолжались. Появились раненые, убитые. Хорошо, что вблизи находилась речка и можно было утолять жажду и поить лошадей.
Матвей переходил от одного укрытия к другому, подбадривал казаков не только словом, но и делом. Стрелял из пистолета, а потом ему доставили лук со стрелами, и он пустил его в ход.
- Мы неделю продержимся, не то что день! - слышался его уверенный голос. - Харч есть, вода поблизости, и корма коням тоже в избытке. А уж о зарядах мушкетных и говорить нечего…
От пушкарей Платов потребовал, чтобы палили не "в белый свет, как в копейку", а по самым опасным местам. Те навели пушку в стоящего поодаль хана и вторым выстрелом едва не угодили в его белого коня. Хана не уложили, а свиту янычар разметали.
К вечеру, после седьмой атаки, в боевом строю неприятеля казаки заметили замешательство. Часть сил повернула назад, а те, что стреляли по вагенбургу, отхлынули. Ускакал и хан. Потом послышалась отдалённая стрельба.
- Наши! - крикнул кто-то. - Наши! Подмога подоспела!
- По коням! - дал команду Платов. - За мной! Вырвавшись из вагенбурга, казаки бросились на неприятельское войско. Вслед за платовским полком устремился полк Ларионова. Теснимые с двух сторон казаками и подоспевшей помощью, турки начали отступать.
Один из посланных за подмогой казаков сумел доскакать до станицы, где находился гусарский полк Бухвостова и казачий полк Уварова. Гусары бросились на помощь товарищам.
В тот памятный день 3 апреля 1774 года казаки не только выстояли, но и нанесли большие потери турецкому отряду. Это сражение у речки Калалах, что впадает в степной Егор лык, было для молодого командира памятным: здесь он уверовал в свои силы, стойкость и мужество казаков.
Через два дня полковник Бухвостов доносил: "Войска Донского начальник Платов, будучи в осаде от неприятеля, оказался неустрашимым, ободрял своих подчинённых, почти в отчаяние приходивших, и удерживал их в слабом своём укреплении до моего к ним прибытия; полковник Ларионов следовал примеру храбрости".
Когда доставили тело хорунжего, изрубленное ятаганами, Платов склонился над ним.
- Ты сохранил, Фрол Авдеич, честь и славу Войска Донского. Хотя и постигла тебя смерть, но ты победил её своим бесстрашием.
Казака похоронили с почестью на голом, обдуваемом ветром пригорке.
После той битвы о Платове говорили, как о бесстрашном и везучем начальнике, да к тому же ещё и молодом годами…
"Что же помогло тогда устоять против многократно превосходящего врага? - размышлял Платов. - Конечно же, прежде всего выучка казаков. Не зря учил и требовал от каждого умения владеть оружием: ловко действовать пикой да клинком, без промаха стрелять.
И всё? Нет, ещё помогло крепкое товарищество. Каждый знал того, кто дрался рядом; большинство из одних станиц, вместе росли, дружили. Служба ещё более сплотила. Что ни говори, а войсковое товарищество - великая сила".
И ещё был уверен, что если б он, командир Платов, не проявил твёрдости духа, не миновать бы всем турецкого плена. Уверенность в победе терять нельзя, в каком бы трудном положении ни оказался.
Глава 2
ПОД НАЧАЛОМ СУВОРОВА
У ОЧАКОВА
После сражения на реке Калалах случилось дело и на Кубани. В полустах вёрстах от Азовского моря полк Платова столкнулся с неприятелем. Не раздумывая, казаки бесстрашно врубились в боевой порядок и обратили турок в бегство. Преследуя врага, они ворвались в селение и захватили там орудия и большие запасы продовольствия.
В посланном в Петербург донесении вновь отмечалась удаль молодого войскового старшины. В ответ пришёл ордер с повелением немедля направить Матвея Платова в столицу.
Его охватила оторопь: "Неужто в чём провинился? Иль плохо нёс службу?" Однако повеление нужно было исполнять, и он отправился в далёкий путь.
В сопровождении генерала его провели к самому Потёмкину, вершившему при императрице военные (да и не только военные) дела.
Выслушав генерала, а потом и рапорт молодого войскового старшины, сидевший за столом человек с чёрной повязкой на глазу долго сверлил Матвея одним глазом.
- Так ты и есть тот самый Платов? - Потёмкин поднялся, и Матвей поразился его могучей фигуре. И голос у него был под стать виду: сильный, словно труба. - Сколько ж лет тебе?
- Двадцать три, - ответил войсковой старшина. Взгляд Потёмкина потеплел. Возможно, глядя на стоявшего пред ним стройного казака, ему вспомнилась собственная молодость. В шестнадцать лет он стал рейтаром, а вскоре вахмистром. Кто знает, как сложилась бы дальнейшая служба, если б не встреча с императрицей.
- Звания армейского не имеешь?
- Никак нет.
- Будешь иметь.
Об армейских званиях среди казаков ходили анекдоты. Считалось, что командир казачьего полка есть полковник. Но в табели о рангах он приравнивался армейскому майору. И когда приходил указ о возведении иных казачьих начальников в армейские чины, казаки подшучивали: "Нашему-то начальнику немало подфартило - из полковников сразу возвели в майоры".
На следующий день Потёмкин представил Матвея самой императрице.
- Вот он, матушка, и есть тот самый Платов, о котором проявить интерес изволила. Казак из станицы Черкасской.
Матвей стоял ни жив ни мёртв.