- Нет, нет... Это будет бесполезно. Дело личное и требует разговора именно с А. Н. Но ведь мы можем заехать и позже. Когда он будет дома?
- Между тремя и четырьмя.
- Ну, вот тогда мы и зайдем, а теперь извините, ради Бога... Мы вас побеспокоили совершенно напрасно...
- Ничего, какое там беспокойство... - сказала добродушная госпожа Б.
- Нет, нет, как же... Все же... - говорили незнакомки, направляясь в переднюю.
Госпожа Б. вышла их провожать.
- Ах, Боже мой! - проговорила вдруг старшая, солидная дама. - Катя, есть у тебя мелочь? - спросила она свою молоденькую спутницу.
- Нет! - ответила та.
- Извините, мне так совестно, но, право... вы так любезны и добры, что я решаюсь вас просить... - сказала солидная дама, обращаясь к хозяйке.
Та недоумевающе смотрела на нее.
- Будьте добры, разменяйте мне на мелочь рубль... - сказала солидная дама.
- С удовольствием!..
Госпожа Б. принесла рубль серебряной мелочью.
- Благодарю, благодарю вас! - сказала дама, взяв деньги, и обе посетительницы живо юркнули за дверь.
Госпожа Б. стояла в недоумении...
- Ах, какая я рассеянная, - вдруг послышался голос дамы уже с лестницы. - Ведь я не отдала вам рубль бумажкой... Сейчас пришлю со швейцаром...
Горничная осталась в передней ждать деньги. Хлопнула внизу выходная дверь. Прошла минута, другая, третья... А швейцар так и не нес рубля.
Барыня начала несколько недоумевать: пришли какие-то незнакомые дамы, взяли рубль, ушли... Она послала прислугу вниз справиться у швейцара.
- Степан, что же ты не несешь рубль?
- Какой такой рубль?
- Да тот, что тебе передали две приходившие барыни.
- Никакого рубля они мне не передавали...
- Вот те и на...
Изумлению и негодованию почтеннейшей госпожи Б. не было предела...
Полчаса спустя к дому на углу Кабинетской и Ивановской улиц подошли также две дамы. В этом доме жил зять упомянутого выше Б., почетный гражданин К. Ф. Я.
- Дома К. Ф.? - спросили они у швейцара, молодого, высочайшего роста парня с широким добродушным лицом.
- Никак нет.
- А когда он будет дома?
- Не могу знать.
Обе дамы огорченно взглянули друг на друга.
- Что ж, спросим об этом у его жены... - сказала младшая.
- Ну да, ну да, - сказала старшая и обратилась к швейцару: - А жена его дома?
- Дома! - ответил тот.
- Ну и прекрасно. Подымемся узнаем! - сказала более солидная дама средних лет. - Мы старинные знакомые и даже родственницы К. Ф., - пояснила благосклонно швейцару почтенная дама. - Вот приехали и зашли его проведать. Жаль, что нет его. Ну, все равно, зайдем, когда будет, сегодня же.
Швейцар почтительно слушал пояснения.
Дамы поднялись наверх. Но здесь навели справки только в передней квартиры К. Ф., не преминув, однако, попросить у вышедшей молодой госпожи Я. разменять им два рубля. Та сказала, что у нее нет мелочи, и дамы спустились вниз.
- Послушай, голубчик, - сказала старшая швейцару, - разменяйка мне два рубля.
Тот с величайшей готовностью отсчитал ей два рубля мелочью, которую она опустила в карман.
- Катя, - обратилась она молоденькой, - дай ему два рубля бумажками.
- Ах, тетя! - ответила та. - Ведь у меня, вы знаете, все десятирублевки.
- Вот досада! И у меня тоже... Швейцар, голубчик!.. Через полчаса будет К. Ф., и мы приедем тоже... Да, впрочем, еще лучше... Скажите ему, что были те две родственницы, которых он ждет, что мы будем у него сегодня же, и возьмите, кстати, у него два рубля, которые мы взяли мелочью... Получите еще на чай...
И пока швейцар успел что-либо сообразить, обе родственницы живо шмыгнули за дверь.
Часам к трем приехал домой господин Б. и выслушал от жены повесть о том, как две каких-то "шарлатанки" надули ее на рубль.
- Не рубля жалко, а досадно на свою глупость, что они так меня обошли, - говорила она. А потом прибавила: - Не верится что-то... Такие элегантные, нарядные... Может, придут.
Но пробило четыре часа, а дамы не пришли.
Тоже часам к трем возвратился домой господин Я.
- Барин! К вам родственницы заезжали!.. - объявил ему швейцар.
- Какие родственницы? Что ты путаешь? Теща, что ли?..
- Никак нет!.. Приезжие... Взяли у меня два рубля. Извольте получить с вас.
- Что, что такое?.. Каких два рубля?..
Началось выяснение дела, и Я., рассерженный и смеющийся одновременно, вошел в свою квартиру.
- Вот так родственницы!.. - хохотали они с женой. - Ну и родственники же в Питере...
- Но какие они из себя? - интересовался Я.
- Очень элегантно и со вкусом одеты, - говорила госпожа Я. - Впрочем, я не рассмотрела их хорошо. В нашей передней ведь темно... Непременно расскажу об этом маме, - прибавила она. - Вот-то будет ахать и возмущаться по поводу мошенничества в Петербурге...
Но мама сама горела нетерпением рассказать дочери об истории с рублем и была уже у них на пороге...
Толкам, негодованию, удивлению и предположениям обеих женщин не было конца... Жертвой мошенничества, хотя и на ничтожную сумму, сделались две родственные семьи. Очевидно, кто-то их знал, кто-то за ними следил...
Что бы это значило?..
Поохали мать с дочерью и решили поехать, потолкаться у Гостиного двора, где, кстати, был и магазин Я., зятя госпожи Б.
Поехали…
Только они подъехали к Гостиному двору, как госпожа Б. взволновалась.
- Стой! - крикнула она кучеру, а затем, обратившись к дочери, возбужденно проговорила: - Они!..
- Кто такие? - спросила та с удивлением.
- Они, негодяйки, воровки, которые два-три часа тому назад проделали всю эту историю с тремя рублями. Вот я их!..
И почтенная дама указала дочери на двух элегантно одетых женщин. Одна из них была высокая, средних лет брюнетка, а другая - молоденькая, красивая, 18-19 лет блондинка. Обе женщины не торопясь шли вдоль Гостиного двора, останавливаясь иногда у витрин магазинов.
- Они!.. - энергично еще раз сказала госпожа Б. - Пойдем-ка догоним и арестуем их...
- Не ошибаетесь ли вы, мама?
- Ну, нет! Уж я не ошибусь...
И обе женщины пустились догонять воровок.
"Воровки" между тем, по-видимому, чувствовали себя в полной безопасности, нисколько не тревожились и оживленно о чем-то беседовали, опять остановившись у витрины большого ювелирного магазина.
- Не потрудитесь ли, сударыни, - вдруг грозно и громко обратилась к ним госпожа Б., - не потрудитесь ли немедленно отдать те три рубля, которые вы сегодня обманным образом и мошеннически получили?!. Рубль - от меня, а два рубля - от моей дочери… или у швейцара этого дома, но это все равно...
Обе настигнутые дамы остолбенели.
¾ Вы с ума сошли! - сказала, отступив назад, высокая средних лет дама.
Молоденькая же молчала и бледнела... Это окончательно укрепило госпожу Б. в том, что она поймала-таки преступниц.
- Нет, я с ума не сошла и не сумасшедшая, - еще громче заговорила госпожа Б. - А вот если вы сейчас же не отдадите трех рублей, то я крикну городового и отведу вас в полицию... Это верно!.. Отдайте, по чести говорю вам. Вас таких учить надо!
Возле этих двух пар женщин, конечно, начала собираться толпа, и госпожа Б. почувствовала себя еще храбрее.
- Но, Боже мой! Чего же вы хотите? - спрашивала беспомощно озиравшаяся вокруг высокая дама.
- Чего? Вы отлично знаете, чего. Прежде всего три рубля, которые вы обманом взяли...
- Боже мой!.. Что это? - проговорила молоденькая "воровка", едва не падая в обморок и со слезами на глазах. - Ради Бога, дайте им три рубля...
- Вот то-то и есть! - торжествующе произнесла госпожа Б., жестом приглашая народ полюбоваться на двух уличаемых ею преступниц.
- Но какие три рубля? Что за три рубля? В чем, наконец, дело? - энергично проговорила уже пришедшая в себя высокая дама. - Или вы сошли с ума, или здесь недоразумение, которое надо выяснить.
- Что здесь выяснять! - убежденно, но уже не так бойко сказала Б. - Ведь вы прекрасно понимаете, в чем дело.
- Ничего я не понимаю! - вдруг рассердилась высокая дама. - Сударыня! Вы шутите плохие шутки... Собираете народ, устраиваете скандал... Это, наконец, превосходит всякую меру терпения!..
Она взяла под руку свою молодую подругу.
- Здесь, во всяком случае нам неприлично объясняться, - проговорила она госпоже Б. - Если уж вы так настаиваете на чем-то непонятном, то необходимо для объяснений избрать другое место...
Решительный тон высокой дамы несколько повлиял на Б., тем не менее она не желала выпускать из рук таких "отчаянных мошенниц".
- Если вам так неудобно объясняться здесь, при народе, то пожалуйста, в двух шагах отсюда - магазин моей дочери. Не угодно ли... - язвительно пригласила она.
И обе пары дам, сопровождаемые толпой смеющихся зевак, торжественно двинулись к магазину Я. на Большой Суровской линии.
В магазине дело приняло несколько другой поворот.
Младшая из "пойманных" дам беспомощно опустилась на стул, а старшая тотчас попросила у госпожи Б. объяснений.
Госпожа Я. подошла к находившемуся уже в магазини мужу и начала объяснять в чем дело.
- Вот так штука! - проговорил он. - Только не похоже оно что-то...
Между тем разговор между госпожой Б. и высокой дамой начинал приобретать весьма острый и "возвышенный" характер.
- Это, наконец, ни на что не похоже! - кричала высокая дама. - Предупреждаю, вы ответите за свои слова и поступки... Я этого так не оставлю... Мой муж имеет знакомства. Я - жена профессора Ф., мы живем здесь же, недалеко, около Пажеского корпуса...
Госпожа Б. несколько опешила, как говорят, однако пробовала было упомянуть о полиции.
- Вот именно, прошу послать за полицией! - вскипела дама. - Что делать!.. Скандал так скандал, но нужно же покончить с такой отвратительной историей.
- Хозяин! - шепнул между тем один из приказчиков господину Я. - А ведь это верно. Я признаю, это действительно госпожа Ф., - даже ваша покупательница, и живет здесь недалеко... Важная дама...
Почетный гражданин Я. увидел, что его дамы попали впросак.
- Какая там полиция!.. Зачем же с полицией! - произнес он, подходя. - Можно и без полиции... Просто ведь вышло недоразумение... Извините...
- Это не недоразумение, а оскорбление средь бела дня на улице... Это скандал!.. - со слезами в голосе взвизгнула высокая дама.
С молоденькой началась истерика, и приказчик побежал за водой. Госпожа Б. и ее дочь в недоумении отступили.
- Ну уж и оскорбление!.. - заговорил господин Я. - Просто дамы ошиблись... У нас такой неприятный случай вышел, ну и они приняли вас за других...
- Она меня сумасшедшей при всех назвала! - сказала госпожа Б.
- Молчите уж, маменька! - шепнул ей зять.
- Сударыня! - убедительно обратился он к госпоже Ф. - Вас никто не задерживает... Можете уйти... Тысячу раз извиняюсь... Все глупость женская... Недоразумение... Не стоит устраивать скандал...
Старшая дама расплакалась.
- Фу!.. Что это такое! - вдруг проговорила она, опускаясь на стул. - Такое безобразие... Просто на улицу нельзя показаться...
- Ах, Боже мой, какое недоразумение!.. - лепетал господин Я. - Ах, Боже мой!.. Сударыня, успокойтесь. Все вы! - шипел он на жену и тещу. - И все из-за трех рублей... Вот так историю затеяли... Тысячи извинений, сударыни!.. - извивался он перед плачущими женщинами. - Да затвори же дверь, болван! - приказал он мальчику из магазина. - Сударыни...
Старшая "задержанная" дама вдруг отерла глаза, решительно встала и взяла под руку свою спутницу.
- Пойдем, Анет... - сказала она.
Обе дамы вышли.
- Еще хорошо, что так отделались!.. - глубоко вздохнул почетный гражданин Я. - Эх, вы!.. - начал он укорять своих дам.
- Но ведь они точь-в-точь те... мошенницы!.. - пробовала было оправдываться госпожа Б. - И платья, и шляпки, и рост, и походка, и все... Просто ума не приложу.
- Те, да не те, видно... Еще хорошо, что так отделались.
Однако отделались они не так-то легко. Разузнав всю эту историю, я господам Б. и Я. послал повестки с приглашением явиться к 9 часам утра в сыскное отделение. Неприятное впечатление от получения подобных "приглашений" я знал очень хорошо и рассчитывал на это.
В назначенный день и час оба "приглашенные" с беспокойными и встревоженными лицами уже сидели в моей приемной и тихо перешептывались между собой.
Мне доложили о них.
- Скажите, что я занят... Пусть подождут! - приказал я.
Прошел час, другой, третий... Так продержал я их чуть ли не до двух часов. Потом приказал просить.
Я. с зятем вошли.
- Дело скверное! - сказал я. - Ваших жен придется выслать из Петербурга!
Лица обоих вытянулись.
- За что же, помилуйте!
- Как за что! Захватывать на улице почтенных и уважаемых женщин... Скандалить! Обвинять в воровстве. Разве этого мало?! Градоначальник негодует и хочет распорядиться о высылке...
- Ваше превосходительство... - умоляюще начали они. Недоразумение...
Здесь оба наперебой пустились рассказывать уже мне известную историю. Я едва сдерживался, чтобы не улыбаться. Тем не менее строго сказал:
- Однако за такие "недоразумения", вы понимаете, наказывают...
- Господи!.. Да войдите же в наше положение, ваше превосходительство! - воскликнули оба. - Сжальтесь! Высылка, скандал... Мы готовы на что угодно, лишь бы привести эту историю к благополучному концу...
- Не знаю!.. Я доложу градоначальнику! - ответил я сурово. - Сомневаюсь, чтобы он смягчился... Впрочем, все зависит от него и от госпожи Ф. и ее знакомой, которых вы оскорбили. О результатах... я вас вызову и сообщу.
Оба ушли как в воду опущенные.
Господин градоначальник даже рассмеялся, когда я подробно рассказал ему всю историю.
- Да, - сказал он, - пугнуть их, конечно, следует... Но на этом и покончить...
Дня три я не подавал вести господам Б. и Я. Воображаю, как они там пробирали своих жен. Наконец вызвал... Продержал часа три в приемной и не принял. Просил явиться завтра.
Назавтра, опять достаточно выдержавши их в ожидании, пригласил.
- Благодарите госпожу Ф. и господина градоначальника, - сказал я. - Они согласны прекратить это дело. Но в другой раз таких "недоразумений" не должно быть... Понимаете?
У господ Б. и Я. просияли лица.
- Покорнейше благодарим, ваше превосходительство!..
Открыть настоящих виновниц этой проделки мне так и не удалось, хотя и очень хотелось. Здесь, очевидно, получилось также и "сыскное недоразумение"...
УБИЙСТВО ЗА ПАЛЬТО
Настоящее дело представляет собой несомненный интерес, так как воочию показывает, насколько иные люди низко ценят жизнь человеческую, с какой легкостью они готовы пролить кровь, забывая законы и божеские, и человеческие. Цинизм их преступной воли поистине не имеет ни мер, ни границ. Они убивают с таким же хладнокровием, с каким пьют и распутничают.
9 января 1886 года пристав 1-го участка Александро-Невской части дал знать сыскной полиции о совершенном убийстве сторожа церкви при С.-Петербургской духовной академии отставного рядового Павла Клементьевича Новикова. Откомандированный мной немедленно на место преступления чиновник нашей полиции Шереметьевский обнаружил следующее.
Убийство несчастного церковного сторожа было совершено злодеем в сторожке покойного. Это было убогое, крохотное жилище. Стол, несколько табуретов, в углу - кровать. Около нее в луже крови лежал Павел Новиков. Голова его была разбита, череп проломлен; из черепной трещины виднелись мозги, залитые кровью. На лице застыло выражение испуга, боли, вернее, жестокого физического страдания. На полу неподалеку от трупа Новикова лежало пальто, старое и рваное.
Из опроса служащих в здании Духовной академии установили, что это пальто не принадлежит убитому, у него было другое пальто, которое, очевидно, похищено убийцей.
- Скажите, - спросил следователь, - не слыл ли покойный за человека состоятельного? Убийство, по-видимому, совершено с целью грабежа...
- Нет, - хором отвечали опрашиваемые. - Для всех знавших сторожа Новикова не было тайной, что он ровно ничего не имел, существовал только на то крохотное жалованье, которое получал.
- Не замечали ли, кто особенно часто посещал убитого?
- Да к нему, почитай, никто и никогда не приходил. Он жил совершенным бобылем... Вот разве не прослышал ли злодей, что у Новикова ключ от церкви находится?
- А ключ действительно хранился у убитого?
- Всегда. А в церкви ведь большие сокровища находятся. Может, кто вздумал ключ украсть у бедняги, отпереть им церковь и обокрасть ее.
Было приступлено к розыску ключа. Найти его не представило затруднения: он лежал под ситцевой подушкой убитого. Бросились осматривать церковь - там все оказалось в полнейшем порядке, в полной сохранности, неприкосновенности. Ничего из "огромных богатств" не было тронуто.
Дело представлялось чрезвычайно странным: церковь не ограблена, вещи (в виде сундука, шкафчика) убитого тоже были целы, к ним убийца, по-видимому, даже и не прикасался. Единственное, что исчезло из сторожки церковного сторожа, - это его пальто. Если убийство было совершено с целью ограбления, то почему злодей столь свеликодушничал, что удовольствовался всего одним малоценным пальто? Почему он не захотел даже ознакомиться с содержимым сундука, шкафа? Может, он испугался чего-нибудь или что-то помешало? Это трудно было допустить. Убив свою жертву, по-видимому, без всякой борьбы с ее стороны (за исключением разбитой головы нигде на теле не было обнаружено ни малейших следов насилия), убийца имел полную возможность хладнокровно заняться грабежом.
Убитого Новикова видели поздно вечером, а кровавое происшествие обнаружено рано утром. Отсюда очевидно, что убийство было совершено глухой ночью, то есть в то время, когда все спали. Сторожка находится в стороне от жилых помещений. Поэтому кричи не кричи - никто не услышит. А Новиков навряд ли кричал, звал на помощь: удары, которые ему были нанесены по голове, направлялись, очевидно, верной рукой и со страшной силой. От любого одного такого удара убитый должен был потерять сознание сразу.
- Скажите, - обратился следователь к смотрителю зданий, - все ли ваши служащие налицо?
- Все.
- И что же, эти служащие - все старые, давнишние, или, быть может, среди них находятся недавно поступившие?..
- Один есть действительно вновь поступивший два дня тому назад на место уволенного от службы при водокачке Андрея Богданова.
- А за что был уволен Богданов?
- За пьянство, грубость, вообще за отвратительное поведение.