Через несколько часов небольшая группа офицеров уже находилась на берегу Вислы. Чтобы проникнуть в тайны вражеской обороны и узнать поближе капризный характер польской красавицы реки, мы стали наблюдать за противником с высокой дамбы. На противоположном немецком берегу - полный покой, ни одного выстрела. Кое-где по берегу и в глубине обороны едва просматриваются траншеи и хода сообщения. Проволочных препятствий и других инженерных сооружений мы не увидели. Река, ширина которой в этом месте 400–500 м, покрыта ровным льдом, только на середине серебряным жгутом поблескивает узкая полоска полыньи. Досадно! Успокаивает то, что в запасе более десяти суток, и есть надежда, что она еще успеет затянуться льдом. Для повышения устойчивости льда надо будет изготовить легкие деревянные настилы. Вдоль всего нашего берега проходит мощная дамба, которая позволит скрытно от наблюдения и огня противника провести все подготовительные мероприятия и скрыть огневые средства.
После проведения рекогносцировки возможность форсирования Вислы и нанесения внезапного удара казались бесспорными. Не пугал нас и неокрепший лед: дивизия уже имела опыт форсирования рек в различных условиях времени года и обстановки. Все, кто принимал участие в разведке местности, командиры частей и начальники служб, горячо поддержали эту идею и заметно оживились. Никто не сомневался в успехе.
Мы представляли себе, как под покровом ночи части дивизии выйдут на тот берег и словно из-под земли вырастет сказочная рать прямо перед носом растерявшегося противника.
Мы чувствовали необыкновенный прилив сил и желание во что бы то ни стало претворить этот замысел в жизнь.
- "Ничто великое в мире не совершается без страсти", - процитировал Гегеля кто-то из офицеров штаба. В нашем случае и энергия, и страсть, и боевой энтузиазм били через край. Теперь нужно было, не откладывая в долгий ящик, принять решение, доложить командиру корпуса и заручиться его поддержкой.
Командир корпуса генерал М. А. Сиязов был на плацдарме, на своем наблюдательном пункте. Я подробно доложил ему о результатах рекогносцировки и о своем решении в час общей атаки одновременно с передовыми батальонами дивизий первых эшелонов начать форсирование Вислы и просил его разрешения на подготовку дивизии к форсированию рек. Командир корпуса одобрил нашу инициативу, поскольку внезапный фланговый удар по слабому месту противника намного облегчал корпусу выполнение своей задачи.
- Хорошо, сегодня же доложу командующему армией и буду просить утвердить это решение, - сказал Сиязов.
На следующий день я снова был у командира корпуса. Сиязов встретил меня как всегда приветливо и сообщил, что командующий разрешил форсировать Вислу только ротой или в крайнем случае батальоном, но не более, с задачей овладеть опорным пунктом Пулько. О том, чтобы форсировать реку всей дивизией, не могло быть и речи. "Что это командир дивизии задумал утопить дивизию в Висле?" - такой была реакция командующего армией на доклад Сиязова.
Это было половинчатое решение, которое меня никак не устраивало. Я попросил командира корпуса разрешить мне попутно с подготовкой батальона готовить к форсированию всю дивизию. Генерал Сиязов молча обдумал мою просьбу, затем встал, прошелся по блиндажу и, наконец, сказал:
- Что ж, готовь, я не возражаю. Там видно будет…
В состав 61-й армии 311-я дивизия вошла непосредственно перед отправкой ее из Прибалтики в Польшу. Не зная боевых качеств дивизии, командующий не мог рисковать целым соединением. К тому же в районе понтонных мостов, по которым он почти ежедневно перебирался на плацдарм, полынья Вислы, как нигде, была широка. Это обстоятельство, возможно, заставило его усомниться в возможности форсирования еще не замерзшей реки.
Я же был уверен в правильности своего решения форсировать Вислу, чтобы выйти своевременно прямо на правый фланг армии, защищая ее от контрудара противника, а не переходить по мостам в обход, делая крюк в двадцать с лишним километров. Я решил лично обратиться к командующему армией.
Белов разъезжал по дивизиям, и найти его было трудно. Только во второй половине дня мне удалось обратиться к нему со своей просьбой. В ответ я получил то же, что и Сиязов:
- Что, вы дивизию задумали убить? Посмотрите, фарватер реки не замерз, а лед толщиной с картон.
Как я ни убеждал его, что ни один боец не утонет, что все будет сделано как нужно, с большой для нас выгодой, все было напрасно. На все мои аргументы в пользу нашего решения он отвечал отказом:
- Делайте так, как вам было приказано.
Было ясно, что убедить его в своей правоте мне не удастся. Несолоно хлебавши я уехал к себе на КП дивизии.
Время шло. Нельзя было тянуть с подготовкой дивизии к началу общего наступления фронта. На следующее утро, 30 декабря, обсудив еще раз с начальником штаба полковником Новиковым и начальником инженерной службы Вагановым все "за" и "против", было принято окончательное решение готовить дивизию к форсированию Вислы.
По существу, наше решение полностью отвечало духу приказа командующего армией, более того, мы нашли наилучший вариант его воплощения в жизнь. Да, наше решение было смелым, рискованным, но не безрассудным. Мы постоянно вели наблюдения за режимом реки, вплоть до промера толщины льда. В случае неблагоприятных условий можно было отказаться от своего плана и выполнять задачу, как того требовало высокое начальство.
Дивизия находилась в третьем эшелоне и не имела средств усиления. Поэтому в первую очередь надо было позаботиться о создании огневого кулака, который обеспечил бы частям дивизии прорыв обороны противника хотя бы на узком участке фронта.
Нам повезло, что на фронтовом артскладе оказалось большое количество 45-мм пушек. Они потеряли значение как противотанковые средства, но вполне годились для подавления и уничтожения живой силы: "На безрыбье и рак рыба". Через трое суток в дивизии насчитывалось около полусотни этих пушек с тремя боекомплектами снарядов.
Оборону противника мы могли бы прорвать, рассчитывая только на свои силы. Для того чтобы надежно подавить неприятеля огнем и успеть подготовить к началу общей атаки необходимое количество деревянных настилов, штурмовых мостиков, лестниц, т. е. всех необходимых подручных средств для повышения проходимости льда, решено было ограничить участок прорыва одним километром. Да и западный берег Вислы, который нам предстояло преодолеть, был крут и обрывист.
Замысел решения заключался в следующем: 311-я дивизия форсирует по льду Вислу и Пилицу, прорывает оборону немцев на участке озера, что северо-восточнее Острувек, Пулько. Далее, развивая наступление в общем направлении на Грабина, ближайшей задачей имеет овладеть опорным пунктом Острувек и отм. 118.2 (южн.). Последующая задача сводилась к тому, чтобы овладеть Конары и участком шоссе между Конары и Магерова Воля. К исходу дня дивизия выходит на рубеж Подгужице, Марынин, отм. 125.4. С выходом на этот рубеж дивизия прикрывает правый фланг армии и препятствует контратакам противника с севера.
Выполнение этого замысла планировалось осуществить в такой последовательности: передовым батальоном, поддержанным всеми огневыми средствами дивизии, форсировать Вислу, уничтожить боевое охранение противника на южной части острова Кемпа Конарска, с ходу прорвать оборону немцев на участке озер, что северо-восточнее Острувек, Пулько и овладеть опорным пунктом противника Острувек. За передовым батальоном ввести в прорыв побатальонно 1069-й стрелковый полк (первый эшелон дивизии) с задачей, расширяя фронт прорыва в северо-западном направлении, овладеть населенными пунктами Подгужице, Конары.
Развивая успех первого эшелона дивизии, ввести в прорыв 1071-й стрелковый полк (второй эшелон) с задачей овладеть участком шоссейной дороги Конары - Магерова Воля. В последующем - населенным пунктом Марынин и районом отм. 125.4.
1067-му стрелковому полку (третий эшелон дивизии) ставилась задача наступать за 1071-м полком и быть в готовности развить успех в направлении Россошь - Грабина.
Итак, с овладением передовым батальоном Пулько пять батальонов, один за другим на дистанциях 400–500 м, неудержимым потоком врываются в прорыв и, как весенние воды в половодье, устремляются вглубь и вширь.
Огонь и движение - непреложный закон наступательного боя. Однако одной только своей артиллерией мы не смогли бы обеспечить прорыв обороны противника. Пришлось отказаться от существующего порядка организации артиллерийского обеспечения и прийти к совершенно иному решению. После ранения Н. П. Кляпина в штабе артиллерии остались неопытные офицеры, на них нельзя было положиться. В силу этих причин все вопросы по использованию артиллерии мы взяли на себя и решали так, как подсказывала обстановка.
При подсчете артиллерийских и минометных ресурсов дивизии оказалось, что в наличии имеется 188 стволов пушек и минометов вместе с батальонной артиллерией. Из них около одной трети орудий приходилось на 45-мм пушки. С количеством стволов еще можно было мириться, но по калибру основная часть нашей артиллерии не могла решать задач на уничтожение хорошо окопавшегося противника. Надо было подкрепить огонь артиллерии огнем в наслойку. Всех пулеметов, станковых, ручных и крупнокалиберных, набиралось до 300 единиц. За одну минуту все они выпускали до 50 пуль на один погонный метр фронта прорыва обороны неприятеля.
Таким образом, огневые средства дивизии, вместе взятые, давали буквально ливень свинца и осколков. Эта масса огня должна была прижать противника к земле, заставить его уйти в укрытия и удерживать его в таком положении до тех пор, пока к траншеям не подойдет наша пехота.
Мы изъяли из полков и батальонов, за исключением передового батальона, все пулеметы с расчетами и артиллерийско-минометные подразделения. Из всех этих огневых средств надо было создать такую гибкую организацию, которая позволила бы в период артиллерийского налета и боя передового батальона использовать все средства строго централизованно и быстро вливать их в свои подразделения и части по мере ввода батальонов и полков в бой.
Исходя из этого, вся полковая и батальонная артиллерия, а также все минометы были объединены в группы:
1-я группа - 18 120-мм минометов (из трех групп по 6 минометов);
2-я группа - 54 82-мм миномета (из трех групп по 18 минометов);
3-я группа - 50 45-мм пушек (из двух подгрупп по 25 пушек);
4-я группа - 30 76-мм пушек (полков. артиллерии и противотанкового дивизиона).
Станковые и ручные пулеметы были объединены в роты: 8 рот станковых пулеметов по 12 пулеметов в каждой роте. Всего 96 пулеметов. 8 рот ручных пулеметов по 27 пулеметов в каждой роте. Всего 216 пулеметов. Взвод крупнокалиберных пулеметов - 6 пулеметов.
Командирами этих групп были временно назначены наиболее опытные офицеры. Расчеты 45-мм пушек состояли в основном из стрелков. Все эти группы в период артподготовки управлялись централизованно командиром дивизии.
Закончив с организацией пулеметных рот и батарей, мы приступили к планированию огня. На артиллерийский полк дивизии возлагалась задача подавлять и уничтожать огневые точки противника, обнаруженные на переднем крае и в опорных пунктах Пулько и Острувек. Весь полк должен был поддерживать передовой батальон с начала форсирования. С вводом в бой 1069-го полка, поддерживать его наступление, а с вводом в прорыв 1071-го полка - поддерживать его двумя дивизионами.
Огонь импровизированных батарей и пулеметных рот планировался просто: каждой из них давалось 2–3 участка сосредоточенного огня. Первый участок - на переднем крае, второй - в непосредственной глубине и третий - в глубине батальонного района обороны противника. Ручным пулеметам давалось всего два участка. Участки сосредоточенного огня распределялись таким образом, чтобы по каждому участку велся огонь в наслойку несколькими батареями и пульротами. Особое внимание было обращено на огневое окаймление правого фланга нашего наступления, откуда можно было ожидать контратаки.
Перенос огня с одного участка на другой производился по сигналам с наблюдательного пункта командира дивизии. Сигналы подавались ракетами. Каждому участку сосредоточенного огня соответствовал определенный цвет ракет.
Позиции пулеметных рот готовились на флангах полосы наступления дивизии. Фланговое положение пулеметов обеспечивало безопасность стрельбы для наступающих и давало возможность вести перекрестный огонь на прицельную дальность. Огонь большей части рот станковых пулеметов планировался с полузакрытых позиций, что позволяло вести огонь через головы своей пехоты на предельную дальность полета пуль. Для увеличения дальности стрельбы 45-мм пушки пришлось приспособить для стрельбы с закрытых позиций.
Опыт такой стрельбы (с закрытых позиций батареями 45-мм пушек) мы имели еще на Волховском фронте, когда находились в обороне. В тот тяжелый период войны расход снарядов и мин был строго ограничен, не лимитировался только расход снарядов к 45-мм пушкам. Нам удалось неплохо приспособить эти батареи для стрельбы с закрытых позиций. Мы не раз наблюдали, как немцы, попав под обстрел этих пушек, не слыша выстрелов и не понимая существа внезапных разрывов снарядов, в паническом страхе разбегались и прятались, а через некоторое время, мстя нам за потери, огрызались огнем. Ответный их огонь лучше всего свидетельствовал о том беспокойстве, которое причиняла им наша "потешная" артиллерия.
Как ни маломощны были пушки, но мы возлагали на них большие надежды. Имея возможность неограниченно расходовать снаряды, все пушки, выпуская за минуту около 700 снарядов, держали противника под огневым контролем на площади до 5 гектаров.
С 30 декабря части дивизии приступили к регулярной боевой учебе. В основу подготовки была положена десятидневная программа. Главное внимание было обращено на тактическую подготовку. Так как дивизия пополнилась значительным числом бойцов (до трехсот человек, которые прошли только двухмесячную подготовку в запасных полках), учебу пришлось начинать с одиночной подготовки солдата и завершать батальонными учениями с боевой стрельбой. На всех занятиях и учениях ставилась одна тема: "Наступление на полевую оборону с преодолением водной преграды в зимних условиях".
По огневой подготовке занимались изучением материальной части оружия, отстрелом двух упражнений учебных стрельб, метанием ручных и противотанковых гранат.
По инженерной подготовке практически отрабатывались приемы и способы преодоления противопехотных заграждений и реки по неокрепшему льду.
На тактическую подготовку офицерского состава было отведено 40 часов, на подготовку штабов - 20 часов. Занятия проводились в поле и на макете местности.
Боевая учеба частей дивизии шла до 12 января. Штабы полков и дивизий немало потрудились, чтобы все, от солдата и до командира части, твердо усвоили свое место и роль в бою. Каждому командиру была показана его задача на местности, а артиллеристам - цели.
В период боевой учебы в ночное время шли работы по подготовке исходного положения для наступления и всего необходимого для боя. Готовились огневые позиции для артиллерии, минометов, орудий прямой наводки, пулеметов и наблюдательные пункты.
Саперы под руководством Н. М. Ваганова, грамотного, ответственного за свое дело инженера и смелого офицера, изготовляли настилы, штурмовые мостики и другие подручные средства.
Связисты начальника связи Сизова, прекрасного специалиста и человека, приводили в порядок телефонные кабели, ремонтировали телефонную и радиоаппаратуру.
Транспортная рота день и ночь подвозила боеприпасы. Словом, работа кипела на всех участках.
С большой благодарностью хочется сказать о начальнике тыла дивизии тов. Угрюмове и его начальнике штаба Л. Н. Хашковском, которые так здорово управлялись со своими делами, что полностью освободили меня от решения тыловых вопросов и беспокойства за снабжение войск всем необходимым.
Чтобы не насторожить противника, мы не проводили поисков и не вели боевой разведки, ограничиваясь круглосуточным наблюдением за ним. Особое внимание уделялось маскировке исходного положения. Комендантская служба поддерживала строжайший порядок на берегу реки и прилегающих к ней районов. Все работы и хождение людей днем запрещалось. Возводимые за ночь позиции тщательно маскировались.
В подготовительный период большую работу по политическому обеспечению провели офицеры политотдела дивизии и частей. Во всех частях проводились партийно-комсомольские активы с задачей мобилизации личного состава на выполнение предстоящих задач. С личным составом были изучены памятка и листовки политического управления фронта. Каждый боец знал задачу своей роты. Было разъяснено значение внезапности и стремительности действий для успеха предстоящего боя. Суворовские требования - "налети… как снег на голову… не давая опомниться; кто испуган, тот побежден вполовину" - приобрели живой смысл для каждого бойца. Дисциплина в войсках была крепкая. Личный состав был полон решимости разгромить врага. Твердая уверенность старших начальников в победе передавалась подчиненным, приобретая огромную силу.
До 10 января наше предложение форсировать Вислу висело в воздухе, но, несмотря на неопределенность положения, подготовка дивизии шла полным ходом. За три дня до начала общего наступления был приказ штаба корпуса, в котором с оговоркой "если лед позволит" 311-й дивизии ставилась задача: "Форсировать по льду реку Висла и реку Пилица, прорвать оборону противника на участке Оз. в 300 м сев.-зап. Пулько… и к исходу дня выйти на рубеж Подгужица, Марынин (иск) отм.125.4". Мы были больше чем довольны приказом штаба корпуса. Нам разрешалось действовать по нашему же плану и разрешалось, в случае опасности, не лезть на рожон.
В последние дни перед началом операции штабами фронта и армии производились всесторонние проверки готовности частей и соединений первых эшелонов корпусов. Но ни один штаб не проявил интереса к готовности к наступлению 311-й дивизии. Видимо, в штабе армии не обратили внимания на боевой приказ штаба корпуса, так как в период подготовки Висло-Одерской операции, в целях сохранения военной тайны, решения на бой докладывались старшим начальникам по карте и боевые задачи войскам ставились в устной форме. Задачи в письменном виде разрешалось ставить "дивизиям первого эшелона за три дня, дивизиям второго эшелона - за два дня до начала наступления".
Эти боевые документы, по существу, фиксировали пройденный этап работы и в напряженные дни завершающего этапа организации и подготовки прорыва не могли представлять собой интереса. Генерал М. А. Сиязов, как показали последующие события, о своем новом решении командующему армией не докладывал. Военный совет армии, таким образом, до начала прорыва не знал о готовности нашей дивизии к форсированию.