В октябре 1923 года в Кантон прибыл Б. А. Бородин, назначенный по просьбе Сун Ят–сена политическим советником Гоминдана. Чтобы продолжать революцию, нужна политическая партия, тесно связанная с народом.
20 января 1924 года в Кантоне открывается историче ский съезд Гоминдана. Не все хотят сотрудничества со Страной Советов, с китайскими коммунистами. Но Сун Ят–сен настаивает, использует свой авторитет, выступает по нескольку раз на заседаниях. Его поддерживает Ли Да–чжао.
В мае 1924 года военным советником президента прибывает комкор Павел Андреевич Павлов - талантливый советский полководец, беззаветно храбрый, высокообразованный человек, знавший пять иностранных языков. Павлов разработал мероприятия по реорганизации армии, помог создать Совет обороны. В июле 1924 года состоялось первое заседание Совета обороны, обсудившее предложения Павлова. Без всяких поправок предложения Павлова принимаются. Сун Ят–сен доволен его помощью. Павлов становится личным другом президента, но вскоре погибает.
…Антону открывались неизвестные страницы истории китайского народа, удивительные факты и судьбы. И вот он прикоснется ко всему этому, станет участником грандиозной битвы за национальную независимость китайского народа.
В Ханькоу - пункте назначения - советских летчиков встречают военный атташе полковник Жигарев, а также представители китайских военных и местных органов. Короткий митинг, торжественный обед, отдых.
Работа началась на следующий день. Были составлены боевые расчеты, спланирована учеба, военная подготовка.
Благовещенский, будучи опытным летчиком, имея высокую подготовку, блистательно зная авиацию зарубежных стран, с первого же дня вошел в роль командира эскадрильи. Он почти ежедневно летал, ошеломлял новыми тактическими приемами, дерзкими и оригинальными. Активным своим помощником считал Антона Губенко, с ним советовался при разработке каждого замысла и непременно включал его в ударную группу.
В этот день Благовещенский повел истребители навстречу бомбардировщикам противника. Японцы привыкли к безнаказанным полетам в глубокий тыл китайских войск. У них и тактика стала шаблонная, никакой оперативной перестановки; они даже не вели регулярной воздушной разведки. Не предполагало японское командование, что китайские войска будут так быстро готовы к боевым действиям.
Итак, большая группа японских бомбардировщиков под прикрытием истребителей шла бомбить один из китайских городов. Неожиданно со многих направлений на них налетели истребители. Истребители сопровождения были оттеснены и, позабыв о прикрытии бомбардировщиков, испуганно и ошалело защищались.
Еще две группы истребителей незаметно подошли к бомбардировщикам. Загруженные до предела бомбами, тяжелые многомоторные самолеты, не приспособленные к самозащите, стали спешно сбрасывать бомбы на головы своих же войск, уходить на базы.
Наши летчики, преследуя их, продолжали бой. Большинство из них не имело опыта воздушных сражений, тем не менее все дрались ловко, умело строя боевой маневр. Прекрасные качества воздушного бойца показал в этом сражении командир Алексей Благовещенский. Он вступил в бой с лидером японских истребителей. Вдоль фюзеляжа самолета самурайского аса тянулись красные полосы, на которые Благовещенский сразу же обратил внимание. Не раздумывая, он атаковал размалеванного хищника. Однако тот сумел сманеврировать, уклониться от прицельной очереди пулемета. Сделал разворот и сам пошел в атаку. Ему, видимо, хотелось ударить по истребителю сзади. Но Благовещенский был начеку. Выполнив крутой вираж, он точно вышел в хвост флагману. Позиция оказалась благоприятной. Короткая очередь вспорола обшивку неприятельского истребителя, но он продолжал держаться в воздухе. Японские летчики, заметив, что их ведущий в беде, кинулись на помощь. Теперь пришлось защищаться Благовещенскому и на время отступить от полосатой машины. Двое наших товарищей отсекли огнем японцев, теснивших командира.
- Такая меня досада взяла, - рассказывал потом Благовещенский, - что я готов был винтом рубануть полосатого дьявола. Дважды по нему стрелял, а он живой. Улучив момент, когда мы снова оказались один на один, я бросился на лидера сверху, сбоку и выпустил весь оставшийся боезапас.
На следующий день в японских газетах в траурной рамке был опубликован портрет сбитого аса и подробное описание его былых заслуг.
На земле Благовещенский узнал о том, что два наших летчика не вернулись. Некоторые китайские руководители не понимали, почему так переживает русский командир: ведь сбили пятнадцать японских бомбардировщиков и четыре истребителя!
Последним прилетел Губенко. Благовещенский был рад возвращению Антона, обнимал и неистово ругал за то, что тот остался один без боекомплекта в окружении вражеских истребителей.
- Меня они не тронут, - смеялся Губенко. - Скоро они меня и без патронов бояться будут.
Вечером пришел в свою часть старший лейтенант Кравченко. Он сумел посадить искалеченный самолет на болото.
Японцы перестали появляться в небе когда вздумается. Тем временем советские летчики активно обучали китайских. Переводчиков не хватало, объяснялись жестами, но дело все‑таки продвигалось. Авторитет русских летчиков был чрезвычайно высок. Но особым уважением они окружили Павла Рычагова, Алексея Благовещенского и потом Антона Губенко.
У китайцев чинопочитание развито весьма высоко. Но Алексей Благовещенский был очень прост в обращении, не разрешал в своем присутствии китайским офицерам бить солдат, охотно делился с ними всем, что у него было: мыло, лезвия для бритвы, книги, значки. А китайских детей одаривал шоколадом. Они Благовещенского быстро полюбили и, увидев, бежали к нему, радостно приветствуя. Он их обучал русскому языку.
После того воздушного боя китайское военное руководство оказывало Благовещенскому особые знаки внимания. Неоднократно приезжал на аэродром и старший сын Чан Кай–ши. Он недавно вернулся из Советского Союза, где прожил десять лет, посещал Борисоглебскую школу летчиков, окончил институт, женился на русской девушке. На Наньчанеком аэродроме он устраивал банкеты в честь новых побед над японскими войсками, старался заручиться дружбой ведущих летчиков.
Японская авиация бездействовала. За событиями в Китае следил весь мир. В апреле 1938 года в газете "Дейли экспресс" появилось сообщение о том, что между СССР и Китаем заключено соглашение о продаже в кредит на 4 года 120 бомбардировщиков, 60 истребителей, 80 тяжелых и 200 легких танков. 300 советских летчиков записались добровольцами.
В китайских кругах к этому сообщению отнеслись по-разному, выявились разные позиции, проявились классовые точки зрения. И в печати, и в выступлениях перед личным составом китайские офицеры пытались сдерживать растущий авторитет советской техники, превозносили американские и английские самолеты. Советские летчики не вмешивались в эти споры. Дискуссия приняла совершенно неожиданный оборот: было принято решение провести соревнование советских и английских самолетов. Участвовали в них только китайские летчики - на советских "И-16" и "И-15" и английском "Гладиаторе".
Интерес к соревнованиям возрастал с каждым днем. Была разработана и широко обсуждена единая программа для всех самолетов. Конечно, среди многотысячной толпы, собравшейся в Ханькоу, было немало тех, кто хотел поражения советским самолетам, но основная масса, особенно простые люди, были на нашей стороне.
Итоги соревнования были ошеломляющими. Китайские газеты на следующий день писали: "Русские победили с огромным счетом. Перевес русских над западной техникой непреодолим. Скорость "И-16" на 95 км больше, чем у английского "Гладиатора". Пилотаж "И-16" прошел исключительно хорошо и продемонстрировал превосходство, лидерство технического прогресса…"
Соревнования прочно утвердили приоритет советских самолетов, и больше никто не пытался оспаривать их преимуществ. У китайских летчиков появилась уверенность, возрос моральный дух, командование стало готовить наступательные операции.
Советское военное руководство понимало, что к большим операциям китайская армия не подготовлена. Но сдерживать наступательный дух не имело смысла. Длительное время китайские части отступали, сдавали свои территории, много потеряли убитыми, ранеными, оставили на поле боя технику. Сейчас шла перегруппировка сил, сосредоточение войск на главном направлении, подготовка к большим сражениям. Японская армия в Китае увеличилась до 750 тысяч, Маньчжурская группировка превысила 300 тысяч.
Главному военному советнику Чан Кай–ши М. И. Дратвину, сменившему на этом посту В. К. Блюхера, удается убедить военного министра Китая Хо Ин–Цина в необходимости тщательной подготовки войск. Создается сеть аэродромов, организуется снабжение частей топливом, фуражом, обмундированием, продовольствием. Всего этого не было раньше. Советские советники помогали наладить воздушную разведку. Первые данные позволили нанести на карты обстановку.
Готовятся к сражениям и японцы. На аэродроме Наньюань принимают., второй смешанный авиационный полк. На аэродром Дачген прибыл сводный отряд из пятнадцати самолетов. На Нанкинском аэродроме сосредоточилось сто самолетов, на Шанхайском - пятьдесят.
Второго апреля китайская авиация нанесла бомбовый удар по японской авиационной базе Датуп и уничтожила девять самолетов противника, сотни солдат и офицеров.
Победа! Первая за многие месяцы победа. Чан Кайши устраивает по этому случаю банкеты, дает интервью газетам, произносит пышные речи.
Пусть знают, как щедр Чан, их вождь, их генералиссимус.
Китайцы любят доктора Сун Ят–сена, называют его своим учителем. Сун - эталон политического лидера в Китае. Раз так угодно народу, Чан будет новым Су–ном! Ему доверяли русские, они называли его товарищем. Пусть будет, как они хотят. Пока Чан многолик.
Первого сентября 1917 года чрезвычайная сессия парламента утвердила Сун Ят–сена генералиссимусом всех военно–морских и сухопутных военных сил Китайской республики. Чан Кай–ши собирает чрезвычайное заседание Гоминдана и добивается утверждения себя в звании генералиссимуса.
В 1919 году китайцы, проживающие в Канаде, узнав о мытарствах отца китайской революции, купили ему на собранные деньги небольшой двухэтажный дом в Шанхае. В доме пять комнат. Дом открыт для всех.
Утвердившись на всех высших постах в Китае, Чан Кай–ши приобретает в Ханькоу двухэтажный дом. Правда, в нем двенадцать комнат, но он только четыре отводит под личные апартаменты, остальные: приемные, охрана, секретариат.
Жена Сун Ят–сена - умная, красивая Сун Цин–лин, его боевая помощница, участница всех съездов и заседаний Гомдндана.
Жена Чан Кай–ши - Сун Мей–лин негласно опекает армию, вмешивается в военно–торговые закупки, является фактическим руководителем Военно–авиационного комитета. Она позволяет себе иногда лишь советоваться с его председателем Цянь Да–цзюнем.
Чан и внешне похож на Суна. Он худ, не курит, не пьет, одевается просто, быстро устанавливает контакты с людьми, не носит никаких отличительных знаков. Много работает. Большим усилием воли сдерживает нервные вспышки, постоянно находится в напряжении.
Сегодня на банкете он великодушно объявляет о награждании советских волонтеров орденами. Чан психолог. Он доверительно (люди слабы, любят секреты!) сообщает о награждении китайскими орденами товарища Сталина, товарища Ворошилова, товарища Блюхера. Да, он, Чан Кай–ши, называет советских лидеров товарищами. Война войной, -но ему нужна власть. Он умеет ценить и своих людей. Он награждает и Цянь Да–цзюня, начальника Военно–авиационного комитета. Русские доверяют Цянь Да–цзюню, он действительно верен русским, считает их надежными союзниками. Он настаивает на новом заказе советских самолетов. Чану пока нужен такой человек. Он награждает его орденами, а потом уберет… Чан хочет объявить, что награждает орденом и командующего авиацией Мао Бан–чуна, он поднимает вверх худую желтую руку, устало вскидывает к небу глаза, но передумывает: слишком много сразу, так можно лишиться доверия! Мао Бан–чун, военный летчик, несколько лет провел в СССР, хорошо знает три принципа доктора Суна, активно их пропагандирует, призывает учиться у русских. Да, пока хватит.
Двадцать пятого апреля 1938 года на конгрессе Гоминдана рассматривается вопрос о взаимоотношениях партии и правительства.
Взаимоотношения между правительством и Гоминданом решены в следующих формулировках: в центре контролирует правительство, в провинции партия и правительство сотрудничают (председатель партийного комитета провинции входит в состав провинциального правительства), в уездах партия и правительство сливаются.
Это новый политический маневр, это большой стратегический ход. Коммунисты расширяют свое влияние, захватывают провинцию за провинцией, требуют усиления в ЦИКе Гоминдана. Конгресс ответил на вопрос - кто власть?.. В будущей борьбе могут пригодиться и японцы. Правда, многие настаивают вести войну до победы. Но Чан знает, что делать. Война - это политика. Сун был политиком - стал военным. Чан, военный, политиком становится поневоле.
Он приказывает в кинотеатрах перед демонстрацией фильма показывать портрет Суна. Люди не глупые. Скоро они увидят живого Суна, им является Чан!
В Китае много политических партий и группировок. Среди отдельных партий сильно прояпонское настроение. Но есть и настроенные антияпонски. Поддерживать никого нельзя: их надо натравить друг на друга. Он поддержит сильную партию, но только тогда, когда она победит. И снова отвлекающий маневр: Чан приказывает расстрелять командующего войсками провинции Шаньдун и генерала Хань Фу–цю за связь с японской армией. Большая птица не кормится зернышками! Так говорили предки.
Теперь в указе гения нуждается армия, а гений - Чан. Военный министр Хо Ин–цин верный ему человек. С русскими не общается, скрытен, хитер. Если сторонники русских победят, он уберет его. Ему нужны такие, неопределенные, люди! Вне политики, вне армии. Да, Хо не занимается армией, ему нравится снабжать ее: там есть чем поживиться. Чан доволен собой. Через десять минут после беседы с Хо объявляется о решении созвать Совет обороны. На совете Чан скажет:
- Страна разрушена. У нас нет промышленности. Для победы нам необходимо увеличить армию, приобрести военную технику…
Слова и дела Чана не расходятся.
Он просит Дратвина получить соответствующую санкцию, все наставления и инструкции ВВС СССР перевести на китайский язык. Через посла СССР в Китае Луганец-Орельского Чан направляет письмо Сталину и Ворошилову с просьбой о дополнительной поставке вооружения, он просит срочно дать 60 истребителей.
В Китае объявляется всенародный сбор средств на укрепление армии. Жена Сун Ят–сена продает свой дом за 50 тысяч долларов и вносит всю сумму. Чан не ожидал этого. Он взбешен. Сун Цин–лин преподносит личные вещи доктора бойцам Красной Армии, открыто признает марксизм. Чан устраивает на нее гонение (погорячился!). Народ встает на ее защиту. А через несколько лет она станет заместителем председателя Китайской Народной Республики, членом Всемирного Совета Мира, лауреатом международной Ленинской премии "За укрепление мира между народами".
Чан, наделав ошибок в политике, снова возвращается к военным вопросам. Необходимо закупить за рубежом 1200 самолетов, 600 - в СССР. О них широко подать в печати, остальные 600 в других странах. Пусть это будет Америка, фирма "Белянка" уже предложила 200.
Чан жаждет военных действий, боевых подвигов.
На встрече с советскими волонтерами он объявляет о том, что в китайской армии сформировано двадцать новых дивизий. Война, заявляет Чан, превратила Китай в современное государство, при мирном развитии для которого потребовались бы десятилетия. Война, нужна война!
Неприятельские самолеты не появлялись над аэродромом. Уже много дней было тихо. Летчики, молодые и нетерпеливые ребята, с утра располагались у пруда на краю аэродрома и с тоской глядели на сигнальную мачту, от всей души желая, чтобы на ней сию же минуту взвился сигнальный флаг…
Сигнал как будто вырывается из‑под земли, разметывается по всему аэродрому:
- Тревога!
В ту же минуту звено капитана Губенко оторвалось от земли. Еще шумела, бурно кружилась по траве вода, расхлестанная машинами, а три самолета уже разрезали облака.
Из‑за туч выскользнули шесть вражеских машин. Начался бой. Антон "прицелился" к хвосту вражеского самолета. Извернувшись, противник делает отчаянную попытку ринуться в лобовую атаку, но вдруг замирает. Губенко длинной очередью прошил самолет, и вражеская машина с задранными колесами падает "а землю…
В воздух поднимается звено Кравченко, так как в небе неожиданно появилась целая армада самолетов противника. Тридцать против семи советских!
В ту же секунду, когда сбитый самолет упал на землю, Кравченко увидел пять истребителей, которые заходили ему в хвост. И тут он заметил Антона, который спешил на помощь. В одно мгновение Губенко вознесся над вражеской пятеркой, зашел в тыл - и пятерка рассыпалась. Путь свободен! Капитан Губенко выручил друга, но сам тотчас попал под яростный огонь.
Кравченко ринулся к другу, но было поздно: с перевернутыми вверх колесами машина падала. Губенко прыгнул. Едва раскрылся парашют, три вражеских самолета открыли по нему огонь.
С ревом, словно предостерегая врагов, самолет Кравченко бросился в атаку. Между тем Антон, подтянув стропы, камнем падал на землю. Кравченко кружил над ним, стрелял из пулеметов, не подпуская врага. Когда капитан оказался на земле, самолет Кравченко взвился в небо…
Японское командование в день рождения императора (29 апреля 1938 г.) решило произвести массированный налет на аэродром Ханькоу - базу китайской авиации. Было направлено 33 бомбардировщика под прикрытием 21 истребителя. Японских бомбардировщиков встретили 60 истребителей. Завязались бои на большом пространстве, по масштабам, еще невиданным в китайском небе. В схватке японцы потеряли 21 самолет.
Операция, которая должна была быть подарком императору, превратилась в панихиду. Японцы решили взять реванш. 31 мая 1938 года они произвели налет на Ханькоу в составе 18 бомбардировщиков под прикрытием уже 36 истребителей. Но и здесь их постигла неудача, они потеряли 15 самолетов.
В этом бою Антон Губенко совершил таран - первый после знаменитого тарана Нестерова в истории воздушных сражений.
После боя Антон рассказывал:
- Я уже успел израсходовать весь боекомплект, пулеметы не стучали. А тут подвернулся какой‑то из их шайки, отставший от своей группы. Вдруг мелькнула мысль: принудить его к посадке. Хотелось, чтобы наши авиационные конструкторы могли по косточкам изучить весьма неплохой японский истребитель.
Японец заметил мое приближение в самый последний момент. Зто позволило мне пристроиться к нему вплотную, как на параде. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Его глаза впились в меня. Я ему показываю рукой, чтобы разворачивался на нашу территорию. В ответ на приглашение японец показал кулак и метнулся от меня в сторону переворотом через крыло. Такой резкий маневр следовало ожидать, но скорость японского самолета немного меньше, чем у нашего, тем более на пикирования.