Перед Новым, 1965 годом, ко мне прибыла местная молодежная группа, и попросила сыграть на баяне в ночь, 31 декабря, на сельском празднике, который будет проводиться на центральной площади Ащелисая. Я согласился. Рядом с магазином (тем еще, старым), установили что-то в виде палатки, поставили примитивный усилитель, микрофон, и я до половины двенадцатого, там играл. В один из перерывов, в палатку зашел Лысенко Илья Тимофеевич, он тогда работал главным агрономом колхоза и был одновременно секретарем партийной организации, а в тот предновогодний день, был там главным распорядителем. Лысенко знал меня по работе в автобазе. Я там отработал на автомобиле уборочный сезон 1958 года, отработал здорово, за рулем практически круглосуточно – днем от комбайна возил зерно, а по ночам еще успевал делать по одному – два рейса на станцию, благо там было недалеко (от Кайракты, новопутинской). Руководство автобазы даже выставило мою кандидатуру тогда в областной автотрест, для присвоения звания лучшего водителя области, так как у меня были не только высокие производственные показатели по перевозкам, но и экономия бензина, около двух с половиной тонн. Экономия, прямо скажу, была липовая, так как мы заправлялись горючим от комбайнов, которые тоже работали на бензине; никаких насосов тогда в поле не было, бочки с бензином просто разбрасывались по полям, где стояли комбайны и заливали мы горючее ведрами, и в комбайны, и в автомобили. Документы на присвоение мне почетного звания, готовил тогда Лысенко И.Т., он работал в автобазе экономистом, в тот год. Потом, я ушел обратно в РТС, женился и на время покинул Ащелисай. Потому и не получил того звания. И не жалею, потому что, хотя я и поработал хорошо в ту уборку, но та "экономия", потом бы меня долго преследовала, морально, а я такое никогда не приветствовал.
Так вот ЛысенкоИ.Т., помня об этом моем прошлом, подошел ко мне в перерыве между танцами, кое о чем спросил, а потом – предложил мне идти на работу в колхоз, без какой-либо конкретики.
Скорее всего, он там же, на площади, переговорил с Каструбиным Г.И., потому что, в самом конце вечера, снова подошел ко мне и сказал, что 2-го января, меня приглашает на беседу председатель колхоза.
Так, через семь лет, я встретился с Каструбиным Г.И., второй раз в жизни. Мы с ним познакомились, как оказалось – надолго, можно сказать – навсегда…
Я ему рассказал все как есть, и откуда приехал, и где, и кем работал до армии, и где и как служил, что закончил в Москве (Бирюлево, к тому времени, уже было в Москве) годичную военную инженерную спецшколу, и что учусь заочно в Полтавском строительном техникуме по специальности ПГС(промышленное и гражданское строительство), показал права водителя и два удостоверения – тракториста и комбайнера. Он все внимательно посмотрел, потом достал из шкафа несколько строительных проектов и сказал: "Мы тут копим деньги, штоб построить вот эти объекты. Посмотри их прямо сейчас и скажи, что ты о них думаешь". Я посмотрел проекты, помню, там были материалы на детский сад, Дом Культуры, спортзал и коровник на 200 голов. Я полистал их и сказал, что это обычные типовые усредненные проекты, их можно взять за основу и доработать под наши условия и нужды. Сказал еще, что не знаю, как к этому (изменениям и дополнениям к проектам) относятся здешние контролирующие органы, потому что в военном строительстве – все это очень строго, накладно и требует много дополнительного времени на всякие согласования, так как каждый опасается и не желает нести какую-то ответственность за даже малейшие изменения.
Каструбин К.И. сказал, что с согласованиями и разрешениями, проблем не будет, мы же будем строить их (объекты) за свои деньги; надо только дорабатывать проекты так, чтобы они нам самим нравились и были комфортны со всех точек зрения – направления деятельности, удобства работающих и определенной внешней привлекательности.
"Вот этим, Василий Андреевич (впервые тогда меня так назвал председатель), ты и займись, этими и другими документами, которые будут связаны со строительством и ремонтом. Сейчас подай заявление секретарю, мы тебе подберем место для работы, оформляйся, обживайся, а на ближайшем заседании правления, секретарь тебе скажет, когда оно будет, мы тебя примем на работу, уже с сегодняшнего дня. Давай, с Богом!". Я, почему так подробно описываю наше с ним знакомство, причем в его портретном описании – да потому, что в наших последующих отношениях все и ВСЕГДА шло как бы авансом.
Приняли меня на работу как бы в качестве мастера-строителя. Я пару недель вникал во все нюансы не только строительного колхозного направления, а интересовался, положениями колхозного Устава, Положения по оплате труда, нормами и расценками на строительные и ремонтные работы, изучал прошедшие и исполненные договоры на строительные и ремонтные работы, то есть, входил в курс событий порученного мне направления. Потихоньку стал привыкать к новой жизни (дома) и к новой работе. Отвыкать от ставшей давно понятной армейской службы. Но. Рядом уже был Каструбин! Опытный, толковый и понимающий. Он никогда ни на кого не "давил", он ставил перед необходимостью. Но ставил перед необходимостью, только тех, кто, по его мнению, может с той проблемой справиться, лучше других.
Сразу после "старого" нового года, он приглашает меня к себе и так, вскользь, говорит: "Тут из района письмо пришло. Какие-то новые веяния пошли, по выполнению новых экономических реформ; требуют разработать и представить какой-то производственно-финансовый план на 1965 год. Я спросил у Лысенко (агроном) – он не знает что это, спросил у Иванова (главный бухгалтер), он тоже ничего не знает, а может и знает, да не признается. Теперича получается, что у нас в колхозе, никто не знает и не видел, что это за пром-финплан и как его делать. Понятно, что и ты о нем ничего не знаешь. Поэтому – сегодня в ночь, – садись на поезд, Орск-Кандагач, он как раз ночью идет в ту сторону и езжай в Новороссийск, там, заодно и на партийный учет встанешь, в нашу колхозную организацию. Возьми справку, что ты уже наш работник.
Я посчитал это, за его разовое поручении и в ночь выехал на станцию. Раньше к поезду ночью парные сани ходили, типа местного такси. К утру был в райцентре, Новороссийске. Это тоже было село, образованное переселенцами. В хрущевские времена, объединенный Новороссийский район, куда входил и наш, бывший Степной, по территории, превышал всю Молдавскую ССР. Нашел там райсельхозуправление, плановый отдел, и был принят его начальником, Мартенсом Иваном Ивановичем. Хороший был человек и грамотный специалист, говорил с сильным акцентом, но вполне понятно. Он спросил, кто я и чего к нему приехал. Я сказал, что колхозный строитель, а послали меня узнать по поводу составления какого-то плана на текущий год. Никто в колхозе не знает, что это и как с ним поступать. Мартенс даже привстал: "Да вы что, совсем там страх потеряли! Это годовой ПЛАН, это программа хозяйства на год и за него будут очень строго спрашивать!". Он принес причитающиеся колхозу бланки планов, формы разработочных таблиц, какие-то отпечатанные на ротопринте инструкции, в которых не было ничего видно, да и ничего не понятно, и сказал – вот это все к плану. Сроки все вышли. Я взял бланк плана – это был тогда очень объемный документ в более чем из ста страниц, испещренных многими десятками таблиц. От плана государственных закупок на первой странице – до капитальных вложений и финансового плана – в конце.
Мне ничего не оставалось делать, как взять все то, что принес Мартенс, и отправиться домой. Но надо было встать на партийный учет. Пошел в райком партии, там посмотрели мои документы, попросили подождать, потом меня пригласил к себе заведующий организационно-партийного отдела и сказал: "Мы решили пригласить вас на работу в райком партии, инструктором". В те времена, такие предложения не обсуждались, а почитались за честь. Я сказал, что только демобилизовался, только устроился на работу, что у меня пока ничего нет, кроме жены и дочки, и еще её родителей, ради которых мы и приехали сюда. Заворготделом заявил, что это все они решат и мне надо оперативно явиться на партийную работу, сюда, в Новороссийск. Максимум через неделю.
Приехав домой, я доложил Каструбину, что с этого года и колхозы должны будут разрабатывать производственно – финансовые планы, представил ему бланки тех планов, разработочные таблицы, технологические карты и все остальное, чем меня нагрузили в районе. Показал и рассказал, что надо делать в первую очередь, потом, в какой последовательности, работать над составлением того плана, где-то внутренне надеясь, что оставлю этот мешок бумаг председателю, а он кому-то поручит всем этим заниматься. Рассказал и о том, что мне предложили в райкоме партии, по поводу работы…
Каструбин меня очень внимательно выслушал, потом прищурился своим особым прищуром не только глаз, а выражением всего лица; он был всегда разным, этот его прищур, в зависимости от ситуации, и просто спросил: "Василий Андреевич, как ты сам думаешь, кто бы в нашем колхозе, смог выполнить эту работу и до середины февраля!? Назови мне такого человека или группу лиц, из всех членов колхоза, кого я должен сейчас пригласить и поручить все это? Ты же всех наших давно знаешь – назови – кого?". Я встал, собрал все то, что я ему выложил перед этим на стол, и молча,…вышел.
Это был первый случай, когда Каструбин, как сегодня модно говорить, – "принудил" меня стать экономистом, думаю здесь более уместно слово "вынудил", из-за сложившейся ситуации. Он, скорее всего, еще тогда понял, что мне можно доверять, в любом деле.
По прошествии лет, могу сказать Ащелисаю, что я оправдал тогда доверие председателя. Взявшись за эту, вроде бы обычную для других и абсолютно неизвестную для меня работу, я пробыл в районе больше трех недель. Днем в управлении было как в пчелином улье, там особенно не сосредоточишься, а по ночам – я оставался там один, работая карандашом, протирал насквозь, до дыр (даже раньше писалось – "смотри в дырку"), таблицы и рабочий бланк того плана, два-три часа спал в плановом отделе на стульях и работал, и учился. Для меня каждый день тогда, наверняка, можно было бы приравнять к семестру в среднем нашем техникуме, столько всего неизвестного я познавал, и сам производил. Видя мое старание, начальник экономической службы, очень толковый и справедливый был специалист, даже разрешил мне по ночам, чтобы никто не видел, пользоваться его единственной в отделе электрической счетной машинкой "Быстрица-2". Было там еще пару ручных, вечно ломающихся машинок "ВК-1" и несколько еще довоенных примитивных "зубодробительных" "Феликсов", а я удостоился чести работать на – электрической. Конечно, мне тяжело было справляться со всем эти скоплением цифр и, особенно, с их логической увязкой. Помогало то, что я прошел много по жизни практически. Пахал, сеял, боронил, косил, убирал и возил. Позже, через годы, принимая на практику студентов сельхоз направлений разных уровней, обучающихся сразу после школы, я видел, насколько они не готовы и не приспособлены к текущей жизни, не имея представления, что такое – "болт и резьба, зерно и комбикорм, лемех плуга или сошник сеялки". То есть – практическая основа у меня была, как определенный базис, надо было выразить экономическую и финансовую сторону всего этого процесса. Получилось.
Тот первый производственно-финансовый план, я защитил и сдал во все положенные соответствующие районные органы, Вторым, обойдя практически все многочисленные колхозы и совхозы, огромного объединенного района. Первым сдала план опытная станция, там объемы были несравнимые с нашими и опытные экономисты. В приказе по райсельхозуправлению, колхоз "Передовик" был отмечен по итогам плановой кампании, как один из лучших в районе.
Ну, наивно и подспудно думал я, передам все это хозяйство кому-то и опять займусь доработкой строительных проектов. Но, из района опять поступили указания – довести соответствующие планы до каждого производственного подразделения и пошло-поехало…
В 1966 году, в колхозах отменили трудодни и перевели их на гарантированную денежную оплату. Это было очень неразумное решение, но его надо было выполнять. Оно перевернуло всю колхозную жизнь, ибо раньше, мы (все колхозники) получали оплату в трудоднях (как коэффициент трудового участия) а в конце года, на трудодни начислялась часть дохода, полученного колхозом по итогам годовой работы. С введением гарантированной оплаты (деньгами и ежемесячно) увязка оплаты с результатами работы хозяйства – терялась, а значит – терялось главное – интерес к итоговым экономическим результатам и– самое плохое, – к нивелировании или уравнивании результатов работы подразделений.
Мною была разработана и внедрена решением правления, система внутрихозяйственного расчета, определены задания всем производственным коллективам, рассчитаны расценки оплаты за продукции, пересмотрены и уточнены нормы выработки на многие виды работ и проведены другие, связанные со всем этим, мероприятия. Система в нашем колхозе, была поддержана Каструбиным и правлением, начала работать, надо сказать – довольно успешно. В результате, в 1967 году, за достойную постановку экономической работы в колхозе и внедрение действенного внутрихозяйственного расчета, я был признан Лучшим сельским экономистом области, был поощрен обкомом партии и стал участником ВДНХ СССР.
Да, когда я еще работал над планом в Новороссийске, меня пару раз приглашали в райком партии и напоминали о работе, причем – серьезно. Выручил тот же Каструбин. В то время, когда я работал над планом в райцентре, он приехал на какое-то районное мероприятие, пришел в плановый отдел, поговорил с Мартенсом, потом взял меня с собой, и мы зашли к первому секретарю райкома (тогда – парткома) партии, Мишину Ивану Михайловичу. Очень был порядочный руководитель. Каструбин объяснил ему при мне, что колхоз, мол, ждал этого парня из армии, он давно в Ащелисае живет, первоцелинник, людей знает, а люди – его. Работает нормально, старается, а райком хочет забрать его у нас и сделать инструктором. Ну, и будете вы его гонять по огромному району, а у него – ни жилья, ни денег, только семья и престарелые родители жены. Карьерное продвижение ему не грозит, так как за ним никакие родственники и связи, – не стоят, парень нам очень нужен, а инструктора найдете другого. Мишин даже не стал настаивать, просто сказал – я не знал – мне доложили, предложили – я – согласился. Задал мне несколько обычных в такой обстановке вопросов и – пожелал удачи. Первый – первым, но аппарат райкома, на то и аппарат, и они отреагировали тем, что оперативно сделали мне дополнительную серьезную нагрузку – избрали секретарем партийной организации колхоза. Так безработный демобилизованный, стал одновременно в колхозе – Строителем, экономистом и парторгом.
Ясное дело, что отказ от работы в райкоме партии, определенным образом завис надо мной постоянной угрозой, чуть, где споткнешься – сразу получишь…
Я так обрадовался, когда, в начале 1966 года, Новороссийский объединенный район, разъединили и наш, бывший Степной район, снова выделили отдельно, под названием – Ленинский. Центром района с год, был Кос-Истек (Ленинское), потом его перевели в поселок Батамшинский. Оказалось – радовался зря. Меня вызвали уже в наш, новый райком партии, и все повторилось сначала – снова предложили идти в райком партии – инструктором…
И опять Каструбин отстоял меня уже перед новым райкомом. Райком не стал создавать себе проблемы с Каструбиным, членом обкома партии, уже окрепшим, как председатель колхоза и авторитетным человеком в районе. Но надо мной, на все мои дальнейшие годы работы, повисло очень непрозрачное облако "районного недовольства" – как это он посмел пойти против мнения райкома!!! И любые мои производственные и общественные достижения, в лучшем колхозе Актюбинской области, – никто и никогда не замечал. Да мне это и не особо было надо, слава Богу, что не трогали (благодаря Каструбину), и то ладно. А бояться – я никогда не боялся. Потому что нечего было мне бояться, да и время было совсем другое, не такое бандитское, как сегодня.
Ситуация с моей "переквалификацией", заставила меня перевестись из Полтавского строительного техникума, в наш областной, Темирский сельхоз– техникум, на экономическое отделение, просто надо было подтвердить то многое, что уже знал, – соответствующим документом. Правление колхоза перевело меня из мастеров-строителей в экономисты, потом в главные экономисты. А то, выполняя три должностные нагрузки, я получал одну и самую низкую, оплату строителя. Когда стал главным экономистом, получал 90 трудодней и плюс тридцать рублей деньгами, в месяц. Трудодни могли в конце года оказаться нулевыми, а тридцать рублей на ВСЁ в месяц, хватало только на обед, при почти ежедневных вызовах в район, по любому из курирующих мною направлений – строительство, экономика и партийно – комсомольская работа. Три должности на одну "трудодневую" зарплату, ничего, кроме тысячных долгов подотчетных денег, мне не приносили, к сожалению. Но никому это интересно не было. Уже много позже, Каструбин, как-то мне скажет: "Когда-то, Вася, (он так меня назвал единственный раз в жизни), нас с тобой, назовут дураками". С тех пор, я не раз вспоминал эти его слова. Умный был человек, понимающий, но он по – другому, жить не мог; программа в него такая была заложена: "Красиво сделать, выгодно продать и все– в колхозную кассу!". Это главное, – а про себя подумать, – где-то далеко, хорошо, если на пятнадцатом месте.
Второе и очень серьезное "принуждение-вынуждение", я получил от Каструбина, в 1969 году. Мне дали десять дней отпуска съездить к отцу, в Слободзею. Мы с женой и двумя дочками, вернулись в Ащелисай в начале августа. У меня было хорошее настроение – все, что было необходимо к началу главного нашего действа-Уборки урожая, из того, что касалось меня, как экономиста и парторга (Строительством занимался уже другой человек, у меня оставались заботы по проектам), было сделано, уборка началась и шла уже полным ходом. Приятное время для тех, кто считает, когда ежедневно с наших токов, идет в адрес государства сотнями тонн, поток зерна, а в обратном порядке – идет поток денег на колхозный счет!
Но. Нельзя же, чтобы было так хорошо и всегда. Я пришел на работу, как раз было воскресение, ну уборка урожая – это не для выходных, захожу в бухгалтерию, там один главный бухгалтер, собирает отчеты по уборке. Он мне и говорит: "Андреич, приходи к 10 часам, ко мне домой, дело есть!". "Хорошо, приду" – сказал я и пошел в колхозный гараж. Там встретил главного инженера, Клинк В.А., поговорили о текущих делах, он спрашивает: – Тебя бухгалтер звал к себе на 10 часов?". "Звал" – отвечаю. "Так он сегодня уезжает, семья уже с вещами – уехала, а он заказал машину на сегодня, поедет к поезду, налегке". Оказывается, пока меня не было, бухгалтера уволили. Ну, уволили и уволили, другого, пришлют, подумал я тогда и, вместе с инженером, мы поехали к Иванову домой.
Там в пустом доме, посреди большой комнаты, на расстеленных на полу плакатах, был приготовлен стол, как раньше говорили – "на вынос трупа". Для размещения гостей были предложены старые газеты. Ну, поговорили мы на прощание, выпили, конечно. А в конце Иванов спрашивает Каструбина: "Григорий Ионович! А ключи от бухгалтерии, ящиков и сейфа, кому передать?". "А отдай Василию Андреевичу" – ответил Каструбин. Иванов бросил мне через импровизированный "стол" связку ключей. Потом он уехал и мы разошлись.