Каструбин внимательно присматривался к людям, и – или Доверял полностью, или не доверял вообще. В условиях Ащелисая, это было вовсе не так легко, как казалось со стороны. Этот сплоченный, сросшийся клубок внутри сельских связей, можно было только катить, слегка поглаживая и подталкивая в нужном направлении, но не пытаться его разматывать или кого-то из него вытягивать. Скорее тот клубок тебя втянет, чем ты кого-то из него вытянешь…
Каструбин это хорошо понимал и, если мы указывали на какие-то недостатки отдельных лиц, с которыми надо что-то делать, он прямо говорил: "У вас и у меня – здесь родни нет, а ащелисайцы все между собой – родня. Попробуй, тронь, любого, революцию не сделаешь, а просто начнешь бесполезную, грязную и бесконечную гражданскую войну, которая погубит и нас, и само дело…".
Я один раз столкнулся, пусть даже и отдаленно, с этой ащелисайской "едностью". Придумал на женский день, 8марта, было это в 1966 году, преподнести всем женщинам колхоза по отрезу на платье, где-то по 4 метра, уже не помню. Заказали мы около 1000 метров ткани, два вида, я так попросил, чтобы все женщины не были в одинаковых платьях, как в каком-то лагере. Привезли в сельпо красивый добротный материал, порезали по 4 метра, и мы роздали их нашим любимым женщинам. Что там было! Одна половина одаренных женщин, упорно утверждала, что у второй половины – материя была лучше. При этом – вторая половина, и тоже упорно, утверждала – обратное. Они меня с полгода третировали, где бы ни встретили – на работе, на улице, в клубе или в магазине. А я слушал и радовался, что мы не умудрились подарить каждой женщине – отдельную расцветку…Тогда бы этих претензий было в сто раз больше…
Каструбин, благодаря своей практичной крестьянской сметке, сумел найти оптимальный способ организации и управления уже до него сложившимся крепким ащелисайским монолитом, одеть на него мягкую уздечку, а потом спокойно, ненавязчиво, но целенаправленно, да, с сумочкой (условной) – "приманки-овса" на дышле этой телеги, – вести её по жизни. И получилось правильно.
Ему очень нелегко было начинать руководить в колхозе. В то время, в колхозах зоны, окружающей Ащелисай, работали довольно опытные и авторитетные руководители: В "Красном поле" – Мушинский, в "Чапаеве" – Пашкевич, в "Буденном"– Замирайло, в "Новом пути" – Котенко. Это была элита, гвардейцы послевоенных пятилеток. Каструбин не стал вступать с ними в соревнование, он просто начал делать так, как сам считал нужным и у него – получилось.
Некоторые руководители, не зная истинного положения дел в низовых коллективах, пытаются решать возникающие там мелкие проблемы, сами, наскоком, с резкими какими-то выводами, как правило, – бесполезными, чем еще больше усугубляют ситуацию. Каструбин, наоборот, постоянно вникал и прекрасно знал положение дел на местах, но, в большинстве случаев, перекладывал решение каких-то мелких проблем на руководителей подразделений, любых, и, только в случае, если возникшая где-то проблема, начинает задевать интересы всего колхоза – вмешивался сам, применяя весь арсенал имеющихся у него средств, как руководителя и человека.
Его действительно уважали колхозники. Кто имел за собой какие-то мелкие грехи – даже его боялись. И не потому, что он мог побить (а он мог по своей мощи, с любым в селе такое сделать), нет, боялись, что рано или поздно, он все равно узнает. Его не обманешь и от него ничего не скроешь, так как он практически знал по колхозу все: где, кто, что и т. д.
Он был для всех нас, как настоящий (не условно-липовый) Гарант всей колхозной жизни – справедливости, уважения к каждому работнику, порядка, оплаты и охраны труда, правовой и социальной защиты. Каждый колхозник знал и верил – есть Каструбин, – значит все будет так, как надо. Он не был диктатором, он был диктором, направляющим и отвечающим за все происходящее в хозяйстве.
Как человек, выросший на горной речке, он очень любил такой элегантный вид рыбной ловли, как – на петлю. У него всегда с собой была милимитровая по толщине, капроновая леска. Если удавалось побывать на реке, нашей, ащелисайской, или на Каргале, где чистая и прозрачная родниковая вода, он обязательно – делал петлю, прикреплял её к палке и, усмотрев стоящую на страже щуку, заводил петлю на неё с хвоста, а потом – резко вынимал рыбу на берег. У него это получалось ловко и красиво.
Один раз мы с ним ехали из Актюбинска, заехали на Каргалинский переезд (раньше на Каргале моста не было и речку переезжали вброд). Лето, после обеда. Жара. Решили окунуться и ехать дальше. Пока мы с водителем раздевались, – слышим Каструбин зовет: "Идите сюда, я тут крокодила поймал!". Подбегаем, смотрим: – у его ног, какая-то образина, медленно так извивается. Оказалось – Щука, вся корявая, страшная такая, обросшая какими-то наростами, похожая на ржавую подводную лодку и хлопает своим зубатым ртом. Водитель спрашивает: "А чем вы её взяли?", Каструбин смеется: "А вот, этой талой". Рядом валялась длинная тонкая ветвь тальника (вербы), со сломанным тонким концом. Каструбин, возбужденный такой весь, рассказывает: – когда подошел к Каргале и начал раздеваться, машинально бросил взгляд на воду. Думал, коряга какая-то стоит под подмытым корнем, а оказалась – древняя щука, наверное, еще при царской власти родилась. А под рукой ничего нет. Тут куст талы рядом, я, говорит, тихонько ветку сломал, простейшую петлю сделал, завел под неё, и – дернул. Получилось…Вот такая она оказалась беспечная, наверное, все её контролирующие органы, уже потеряли свою координацию…
Мы полюбовались на это чудовище, в руки его брать было страшно, потом Каструбин перевернул её ногой и сбросил в воду – "пусть себе живет, может еще лет пятьдесят протянет".
Настоящий, простой крестьянский русский парень, он был частью породившей его Природы и любил все природное – землю, лес, воду, небо и солнце. Он очень любил жизнь, не восторгаясь ею в поэтическом плане. Он просто жил той самой жизнью. И жил так, как надо. Искренне уважал и любил своих сестер и младшего брата, Василия, помогал ему, чем мог, когда тот одно время возглавлял колхоз "Авангард", в Кос-Истеке. Он души не чаял в своей семье, очень любил жену, Валентину Антоновну, четырех своих прекрасных детей (Татьяну, Наташу, Любу и Александра). Они сегодня все имеют свои семьи, детей, а кое-кто и даже внуков, но безвременный уход его из состава семьи, конечно же, значительно усложнил жизнь, всем, кого он оставил, и в первую очередь, Валентине Антоновне. Наша семья продолжает поддерживать дружескую связь с семьей Каструбиных, но без главного опорного столпа – им, всем, все эти тридцать с лишним лет, – невероятно трудно. На сегодняшний день, в Ащелисае, остался их младший сын, Александр, кстати – точная внешняя копия отца.
Конечно, это не самый главный аргумент, но, при Каструбине, ни один из колхозников не был осужден, понимается серьезно, не сел в тюрьму. Каструбин берег людей. Всех, независимо от его полезности и ценности.
Как яркий пример: – в начале 1971 года, по небрежности ночного сторожа, загорелась свиноферма возле Преображенки. Когда мы туда добрались, – там действительно было страшно. Ночь, на улице сильнейший буран, а по ферме бегают и бешено визжат, горящие живьем свиньи. Не дай Бог кому такое видеть. Посчитали убытки – по самым, естественно, щадящим ценам, нанесен ущерб в восемь тысяч рублей. Это, в то время, стоимость двух легковых автомобилей…А сторож-старик-пенсионер. За такой ущерб дали бы не меньше 10–15 лет тюрьмы. В то время за 10000-й ущерб, могли присудить и высшую меру.
Каструбин вызвал меня, узнал сумму ущерба, мы пока иск никуда не предъявляли, посмотрел на меня, я понял его невысказанную мысль, пошел в бухгалтерию, набрал чистых бланков платежных ведомостей и вернулся к нему. Он написал своей рукой в ведомости:– Каструбин Г.И. -аванс -300 рублей, я тут же написал -100 и расписался. Ни слова не говоря, я вышел из кабинета. За два дня таким образом, мы собрали добровольных взносов на 8000 рублей, отнесли людям как аванс в счет зарплаты, а деньги внесли в кассу, как бы от того сторожа, в счет погашения ущерба. Можно понять было состояние того старика-сторожа и его семьи, когда они узнали об этом…Мы в тот год оперативно восстановили свинопоголовье, собирали молодняк по всей округе. Помню, зимой, ездили вдвоем с Сашей Опалатенко, (замечательный парень, мой ровесник, представитель колхозной "Лейб-гвардии", мы знакомы с ним более 60 лет, и до сих пор иногда общаемся), даже в Домбаровку, Оренбургской области, искали поросят, чтобы по быстрее закрыть эту проблему.
За долгие годы совместной работы, я изучил многие его (Каструбина) привычки и восприятия. Мы гуляли с ними в одной постоянной компании. Там собрались неплохие и уважаемые в селе люди. Могу поделиться с читателями, порядком и организацией нашей компании. Состав – всегда постоянный. На все годовые праздники, как Новый год, 23 февраля, 8марта, 1-го мая, Троица и др., устанавливалась четкая очередность на весь год вперед. К примеру, мы получили в этом году праздник 8 марта. По общим установленным правилам – наша семья на этот праздник, готовит все у себя дома и за свой счет (кроме напитков). И так, каждая семья заранее знает, когда её очередь принимать всю компанию и заранее готовится. Скажу вам – это было очень неплохо, да и компания у нас была какая! – веселая, певучая, танцевальная и – вообще – приличная.
Естественно, я всегда был с баяном. Знал все любимые песни Каструбина. У него был приятный, сильный, "народный" такой голос, в хоре особенно звучащий. По мере набора веселости, у него, как и у многих в компании, менялся репертуар. Если он запевал сам, то обязательно начинал с патриотических песен, таких как: "Никогда нигде не унывала, никому не кланялась Москва…", Мог запеть и украинскую:– "Стоить гора высокая, а пид горою гай…". Очень любил флотские песни: "Матросские ночи, Золотые огоньки и др.".
Я видел впервые, как он непроизвольно всхлипывал, сидя в зале нашего Дома Культуры и слушая песни военных лет, в исполнении ащелисайских самодеятельных артистов, 8мая 1975 года, на концерте в честь 30-летия Победы. За несколько месяцев до этого, когда мы шли семьями с празднования Нового, 1975 года, я пообещал ему, как фронтовику-артиллеристу, что постараюсь организовать концерт к Юбилею, такой, которого никогда в Ащелисае еще не было, до сих пор… И мы сделали такой трехчасовой концерт, с одни моим баяном, вживую, без микрофонов и т. п. технических средств. Мы исполнили многие десятки военных песен, и хоровых, и для ансамблей, и сольных, сделав приятно, и Каструбину, и всем, тогда еще жившим, участникам войны. Если те, кто сегодня живет в Ащелисае, были на том концерте, то, наверняка, помнят его и, – думаю, они подтвердят мои слова.
Он никогда не искал и не кичился, славой. Слава сам его находила, а потом шла впереди его. В каком-то году, у нас вышла средняя урожайность зерновых в целом по колхозу, довольно высокая для нашей зоны, в 19,8 центнера с гектара. Районные власти сетуют – неужели нельзя было сделать, чтобы было 20 центнеров?!. На что Каструбин резонно заметил, – а мне мусор в амбаре – не надо. У нас тогда, ничтожные с экономической точки зрения показатели, такие, как Урожайность и Продуктивность, считались за главные. Мне приходилось видеть много таких руководителей, "передовиков производства", которых прославляли и награждали за эти показатели, но никто не считал (и не хотел считать!), что по итогам года, они списывали по 12–15 % валового сбора того же зерна в "мертвые отходы", а молоко выходило в целом с жирностью около 2,5 %, при базисной 3,5 %. Вода, а не молоко. Но так это же было известно уже после окончания года, когда все ордена-медали, премии и должности уже были распределены, и принимались новые "повышенные" обязательства уже под новый год. Под "обязательства-обещания" тоже можно было успешно прожить целый год. А на следующий, – опять брать новые обязательства.
Каструбин выступал на различных вне колхозных форумах редко, тем более никогда ничего заранее не обещал, он просто Делал. Для высказывания обещаний, были штатные – другие. Это властям нравилось, когда кто-то обещал, тогда и они, в свою очередь получали право на обещания. Помню, был у нас в районе, один такой ловкий и классический "обещальник". Выступал на любом районном мероприятии. Обсуждается, к примеру, на каком-нибудь партхозактиве, вопрос подготовки к посевной кампании. Он тут же выступает: – "У нас в колхоз для посева – все готово: – сеялка ест – колес нету, котел ест-каша нету, землянка ест – люди нету и так далее, а в конце – Мы сев проведем в сжатые строки!". И все ему хлопают в ладоши. А что там будет на самом деле – да кому это интересно!. Мы в то время, постепенно довели эту ситуацию с обещаниями, до полного абсурда.
Когда мне довелось возглавлять экономические службы самого мощного в то время в Советском Союзе, (в экономическом плане) аграрного района, моего родного, Слободзейского, то застал апогей (вершину) этого самого "обещательства". Наш район тогда выдавал на стол государства до 400000 тонн плодоовощной продукции в год! Один район! Давал почти по два килограмма овощей и фруктов, на каждого жителя Союза, от Калининграда до Чукотки, включая грудных детей! Люди работали на пределе своих возможностей и даже тогда нам предлагали – ну, пообещайте, что вы еще увеличите производство, хотя бы на одну треть. А мы, (молдавская власть тех лет) пообещаем Москве, дать всего по миллиону тонн – овощей, винограда, фруктов. Ну, пообещайте, приказываем вам! А мы – под обещания, – многое чего получим, да и вам что-то перепадет… Так и было, к сожалению.
Каструбин, повторяю, никогда не обещал и тем уже был неугоден властям, всех уровней. Таких не любят. Любят тех, у кого "рыльце в пушку", кто знает свои грехи и боится. Тот постоянно "на крючке", его и ловить не надо, он "пойман" сразу, при назначении на должность. С ним всегда можно (власти) работать и что хочешь с ним делать. Он выполнит любой приказ и любой каприз…Он всегда примет, накормит, напоит и даже спать уложит…, при желании. Он – наш вечный должник, мы его для этого и держим.
Это было не только в нашем районе. Это-система.
Где вы сегодня увидите, чтобы председатель такого мощного колхоза, каждый день! И круглый год, начинал свой рабочий день в 5 часов утра. Каждый день, он переходил по навесному мосту на другую сторону местной речушки, и смотрел, как дела в колхозном животноводстве, начиная от фермы молодняка крупного рогатого скота, потом молочно-товарных ферм, пункта первичной переработки молока, потом шел вдоль речки до моста, между Ащелисаем и Преображенкой, заходил на свиноферму и к семи часам утра – приходил в гараж, где к этому времени собирались мы, колхозные специалисты и руководители подразделений. Каструбин, приходил, уже зная положение дел, где, что и как, на основных проблемных участках. Ему уже не надо было от кого-то получать текущую информацию – он обладал ею сам и требовал каких-то конкретных действий от ответственных лиц, если в этом была необходимость. Это была – Система, настоящая, рабочая и эффективная. И, повторяю, в любую погоду и в любое время года! Мне стыдно об этом говорить, но сам видел, как в моей родной Слободзее, в перестроечный период, председатель местного колхоза, шел на работу, в 10 часов утра, с похмельной головой, чтобы подписать в конторе несколько бумажек, а потом, вместе с приближенными, продолжать пропивать свой колхоз дальше. Такие были на селе контрасты. Потому и все закончилось так, как закончилось. Нас привели к тому целенаправленно, умышленно. Мне даже страшно подумать, как бы отреагировал Каструбин, если бы застал всю эту, в том числе Ащелисайскую, вакханалию…
Ходил он всегда, не торопясь, твердо и уверенно ступая по земле, не сутулясь. Всегда в одной (чаще в правой) руке, носил связку ключей. Часто что-нибудь строгал перочинным ножом, какую-нибудь свежую веточку или спичку (в то время не было зубных палочек в продаже). Был умерен во всем, – в разговоре, еде, питье. Человеческое ему ничто не было чуждо, мог и сто граммов выпить, там, где было надо, и веселую историю рассказать. По-особому, громко, заразительно и приятно (по-Каструбински) – смеялся. Он просто был Человеком. Жил и работал, как настоящий Человек.
Что было у него плохо. Плохо было то, что он не уделял хотя бы элементарного внимания своему здоровью. Его порядочная сельская русская ментальность, не позволяла ему выпячивать или подчеркивать какие-то свои недуги. А они накапливались, и не пустом месте. С семнадцати лет – три года на фронте; четверть века нести на плечах нелегкий колхозный груз, тем более, так как он его нес, "нелюбовь" властей, а где-то и – зависть, серьезно подорвали его могучий организм. А он все это переносил в себе, не жаловался и не искал каких – то поблажек и привилегий, Я помню отдельных пятидесятилетних "стариков" и по Ащелисаю – тоже, которые были всегда "рекламно-больными", и требовали себе различных льгот, спецпитания (мед, масло, икра, цитрусовые и т. д.), причем все их окружающие с этим соглашались. Потом уже их дети стали стариками, а они, простите, так и продолжали "болеть" и стонать дальше…
Он так не мог. Он и сам молчал о проблемах со здоровьем и родным об этом не разрешал рассказывать. Не буду брать грех на душу и заявлять, что многие годы, все те, кто ему завидовал и не очень "любил" его, как "неподконтрольного" в их понимании, руководителя, со всеми вытекающими последствиями, потихоньку "добивали" его. Нет, я так сказать не могу, но могу сказать другое – никто из всех уровней властей, и, к сожалению, он сам, не сделали ничего, чтобы он и сегодня был с нами. Это мое мнение и я только так думаю.
Руководитель мощнейшего хозяйства – Более 90 тракторов, около 60 автомашин, около 80 комбайнов, 3000 голов крупного рогатого скота, около 10000 голов овец и 17000гектаров посевных площадей и до 20000тонн зерна в год, плюс пять сел вокруг! Это минимум полнокровная механизированная дивизия, во главе человек с генеральским статусом! И никто не поинтересовался – а как ему живется, как у него со здоровьем?. Да таких людей надо заставлять проходить профилактические медицинские осмотры и минимум раз в полгода, отправлять их на обследования и необходимое лечение. Вместо этого, его систематически травят и травят. Каструбин был не простым человеком, он прекрасно понимал ситуацию и отношение к нему, особенно со стороны властных структур. Не знаю, кому он так мешал и на каком уровне, но, если человек носит на груди (уже!) две высших награды СССР, два ордена Ленина, плюс орден Октябрьской Революции (второй по статусу), потом добивается вообще фантастических показателей в производстве, продав государству за пять лет, десятилетний плановый уровень продажи зерна, а ему, как бы в насмешку, дают – один, а позже второй, – орден… Трудового Красного Знамени – это как называется?. Да лучше бы вообще ничего не дали, – ему бы не было обидно и так полная грудь наград. Нет, дали, но показали, и раз, и второй раз, что мы тебя не любим, как говорил когда-то Аркадий Райкин. На уровне Каструбина, это глубочайшее, тем более абсолютно незаслуженное унижение; хорошо хоть не додумались дать ему значок – "ударника коммунистического труда". А звание Героя, дали трактористу, у которого показатели были приписаны примерно в три раза. Это я, как экономист вам говорю, потому, что сам видел, когда представлял тогда документы на награждение в район. Я ничего не имею против того Ивана – Героя из колхоза, такие награды всегда выделялись субъективно, но если ему дали Героя, то Каструбину, извините (соразмерно), можно было бы дать таких Звезд шесть-семь.