6. Роман Гуль - Георгию Иванову. 13 июня 1953. <Нью-Йорк>.
13-го июня 1953
Дорогой Георгий Владимирович,
Письмо я Ваше получил, но несколько задержался ответом. По причинам вполне уважительным. Во-первых, я только на днях получил рукопись Ирины Владимировны. Ни прочесть, ни даже заглянуть - пока не в состоянии, ибо идет печатание кн. 33 - и я замотан до чрезвычайности. Но это не затягивает дела, как такового>. Ибо М. М. сейчас заканчивает - работу в Кембридже и на днях выезжает к себе на дачу в Вермонт. В Кэмбридж я ему ничего не посылаю, ибо это вполне не имеет смысла: он замотан выше меры и там читать ничего не может. Но окончив свои университетские дела - в Вермонте он будет на полной свободе - и вот туда-то (в начале след. недели) я ему и пошлю рукопись Ир. Влад. Постараюсь ее (с большим интересом - хочу) прочесть и высказать свое мнение Михаилу Михайловичу. Одним словом, с максимумом> благоприятствования и таким же интересом рукопись будет прочтена, и тут же Вам сообщу, как и что. Вы понимаете, конечно, что с рукописью - труднее производить такие операции (приятные), чем со стихами. Там коротко - раз и два. И чек летит в облаках - к Вам. Тут это длиннее. Вооружитесь терпением ненадолго. И все - хочу думать - будет олл райт, как говорят французы. Это насчет рукописи.
Теперь (идя по Вашему письму). Не удивляюсь, что какие-то "друзья" что-то там наговаривали Вам о моем отношении и прочее. Эта чесотка в литературных кругах вполне эпидемична. Врали, конечно. Одни врут как чешутся, другие - злее - живут этим почесыванием. Ну да, как бы это сказать поэлегантнее... - скажем... Бог с ним (но подумаем круче). "Коня Рыжего" я Вам выслал и думаю, что Вы его получили. В НЖ о нем ничего не было (оцените - до чего мы скромны, до "стыдливости"). Поэтому, я полагаю, было бы очень хорошо, если б Вы написали (только об Ал<данове> не надо, это "бяка"). Но если Вы хотите в "Возр<ождении>" - дуйте, только думаю, что безумный старик - взовьется штопором и кого-нибудь искусает из-за этого. Кстати, в "Возр<ождении>" в списках ""для отзыва" я книгу свою видел. Одним словом, действуйте, как сочтете нужным, - я честно говорю. ВАШ отзыв хотелось бы прочесть. И в НЖ для него место найдется, как рецензию, странички на две с половиной (машинных). Платим за рецензии так же, как и за статьи, - полтора доллара страничка.
Идем далее по Вашему письму. Между прочим, очень интересно то, что Вы пишете о Великом Муфтии, о его пометках на страницах НЖ. Хотелось бы прочесть. Кстати, он сам без всяких встреч, разговоров и прочего - писал мне дважды или трижды - страшные комплименты относительного "Рыжего (часть их я опубликовал предисловием). Скажите, а читая, ругал? Между нами, по чести, - напишите, было бы интересно Смешно. Я, как и Вы, философски и юмористически отношусь ко всем этим вещам и вещичкам. Для забавы - черкните.
Письмо Ваше, слава Богу, не похоже ни на Сашкины, ни на Ва<силия> Ал<ексеевича>. Сашка пишет, как "порочный школьник" или даже как "Пьеро" - за кулисами. Черт знает что. Но - характерно. С эдаким почерком в правительство брать людей просто было неприлично. Вот и получилась... клякса... правда, говорят, что через сто лет Сашка - это тема для драмы. Верно. Только трудно тянуть-то эти вот сто лет.
Очень рад, что Вы уже пишете "Жизнь, которая мне снилась". Прекрасно. Вот Вам и сила ЧЕКА (но не Че-Ка!). След<ующая> книга выйдет в сентябре. У Вас - весь июль и даже пол-августа (или даже чуточку больше). Но лучше бы было, если б прислали августе. В удаче Вашей вещи - уверен. Я понимаю, что "прежние" "П<етербургские> 3<имы>" Вас и не удовлетворяли, и, м. б., даже раздражали. Последние главы - ведь совсем другое - по общему тону, по общему строю - крепче, проще, сильнее - и без "рококо". "Рококо" пережито. Очень, очень жду Ваши вещи. М. М. тоже очень рад этому.
В стихах Ваших уже было исправлено - "толковать". Я ведь в набор сдал ВТОРОЙ список. Очень, очень хороши стихи. Я люблю возиться - с "техникой" журнала. И сверстал их сам очень хорошо. Только одно стихотворение разорвалось (со страницы на страницу). Все остальные - целехоньки (им же больно стихам-то, их рвать нельзя).
Далее. Еще о рукописи Ирины Владимировны. Не сумлевайтесь. В первую свободную минуту засяду, прочту, пошлю. У меня тоже сейчас чертовщина большая - я должен выполнить свою работу вдвойне (я ведь работаю еще в радио-отделе Ам<ериканского> Ком<итета> для Мюнхена , и вот, чтобы уехать на две недели в деревню, куда уже отвез жену, - надо в две недели сделать месячную нагрузку, это нелегко, но выполнимо. Посему я и замотан немного). Но это не затянет дела. Будьте "у Верочки" (Боже, как нас обогатила революция - в смысле языка! Закачаешься!). Насчет корректуры не ручаюсь. Это нам очень трудно. Еще скажу: сентябрьская беллетристика у нас уже набрана. Вас начнем с сентябрьской (это я принял в расчет). Но прозу И. В. можем начать только с декабрьской. Впрочем, если все будет устроено в смысле гонорара - то это значения большого иметь не будет. Все попытаюсь обговорить с Мих. Мих. Он - самодержец. Но очень конституционный. И мы с ним работаем очень хорошо и дружно. Транскрипцию карт д'идантитэ принял во внимание. Вспомнил я эти карт д'идантитэ - и прямо рвать потянуло. Ведь тут ничего подобного, все по-человечески. Сошли на берег - и не видите никаких карт д'идантитэ, никакого Афганистана Парижской Префектуры, ничего. Вообще, хороша страна Америка. Очень. И у нас в Европе о ней были совершенно не те представления. Ну, скажите, можете ли Вы себе представить, что по Бродвею бегают белки (самые настоящие), я живу возле Бродвея. Они перебегают Бродвей и бегут к Гудзону, где живут - в саду (над берегом) и в аллее (набережной). Или - на Бродвее стая голубей - садится людям на плечи, на руки, когда люди эти их кормят. А таких старичков, старушек (и не старичков и не старушек) множество. А как хорош - этот самый Риверсайд Драйв - набережная по Гудзону - вся в зелени, на газоне, на луговинах можно валяться как хочешь, не то что "ферботен". Одним словом, зря Вы не приехали в Америку. Жили бы тут во всяком случае не хуже (а уверен даже лучше), чем в Монморанси.
Кончаю. Дружески жму Вашу руку.Ручки Ирины Владимировны цалую. Ваш искренно: <Роман Гуль> (Роман Борисович!)
7. Георгий Иванов - Роману Гулю. 23 июня 1953. Монмонранси.
23. VI. 1953
5, av. Charles de Gaulle
Montmorency (S et O).
Дорогой Роман Борисович,
Сегодня, 23 июня, получил "Коня Рыжего". Спасибо. О - преувеличенно - лестной надписи не буду распространяться. Я "скисняюсь", когда слышу такие выражения по моему скромному адресу. Но, разумеется, большое спасибо за такую надпись.
"Портрет без сходства" и "Контрапункт" пошлем Вам, как только раздобудем экземпляры, т.е. через несколько дней. Насчет отзыва о "Коне Рыжем" – решим, с Вашего согласия так: я даю отзыв в "Новый Журнал". Вы правы, Мельгунов, по-видимому, хотел бы замять отзыв о Вас: книга "была" у него, но "кто-то ее унес". Это "не к спеху" - когда он опять вернется из Мюнхена, он книгу "поищет" и прочий сухой мандеж в том же роде. Так что мне и проще и приятней прислать рецензию к Вам. Если я буду жив и здоров - вероятно я пришлю ее Вам довольно скоро, во всяком случае до "Жизни, которая…"
Чтобы кончить с этим, удовлетворяю тут же Ваше любопытство - законное! - насчет отметок и реплик Бунина. Нет, совсем не то, что Вы думаете. Кусок из письма, напечатанный перед текстом, подтверждает, что "Великий Муфтий" - в отличие от большинства нашей братии - мущина искренняя: пишет и говорит, что думает. Разница только в выражениях. Он отзывался и делал пометки в выражениях менее академических, чем в письме. И одобрения, и осуждения, сопровождались эпитетами весьма смачными. "Молодец с. с!" Или "св…. " - "вроде меня работает", чередовались еще более сильными выражениями, когда что-нибудь, как-нибудь "задевало" белых или "оправдывало" красных. Вот это последнее и было забавно: отметки делались в 1948 году, когда на губах Муфтия не обсохла полпредская икра и не износились подметки, на которых он шлялся на рю Гренель. И особенно забавно, трогательно даже - что в своей "непримиримости" он был ребячески искренен, без всякого оттенка притворства…
Хорошо. Значит, рецензию я даю Вам, на Мельгунова плюю, все в порядке. Перехожу к другому.
Это "другое" чрезвычайно взволновало нас обоих. Так взволновало, что прямо не нахожу слов. В Вашем последнем письме есть приписка: "а лучше приезжайте в Америку". И еще: "там вам будет житься не хуже, а, уверен, даже лучше, чем в Монморанси"
Видите ли, Роман Борисович, - переехать для нас в Америку значит, наверняка, не "лучше, чем в Монморанси" или вообще где бы то ни было во Франции, а значит возвращение в жизнь из (по корявому выражению Вейдле) "предсмертья". Нам обоим здесь отвратительно - тошно. Русский Париж - кладбище с могилами не дорогими, а чуждыми , располагающими не столько вздохнуть, сколько плюнуть. Делать здесь нечего ни Одоевцевой ни мне. Короче говоря, если бы представилась возможность из "прекрасной Франции" вырваться - и я и она считали бы часы и минуты до отъезда и, сев на пароход или аэроплан, и не оглянулись бы назад.
И вот Вы пишете: "Приехали бы вы…" Значит ли это, что Вы можете достать для нас визы, такие визы, которых не надо ждать месяцами, заполняя десятки анкет и выстаивая часы в очередях? Если Вы это нам предлагаете устроить - ухватимся руками и ногами и будем Вашими неоплатными должниками навсегда. Но ни я, ни она не в силах преодолеть всяких рогаток и волчьих ям, всех очередей, анкет, сертификатов домисил (фр. domicile - жилище. - А. А.) за десять лет (тоже требуется) и т. д. - которые нужны, чтобы получить визу в "обычном порядке".
А если я Вас правильно понял и вы хотите нам протянуть руку, чтобы перебраться к Вам через океан, то, пожалуйста, пожалуйста сделайте это. В надежде, что это так, перечислю наши расчеты и возможности.
Чех<овское> Изд<ательство> обещало подписать в конце мая контракт с Одоевцевой на ее роман. Это до сих пор еще не сделано, т. к. они - как Вы лучше меня должно быть знаете - ждут кредитов *. Допустим, 500 долларов у нас разойдутся, но тысяча останется на билеты и на первое время. Одоевцева с детства знает досконально английский язык - ее здесь не раз спрашивали англичане, "давно ли она на континенте", принимая за своего брата. Она свободно, отличным стилем по-английски пишет. Кроме того - в отличие от меня - она очень социабельна, очень любит людей - всяких людей - работу - всякую живую работу.
В Биаррице после liberation она два семестра была студенткой (для собственного удовольствия) американского военного университета, и у нас на даче сплошь и рядом собиралось по тридцать-сорок и студентов и профессоров, и "контакт" между ними и ею был полный.
Пишу это к тому, что, может быть, возможно было бы скажем через милого Мих. Мих. Карповича, устроить ей место учительницы при каком-нибудь колледже? Тогда бы мы, приехав, имели сразу почву под ногами. А она бы - поверьте - не подвела бы того, кто бы ее рекомендовал. Впрочем, лучше подождать Вашего ответа и не пытаться сказать сразу все. Но м. б. полезно - для визы - прибавить, что И. В. как-никак автор двух книг, изданных по-американски и в Нью-Йорке. "Ангел Смерти" - "Out of Childhood", Richard R. Smith, N. Y. и "All Hope Abandon", Panteon Books, 1949, N.Y. Последняя – не знаю, слышали ли Вы о ней – антикоммунистическая книга. Отберите, кстати, у М.М. Карповича экземпляр и прочтите на досуге – увидите сами, что это и как написано.
Я, кроме контракта Чех<овского> Изд<ательства>, никаких доказательств, что я тоже писатель, не имею. Но тут, вероятно, на выручку можете прийти Вы?
Так вот, дорогой Р. Б., - будьте милым, ответьте на все это по возможности сейчас же, т. к., повторяю, оброненная Вами фраза - как вдруг приотворенная дверь из склепа и в щелку воздух и солнечный луч. Если нам прийдется свидеться и поболтать - я Вам тогда расскажу, чего мне пришлось пережить, и Вы поймете жадность, с которой хватаюсь за Вашу обмолвку. Ну, понятно, с нетерпением ждем и "известий" о "Годе жизни". И. В. сердечно Вам кланяется и благодарит "за прошлое и будущее".
Ваш всегда Г. И.
<На вклеенном перед P. S. обрывке листа:>
Мой рост 175 см., ее 167.
Длина рук моя 59, ее 57.
Обхват груди мой 90, ее 88.
Талия моя 78 см., ее 66 см.
P. S. Конечно, нам - если это возможно и для Вас необременительно - нужны вещи. Какие? Более менее всякие. Более всего мы оба были бы довольны получить по непромокаемому пальто. Если непромокаемых нельзя, то недурно и промокаемые. Я лично был бы очень польщен костюмом - лучше всего темным, синим или серым. Если нет костюма, недурно и приличные штаны. Обоим мечтаются недырявые пижамы, но это, пожалуй, уже люкс, который нахально просить. Спасибо Вам отдельно. Т. е. за это желание помочь.
Г. И.
* Напишите, что знаете, когда можно ждать этих ассигновок и вообще что знаете