Теперь перехожу к части, т<ак> с<казать> "неофициальной", к тем непонятным и странным упрекам Вашим, Г. В., что я, мол, оказался сукиным сыном, а Вы, мол, думали, что я настоящий человек. Называете меня Вы самым что ни на есть оскорбительным наименованием, я, оказывается, оказался "исполнительным членом", и дальше я не разбираю... Что за притча? Что такое? Вы даже где-то увидели какую-то черную кошку, бегущую между нами по океану - по синим волнам океана. Слушайте, будем говорить напрямки, по-человечески, - зачем Вы пишете мне всю эту муру? Если б я был Буров иль к<акой >н<ни6удь> Муров, Пуров - ну, это было бы целесообразно, м. б. Но мне писать такие "измышленные ламентации" - бросьте, дорогой мой, ни к чему. Откуда Вы взяли - что дружба отклоняется и пр. всякие такие слова? Я по своем наивности думал, что дружба через океан измеряется лучше всего чеками, и слал их Вам. как мог. Даже переслал, если увидите - здорово перевалили, - но на это мы не обращаем внимания, ибо хотели Вас и И. В. поддержать. А вы вдруг - чеки мне не нужны, мне чистую дружбу подавай - охотно бы подал, да как же тут ее через океан подашь? Одним словом - забудьте, забудьте, забудь - - - и здравствуйте, здрасьте. И, говоря по-военному (а я старый поручик инфантерии), не валяйте этого самого. В частности, я страшно смеялся, прочтя в "Р<усской> м<ысли>", что на банкете в честь Геродота - Бурова Рощина прочла Вашу статью. Я знаю прекрасно этого классика и жалею без конца, что не присутствовал на этом высоко просветительном банкете. Геродот когда-то мне давал деньги взаймы, но дает он очень мало, он жадный, свинья. Зато прислал свою восхитительную книгу - где поминает меня и Нину Б<ерберову> - весьма обворожительно. Итак, закругляю, - не серчайте, не пишите таких нехороших писем, а пишите хорошие. А мы чем только могём - будем служить И. В. и Вам. В след<ующей> кн. (36) идет статья Ульянова - оч<ень> хорошая, оч<ень> колючая о литературе здесь и вообще о литературе. Упоминает Вас, оч<ень> хорошо. Вот прочтете, может быть, Вам захочется высказаться - мы такую дискуссию - откроем с удовольствием. Вы хотели писать об антологии Иваска, есть ли у Вас это желание и до сих пор или как? И если есть - то есть ли у Вас книга или надо Вам прислать?
Сердечный привет. Ваш <Роман Гуль>
Ирине Владимировне цалую ручки и прошу прислать ч<то-> н<ибудь> еще, и свое и ивановское? О кей?
21. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 9 февраля 1954. Монморанси.
9.2.54
Дорогой Роман Борисович,
Посылаю Вам мои стихи в исправленном виде.
Не могли Вы быть так добры и прислать мне корректуру? Я верну ее Вам в тот же день.
Но, если уже поздно, проверьте их сами, пожалуйста, и внесите в них исправления.
Желаю Вам всего хорошего
Ирина Одоевцева
22. Георгий Иванов - Роману Гулю. <Февраль 1954>. Париж.
<Февраль 1954>
28, rue Jean Giraudoux
Paris XVI
Дорогой Роман Борисович,
Очень рад был получить от Вас дружеское письмо. Тем самым считаю наши "недоразумения" похеренными. А то неприятно было, знаете - ждешь, ждешь, например, ответа, не знаете ли Вы, как и что с "Чех<овским> Издательством", выждешь месяц, повторяешь вопрос и снова
нет ответа - тишина.
И тут же из враждебного мне крымовского гнезда "достоверные слухи": "Гуль пишет, что книга Одоевцевой" и т. д.
Но, повторяю, "инцидент исчерпан". Буду считать себя, как искренно желал этого с начала нашего "эпистолярного знакомства", - Вашим другом, а о "бараньем тулупчике" забудем. Дружить, а не ссориться нам с Вами - и справедливо и естественно, делить же как будто нечего. А "нас", т. е. попросту говоря - одаренных людей, так мало - что кому же как не нам не объединяться теперь, наперекор всевозможным пошлякам и бездарностям, "правящим бал" по обе стороны российского занавеса.
Корректура получена - мерси. Ее отошлем, для экономии, вместе с свеженькой штучкой Одоевцевой "специально для Вас" и без продолжения. И кое-чем, т. е. стихом, моим. И с надеждой на быстрый обратный чек. Ну что ж, не хотите "Кристабель", дело Ваше. Напечатаете, когда сдохну, вот как теперь печатаете Клюева. Это нормально.
Если Вы думаете, что быстрота, с которой Вы шлете чеки, не ценима нами - очень ошибаетесь: весьма и весьма ценима. Но вот могли напечатать вдвое больше "Года жизни". Не знаю, как в Америке, но здесь стоющие люди горячо хвалят то" что у Вас появилось, и спрашивают - почему только отрывок. Между прочим - почему бы Вам не тиснуть еще порцию этого самого "Года"? Убытка, как сами видите, не будет - раз даже "сам Аронсон"... Потолковали бы Вы с М. М. в этом духе.
Ну, если Вы желаете возобновить со мной переписку, угощу Вас следующий раз почти бредовыми подробностями переворота, происшедшего в "Возрожденьи". Кратко говоря - о Мельгунове пожалеешь - такое идёт позорище. Написал бы кто-нибудь у Вас - Вы сами, например, - какое-нибудь "не могу молчать" по поводу гукасовских бесчинств. Отдать журнал, в котором когда-то писал Ходасевич и который редактировал Струве, в руки каких-то холуев, никому не ведомых "верноподданных" царя Владимира и его "императрицы" - в самом прямом смысле "бляди бордельной" - чересчур даже для нынешнего эмигрантского падения. Что касается меня - то всю эмигрантскую жизнь я "принципиально" играл в черносотенеца и "довольно, больше не могу". Тошнит. Готов на старости лет в левые эсеры записаться - только не быть "своим" с этой безграмотной сволочью.
Обязательно и моментально напишу об Антологии, если В мне пришлете авионом книгу. Также написал бы о Цветаевой - она у меня есть. Ну, жму Вашу руку. И. В. кланяется - она к Вам неравнодушна и литературно и человечески с давних пор. Еще раз - радуюсь и желаю с Вами дружить.
Ваш Г. И.
23. Роман Гуль - Георгию Иванову. 2 марта 1954. <Нью-Йорк>.
2 марта 1954
Дорогой Георгий Владимирович,
Был очень рад получить от Вас письмо, а то я уж голову ломал, что такое, что за история? Правда, Вы "историю" так и не разъясняете, только "намениваете" о каком-то "гнезде" (крымовском?) и о какой-то явно глупой и совершенно ЛЖИВОЙ сплетне. Для меня это все настолько "как снег на голову", что я даже и понять не могу, что - сплетено? Но я хочу знать, чтобы всякому вралю перекусить горло (я могу быть от мяса бешеным тоже! и как!). Если кто-то что-то выдумал и наврал, то это неспроста - есть такие в нашем литмире сволочи, которые только и заняты тем, как бы кого-нибудь с кем-нибудь перессорить и пр. Вот и родятся творимые легенды, всегда глупые, но почти всегда достигающие цели. Вы вот в какую-то пущенную "черную кошку" - поверили. Я уже давно не верю. Я прямо хватаю эту самую черную кошку за хвост или за ноги и са-ди-сти-чес-ки бью ее о косяк. Дайте мне крови! Напишите, кто и что наврали на меня - и я обидчика убью...
Дальше. Антологию высылаю Вам одновременно с этим письмом, но не воздухом, ибо спешки нет. Книга 36 уже кончается печатаньем и скоро выйдет, а кн. 37 будет в июне. Так что время - бугры. И будем ждать от Вас эту рецензию. Иваск как-то мне писал, я ему ответил, что писать будет Жорж Иванов - трепещите, граждане! Насчет Цветаевой - горюю, сам взялся писать о ее чудесной прозе (не целиком, м. б., чудесной, но иногда - изумительной). Я ведь довольно долго дружил с М<ариной> И<вановной>, у меня есть много интереснейших писем ее. Здесь Е. И. Еленева собрала все, что М. И. писала (тома на три, прозы).
Насчет того, что "нас мало" - именно. Вот поэтому, когда брюсовские катакомбы уже наступили - "целиком и полностью", - нам как-то надо держаться "насмерть" - хоть мертвыми, а стоять. Именно из этих чувств я и тороплю чеки Иванову и Одоевцевой - как воздух, как кислород. И М. М. в этом смысле всегда очень за Вас обоих. Присланное Вами и И. В. буду очень ждать и люблю заранее.