От имени фракции большевиков Луначарский огласил написанное Лениным воззвание "Рабочим, солдатам и крестьянам!", которое не только объявляло, что "съезд берет власть в свои руки", но и представляло короткую, но емкую программу предстоящих действий: "Советская власть предложит немедленный демократический мир всем народам и немедленное перемирие на всех фронтах. Обеспечит безвозмездную передачу помещичьих, удельных и монастырских земель в распоряжение крестьянских комитетов, отстоит права солдат, проведя полную демократизацию армии, установит рабочий контроль над производством, обеспечит своевременный созыв Учредительного собрания, озаботится доставкой хлеба в город и предметов первой необходимости в деревню, обеспечит всем нациям, населяющим Россию, подлинное право на самоопределение.
Съезд постановляет: вся власть на местах переходит к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, которые и должны обеспечить подлинный революционный порядок…
Солдаты, окажите активное противодействие корниловцу Керенскому! Будьте настороже!
Железнодорожники, останавливайте все эшелоны, посылаемые Керенским на Петроград!
Солдаты, рабочие, служащие, – в ваших руках судьба революции и судьба демократического мира!
Да здравствует революция!"
Выступление Луначарского прерывалось неоднократно громом аплодисментов. Воззвание поддержали левые эсеры, внеся небольшую поправку. Представитель крошечной фракции меньшевиков – объединенных интернационалистов заявил о своей поддержке воззвания при условии немедленного создания правительства при участии самых широких слоев населения. Его предложение не было принято, и делегат заявил, что его сторонники при голосовании воздержатся. В 5 часов утра 26 октября обращение было принято абсолютным большинством голосов при 2 против и 12 воздержавшихся.
Итак, Ленин не просто выиграл, он одержал триумфальную победу, власть переходила к большевизированным Советам рабочих и солдатских депутатов с заручительством доверия делегатов от крестьянских Советов. Опасаясь противоборства Керенского и его единомышленников, Ленин щедро пообещал "немедленно" разрешить все злободневные вопросы, терзавшие трудовую общественность России и ее национальных районов. Таким образом под лозунгом "Вся власть Советам!" большевики получили неограниченные полномочия.
Образно и точно определил состояние делегатов съезда, да и в общем народных масс, Н. Суханов: "Все эти известия очень укрепляют настроение. Масса чуть-чуть начинает входить во вкус переворота, а не только поддакивать вождям, теоретически им доверяя, но практически не входя в круг их идей и действий. Начинают чувствовать, что дело идет гладко и благополучно, что обещанные справа ужасы как будто оказываются не столь страшными и что вожди могут оказаться правы и во всем остальном. Может быть, и впрямь будет и мир, и хлеб, и земля…"
Заседание съезда, закончившееся в шестом часу утра 26 октября, показало, что большинство собрания, оказавшись в политической изоляции, провозгласило свою власть, которую необходимо было оформить структурно, а главное, показать ее дальнейшие намерения. Для делегатов Всероссийского съезда наступил перерыв, а для обывателей России новая жизнь только начиналась.
"Воля народа" опубликовала приказ Керенского, подписанный им в Пскове: "Наступившая смута, вызванная безумием большевиков, ставит государство наше на край гибели и требует напряжения всей воли, мужества и исполнения долга каждым для выхода из переживаемого Родиной нашей смертельного испытания…
…Приказываю всем начальникам и комиссарам во имя спасения родины сохранить свои посты, как и я сохраняю свой пост Верховного Главнокомандующего, впредь до изъявления воли Временного правительства республики…"
Реальную роль "Временного правительства республики" исполнял Военно-революционный комитет Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Во все министерства были назначены временные комиссары: в Министерство иностранных дел Урицкий и Троцкий, в Министерство внутренних дел и юстиции – Рыков, в Министерство труда – Шляпников, в Министерство финансов – Менжинский, в Министерство социального обеспечения – Коллонтай, в Министерство торговли и путей сообщения – Рязанов, в Морское ведомство – матрос Корбир, в Министерство почт и телеграфов – Спиро, в Управление театров – Муравьев, в Управление государственных типографий – Дербышев, комиссаром Петрограда назначили лейтенанта Нестерова, комиссаром Северного фронта – Позерна. Ключевые позиции занимали большевики.
Опасаясь "нейтральных" казаков, которых организовывал в поход на Петроград Керенский, в одной из прокламаций ВРК говорилось: "…Братья казаки! Не исполняйте ни одного приказания врагов народа!..
Присылайте в Петроград ваших делегатов для сговора с нами…
Братья казаки! Всероссийский съезд Советов протягивает вам братскую руку".
На воззвания и призывы большевиков ответила и противоположная сторона. В воззвании "Гражданам Российской республики" Комитета спасения родины и революции говорилось: "25 октября большевиками Петрограда вопреки воле революционного народа преступно арестована часть Вр. правительства, разогнан Временный Совет Российской республики и объявлена незаконная власть.
…Мятеж большевиков наносит смертельный удар делу обороны и отодвигает всем желанный мир.
Гражданская война, начатая большевиками, грозит ввергнуть страну в неописуемые ужасы анархии и контрреволюции и сорвать Учредительное собрание, которое должно упрочить республиканский строй и навсегда закрепить за народом землю.
Сохраняя преемственность единой государственной власти, Всероссийский комитет спасения родины и революции возьмет на себя инициативу воссоздания Временного правительства, которое, опираясь на силы демократии, доведет страну до Учредительного собрания и спасет ее от контрреволюции и анархии".
Далее шли призывы неповиновения "власти насильников" и "их распоряжениям".
"Известия", в последний раз говорившие от имени старого ЦИК, грозили страшным возмездием… "А что касается съезда Советов, то мы утверждаем, что имело место лишь частное совещание большевистской фракции…"
Но съезд Советов, хотя и значительно поредевший, открывал свое второе заседание вечером 26 октября. Вот как описывал это событие Джон Рид: "Было ровно 8 часов 40 минут, когда громовая волна приветственных криков и рукоплесканий возвестила появление членов президиума и Ленина – великого Ленина среди них. Невысокая коренастая фигура с большой лысиной и выпуклой, крепко посаженной головой. Маленькие глаза, крупный нос, широкий благородный рот, массивный подбородок, бритый, но уже с проступавшей бородкой, столь известной в прошлом и будущем. Потертый костюм, несколько не по росту длинные брюки. Ничего, что напоминало бы кумира толпы, простой, любимый и уважаемый так, как, быть может, любили и уважали лишь немногих вождей в истории. Необыкновенный народный вождь, вождь исключительно благодаря своему интеллекту, чуждый какой бы то ни было рисовки, не поддающийся настроениям, твердый, непреклонный, без эффектных пристрастий, но обладающий могучим умением раскрыть сложнейшие идеи в самых простых словах и дать глубокий анализ конкретной обстановки при сочетании проницательной гибкости и дерзновенной смелости ума". Теперь он стал олицетворением власти, которую ни с кем не хотел делить, весь день убеждая своих соратников, склонных к компромиссу по поводу создания общесоциалистического правительства.
Председательствующий Каменев объявил, что президиум съезда отдал распоряжения об отмене смертной казни, о немедленном освобождении всех арестованных членов земельных комитетов и солдат, политических заключенных, немедленном аресте Керенского. Съезд покидают делегаты Бунда.
На повестке дня стояло три вопроса: о мире, о земле и о новом правительстве. Под гром оваций и необычайное ликование слово было предоставлено Ленину, который зачитал написанный им же декрет о мире, в котором предлагался "мир без аннексий (т. е. без захвата чужих земель, без насильственного присоединения чужих народностей) и без контрибуций". "Такой мир, – подчеркивал Ленин, – предлагает правительство России заключить всем воюющим народам немедленно, выражая готовность сделать без малейшей оттяжки тотчас же все решительные шаги, впредь до окончательного утверждения всех условий такого мира полномочными собраниями народных представителей всех стран и всех наций".
Реакция зала была потрясающей. "Неожиданный и стихийный порыв поднял нас всех на ноги, – писал Джон Рид, – и наше единодушие вылилось в стройном звучании "Интернационала". Какой-то старый, седеющий солдат плакал, как ребенок. Александра Коллонтай потихоньку смахнула слезу. Могучий гимн заполнял зал, вырывался сквозь окна и двери и уносился в притихшее небо. "Конец войне! Конец войне!" – радостно улыбаясь, говорил мой сосед, молодой рабочий. А когда кончили петь "Интернационал" и мы стояли в каком-то неловком молчании, чей-то голос крикнул из задних рядов: "Товарищи, вспомним тех, кто погиб за свободу!" И мы запели похоронный марш, медленно и грустно, но победную песнь, глубоко русскую и бесконечно трогательную… Похоронный марш обнажает всю душу тех забитых масс, делегаты которых заседали в этом зале, строя из своих смутных прозрений новую Россию, а может быть, и нечто большее…"
Принятием декрета о мире были продекларированы основные положения советской внешней политики, раскрыто понятие о силе государства. "По нашему представлению, – говорил Ленин, – государство сильно сознательностью масс. Оно сильно тогда, когда массы все знают, обо всем могут судить и идут на все сознательно". Таким образом, массы должны были решить – продолжать "революционную войну" или принять тот мир, который предложат немцы.
"Напыщенный и возвышенный стиль декрета о мире, – вспоминал А.Ф. Керенский, – отражал пустую демагогию, рассчитанную на завоевание симпатий масс путем раздувания надежд на немедленный мир "между народами". Истинной цели этого декрета больше соответствовало замаскированное положение, которое включил в него Ленин, без сомнения, адресованное Берлину и находившееся в прямом противоречии с задачами декрета. "Правительство заявляет, что оно отнюдь не считает вышеуказанных условий мира ультимативными, т. е. соглашается рассмотреть и всякие другие условия мира, настаивая лишь на возможно более быстром предложении их какой бы то ни было воюющей стране и на полнейшей ясности, на безусловном исключении всякой двусмысленности и всякой тайны при предложении условий мира".
Не менее потрясающим был доклад Ленина о земле, который фактически был оглашением декрета, составленного им же на основании 242 местных крестьянских наказов. Обвиняя эсеров и меньшевиков в том, что они затягивали решение земельного вопроса "и тем самым привели страну к разрухе и крестьянскому восстанию", Ленин вместе с тем признавал, что сам декрет и наказ составлен социалистами-революционерами. "Не все ли равно, кем он составлен, – подчеркивал Ленин, – но как демократическое правительство мы не можем обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ним были не согласны". Прекрасно видя реакцию слушателей, большинство которых было "от земли", Ленин завершил свой доклад добродушными, обнадеживающими словами: "…пусть сами крестьяне решают все вопросы, пусть сами они устраивают свою жизнь".
В 2 часа ночи декрет о земле был принят при 1 против и 8 воздержавшихся. "Крестьянские делегаты были в неистовом восторге…" – отмечал Джон Рид. "Дневным грабежом" назвали эсеры поступок Ленина по поводу заимствования их аграрной программы. "Хорош марксист, – заметил один из них, – травивший нас 15 лет за нашу мелкобуржуазность и ненаучность с высоты своего величия и осуществивший нашу программу, едва захватив власть".
К сожалению, Ленин лишь принял, но не осуществил аграрную программу эсеров, ибо главное было добиться поддержки крестьян в борьбе за власть, а не крестьянское благополучие.
Декларативные заявления Ленина о мире и о земле закрепили фактически власть за большевиками. В 2 часа 30 минут 27 октября Каменев зачитал декрет об образовании правительства: "Образовать для управления страной впредь до созыва Учредительного собрания временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом Народных Комиссаров".
"В зале тишина, – писал Джон Рид, – затем при чтении списка народных комиссаров взрывы аплодисментов после каждого имени, особенно Ленина и Троцкого".
Декретом съезда Советов были утверждены члены СНК: "Председатель Совета – Владимир Ульянов (Ленин); народный комиссар по внутренним делам – А.И. Рыков; земледелия – В.П. Милютин; труда – А.Г. Шляпников; по делам военным и морским – комитет в составе: В.А. Овсеенко (Антонов), Н.В. Крыленко и П.Е. Дыбенко; по делам торговли и промышленности – В.П. Ногин; народного просвещения – А.В. Луначарский; финансов – И.И. Скворцов (Степанов); по делам иностранным – Л.Д. Бронштейн (Троцкий); юстиции – Г.И. Оппоков (Ломов); по делам продовольствия – И.А. Теодорович; почт и телеграфов – Н.П. Авилов (Глебов); председатель по делам национальностей – И.В. Джугашвили (Сталин)".
В новое правительство вошли одни большевики. "К участию в правительстве, – лукавил Ленин, – мы приглашали всех. Левые эсеры заявили, что они хотят поддержать политику Советского правительства. О несогласии с программой нового правительства они не решались даже заявить… мы хотели советского коалиционного правительства… они не хотели совместной работы…"
Таким образом, новое правительство проигнорировали все, даже Ленин "не хотел войти в правительство, – со слов Луначарского свидетельствовал Суханов. – Я, говорит, буду работать в ЦК партии… Но мы говорим – нет. Мы на это не согласились. Заставили его самого отвечать в первую голову…", а не Троцкого, которого Ленин предлагал назначить председателем Совнаркома.
Против предложенного состава правительства выступил меньшевик-интернационалист Авилов из редакции "Новой жизни", заявив, что большевистское правительство, оказавшись в изоляции, не справится с огромными трудностями, с которыми столкнулась страна: другие правительства не поддержат декрет о мире, зажиточное крестьянство не даст хлеба. Нужна коалиция всех демократических сил, констатировал Авилов.
Один из лидеров левых эсеров В. Карелин сказал, что они отказываются вступить в Совнарком только потому, чтобы сохранить возможность посредничества между большевиками и теми партиями, которые ушли со съезда. Идти по пути изоляции большевиков нельзя, уверял Карелин, "с судьбой большевиков связана судьба всей революции, их гибель будет гибелью революции".
На создании коалиционного правительства, ответственного перед "всей революционной демократией", настаивал и представитель Всероссийского исполкома профсоюза железнодорожников, ультимативно заявив: "Викжель берет в свои руки все управление российскими железными дорогами".
От имени большевиков политическим оппонентам ответил Троцкий: "Нам говорят, вы не подождали съезда с переворотом. Мы-то стали бы ждать, но Керенский не хотел ждать; контрреволюционеры не дремали. Мы как партия своей задачей считали создать реальную возможность для съезда Советов, взять власть в свои руки. Если бы съезд оказался окруженный юнкерами, каким путем он мог бы взять власть?.. Мы съезду в целом предложили взять власть. Как нужно извратить перспективу, чтобы после всего, что произошло, говорить с этой трибуны о нашей непримиримости!" В заключение Троцкий безапелляционно и театрально заявил: "Когда партия, окутанная пороховым дымом, идет к ним и говорит: "Возьмем власть вместе!" – они бегут в городскую Думу и объединяются там с явными контрреволюционерами. Они – предатели революции, с которыми мы никогда не объединимся!"
О каком "пороховом дыме" говорил Троцкий, когда просто туман большевистской пропаганды и агитации застлал умы уставшей от войны народной массы. Вопрос о власти большевики навязывали политическим оппонентам, а всех несогласных с ними они объявляли "предателями революции", "явными контрреволюционерами". Даже в явном меньшинстве и политической изоляции большевики претендовали на власть и истину своей идеологии.
Резолюция Авилова о коалиционном правительстве собрала 150 голосов, но была отклонена. Большевистский состав Совета Народных Комиссаров был утвержден большинством делегатов съезда, в котором семь наркомов являлись членами ЦК РСДРП(б).