Внимательный читатель, конечно, для себя отметил промелькнувшее имя Карло Цекки - знаменитого пианиста и дирижера. Между ним и Гилельсом установились, как говорится, короткие отношения: так обращаться к Гилельсу, как это делает Цекки в своем письме, может только близкий друг.
Воскресенье 25 апреля 1971
Мой дорогой Эмиль!
Незабываемы те несколько часов, когда я мог наслаждаться великим искусством! (выделено К. Цекки. - Г. Г.) Я горжусь Твоей дружбой и хочу всегда быть достойным Твоего уважения.
Твое прекрасное искусство доставляет истинное удовольствие всему музыкальному миру! Ты достиг высочайших вершин.
Желаю дальнейших больших успехов.
Карло
Конечно, при беспокойной "непоседливой" жизни Гилельса и самого Цекки непросто было "пересечься" и встретиться, но это не помешало искренности и теплоте отношений, сохранившихся до последних дней великого итальянца.
В 1980 году Италия отметила Эмиля Гилельса, избрав его почетным академиком римской академии "Санта Чечиллия". Это высокое отличие.
1952 год. Англия.
Находившийся там вместе с Гилельсом Дмитрий Кабалевский не раз - на протяжении многих лет - вспоминал эту поездку, все ее перипетии. Не боясь показаться навязчивым, переписываю три его свидетельства; они отличаются друг от друга кое в каких деталях, как бывает, когда между рассказами проходит много времени. Но именно эти "несовпадения" придают своду воспоминаний Кабалевского необычайную живость.
"Мне приходилось наблюдать его [Гилельса] подчас в очень сложных обстоятельствах. Я был свидетелем того, как после чрезвычайно тяжелого трехдневного перелета (с вынужденными ночевками в пути) из Москвы в Лондон, Гилельс прямо с аэродрома был доставлен на машине в концертный зал "Фестиваль-холл", где уже более часа несколько тысяч лондонцев ожидали начала концерта прославленного, но незнакомого еще им пианиста. Гилельс был первым советским пианистом в Англии. Он понимал всю ответственность своего выступления. Но отменить концерт было невозможно - он уже был перенесен два раза. Все, что Гилельс произнес перед началом концерта, была скромная просьба: "Чашку крепкого черного кофе". Узнав, что Гилельс приехал, публика неистовствовала, заранее награждая его оглушительной овацией. Я никогда не забуду лица Гилельса, когда он выходил на эстраду: оно было совершенно спокойным, но мне показалось, что именно в этом спокойствии сконцентрированы были все мужество, вся воля, все мастерство и весь опыт, все понимание того, что не только себя, а всю советскую музыку представляет он сейчас в чужой стране. Он знал, что должен победить… Смолкли громовые аплодисменты. Несколько секунд напряженнейшей тишины - и прозвучала первая, полная страсти и гнева фраза бетховенской "Аппассионаты"… В этот вечер победил не только Гилельс. С ним победила вся наша музыкальная культура".
Второй "вариант". "…На аэродроме нас встретили взволнованные руководители Общества англо-советской дружбы - организаторы нашей поездки: "Зал полон! Публика не хочет расходиться - концерт переносится два дня подряд! Умоляем - поедемте туда!.."
Я был руководителем нашей группы, но мог ли я просить Эмиля Гилельса и Игоря Безродного играть перед публикой так вот, прямо с самолета, после нескольких суток, проведенных почти без сна и пищи, после нескольких суток, в течение которых оба они не притрагивались к инструментам?..
…И вот начался этот невероятный концерт. Два музыканта: один - уже всемирно прославленный мастер, другой, в сущности, только еще начинает свою артистическую жизнь. Оба выступают в Англии впервые. И при каких обстоятельствах!
Игорь даже не скрывал своего волнения…
Гилельс был внешне спокоен, но никогда я не видел его лица таким, как в ту минуту, когда он извлек из рояля первые, беспредельной глубины и сосредоточенности, звуки бетховенской "Аппассионаты". Его лицо было белым и могло показаться злым. Но это была, конечно, не злость - это было предельное напряжение всех внутренних сил, огромное напряжение воли. Это было мужество!
Да, воля и мужество! Слова эти не встречаются в концертных рецензиях. Но сейчас я не могу обойтись без них. Мужество и воля - это часть мастерства. И в тот день я отчетливо увидел, в какой высокой степени этими качествами обладают наши музыканты - и зрелые, и совсем юные. Быть может, в этом секрет побед, которые они одерживают зачастую в безмерно трудных условиях?
На следующий день газеты восторженно отозвались об искусстве советских музыкантов, подчеркнув особую трудность обстановки, в какой проходил концерт. "С самолета - в концертный зал". "Голодные русские на эстраде" - разные были заголовки…"
И последняя, третья версия. "Мы… летели в Лондон на серию концертов, организованных только что созданным тогда Обществом англо-советской дружбы. Летели четверо суток. Над всей Европой - туман, мы совершаем одну за другой вынужденные посадки, почти не спим все эти дни, кое-как питаемся. И когда, наконец, самолет приземлился в лондонском аэропорту, нас встретили у трапа растерянные устроители гастролей с сообщением, что зал полон, концерт откладывался трижды и, сделай они это в четвертый раз, произойдет катастрофа для Общества дружбы.
Выступать в тот вечер должны были Э. Гилельс и И. Безродный.
Я, как руководитель группы, не знал, что делать. Все ужасно устали, и сказать людям: "Играйте!" - я не мог. Посмотрел на Гилельса… Он подумал и произнес: "Поехали!" Едва мы вошли в зал, англичанин-распорядитель объявил: "Они приехали и будут играть!" Зал ответил ему громом оваций. Гилельс попросил: "Дайте только чашечку кофе", - выпил кофе, вышел на сцену и заиграл Appassionata. Это было чудо!"
Остался и еще след лондонской эпопеи. В группу наших посланников входил и Константин Федин. Он записал в дневнике: "Лондон. 29.XI.1952 год. Мы садимся (почти аварийная посадка самолета. - Г. Г.) в половине второго пополудни 29 числа, а ровно в три часа - начало концерта в Фестиваль-холле, в котором выступают Безродный и Гилельс, - и никто, кроме этой пары, еле волочащей ноги после подъемов и посадок в течение двух суток!.. Музыканты пробуют отказаться (новый штрих. - Г. Г.), но не тут-то было; все билеты проданы, 3 тысячи человек ожидают, а концерт уже один раз отменялся из-за нашего опоздания. Из аэродрома до концертного зала час езды… Артисты едва успевают переодеться. Зал терпеливо ждет, - публику оповещают, что концертанты только что с самолета, и это производит впечатление…
Безродный три дня носил скрипку в футляре, Гилельс не подходил все это время к роялю. Но концерт должен состояться, и он состоялся…
Редко так проходят концерты, как прошел этот сумасшедший концерт в Лондоне: три тысячи прохладных англичан неистовствовали… "Аппассионата" была сыграна блестяще… Для славы русского исполнительского искусства эта суббота в Лондоне очень много сделала".
После Лондона - Глазго. Сначала речи, "потом, - продолжает Федин, - все мы очищаем поле для Гилельса. Игра его искупает, более или менее, наши грехи, - зал слушает музыку, явно удивленный ее силой по сравнению с несколько маломощным прологом митинга".
После Глазго - Манчестер, снова Лондон, потом Бирмингем, Эдинбург, опять Лондон… Кроме "Аппассионаты" - 32 вариации Бетховена, Чакона Генделя, Соната B-dur KV 570 Моцарта, два этюда Скрябина, пять "Мимолетностей" Прокофьева, Полонез As-dur Шопена, Концерт № 1 Чайковского; не все программы, к сожалению, сохранились.
Приезды Гилельса в Лондон были многочисленны и "результативны". Англия помнила это.
Лондон, 24 марта 1965 год.
Дорогой г-н Гилельс,
с удовольствием сообщаю Вам, что на заседании Правления, состоявшемся сегодня, единогласно было принято решение о Вашем избрании Почетным Членом Королевской академии музыки.
Диплом, выданный Вам в результате Вашего избрания, будет прислан Вам в отдельном конверте.
Искренне Ваш,
Г. Стэнли Кребер, секретарь
1954 год. Париж.
Легко ли было "приручить" легендарный город?! Вспоминаются слова Бориса Зайцева:
"С давних пор сколько горячих, молодых голов в Париж являлось, сколько сердец, полных тщеславия и ощущения силы, даровитости… Завоевать Париж - завоевать мир. Париж и мир жестоко смалывали в порошок тысячи, но единицы все же возносились - и тогда уж это, правда, была слава".
Гилельс вышел на завоевание Парижа - и его победа была полной.
На первом же концерте - в знаменитом Зале Плейеля - переаншлаг: люди с боем осаждали зал, толпы остались на улице, те, кто сумели проникнуть - законно и не совсем, - разместились на эстраде, стояли у дверей… Конечно, слава Гилельса определила его приезд; можно предположить, что многие еще помнили его выступления 16 лет назад, когда он, в 1938 году, как победитель Брюссельского конкурса "транзитом" играл в Париже.
К слову. Публика, за неимением мест расположившаяся на эстраде, - картина, ставшая привычной для гилельсовских концертов. О более поздних годах вспоминает Татьяна Николаева: "…Он концертировал в Париже, я прилетела в день концерта, достать билет было уже, конечно, невозможно. Он меня пригласил. В числе тех, кому не хватало мест в зале, я сидела прямо на сцене. И впервые наблюдала, как непосредственно воздействует на слушателей мощь гилельсовского искусства".
Но вернемся к первому концерту. В программе: Третий концерт Бетховена, Третий - Прокофьева и Первый - Чайковского. Дирижировал Андре Клюитенс. Через месяц, вернувшись в столицу после выступлений в других городах Франции, Гилельс "прибавил" к этим трем концертам и Пятый Бранденбургский концерт Баха.
Сольная парижская программа включала в себя Сонату B-dur KV 570 Моцарта, Сонату b-moll Шопена, три прелюдии и фуги Шостаковича, "Мимолетности", Токкату и Марш из "Трех апельсинов" Прокофьева. Были сыграны также этюд "Сложные арпеджио" Дебюсси и этюд "Кампанелла" Листа.
Успех редкий. Газеты с трудом подбирали эпитеты: "Крупнейший пианист мира", "Первый пианист мира"…
С Францией у Гилельса установились "доверительные" отношения. Он любил играть там, а публика, в свою очередь, нетерпеливо ждала его приездов, считая "паузы" слишком затянувшимися. Впрочем, это относится ко многим странам… Слушатели трогательно выражали свои чувства: цветы, подарки, письма…
На одном из концертов в Париже Гилельсу была передана записка: "Спасибо, что приехали сюда, мы Вас так ждали. Порадуйте нас - сыграйте прелюд Баха-Зилоти. Никто, кроме Вас не играет так, как играл Зилоти.
Для нас, его учеников, Ваш концерт - праздник".
Париж, Франция много значили в жизни Гилельса. У него сложились дружеские отношения с виднейшими представителями французской культуры. Обо всем не скажешь, - лишь беглый набросок.
Прежде всего, должна быть названа глава французской фортепианной школы, старейшина французских музыкантов, друг и сподвижник Габриэля Форе, Клода Дебюсси, Мориса Равеля - Маргерит Лонг. Казалось бы, многое могло разделять этих двух музыкантов разных поколений, несхожих судеб, различных культур. Но между ними - редкостное взаимопонимание и взаимоуважение. Они всегда старались выкроить время для встреч, бесед, для "обмена опытом".
Маргерит Лонг не скрывала своего восхищения Гилельсом. На следующий год после знакомства с ним Лонг приехала в Москву. Состоялась ее встреча с коллективом консерватории; это было в Малом зале. На сцене - Гилельс, среди музыкантов, принимавших ее. В зале "живо заинтересовались рассказом М. Лонг о французском фортепианном искусстве, об особенностях исполнения отдельных сочинений, - вспоминает К. Аджемов. - Когда был задан вопрос о 2-м концерте Сен-Санса, Маргерит Лонг воскликнула: "У Вас великий Гилельс, он - идеальный исполнитель этого концерта!""
Сохранились ее письма; некоторые, к сожалению, не датированы. Но я предупредил: буду говорить, "путая" годы, в целом.
Вот Лонг не смогла сдержать своих чувств - под свежим впечатлением она садится за письмо Гилельсу:
Я только что слушала Вас по радио. Это восхитительно. Никто не играет лучше, чем Вы. Я Вам говорю это. За это я Вас уважаю и люблю. Когда приедете на концерт в Париж?
Маргерит Лонг
И еще:
Дорогой друг!
Только что слушала по радио великолепную трансляцию Вашего концерта Рахманинова. Я очень взволнована: какой Вы артист! Какой пианист! Это восхитительно, и я счастлива сказать Вам то, что думаю…
Маргерит Лонг
Когда не стало Маргерит Лонг, после ее похорон, Гилельс получил письмо от Жана Руара, музыковеда и критика, их общего друга. Трудно воспринять это спокойно.
Мой бесконечно дорогой Эмиль!
Я только что был в церкви Сен Фердинанд… где собралось множество музыкантов и друзей, пришедших отдать последний долг Маргерит Лонг.
Дорогой Эмиль, все, что ты желал, было выполнено. От твоего имени я принес великолепные розы, а также было и твое послание. Твоя дань уважения очень тронула всех, кто по-настоящему любил эту великую женщину.
Долгие минуты мои мысли были о тебе…
Твоя фотография была там, совсем рядом с ней… Я ей сказал "прощай" за тебя: от всего сердца я произнес это за тебя, которого она так нежно любила и так глубоко восхищалась тобой…
Ко всему сказанному я мог бы еще добавить, дорогой Эмиль, что ты присутствовал там, с истинными и большими друзьями, которые были удостоены дружбы и привязанности этой редкой женщины…
Прими, дорогой Эмиль, мою преданность тебе.
Руар
Помолчим…
Не раз выражала свое восхищение Гилельсом и Надя Буланже.
…Очень хотелось послать Вам мои наилучшие пожелания и сувениры. Поэтому я воспользовалась случаем поблагодарить Вас за ту радость, которую Вы доставили мне своим выступлением. Концерт Моцарта, записанный Вами и Вашей дочерью [Двойной концерт Es-dur], - это редкое явление, он исполнен безукоризненно (выделено Н. Буланже. - Г. Г.), с чувством, с блеском.
Вы должны быть горды и счастливы.
От души желаю Вам всего хорошего в 1976 г.
Надя Буланже
И еще, - по-видимому, прослушав какую-то запись Гилельса, возможно, подаренную им:
Какой приятный сюрприз и какая радость! Я даже не могла поверить в то, что услышала. Не могла произнести слово, когда слушала…
Надя Буланже
"Обозначу" и письмо, полученное Гилельсом из Канн в конце 1962 года.
Дорогой Гилельс!
Я сожалею, что не могу Вас услышать в Париже в это время, потому что сейчас я работаю на Юге страны. Из очень любезного письма Хачатуряна я узнал, что вы сыграли мое произведение. (Речь идет о фортепианном Концерте D-dur. - Г. Г.)
Это делает слишком много чести небольшому воспоминанию о Париже, написанному вот уже 12 лет [назад] для моего турне по Америке.
Я не сомневаюсь, что исполненное Вами, это произведение приобрело тот размах, которого не имеет в действительности, и я благодарю Вас за это от всего сердца.
С надеждой увидеть Вас вскоре и аплодировать Вам. Примите уверения, мой дорогой Гилельс, в моей искренней симпатии и восхищении Вами.
Ф. Пуленк
Сохранилась фотография; среди небольшой группы людей - Пуленк и Гилельс.
Пуленк написал Гилельсу незадолго до встречи Нового, 1963 года, оказавшегося последним в его жизни. В 1970 году у нас вышел большой том писем Пуленка - полный перевод французского издания 1967 года; мы проявили редкую оперативность: понадобилось всего три года. Письма Гилельсу там нет.
Неудивительно; думаю, ни во Франции, ни у нас никто и понятия не имел, что в руках у Гилельса такой документ! Знать об этом можно было только от него самого, а он - в своей обычной манере - молчал, не говоря уж о том, чтобы предлагать его издательству; а как было бы "кстати": Пуленк - советскому исполнителю!
Особо отмечу, что обращение Гилельса к Концерту Пуленка не было результатом каких-то обстоятельств, скажем, знакомства с композитором во Франции. Нет, давным-давно, еще до войны, Гилельс не только часто играл Пастораль и Токкату Пуленка, но и выпустил их на пластинке. Он и позднее любил играть на бис Пастораль, как, скажем, в концерте 1980 года в Англии, - благо, это "значится" на компакт-диске.
Наконец, говоря о французском мастере, не обойду многозначительный факт, - скажу так: факт из его биографии. Дело вот в чем. Как хорошо известно, Рахманинов (опять Рахманинов!) не очень-то жаловал современную музыку, говоря о "модернизме" с нескрываемой неприязнью. Из его "недружелюбных" высказываний - как и Метнера - можно составить занимательную антологию. Но вот в интервью 1933 года, отвечая на вопрос, почему он не играет произведения современных композиторов, Рахманинов говорит: "Причина проста, и нет нужды ее скрывать: я ничего не понимаю в современной музыке. Единственное произведение, которое попало у меня в фавор, наряду с неубывающим пристрастием к классике, это - Токката Пуленка. Она отличается богатством вдохновения и написана для музыканта с темпераментом".
В эти же годы в далекой России Гилельс играет Пуленка. Явственно слышится в этом, говоря словами Ахматовой, "двух голосов перекличка".
Теперь - выдержки из отзывов прессы на выступления Гилельса во Франции; беру наугад.
"В исполнении Эмилем Гилельсом Концерта Моцарта мы открыли очарование и глубину, настоящее изящество, лишенное всякого кокетства и придающее особую значительность тому, что он исполняет. Какое прекрасное легато! Какое чувство мелодии! Какая великолепная фраза! Какое чувство целого! Это было особенно поразительным в двух произведениях: в Концертах Пуленка и Шопена (ми-минор). Никогда Концерт Пуленка не исполнялся столь изумительно".
Еще. Элен Журдан-Моранж: "Нужно было видеть разъезд публики из театра Елисейских полей после концерта Гилельса! Люди не находили слов! Публика только что присутствовала на необычном спектакле: рояль, обыкновенный рояль, волшебным образом заменил собой оркестр! Сам Стравинский, думается, был бы ошеломлен, услышав свое переложение "Петрушки", соперничающее в этом исполнении с многокрасочной палитрой оркестра. Мощь игры Гилельса граничит с чудом: при этом она столь гибка, что никогда не вызывает впечатления жесткости… Его великолепная интенсивность, его необыкновенная техника - все это поставлено на службу мысли…"