- Идемте, господа, а ты помни: малейший звук или обман с твоей стороны - и ты получишь пулю в лоб.
И Путилин направил на человека в черном блестящее дуло своего револьвера.
Мы тихо стали подыматься в бельэтаж по лестнице, убранной поистине более чем диковинно.
Длинный ковер был из черного сукна с изображением мертвых костей и черепов. По бокам лестницы стояли треножники, откуда вился тонкими струйками какой-то противно сладкий дымок.
При каждом шаге тихий звук какой-то незримо-таинственной музыки проносился и замирал где-то в отдалении.
- Ловко, ловко… молодец! - слышал я бормотание Путилина.
- Скажи, - тихо обратился он к нашему пленнику, - когда кто-нибудь приезжает к твоему "великому", как ты даешь ему об этом знать?
- Я… я подаю ему снизу условный звонок… Тогда он выходит и встречает…
- Ну, веди!
Мы прошли двумя темными комнатами и остановились перед аркой, закрытой черной драпировкой с такими же изображениями, что и на ковре лестницы.
Путилин тихонько раздвинул ее и заглянул во внутренность таинственной горницы.
- Никого! Отлично…
Мы вошли в нее, и неприятно жуткое чувство овладело мною. Комната была вся задрапирована черным сукном.
У одной из стен ее стоял высокий, огромный черный аналой, позади его - какой-то замысловатый треугольник с тремя зажженными свечами и черепами, а сбоку - жаровня, в которой сверкали горячие уголья.
Свечи пылали багровым светом. Полосы его ложились на черные стены, давая иллюзию лужи крови.
Путилин зорко огляделся по сторонам.
- Гм… дело скверно. Комната пуста до удивительности.
Он быстро подошел к огромному аналою и попробовал его приподнять.
Аналой поднялся свободно, как легкий деревянный предмет.
- Нечего делать, придется… Ну-с, вот и все. Вы, X., ведите негодяя вниз и по его указанию дайте звонок. В случае, если он обманет нас, - пристрелите его. Ну, а вы, барынька, знаете, что вам надо делать? После звонка подымайтесь по лестнице, и… там все будет видно.
Мы остались одни.
- Нет, там мы рискуем или задохнуться, или ничего не видеть, - проворчал мой гениальный друг. - Ба! Да о чем я думаю? Мы отлично спрячемся под широкими складками спадающего с аналоя покрова. Живо, живо, доктор!
Едва мы успели задрапироваться черным сукном, как резкий, какой-то переливчатый звонок пронесся по комнатам этой проклятой квартиры.
Прошло несколько секунд, и до нас донеслись голоса: мужской и женский.
Портьера раздвинулась, и в страшную комнату вошла высокая фигура мужчины, одетого в темно-фиолетовую сутану.
Черты лица его были резки, суровы.
На груди сверкала, переливаясь блеском драгоценных камней, большая золотая цепь.
- Ну, княгиня, что скажете? - прозвучал голос таинственного хозяина.
- Я… я в отчаянии, великий! - хрипло ответила "княгиня".
- Что с вами? Я не узнаю вашего голоса! - удивленно произнес "великий".
- Ах, я больная, я совсем простудилась. Я приехала к вам сказать, что нам… что мне угрожает смертельная опасность.
- Какая? - прозвучал насмешливый голос.
- За нами следит Путилин. Я погибла.
- Я это знаю. Но почему вы считаете себя погибшей?
- Но, Боже мой, вы не знаете, что это за гениальный сыщик! Ни одно дело не остается нераскрытым, раз он за него принимается.
- Вы так думаете? Но вы, дитя мое, забываете одно: с таким противником, как я, вашему прославленному сыщику не приходилось еще бороться. Или вы не верите в меня?
Голос "великого" прозвучал резко, властно.
- Не знаю, не знаю, - с отчаянием воскликнула княгиня. - Я знаю только одно, что у меня под ногами точно наклонная плоскость… Я чувствую, что я лечу по ней… Мне страшно, мне страшно!
- Вы не верите в то, что я обладаю чудесной силой и властью дать человеку вечную жизнь, вечную молодость и красоту? Вы усомнились в этом, несчастная?
Голос чудодея теперь гремел.
- Если обнаружится… если он, этот страшный сыщик, раскроет все, я погибла… Ах, что вы со мною сделали!
"Княгиня" закрыла лицо, вернее, вуаль обеими руками и зарыдала.
- Это ни на что не похоже! - гневно вырвалось у "великого". - Неужели вы полагаете, что я, вновь возродившийся Калиостро, слабее какого-то сыщика? Ну, успокойтесь, княгиня, успокойтесь, мое милое дитя! Я вас не узнаю совсем… Будьте покойны, верьте мне, что о бриллиантах никто никогда не узнает. Вы ведь отлично знаете, на что мне нужны они. Вы знаете, как делается тот чудесный всемогущий эликсир, с помощью которого вы можете быть вечно любимы, вечно молоды, прекрасны? С помощью расплавленных бриллиантов. Целые века люди ломали голову над разрешением этой величайшей тайны жизни, и вот наконец я разрешил эту проблему. Из горсти бриллиантов и других драгоценных камней получается несколько капель, всего несколько капель эликсира жизни. Эти капли пропускаются не через уголь, а через золото.
- Не знаю… Я начинаю сомневаться… мне все это непонятно…
- Как?! - загремел опять воскресший Калиостро. - Вы бросаете мне в лицо обвинение в шарлатанстве? Мне? Вы с ума сошли, княгиня!
- Я… я умоляю вас, оставьте меня в покое… Мне не надо вашего эликсира, мне ничего не надо, сделайте только так, чтобы это осталось в тайне.
Несколько секунд царило молчание.
- А вы… вы привезли деньги? - нарушилего кудесник.
- Нет, нет! Я не пойду на это! С меня довольно и одного ужаса.
- Дело нельзя останавливать на полпути. Я настаиваю, чтобы вы завтра привезли ту сумму, которую я назначил.
- Ни за что! - истерично выкликнула "княгиня". - Вы - плут!
- А, вот как?!
В голосе "Калиостро" послышались гнев и затаенная угроза.
- Вы это сделаете, любезная княгиня, ибо вы в моих руках. Я вас попросил бы вспомнить о той пачке писем, которую вы передали мне и над которой я обещал произвести известные заклинания, дабы вернуть вам любовь вашего некогда пламенного друга сердца, вдруг охладевшего к вам.
- Я погибла! - простонала "княгиня". - Негодяй! Вы воспользовались моей глупостью… Я поверила вам, как святому отцу.
- Xa-xa-xa! - насмешливо расхохотался "Калиостро". - Но разве святых отцов просят быть пособниками в романтических похождениях-адюльтерах? Слушайте, бросьте всю эту комедию, и все пойдет отлично. Привезите завтра эти деньги, и вы получите от меня и эликсир, и пачку ваших писем, завороженных, ха-ха-ха, мною!
- Что мне делать? Что мне делать? - воскликнула "княгиня".
- Вам делать теперь больше нечего, теперь буду делать я! - загремел громовым голосом Путилин, выскакивая из аналоя.
Крик ужаса, смертельного страха огласил страшную комнату.
С перекошенным, побелевшим лицом отпрянул к стене и замер Калиостро девятнадцатого века.
Руки его были протянуты вперед, словно он хотел защититься от страшного привидения, от самого Сатаны.
- Что это?.. Кто это?.. - лепетал негодяй в фиолетовой сутане.
- Что это, спрашиваете вы, святой отец? Это последний акт маскарада, и не вчерашнего только, а того маскарада, который вы проделывали так долго. Кто я? Извольте, я вам скажу: я - Путилин.
Яростный вопль бешенства прокатился под черным потолком таинственной комнаты.
- Ни с места, "великий брат" - Кржинецкий! Эта штучка будет пострашнее ваших черепов и аналоев.
И великий сыщик направил на "мага" и "волшебника" револьвер.
- Ну-с, ведите теперь нас в ваш кабинет, господин Калиостро.
Послушно, покорно, как автомат, пошел впереди нас мошенник-масон.
Сзади него шел Путилин с револьвером в руке.
Когда мы вошли в кабинет его, Путилин указал на кресло.
- Ну-с, садитесь, брат Кржинецкий и давайте поговорим. Скажите, кроме графини С. и княгини Д., многих еще других пощипали вы "ad majorem Dei gloriam" - "для вящей славы Бога"?
Взгляд смертельной ненависти был ответом на этот вопрос.
- Я советовал бы вам, почтенный святой отец, не играть со мной в молчанку. Я вам объясню, почему. Если вы чистосердечно покаетесь во всех ваших проделках и возвратите то, что награбили, то… по всей вероятности, я поверну дело так, что вас просто вышлют из Петербурга. В противном случае - берегитесь! Я вас упрячу туда, где не помогут вам все ваши Ордена и Братства. Прежде всего потрудитесь отдать бриллианты и письма княгини и деньги графа. Да, ну, живее, живее!..
Изрыгая проклятия, столь мало идущие к духовному одеянию, негодяй направился к вделанному в стене потайному шкафику.
Через полчаса мы везли "Калиостро" и его черного слугу. Агент Х. остался до прибытия властей в "таинственном" доме.
ДВЕ ВОРОВКИ
На другой день в 11 часов дня мы входили в квартиру графа С.
Он встретил нас со своей обычной надменностью.
- Что нового, господин Путилин?
- Это ваши деньги, граф? - показывая ему четыре пачки кредитных билетов, сухо спросил Путилин. Возглас удивления вырвался из груди аристократа.
- Как? Да неужели вы отыскали их? Да, да, это они, мои деньги. О, поистине, вы - звезда сыска, monsieur Путилин! Но где они отыскались? Кто же украл их?
- На эти вопросы позвольте мне не ответить вам… Могу я видеть графиню?
- Да вот она сама, - проговорил граф. - Представь, Lili, деньги нашлись!
На пороге зала стояла графиня бледнее полотна. Ее глаза, широко раскрытые, были в ужасе устремлены на великого сыщика.
Путилин подошел к ней, пристально смотря на нее, поклонился и сказал:
- Советую вам, графиня, теперь быть очень осторожной и осмотрительной с деньгами и драгоценностями. Появился мошенник в лиловой сутане, который чрезвычайно ловко производит хищения даже… у королев.
- Lili! Что с тобой? Тебе дурно? - бросился граф к жене, которая вдруг зашаталась…
…Князь Д., как и в первый раз, встретил нас более чем радушно.
- Ну, князь, радуйтесь: я нашел бриллианты вашей супруги! - весело проговорил Путилин. - Позвольте мне лично вручить ей.
- Батюшка! Да неужели! Великий вы человек, дорогой господин Путилин!
Путилин вошел в будуар княгини, плотно прикрыв за собой дверь.
При виде его (как он потом рассказывал) княгиня замерла, жалобно-умоляюще глядя на него.
- Успокоитесь, княгиня… Я не враг ваш, а друг. Берите с Богом ваши драгоценности, а кстати и эту пачку писем.
Княгиня в ужасе закрыла лицо руками.
- Боже мой… Боже мой, - вырвалось у нее с отчаянием.
- Даю вам слово, что никто про этоне узнает. Но да послужит вам это жестоким уроком на будущее время. Я рад, что мог спасти вас от позора.
Княгиня вдруг вскочила с кресла и со слезами радости и благодарности схватила руку великого сыщика, пытаясьее поцеловать…
Во избежание скандала дело было замято и не дошло до суда.
- Как ты дошел до своей "кривой"? - спрашивал я потом моего Путилина.
- Видишь ли, до меня уже давно доходили слухи о том, что "прозелиты" масонских лож в России далеко не бескорыстно вербуют членов в свои Ордена, Братства. Что еще более мне было известно, так это то, что главное свое внимание они обратили на женщин как на материал-воск, из которого они могут лепить все, что им угодно. "Загадочность" исчезновения денег у графа С. - первый плюс.
- Какой? - воскликнул я.
- Принимая во внимание его разъяснения о предосторожностях и собаке, я решил, что украсть деньги мог только свой человек. Какой? Да самый близкий, такой, чье приближение и вход в кабинет не вызвал бы лая собаки. Очевидно, жена. Я недаром влезал на стул и осматривал дверь. Мне надо было убедиться, не были ли шпингалеты двери с вечера открыты. И один взгляд убедил меня в этом. Оказывается, граф запер открытые дверцы дверей. Простое усилие извне - и запертая дверь отперлась совершенно свободно. Ласковый голос хозяйки - и страшный дог молчал.
О втором "преступлении" не стоит и говорить. Оно симулировано детски наивно. Но… у меня мелькнула мысль: не замешаны ли в этих сиятельных хищениях любовники? Я стал следить и… дошел до костюмированного бала. На нем, как тебе известно, я встретил и графиню "Марию Стюард", и "великого". Его я проследил, в первый раз в моей жизни сидя на рессорах кареты. Отсюда, увидев несколько экипажей, остановившихся у подъезда "таинственного особняка", я решил играть ва-банк… беспроигрышный. Остальное ты знаешь.
ПОЦЕЛУЙ БРОНЗОВОЙ ДЕВЫ (Тайны Варшавскихиезуитов)
БУРНАЯ ИСПОВЕДЬ
- Скромный служитель алтаря приветствует, Вас, сын мой. Исповедь - великое дело, - ласково проговорил тучный, упитанный настоятель-ксендз N-го варшавского костела, когда перед ним - за исповедальными ширмами - предстала высокая, стройная фигура молодого красавца-графа Болеслава Ржевусского, сына местного магната. - Облегчите свою душу чистосердечным покаянием.
- Я прихожу к вам, отец мой, в последний раз… несколько неуверенно начал молодой граф…
- Почему в последний раз?
- Потому что я люблю и скоро собираюсь жениться.
- Но разве женатые не исповедуются, сын мой? - удивленно вырвалось у служителя католической церкви.
- Вы не дали мне докончить. Я люблю русскую, я собираюсь жениться на православной.
Лицо ксендза как-то сразу потемнело и сделалось угрюмо-суровым.
- Что ж, - усмехнулся он. - Таких случаев, к прискорбию, немало… Это дело вкуса и известного влечения. Но, конечно, вы сами будете пребывать в лоне святой католической церкви?
Молодой граф отрицательно покачал головой.
- Нет, - твердо произнес он.
- Как?! Вы…
Ксендз-исповедник даже отшатнулся от молодого человека.
- Я перехожу в православие. Родители моей невесты ставят непременным условием нашего брака мой переход из католичества в православие.
- И вы? - сурово, гневно спросил один из верных слуг Ордена Игнатия Лойолы.
- И я принял это условие.
Какие-то хриплые звуки вырвались из груди духовника-иезуита.
- Я… я не верю своим ушам… Я не хочу, не могу этому верить, вы шутите…
- На исповеди не шутят, отец мой, - серьезно ответил молодой граф.
- Вы, вы - единственный отпрыск высокочтимого рода Ржевусских, самых пламенных и верующих католиков, переходите в иную, чужую веру?!
- Чужая вера? Что это за странное определение, отец мой? Разве Бог - не один и тот же? Разве есть специально православный Христос и специально католический Христос?
- Не смешивайте Господа с церквью! - гневно прошептал исповедник.
- Я, вот именно и не смешиваю, это делаете вы, разделившие Христа на разные алтари разных церквей, - в тон ему ответил взволнованно граф.
- Берегитесь! Вы богохульствуете. - Глаза фанатика-ксендза загорелись огнем бешенства.
- Я? Вы ошибаетесь. Если бы я переходил в магометанство, в иудейство - я мог бы понять взрыв вашего негодования, вашей духовной скорби. Но я перехожу в ту веру, которая высоко чтит Бога - Христа. Что же это вас так устрашает, отец мой?
- Вы переходите в веру тех, которые являются врагами вашего народа, ваших отцов, матерей, сестер и братьев.
- Позвольте, отец мой, вы затрагиваете уже ту область, которая менее всего может касаться вопроса веры, религии: вы переходите на политику. Но разве это уместно здесь, в храме, на исповеди, перед святым Распятием? Или католическое духовенство отлично совмещает в себе служение политическим интригам со служением Богу?
Лицо ксендза стало багрово-красным.
- Еще раз повторяю вам: берегитесь! Вы начинаете издеваться над священнослужителями католической церкви. Вы с ума сошли! О, я узнаю в этом проклятое влияние православных изуверов… Сколько вы получили наставление от их попов?..
- Мне стыдно за вас, отец мой, - отчеканил молодой граф. - Вы - слуга Милосердного Бога, - позволяете себе предавать проклятию в святом месте таких же правоверных христиан, таких же христианских священнослужителей, как и вы сами.
О, подлый орден Игнатия Лойолы живуч! Вы, оптом и в розницу торгующие Богом, вы остаетесь верны проклятому, вовсе не христианскому, завету: "Цель оправдывает средства". И вы, славшие людей на костер ad majorem Dei gloriam (для вящей славы Бога), действительно, не брезгуете никакими средствами. Я - не ребенок, отец мой… Мне отлично известны проделки католического духовенства, менее всего думающего о догмах христианского Евангелия. Прощайте. Я ухожу отсюда примиренным с Богом, но не с вами.
И, поклонившись, граф повернулся, чтобы выйти из исповедальни.
Секунду - ксендз-исповедник стоял пораженный, словно оглушенный… Потом он вздрогнул и резко крикнул:
- Стойте, граф! Я вас предупреждаю, что сегодня же я сообщу об этом вашему отцу. Посмотрим, как он отнесется к вашему ренегатству.
- Вы сообщите? Но разве духовник имеет право рассказывать кому бы то ни было о том, что ему говорилось на духу?
- Для спасения погибающей души… для торжества церкви, - залепетал ксендз-иезуит.
Молодой граф рассмеялся.
- Ну, разве я не прав, когда только что сказал, что у вас "цель оправдывает средства"? Вы, вот, готовы быть клятвопреступником, дабы выслужиться перед вашим Орденом, а заодно… и перед знатным, богатым магнатом. Salvete, padre!
- Погодите… стойте! - исступленно схватил за руку графа верный прислужник католической церкви. - Я умоляю вас именем Бога отказаться от вашего безумного решения!
- Нет! - резко ответил Ржевусский.
- Но вы забываете одно, что Бог иногда очень сурово карает вероотступников. Знаете ли вы это, безумец? - свистящим шепотом пронеслось по исповедальне вопрос фанатика-ксендза.
Глаза его сверкали. Что-то молчаливо угрожающее было видно в этом сверкании, было слышно в этом шепоте.
- А-а, - отшатнулся от него молодой граф. - Я вас понимаю, святой отец: вы грозите мне местью не Бога, а местью Его служителей? Что ж, я и этого не боюсь… Работайте, старайтесь, но не забывайте, что теперь - не средние века, что ужасы святой Инквизиции отошли в область мрачных, отвратительных преданий. Прощайте!..