"СПАСИТЕ ГРАФА!"
Перед Путилиным в его служебном кабинете сидел посетитель с дорожной сумкой через плечо. Это был красивый, моложавый старик, очень симпатичный, с манерами старого барина былых годов.
- Сколько же прошло уже дней, как исчез молодой граф, господин Ракитин? - спросил посетителя Путилин.
- Около недели.
- А почему вы полагаете, что он исчез?
- Потому что никогда не бывало, чтобы он не являлся так долго к нам. В последнее время, когда он попросил у меня руки моей единственной дочери и сделался ее женихом, он призжал к нам ежедневно.
- Скажите, пожалуйста, господин Ракитин, а в замке графа Ржевусского, его отца, вы не узнавали о молодом человеке?
- Нет, господин Путилин. Вот уже несколько месяцев, что мы прекратили знакомство домами.
- Для пользы дела мне необходимо знать причину этого разрыва.
- О, это не составляет ни тайны, ни секрета… Причиной окончательного разрыва послужил резкий спор о России и Королевстве Польском. Граф Сигизмунд Ржевусский, гордый, надменный магнат, высказал такую непримиримую ненависть ко всему русскому, что меня взорвало. Мы расстались врагами.
- Предполагаемый брак его сына с вашей дочерью, конечно, не мог встретить согласия и сочувствия старого графа?
- Безусловно. Я говорил об этом Болеславу, на что он ответил, что личное счастье ему дороже вздорных прихотей его отца.
- Вы не знаете, он имел все-таки объяснение по этому поводу с отцом?
Не знаю. До последнего дня нашего свидания он ничего не говорил об этом.
- Не можете ли вы рассказать мне что-нибудь о вашем последнем свидании с молодым графом?
- Он приехал к нам к обеду. Как и всегда был бесконечно нежен с моей дочуркой, но я заметил, что он находится в несколько приподнятом состоянии духа.
- Ого, он был взволнован? Вы не спрашивали его о причине?
- Он сам, со смехом, бросил вскользь, что его страшно разозлил духовник.
- По какому случаю он виделся с ним?
- Он отправился на исповедь. Затем, уезжая, он сказал мне, что ему хотелось бы ускорить свадьбу, обещал приехать на другой день, но - увы! - с тех пор мы его более не видели. Мы в отчаянии, дорогой господин Путилин. Горе моей девчурки не поддается описанию. Она все время твердит, что с ним, наверно, случилось, какое-нибудь несчастье. Откровенно говоря, у меня самого появляются тревожные мысли.
- Скажите, старый граф любит своего сына?
- Безусловно. Но, как однажды с горечью вырвалось у молодого человека, старый надменный магнат любит не его душу, не его сердце, а в нем - самого себя. Он, Болеслав, в глазах отца - единственный продолжатель "знаменитого" рода Ржевусских, он блестящий представитель, он тот, кем можно кичиться и гордиться в своем великолепном "гоноре". Если вы знакомы с поразительной спесью польских магнатов, с их фанатизмом, вам будет ясна и понятна любовь старого графа к своему сыну. И вот я решил обратиться к вам. Вы, только вы одни, господин Путилин, можете пролить свет на это загадочное исчезновение бедного молодого человека, которого я люблю, как родного сына. Спасите его!
Путилин сидел в глубокой задумчивости. Какая-то тревожная мысль пробегала по его симпатичному, характерному лицу.
- Неправда ли, ваше превосходительство, вы не откажете нам с дочуркой в этой горячей просьбе?
Путилин поднял голову.
- Я нахожусь в очень щекотливом положении, господин Ракитин: вмешиваться официально в это дело мне не только неудобно, но я даже не имею права. У меня нет никаких данных для подобного вмешательства, во-первых, заявление об исчезновении молодого графа должно исходить от отца, а не от частного лица, каким в данном случае являетесь вы, а во-вторых… в Варшаве имеется своя сыскная полиция.
- Значит, вы отказываетесь? - с отчаянием в голосе воскликнул старый барин.
Путилин опять задумался.
- Ну, ладно, хорошо. Я попытаюсь. Ваше дело меня очень заинтересовало.
- Слава Богу! Как мне благодарить вас, - рванулся Ракитин к Путилину.
ПУТИЛИН В ВАРШАВЕ. В ЗАМКЕ СТАРОГО МАГНАТА
Всю дорогу до Варшавы мы ехали в отдельном купе первого класса, Путилин не спал.
Он был окружен целым рядом толстых фолиантов.
- "Pater noster! Qui es in Coelum", "Credo in aeternam vitam"… - бормотал великий, благороднейший сыщик.
- Что это, Иван Дмитриевич, никак ты - на старости лет - за изучение латыни принялся? - спросил я в сильном изумлении.
- Спи, спи доктор! - невозмутимо отвечал он.
Вот и гордая, пышная столица бывшего Польского Королевства. Мы прихали в Варшаву в те достопамятные дни, когда она глухо волновалась.
В роскошном номере Центрального отеля, где мы остановились, Путилин принялся спешно переодеваться.
Он облачился в безукоризненный длинный черный сюртук, одел крупный орден.
- Что значит этот парад, Иван Дмитриевич? - спросил я не без удивления.
- Я еду сейчас с визитом.
Это был настоящий дворец, замок графа Сигизмунда Ржевусского.
Немудрено, что за такими стенами аристократы Речи Посполитой чувствовали себя маленькими царьками.
В великолепной - с белыми колоннами - зале граф Ржевусский заставил очень долго ожидать себя Путилина, пославшего ему свою визитную карточку.
Наконец, послышались шаги, в зал вошел старый магнат. Не подавая руки, слегка лишь наклонив свою полуседую, гордую голову, он холодно спросил:
- Чему обязан видеть у себя пана… пана… Путилина! - Он поднес визитную карточку Путилина к самому своему носу, обидно небрежно вчитываясь в то, что на ней написано.
- Сейчас я буду иметь удовольствие объяснить пану… пану Ржевусскому цель моего визита, - ответил ему в тон "пан" Путилин.
Это простое "пана Ржевусского" вместо "пана-графа", по-видимому, было для старого магната равносильно удару хлыста. Огоньки гнева вспыхнули в его глазах. Голова надменно откинулась назад.
- Я не знаю "пана Ржевусского", я знаю графа Ржевусского, - резко проговорил он с сильным акцентом.
- Равно как я не знаю "пана Путилина", а знаю его превосходительство Путилина, начальника петербургской сыскной полиции, - насмешливо ответил ему Путилин.
- Попрошу вас ближе к цели. Что вам угодно?
- Прежде всего сесть. Не знаю, как принято в Варшаве, но у нас, в Петербурге, я это любезно предоставляю каждому из моих посетителей-гостей.
Магнат побагровел от неловкости и гнева.
- Прошу вас, - сделал он величественный жест рукой, точно феодальный герцог, принимающий своего ленного вассала.
- Изволите ли видеть, граф, возвращаясь из-за границы и очутившись в Варшаве, я случайно узнал об исчезновении вашего сына, молодого графа Болеслава Ржевусского, - начал Путилин, не сводя пристального взгляда с лица старого магната.
- Случайно? Должен сознаться, что случайность играет большую роль в вашей профессии, - саркастически прервал его граф.
- Вы правы: в деле раскрытия массы преступлений и поимки многих негодяев случай - могущественный пособник правосудию.
- Ну-с?
- Узнав об этом, я решил проверить справедливость этих слухов и с этой целью явился к вам.
- Прошу извинить меня, но… для чего?
- Для того, чтобы предложить вам свои услуги, если эти слухи справедливы.
Путилин чувствовал на своем лице острый, пронизывающий взгляд надменного магната.
- Могу я узнать, ваше превосходительство, откуда до вас донесся слух об исчезновении моего сына, графа Болеслава Ржевусского.
- Случайно, в зале первого класса вокзала до меня долетели обрывки разговора компании молодых людей, принадлежащих, по-видимому, к лучшему обществу Варшавы.
- Прошу извинить пана… pardon! генерала, но мне было бы любопытно узнать, отчего вы так заинтересованы участью пропавшего, как вы говорите, графа - моего сына.
- Если вам угодно, я скажу вам совершенно откровенно. Еще совсем недавно судьба помогла мне спасти от смертельной опасности исчезнувшего таинственным образом сына петербургского миллионера-купца Вахрушинского.
- Я знаю этот блестящий ваш розыск, - почему-то очень взволнованно проговорил старый граф.
- Тем лучше. Так вот, услышав об исчезновении вашего сына, у меня мелькнула мысль: а что, если и в данном случае, мы имеем дело с каким-нибудь тайным преступлением? Я поспешил приехать к вам, граф, и признаюсь, ожидал с вашей стороны более любезного и сердечного приема. Прошу вас не забывать, что я действую совершенно бескорыстно.
Старый магнат взволнованно поднялся с золоченого кресла и нервно стал ходить по залу.
Видимо, какая-то упорная, глухая борьба происходила в душе этого гордого, надменного человека. Моментами он останавливался, словно хотел подойти и что-то сказать своему непрошеному гостю, но то, что боролось в нем, противилось этому.
Путилин сидел бесстрастно спокойный, скрестив руки на груди.
Вдруг старый граф круто остановился перед Путилиным и хрипло произнес:
- Да, мой сын, мой единственный сын, действительно, исчез бесследно вот уже девять дней…
- И вы не тревожитесь этим исчезновением, граф?
Горький смех, в котором зазвенели сарказм, гнев, обида, тревога, пронесся по роскошной зале замка старого магната.
- А, будь вы, кто хотите: пан-генерал, черт или святой, а я вам скажу, что я не тревожусь особенно потому, что я знаю, где находится мой сын!
Граф хрустнул пальцами.
- Вы… вы знаете, где находится ваш сын? - в сильнейшем изумлении даже привстал Путилин.
- Да. Лучше, чем кто либо, лучше, чем сыскная полиция всего мира.
- Вы простите меня граф, но - ради Бога! - почему же вы не пытаетесь отыскать его, вызволить из того плена, куда он попал по неосторожности или по неосмотрительности? Еще раз повторяю: мои, может быть, непрошенно-нескромные вопросы продиктованы только чувством искреннего желания помочь вашей беде.
- Га! - бурно вырвалось у старого Ржевусского. - Выспрашиваете: почему я не делаю попытки спасти моего сына, мою гордость, мою единственную утеху в жизни. Извольте, я вам скажу тоже откровенно: потому, что это бесполезно, потому что этого плена сам желал и добивался мой сын.
- Я вас не понимаю, граф, - искренно вырвалось у Путилина.
Жилы напружились на шее и висках старого магната.
- Его сгубила проклятая любовь! - исступленно вырвалось у него. Исчезновение Болеслава - дело рук проклятых Ракитиных. Это они, папаша с дочкой, спрятали моего сына, чтобы скорее состряпать свадьбу.
- Что?! - переспросил Путилин. Он провел рукой по лбу, словно стараясь привести свои мысли в порядок.
Граф Ржевусский с удивлением поглядел на него.
- Что с вами?
- Вы… вы даете мне честное, благородное слово графа Ржевусского, что все, что вы сказали сейчас - святая правда?..
- Я никогда не лгал! - гордо ответил один из варшавских феодалов.
- В таком случае… я боюсь, что ваш сын, действительно, или уже погиб, или на краю гибели.
- Во имя Пречистой Девы, что означают ваши слова?! Вы что-нибудь знаете?
Как изменилось это холодное, надменное лицо! Сколько чисто отцовской любви и страха засветилось в глазах!..
- Знаю. Слушайте, граф.
И Путилин, шаг за шагом, начал рассказывать ошеломленному графу о приезде Ракитина, о том, как этот человек умолял его спасти молодого человека.
Лицо графа было смертельно бледно. Пот проступил на его лбу.
- Это… это - правда? - с трудом пробормотал он, дослушав рассказ великого добровольного сыщика.
- Правда, граф.
Маленький золоченый столик, на который опирался магнат, упал на блестящий паркет зала.
- Так… так где же мой сын, ваше превосходительство? - с ужасом прошептал он.
- Вот для того, чтобы узнать это, я и приехал к вам в Варшаву. Как видите, ваше сиятельство, моя профессия не всегда заслуживает такого обидно-пренебрежительного отношения, каким вы одарили ее.
Граф взволнованно подошел к Путилину.
- Простите меня. Вы, как умный человек, отлично поймете те чувства, которые обуревали мной. Я - против этого брака. Кто может осудить меня за это? Разве каждый отец не относится любовно-ревниво к своему детищу?
- Простите, граф, теперь нам некогда говорить об этом. Надо спасать вашего сына.
- Да, да! - рванулся польский магнат к своему врагу-начальнику русской сыскной полиции. - Теперь и я вас умоляю, спасите Болеслава!
- Я весь к вашим услугам. Угодно вам переехать из гостиницы в мой замок? Распоряжайтесь, как вам угодно.
- Благодарю вас, но как раз этого не надо делать. Если вам угодно, чтобы я спас вашего сына - если это только не поздно - я вас попрошу держать мой приезд в Варшаву в полной тайне. Я буду являться к вам, когда мне потребуется. Мой пароль - "Рго Christo morior" - "умираю за Христа".
Путилин, сопровождаемый графом, направился к двери. В ту секунду, когда он взялся за дверную ручку, послышался голос:
- Libertas, serenissime?
- Amen! - ответил граф. - Аминь!
Быстрее молнии Путилин прикрыл рукой свой орден и, когда отворилась дверь и на пороге ее показалась фигура толстого, упитанного патера-ксендза, громко, по-польски обратился к магнату:
- Имею высокое счастье откланяться вашему ясновельможному сиятельству…
ТАЙНЫЙ ТРИБУНАЛ СВ. ОТЦОВ. СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР
Низкая, сырая комната со сводчатым потолком тонула в полумраке. В этой тьме скрывались очертания каких-то странных, непонятных предметов: высокой лестницы, жерновов, жаровень, колодок.
Чем-то безконечно унылым, страшным веяло от всей обстановки этого непонятного помещения.
Колеблющийся свет длинных толстых свечей, вставленных в высокие подсвечники-канделябры, бросал багровые блики на каменные стены, на сводчатый потолок, с которого порой сбегали капли воды и падали со стуком на плиты комнаты.
За длинным столом, на котором горели эти странные свечи, сидели семь человек, все с характерными лицами католических служителей церкви - иезуитов, в обычных рясах-сутанах.
- Итак, - начал сидящий по середине стола высокий худощавый человек в фиолетовой сутане с резко очерченным лицом, к которому особенно почтительно относились все иные присутствующие. - Нам предстоит, святые отцы, сегодня постановить окончательный приговор по делу молодого безумца.
- Так, ваша эминенция, - послышался почтительный ответ заседающих.
- Вы, конечно, все осведомлены о причине нашего конклава в этом печальном, но необходимом для пользысвятой церкви месте? Вам известно, со слов тайного донесения достопочтенного духовника графов Ржевусских, о преступлении молодого графа? Да? Bene. Теперь, стало быть, мы можем перейти ad consultationem. На совещание я ставлю два вопроса: виновен ли безумец в преступлении ad ferendam, то есть в таком, которое он собирается совершить, и, если виновен, то какое наказание он за это должен понести. Ваши аргументы, святые отцы?
- Виновен… Виновен… Виновен, - раздались голоса.
- Более мотированно? - отдал приказ его эминенция.
- Переход в лоно проклятой православной церкви… Поношение святой католической; издевательства и насмешки над нами, скромными ее служителями. Это - maxima culpa, это - измена Христу.
- И, взвесив все это, какое наказание?
Минуту в комнате со сводчатым потолком царило молчание.
- Mors… Смерть! - погребальным эхом пронеслось по помещению, где заседал тайный трибунал святых отцов.
- Sic. Так. Но все это было contra… "против" обвиняемого. Не найдется ли голос и pro, "за" него?
- Прошу благословения святых отцов во главе с вами, ваша эминенция, но я думал бы, это наказание не соответствует преступлению, которое юноша собирается совершить.
- Как?! - в один голос воскликнули заседающие.
- Виноват, я не так формулировал мою мысль, - смутился престарелый служитель католического Христа. - Я хотел сказать, что тут - juventas… молодость… Любовь… легкомыслие… кроме того, ради высокочтимого графа Сигизмунда Ржевусского нам бы следовало пощадить жизнь его единственного сына… Он оказывал столько услуг нашей святой церкви…
- Ваши ответы? - обратился к святым отцам его эминенция.
- Отдавая должное любвеобильному сердцу моего сослужителя во Христе, я считаю, однако, необходимым резко разойтись с ним во мнениях, и вот по каким причинам. - Послышался елейно сладкий голос доносчика-предателя, исповедника Н-го костела. - Во первых, primo: в то политически смутное время, которое мы переживаем, нам нужны верные католики, а не перебежчики-ренегаты. Если сегодня ради прекрасных глаз "москальки" обвиняемый готов переменить религиозную веру, то… поручитесь ли вы, святые отцы, что назавтра, ради еще более прекрасной наружности новой еретички, он не променяет и свою политическую веру, свое народное credo? Где же наш политический патриотизм?
- Верно… Верно, - прокатилось под мрачными сводами.
- Я продолжаю, secundo, во-вторых: допустим, юноша раскается… Ужас объял его душу… Он будет просить о помиловании. Но… Откуда мы его выпустим? Это вы приняли в соображение? Разве это наше тайное прибежище под рекой Вислой, где мы укрепляем веру и тайно собираемся для важнейших решений, уже не должно составлять величайшего секрета для наших врагов? А если выпущенный безумец - граф предаст нас?.. В таком случае для чего же было изобретать название "Unum est hoc iter ad mortem…".
- Верно… Верно! Смерть, смерть! - послышались теперь уже возбужденные голоса.
- Но какая?
- Я полагал бы… мы думали бы… Поцелуй Бронзовой Девы!
Тот, кто заступился за обвиняемого, в ужасе закрыл лицо руками.
- Это - чересчур жестоко, - еле слышно вылетало из-под капюшона.
- Приведите сюда обвиняемого! - бесстрастно отдал приказ старший из судей - духовных лиц.
Прошло несколько минут. Где-то послышался резкий скрип двери, раздались гулкие шаги по каменным плитам коридора, дверь в судилище распахнулась и на пороге вырисовалась высокая стройная фигура молодого человека.
- Потрудитесь приблизиться к столу, граф Болеслав Ржевусский! - сурово проговорил иезуит в фиолетовой рясе.
Голова молодого человека гордо откинулась назад. В глазах засверкало бешенство. Он сделал несколько шагов по направлению к своим неведомым судьям и резко спросил:
- Кто вы? На каком основании и по какому праву вы смеете мне приказывать? Честное слово, я начинаю думать, что имею дело с бандой каких-то негодяев.
- Вы слышите? - прошептал настоятель Н-го костела.
- Меня обманным образом - по подложной записке - залучают в пустынное место, хватают, везут и, точно преступника, заключают в каземат какого-то проклятого подземелья. Что вам надо от меня? Что должна означать вся эта подлая комедия? Если вам угодно денег, выкупа, - извольте. Я вам их дам, подавитесь проклятым золотом, но потрудитесь немедленно меня выпустить на свободу!